Так мы и стояли

Мы стояли на заливающейся водой остановке практически в кромешной темноте. Я — высокий парень в черном длинном пальто и опрометчиво надетых белых кроссовках. Он — не менее высокий статный мужчина в сером пальто, в одной руке держащий набитый дипломат, а в другой — большой черный зонт. Мы стояли по разные стороны мокрой лавочки, позади которой торчал обиженный жизнью знак остановки. От него с громким, неприятным стуком отскакивали крупные капли дождя. Ветер нещадно задувал нам под пальто, заставляя меня тесниться в сторону мужчины. Я посмотрел на него, через секунду ловя его ответный взгляд. Это странно смутило меня, и я спешно отвернулся, подставляя незащищенное лицо под больно бьющие осадки. Что-то темное накрыло мою голову сверху, заставляя вздрогнуть. Я почувствовал чужое плечо, задевающее мое. Клубы пара вырывались из наших ртов, но никто не проронил ни слова. Так мы и стояли, упершись плечами друг в друга. Я испытывал благодарность. Подошел автобус, и мужчина сделал шаг вперед, заставляя меня машинально податься за ним. Он обернулся, улыбнувшись, и я невольно еще раз мазнул глазами по его лицу. Наши взгляды пересеклись, впиваясь друг в друга, но он тут же разорвал нарастающее напряжение, наступая на нижнюю ступеньку автобуса и спешно закрывая зонт. Мутные стекла не отражали его глаз, но отчего-то я чувствовал, что они были направлены на меня. Я отвернулся, опуская все лицо к земле. И остался стоять, один, промокая под слезами природы. Поймал себя на мысли, что мое настроение в мгновение упало, развернулся на пятках, и большими быстрыми шагами пошел в сторону дома. Мы снова стояли на остановке. Солнце приятно пригревало обветренную кожу. Он — все в том же пальто, все с тем же дипломатом, но уже без зонта. Я — в массивной куртке, черных берцах, куря одну из беспризорных сигарет, забытых прошлой осенью в кармане. Мы стояли неподвижно, впечатывая в сознание картинку перед собой. Лавочка была пуста, знак за ней постепенно выцветал. Мимо нашего пустыря, курсируя по кругу проехала старая тачка, из которой с ужасным скрежетом вылетали обрывки плохой музыки. Я поймал его взгляд, но тут же отвернулся. Мое настроение близилось к отметке «обиженно-плохое», и почувствовав это, я удивился. Заставил себя самого повернуться на него — и столкнулся с его взглядом — изучающим, хитрым, игривым. Смущает. Так мы и стояли на остановке, пока я не плюнул на никак не приходящий автобус, почесал растрепанную голову и побрел в сторону дома. Опять. По какому-то наитию я чувствовал, что он провожает меня глазами, наверное, улыбаясь. Черт, спустя неделю, под свинцовым низким небом — мы снова стояли на том же месте. Он — в черных джинсах и куртке. Я — в костюме и пальто. Сегодня я защищаю одну из работ в университете. Как только я подошел к остановке, начал выискивать его взгляд. Я не собирался уступать ему в этой игре, подцепив удивленно направленные на меня глаза, я обернулся вокруг своей оси, демонстрируя прикид. Он хмыкнул, поспешно отворачиваясь. Сегодня мне никак нельзя было уходить, нужно было дождаться транспорта. Время сыпалось песком, музыка в наушниках сменялась бесконечным потоком, а автобуса — не было. Я надеялся под его удивленный взгляд быстро заскочить в транспорт и унестись, оставив смотреть мне вслед. Но вместо этого я с громким вздохом сел на обшарпанную лавочку. Так мы и оставались — я сидел, подпирая внутренней стороной ладони лоб, уперев локоть в колено, он стоял неподвижно, лишь изредка поглядывая в мою сторону. Подошел его автобус, и, прежде чем зайти в него, я почувствовал легкое похлопывание по плечу и слово «удачи», уносящееся вместе с ветром куда-то мимо. Он нарушил этот кодекс, этот обет молчания. Плечо горело в месте прикосновения, а мое настроение упало до отметки «ужасно». Я был ему странно благодарен. Я стоял, перекатывая на языке таблетку от боли в горле. Погода располагала к прогулке, но я настойчиво оставался на месте, нервно стуча ногой. Он подошел тихо, тенью скользнув мимо лавочки, и, не отходя далеко, остановился. Мои опухшие из-за забитых слезных протоков глаза резко метнулись в его сторону прежде, чем я успел остановить их. Мы стояли. Я — закутанный не по погоде, болеющий парень. Он — солидно одетый взрослый мужчина. Я смотрел на него прямо, неотрывно. А он… он смотрел куда-то вперед, совершенно не обращая на меня своего внимания. Волна возбужденного негодования поднялась во мне, и я, наверное, под действием не спадающей температуры, сделал шаг в его сторону. Один. Приставной. И отвел взгляд. Так мы и стояли — он, неприступной башней, я — волнующейся на ветру осинкой. Остановка пустовала. Я вздрогнул, плечом почувствовав чужое плечо, едва задевающее мое. Я повернул голову прямо перед собой, боясь, что столкнусь с ним лицами, если развернусь к нему. Так мы и стояли… Весна близилась к концу, я стоял на остановке. Мне никуда было не нужно. Но я стоял, не уверенный в том, что собирался сделать. Я оглядывал остановку через плечо каждые пять секунд, моя шея начала ныть от неправильной растяжки. Я стоял — в домашней толстовке, трениках и старых кроссовках. Я ждал и признавал это. Я знал, чего ждал. Его — галантного, солидного взрослого мужчину с испытывающим меня взглядом. Прошел час, так я и стоял. Я не приходил на остановку месяц. Я забыл, казалось, о том мужчине. Мне больше не нужно было ездить на учебу. Но сегодня я сидел там, на старой лавке, смакуя выкраденную из сестринской пачки сигарету. Тонкую, как и мое терпение. Я закрыл глаза, поддаваясь пьяняще-усыпляющему палящему солнцу. Сквозь закрытые веки я почувствовал, как его что-то загородило. Надо мной стоял Он — в шортах и футболке, совсем не такой галантный. Так мы и замерли: он, стоящий надо мной, будто только вставший с кровати, и я — мечтательный идиот, непонятно чего ждавший. Он потрепал меня по голове, хмыкнул и пошел прочь от остановки, будто закончив какое-то дело. Я оглядел пустую остановку и пошел за ним. Так мы и шли. Он — на два шага опережая меня, я — семенящий ногами за неизвестным мне мужчиной в палящий июньский день. Мы шли сквозь знакомые дворы, и он иногда поглядывал на меня из-за плеча. Я шел, приклеившись взглядом к его спине — широкой и типично мужской, с легкой сутулостью рутины в плечах. Так мы и двигались, пока он не остановился у моего подъезда, кивая в сторону двери. Он хотел меня сплавить. Проводил, джентльмен какой. Я закурил остававшуюся за ухом сигарету и сел на подъездную лавку, с вызовом смотря ему в глаза. Он встретил этот жест улыбкой, сел рядом и молча смотрел вперед, на неухоженную подъездную клумбу. Так мы и сидели. Я чувствовал, как громко и гулко в груди бьется сердце. Я жаждал разговора, но не собирался начинать его первым. Мы сидели: я — закинув одну ногу на другую, потряхивая нервно шлепком в воздухе, шумно затягиваясь. Он — сидя с ровной спиной, широко расставив ноги, буравя взглядом пейзаж перед глазами. Я совершенно расслабился. Вдруг он положил свою руку мне на закинутое колено, но тут же убрал ее, оставляя меня на растерзание заведенному с новой силой сердцу. Я уставился на него, встал, кинув бычок в мусорку, и пошел в подъезд. Так мы и расстались. Я не хотел больше приходить на остановку, специально проходя лишние пол километра до следующей. Я не хотел видеть его, потому что я не знал, что мне было нужно. Я стоял, так и стоял, но уже на другой остановке. Я стоял — высокий парень с испуганным взглядом, пустившим на волю свои мысли, которые терновым венком оцепили голову, не давая и секунды на передышку. Так я и стоял, мне казалось, один. Но вокруг роились люди — влажные от летней духоты, громкие по своей натуре, слишком яркие для моего взгляда. Так я и ушел к своей привычной пустой остановке. Он стоял — в черных джинсах, белой льняной рубашке и с невероятно уверенным взглядом. Стоял, будто не ждал автобуса, а задавался целью просто стоять. Я подошел вплотную и тоже встал, прижимаясь своим плечом к его плечу. Его рука нащупала мою кисть и передала мне записку. Я опустил взгляд, но не смог прочитать ничего — слезы капали из моих глаз, падая на аккуратно выведенные знаки. Мои плечи вздымались под палящим летним солнцем, я чувствовал его руку, блуждающую по моей спине. Так мы и стояли. Его не было на остановке ни на следующий день, ни через день. В кармане моих штанов покоилась записка, которую я так и не решился прочитать. Я проходил мимо нашего негласного места встречи, не задерживаясь там, не решаясь предоставить судьбе еще один шанс. Я сидел у подъезда, нервно теребя штаны на коленке и думал, как долго мы бы просто смотрели друг на друга, если бы он не перешел черту. Я опустил руки на колени и вложил лицо в ладони. Странное чувство сковывало мою грудную клетку, не давая сделать глубокий вдох. Что-то внутри меня отчаянно кричало о том, что нужно посмотреть, что же было написано на белом помятом листочке. Смеркалось. Не видя дороги, я брел к остановке, надеясь получить там ответ на терзающий меня вопрос. Я сел на лавочку и достал листок. Цифры, аккуратно выведенные гелиевой ручкой, смазались из-за моих слез. Я не знал, как поступить. Я отчаянно хотел набрать номер, но не знал, что мне сказать. Капли мелкого шального дождя сорвались мне на макушку, остужая разгоряченную голову. Я достал телефон, уверенно набирая цифру за цифрой. Вызов. Гудки. Рядом раздалась трель, достаточно громкая чтобы понять, что источник мелодии был недалеко. Я обернулся — он. Он — в джинсовой кепке, полу расстёгнутой рубашке и широких светлых штанах — стоял и улыбался, принимая гудок. «Слушаю». Мягкий бархат его низкого баритона опалил ухо, заставляя поежиться. «Да, это я». Я не знал, что сказать, я хотел податься в его сторону, но он опередил меня, бесшумно опустившись на лавочку рядом. «И что теперь делать?», — сказал я, мелко трясясь. Его рука потеребила мою шевелюру, опускаясь на плечо. «Пойдем». Так мы и шли. Я — на пару шагов отставая от его крепкой спины, он — быстрыми шагами огибая дом и спеша к нужному подъезду. Я не знал ни его имени, ни сколько ему лет, ни то, чем он занимается. Я лишь слепо вверял себя ему, почему-то убежденный, что он не причинит мне вреда. Когда мы уперлись лицами в дверь подъезда я остановил его, выставив вперед руку. «Паша», — я протянул ему руку. «Неважно», — он пожал ее, искренне улыбаясь. «Как тебя зовут?», — я устало выдохнул, выпуская наружу все эмоции, сковывающие легкие. Я не давал ему пройти, я не заходим сам. Так мы и стояли — молча и внимательно всматриваясь друг в друга. «Мирослав», — он пожал плечами, смахивая с двери мою руку. На секунду мне показалось, что он соврал. У меня не было оснований думать, что это ложь так же, как и не было смысла слепо верить этому. Лифт на 19 этаж — долгая дорога, за которую можно успеть лишиться жизни. Мы стояли в пустом лифте, тесно прижимаясь плечами друг к другу, и я остро ощутил его запах — дорогой парфюм смешался с запахом его тела. Пахло терпко и пряно, душно, но приятно. Меня передернуло, а легкое возбуждение стало подниматься от паха, подавая мозгу ложные сигналы. Я шумно дышал, пытаясь прийти в чувство — вся эта авантюра одновременно лишила меня сил и придала азарта. Он накрыл мою руку своей и потянул в бок, заставляя заглянуть в зеркало. «Посмотри на себя», — его шепот обжег ухо. Зеркало различало две фигуры: красивого статного мужчину с правильными чертами лица и темными заведенными глазами, держащего рукой за подборок юношу. Я же выглядел так, словно напился: мои зрачки заполнили всю светлую радужку глаз, щеки заметно покраснели, рот приоткрылся. Мне было стыдно. Я закрыл глаза. Я знал, чего хотел. Я надеялся. Две двери: на клетку и в квартиру и нас обдало приятной прохладой. Дорого выглядящее жилье в белых тонах. Минимум вещей и предметов мебели. «Разувайся», — командным голосом. Мы прошли в гостевую, я сел на диван и расслабился: все помещение занимал его запах, проникал в каждый уголок квартиры, напоминая, кто обитатель этого жилища. Перед моим лицом оказался стакан с болтающимся на дне алкоголем, переливающимся среди двух темных камней — охлаждающих напиток. Я принял его и глотнул обжигающую жидкость. На меня в упор смотрели темные глаза, я снова стал нервничать. «Что дальше?», — мой голос покинул меня, оставляя лишь глухой хрип. «Сам не знаю». Ответом я был поражен. Так мы и сидели. Он — упоительно красивый взрослый мужчина, давящий на меня взглядом. Я — понурив голову, устало прикрыл глаза. Время не текло, оно ползло, отзываясь в настенных часах шумно тикающими стрелками. Я почувствовал резкое опьянение и выпалил: «Можем, конечно, пойти и потрахаться… я пока что не понимаю, что я здесь делаю», — меня перехватили рукой прямо за лицо, усмехнувшись в рот. «Фу, как грубо звучит слово трахаться, я просто хочу сделать тебе приятно», — вместе с этими словами от поцеловал меня, настойчиво раскрывая мои губы своим языком и отпуская держащую меня руку. Оторвавшись от него, я ясно почувствовал тяжесть чужого тела, почувствовал, как слабеют мои руки, как знакомая волна напряжения теснится в штанах. Он медленно покрывал мою шею поцелуями, одновременно руками задирая мою рубашку. Оторвался на секунду — глотнул из моего стакана терпкого виски и впился в мой рот, отдавая плавящую жидкость мне. Я поддался, позволяя нескольким каплям струйками стечь мне на челюсть и быть подхваченными его языком. Все смешалось в быстрое кружение двух тел, которые резко обнажали друг друга, пробуя, испытывая, словно дрались. Он заставил меня прогнуться и долго мучил, лаская там, где я не мог вообразить. Мы были вихрем, поднявшимся на том диване, смерчем, сметающим все и всех. Я цеплялся за него, будто он спасал меня из ущелья. Я хотел оставить на нем такие же отметины, какие он позволял себе оставлять на мне. Сильное тело переливалось напряженными мышцами, хватая, разрывая меня на куски. /// Мальчишка плавился, пытаясь пальцами проткнуть мою кожу, до боли сжимая мои предплечья, плечи, спину. Я жадно испытывал его, кусая, сжимая, хотел посмотреть, как много может выдержать это юное тело. Мы кружились в танце, название которому — страсть. Выход — его дыхание вкуса виски — я хотел насладиться им полностью. Я трогал его похабно и аккуратно, растягивая тело и терпение в придачу со своим. Я хотел, чтобы он запомнил меня, того, кто вскружил ему, юнцу, голову, поселив желание в сердце и в каждой частичке его тела. Я проходился пальцами по чувствительным местам, впиваясь зубами в светлую кожу у ключицы, резко перехватывал любое его движение, заставляя быть моей марионеткой. Я делал его своим, податливым, послушным, удобным. Я входил в него плавно, давая ему привыкнуть, заполняя его собою, а потом с силой гонящегося зверя вдавливал в диван, заставляя прогнуть спину, словно животное. /// Наше дыхание сплеталось в хриплые, протяжные стоны. Мы бились друг с другом отчаянно, словно ждали, кто первым выдохнется. Я метался под ним. Так мы и упали. Я — взмокший, голый, на совершенно чужом диване, чувствовавший приятно навалившуюся усталость и одновременно горечь прошедшего момента. Он — тяжелый, шумно дышащий, перебирая что-то затекшими руками где-то у меня за спиной. Непонятно, о чем думавший. Теплая ладонь прошлась по моим влажным волосам, легкий поцелуй коснулся плеча. Так мы и лежали. Молча. Совершенно не о чем было говорить. Я открыл глаза, медленно прислушиваясь к ощущениям. Оторвался от липшего ко мне тела. Обернулся — он — лежащий в неестественной позе, чтобы не задавить меня, мерно дышащий, красивый мужчина… Ми-ро-слав. Я впервые смог его рассмотреть. Широкие, довольно светлые брови, глаза, обрамленные густыми светлыми ресницами, прямой нос, четко выраженные скулы, приоткрытый рот с тонкими воспаленными губами, к которым липли непослушные мокрые пряди. Взрослый. Я плавно встал. Он сделал все правильно, поэтому боль я хоть и чувствовал, но тупую и мешавшую только при резких движениях. Жить можно. Прошелся по комнате — никаких фотографий, только широкая плазма на половину стены. Вышел в коридор, заглядывая за каждую дверь — спальня-кабинет, за поворотом — ванная и туалет, кухня. Я стоял. Совершенно озадаченный и ошарашенный. «А что теперь?» крутилось в моей голове. Мне нужно уйти? Мне нужно сделать вид, что мы не знакомы? Но мы и правда не знакомы. Я зашел в ванную, включил горячую воду и сел на еще холодный белый акрил. Меня била мелкая дрожь — мой верный спутник рядом с этим странным мужчиной. Слезы медленно покидали мои глаза, на перегонки сбегая вниз на подбородок. Я подтянул колени и понял, что совершенно не понимаю, что теперь делать. «Подвинься» — приказной тон заставил меня вздрогнуть. Он зашел в ванную, стянул надетые на голое тело шорты и сел позади меня в наполняющуюся горячей водой ванну. Меня все еще знобило, я лихорадочно придвинулся к крану, отдавая ему больше места, но руки с силой притянули меня назад, заставив облокотиться на грудь моего нового недо-знакомого. «Если хочешь что-то спросить — спроси», — устало сказал он. «Сколько тебе лет?», — в голову лезло множество вопросов, но я почему-то выпалил первое, что подсказывал мозг. «Тридцать шесть, а тебе?», — я чувствовал, как вода достигла живота, унося с теплой негой боль, отзывающуюся внизу спины. «Двадцать… один, почти» «Когда?» «Послезавтра» «Понятно», — со вздохом сказал он. Я не мог прочесть его эмоции, мне казалось, будто я виноват, будто я вынуждал его делать что-то, а он лишь устало соглашался со мной, как с ребенком. «Есть еще вопросы?» «Кем ты работаешь? Что мне теперь делать? Мы еще увидимся? Почему ты не подошел ко мне раньше? Что ты хочешь от меня?», — его низкий смех с хрипотцой оторвал меня от нескончаемого списка возникающих перед глазами вопросов — настолько я не знал, что теперь будет. «Ты чудной. Что это за допросы в ванной? Несерьезно. Я работаю в сфере рекламы. Управляю отделом в одной компании, но зачем тебе эта информация — совершенно не понимаю. Делай, что хочешь…», — меня больно кольнула последняя фраза, -«оставайся или возвращайся домой, я не стану тебя держать…», — он снова тяжело вздохнул. «…Я увидел тебя еще тогда, в проливной дождь. Моя машина сломалась, но в такую погоду было неразумно пытаться реабилитировать ее, поэтому я поехал на общественном. Я не знал, как к тебе подступиться, а после… раз за разом приходил, чтобы увидеться с тобой. Я знал, что ты будешь там. Увидимся? Думаю, да. Не подошел, потому что знал, что там все и кончится. Я хотел быть уверен, что ты сам для себя все решил. Что хочу… Не знаю, тебя?» Мы лежали в ванной, полной горячей приятной воды, но почему-то мне не было приятно совсем. Я чувствовал себя поломанным, мой мозг поделился на два лагеря — остаться с ним, медленно влюбиться — это неопределенное будущее пугало, или уйти, сказать «до свидания» и никогда больше не приходить на ту остановку. Убежать. Но я лежал, чувствовал лопатками его спокойный ритм сердца, переплетал наши пальцы. И был ему благодарен за что-то… Лето катилось к закату, сумерки сгоняли дневную духоту, принося на землю легкую прохладу. Мы стояли на остановке. Я — зажав в зубах сигарету, переминаясь с ноги на ногу и уперто смотря вперед на пустырь. Он — с прямой спиной в уверенной позе, в рубашке с длинными, закатанными по локоть рукавами, тоже неотрывно глядя перед собой. По земле прокатился волчком пущенный мною бычок, подкрадываясь к его ботинкам. Секунда. Взгляд. Я смотрел, впиваясь глазами в непроглядную тьму его зрачков, с вызовом. Он — редко моргая, спокойно, по-домашнему. На остановку прибежала компания ребят, занимая всю площадь. Мужчина подошел ко мне, цепляясь плечом за мое и незаметно для толпы сплетая наши пальцы. «Пойдем», — одними губами, так тихо, что расслышать практически невозможно. Киваю. Так мы и шли. Я — поравнявшись с ним, плечом к плечу, пытаясь попасть в ритм его шагов. Он — постоянно ускоряясь и тормозя, скидывая меня со скорости, легко улыбаясь. Я ничего не понимал. Я только чувствовал его взгляд. И больше мы не проронили ни слова.