не будет.

тодороки подслеповато морщится и тянется за чашкой чая. руки смыкаются чуть ближе ручки, он непонимающе хлопает глазами. бакуго вздыхает, берёт чашку в руки и даёт ему сам. — спасибо. — иди уже, пей. только попробуй разлить. шото тихо усмехается, как будто он просто язвит, как всегда. кацуки никогда не был милым сочувствующим добрячком. бакуго же на самом деле просто надеется, что двумордый не увидел болезненного сочувствия в его лице. хотя какое лицо, боже, он его самого-то вряд ли видел. а бакуго следит за каждым его шагом, напряжённо, нервно вслушиваясь в тишину квартиры, нарушаемую лишь тихими шагами шото. зрение уже не подлежит восстановлению, как сказали врачи. нельзя сделать операцию, ничего нельзя. гребаные злодеи, которые даже целиться нормально не могут. кацуки лично, старательно заметая следы, выбил из них дерьмо так, что они больше никому не попортят. хотели значит попасть в мозг, но промахнулись и задели лишь глазной нерв. в итоге частичная атрофия, зрение нихуёво ушло в минус, настолько нихуёво, что даже от очков особого толка не было — он передвигался буквально по стеночке. в двадцать лет ослепнуть, будто тебе уже пора лезть поближе к земле — хуёво. бакуго даже не представляет, насколько. поближе к земле. после этой шутки лишь понимание, что привыкнуть почти слепому к новой квартире будет сложно, остановило от срочного переезда с пятнадцатого этажа на какой-нибудь тридцать пятый. и конечно же от того, чтобы нихуёво так отпиздить. к чёрту всё. бакуго в приметы не верил, но уже начал сплёвывать через плечо и стучать по дереву. скоро поседеет, хотя вряд ли это будет заметно на его блонде. из размышлений он выходит резко, дёрнувшись, подорвавшись со стула буквально за секунду от громкого звука чего-то упавшего и недовольного «блять». подбегает и выдыхает с облегчением. просто кружка упала. ничего страшного. даже не разбилась. бакуго лишь бросает: — иди, я сейчас всё уберу. двумордый усмехается, но горько и устало. — куда идти? в окно? — в комнату. в спальню. в гостиную. куда хочешь, блять, хоть за дверь. шото поникает, что является его обычным состоянием в последнее время, и действительно идёт в гостиную. через пару минут врубает громкую музыку на стерео системе. кацуки скоро подходит тоже. садится на диван рядом, обнимает его одной рукой, слушает какой-то стрёмный рок, по которому шото фанатеет. и всё-таки с ним спокойней. даже несмотря на то, что его жгучая отчаянная и безнадёжная боль чувствуется почти физически, будто он весь ею замотан. так и есть, наверно. кацуки чувствует такое же жгучее безнадёжное отчаяние. потому что он хочет ему помочь, но не знает, как. поэтому просто сидит рядом и успокаивает. шото тяжело вздыхает, утыкается ему куда-то в ключицу и молчит. лишь медленно и глубоко дышит. будто пытается успокоиться. кацуки старается сделать вид, что ему не хочется его обнять. что он не замечает. что его не выедает изнутри жгучая ярость и жалость. — эй, кацуки. — чего тебе? шото замолкает ненадолго, и кацуки даже слегка напрягается. — что будет дальше? бакуго дёргается и замирает, как от удара. всё внутри будто обрывается. ожидаемый, чертовски ожидаемый вопрос, которого он и ждал, и боялся больше, чем чего-либо ещё, одновременно. потому что ответа не знал, просто не мог знать. ну что тут ответишь? что всё будет хорошо? да нихуя не будет хорошо, они оба это прекрасно знают, а бакуго, к сожалению, не деку, чтобы заливать в уши лживое облегчение и пустые надежды. поэтому он вздыхает и сильнее сжимает руку на спине шото. — я не знаю. шото усмехается. опять. но потом усмешка перерастает в тихий смех. кацуки напрягается ещё сильнее, но не подаёт виду. истерический смех. не первый раз за последнюю неделю. а потом смех перерастает в тихие всхлипы. господь, ну ты серьёзно. только ты мог найти и подсунуть человеку в полной пизде такое говно, а не поддержку. ну эй, шото, хватит. поплачься в жилетку деку, я не умею нести утешающие речи, гладить по головке и говорить, что всё будет хорошо, сейчас прилетит феечка, ебанёт волшебной пыльцы и всё будет суперкласс. — эй. шото- — молчи. кацуки послушно затыкается. сидит молча несколько секунд, а потом осознание резко прошибает, как будто щёлкнули переключатель в голове. шото не нужны утешающие бредни, шото не нужны фразочки в стиле "всё будет хорошо", в гробу он их видел. шото сильнее многих. просто он безумно устал. кацуки не выдерживает тактику "делать вид, что я не замечаю весь пиздец", да и смысла уже в этом нет. просто обнимает его двумя руками и прижимает к себе. ничего уже не будет хорошо. но можно попытаться сделать чуточку лучше.