драббантан

      Чимин танцует босиком под музыку, что играет лишь у него в голове. Его движения, точно у тех снежинок, что за окном, пустующей сейчас спальни, расчерчивают розовые предфевральские сумерки. То плавным скольжением, а то - резким рывком, точно бы птицу кто-то из клетки одним толчком выбросил. Пружина натягивается и срабатывает. Всё его тело - тетива лука. Напряжённая, звенящая по самым подушечкам пальцев. А через миг. . . Фантомная щекотка оперения и ветра по коже у самого уха и росчерк траектории, что ни увидеть, ни, тем более, поймать. Неуловимый ещё более. Чонгук и не пытается "уловить". Ему бы впитывать, запоминать, выгравировать под веками, по самой радужке узоры этого танца. Кружения. Завихрениями. Чимин же двигается так, будто совершенно один здесь. Во всём мире один. Оступись - никто не увидит. Нет. Не так. Даже один на один с собой ты не должен оступаться. Следуя за ему одному ведомой мелодией. Словно бы за заманчивой трелью дудочки. Такой опасной. . . Младший ревнует это "одиночество" (немножко?). Капризно. По-детски. Сердцебиением под клеткой рёбер пульсируя упрямым "почувствуй". Не вмешиваясь тревожно. Чимин не снежинка. Он от касаний не растает. От дыхания, что горячей щекоткой вихрится в морозном воздухе. Не растает ведь? Не пропадёт? Чонгук не уверен. Он вперёд подаётся, когда тело чужое пружиной выбрасывает, однако оскальзывает вновь назад, стоит тому расслабиться, опадая на колени. И морщится совсем ребячески, носом шмыгая. Взглядом своим сверлит, будто упрямо веря, что в любой миг вдруг обретёт дар телепатии. Так и оставаясь незрим для своего хёна. Только вот Чимин знает. Чувствует. Не азбукой морзе выстуки между лопаток, а взгляд, под которым, как под лучами ещё не весеннего, предфевральского, солнца, снежинкой может и растаять. Хочется. Взглядом из-под век в отражении примечает силуэт. Неловкий, нетерпеливый, нерешительный. Такой [id223979271|Чонгук] у него под кожей мурашками. Пружинами взведёнными, которые до гулкого звона держатся в натяжении, лишь бы курок не сработал, пока взгляд младшего сосредоточен только на нём одном. Сколько так продержаться можно? Пока ноги не предадут и на очередном подломе больше не позволят подняться? Или макне сдастся раньше и улизнёт, осадком вины оставляя внизу живота осознание своего затаённого разочарования?

.♡

      Чимин всё так же босиком тянется на цыпочках под музыку, которая сердцебиением в унисон ощущается сквозь преграду рёбер. Возможно это обманчивое ощущение и сердце Чонгука бьётся в ином ритме, а чувствует он только своё. Нет. - У меня от твоего взгляда теперь вся спина зудит, - тихий смех мелодично растекается перезвоном капели не по залу, но в самой голове у Чонгука. Тот улыбается ответно, фыркая, руки своего хёна накрывает и греет прохладные пальцы о горячие ладошки. Всегда дожидается, даже подмерзая, как вот сейчас снова. Упрямится. И совершенно отказывается идти спать, если старший увлекается слишком. Сегодня он не успел задремать. Сегодня Чимин раньше остановился. Чтобы тащить макне смотреть на танец позднеянварских снежинок за окном спальни. (какие глупости, айщ!) И обещать охотно искренне, что никогда не растает. Даже в лучах весеннего солнца. Пусть бы такое вообще нереально. "Я же не снежинка, Чонгук-ки!"