Демонтаж воздушных замков

Пол нервно дернул узел галстука, будто тот душил его. Раз, другой, потом и вовсе содрал его и отшвырнул на соседнее сиденье. Побарабанил пальцами по кожаной оплетке руля. Он никогда не был сентиментальным. Спокойно, даже доброжелательно он отправлял пули в черепа тех, кому необходимо было убраться с дороги его хозяина. Спокойно, беззлобно — как вышколенный пес. Сейчас-то что изменилось? Что-то изменилось… Это что-то неуловимым флером обволокло худые, выступающие ключицы Сары Танкреди, на которых он украдкой останавливал взгляд. Это что-то пахло черникой — как волосы Сары, оно дразнило его капелькой черничного джема на ее губах, который она так мило слизнула. Жаль, что она. Пол знал что это такое, пусть и испытывал, честно говоря, впервые. Это ревность. Ревность к этому губошлепому азиату с мертвыми узкими глазами. Говнюк нагло отодвинул его, Пола, с его привычного места за правым плечом Кэролайн. Это была его Кэролайн, и Пол не собирался делиться. Уж точно не сейчас. С удивлением он нашел в себе нечто, похожее на обиду, детскую обиду старшего брата, который отходит на задний план в связи с появлением младшего. Кстати, о младшем брате. Скофилд, которого он так ждал, дичь, за которой столь рьяно охотился, возник так не вовремя… Сара, которую Келлерману-Лэнсу было так приятно приручать, никогда не стала бы так с ним разговаривать… Телефонный разговор, свидетелем которого Пол стал, раскрыл для внимательного (возможно, чересчур внимательного) Келлермана многое, чего, наверное, и сама Сара не знала. — Майкл… Да, Пол, это ревность. И ростки зарождающегося гнева по отношению к тому, кто собирается разрушить твой, пусть и фальшивый воздушный замок. Фальшь на фальши, фальшь в квадрате. Ты и сам весь фальшивый, Пол. И вся эта паутина лжи и грез плетется вокруг доктора Танкреди, бывшей наркоманки, пытающейся обрести свой хрупкий, но реальный островок истины. А ты паук, Пол, и твое естественное желание — выгнать, задушить, сожрать остальных пауков: Скофилда и Уильяма Кима. И желание смять и вышвырнуть прочь идиотского журавлика-оригами тоже вполне естественно. Келлерман завел мотор, прислушиваясь к уверенному успокаивающему урчанию. Он знал — Сара жива, догадывался, где она может быть. Но если он сейчас приедет утирать ей слезы и отпаивать горячим кофе (с пирогом, ха-ха), вся его маскировка полетит к черту… А не все ли равно? Пол выкрутил руль, следуя… Зову сердца? Глупо, но кажется верно. Некстати пробудившийся в глубине души обиженный ребенок заявлял: она моя! Моя… Кэролайн предала его. Сара… Пол приготовился к тому, что и она его оттолкнет. Но поворачивать назад было уже поздно.

***

Маленькая испуганная девочка, она спрятала лицо у него на груди, даже не удивившись его необычно строгому костюму, разрыдалась — который раз за сегодня? Он вдохнул запах ее волос — сквозь пыль и кровь пробивался аромат черники… Впрочем, он наверняка это вообразил. Почему нет. Нельзя, что ли? Она не задавала вопросов. Не спросила ни о костюме, ни о машине, ни о том, какого черта он там вообще делает, и как ее нашел. Просто сидела на соседнем сиденье (прямо на забытом галстуке) и тупо смотрела перед собой. Пол привез ее к себе домой, домой к «Лэнсу», конечно же. Она не сопротивлялась, когда он стаскивал с нее куртку, обувь. Когда он, неожиданно для самого себя, прижался губами к ее губам. Впрочем, и не ответила на поцелуй. — Отец… отец просил держаться от тебя подальше, — это были первые ее слова за сегодня. — Он был прав, — хрипло ответил Пол, и обнял ее. Она вновь уткнулась в его рубашку, без слез, просто… Он чувствовал тепло ее дыхания на своей коже. И весь его фальшивый мир неслышно разбивался в мелкую пыль.