Становление Короля.

      Через пару месяцев после звездеца Толик Сысоев стоял у окна и через щель в шторках наблюдал за двором своего дома. Четыре девятиэтажки образовывали ромб. С третьего этажа было видно большую часть двора. На широком подоконнике лежал бинокль, стояла кружка чая, лежала пара чокопаев. Младший брат Макс возился на кухне с радиоприемником. Пытался найти что-то похожее на русскую речь. Старенькая «Спидола» кашляла, хрипела и на ультракоротких выдавала либо Китай, либо что-то испанское. Пара англоязычных станций крутили попсу. И только немецкая Палома выдавала что-то похожее на новости. Но немецкий ни Толик, ни Макс не изучали и понять, о чем речь, не могли. Во двор через арку влетел подросток, а следом за ним в десяти-пятнадцати шагах – ватага, которую возглавлял худой и высокий парень. Толик поднёс бинокль и узнал убегающего: Паша с шестого, родители врачи. Сам Паша – тихий ботаник, носил круглые очки, как у Леннона, и учился в одном классе с Толиком. Может быть, Паша и успел бы заскочить в подъезд, но крутящаяся блестящая бита догнала его как раз на середине двора. Беглец как подкошенный полетел на землю. И несколько пар ботинок врезались ему под ребра. Закрыв голову, он извивался и старался прижаться к чему-нибудь спиной. Его поставили по приказу старшего и даже отряхнули куртку. Потом ударом опять повалили и снова поставили. Толик сжал бинокль и почувствовал, как от злости у него ком подкатил к горлу, стало трудно дышать. — Дурак, куда тебя понесло, идиота кусок? — И тут Толик вспомнил, что у Паши есть еще и сестра, которая, наверное, сейчас смотрит на все это из своего окна. Высокий достал нож и полоснул удерживаемого по руке. Толик понял, что он больше смотреть на это не будет, прячась за шторкой. Он не чмошник и не шторочник. Ноги сами привели его в родительскую спальню, где стоял оружейный отцовский сейф. Дверка была давно открыта на всякий пожарный. — Макс, хватай биту, Пашку убивают. — Вообще-то ружей в сейфе было два. Но давать Максу огнестрел Толик побоялся. Выбрал то, что отец давал на охоте, чтобы пострелять по банкам и почистить. Разобрать и собрать для него не составляло труда. «Олень» тридцать второго калибра. Вертикала, два ствола: верхний под дробь, нижний под пулю. Патронташ на плечо и вперед. С действием рук пришла и ясность в голове. Дышать стало легче, и весь мир стал проще.       По лестнице вниз – секундное дело, вот они и во дворе. Гоп-компанию не отвлек даже стук тяжелой металлической двери. Они были увлечены. Первая кровь только раззадорила, и уровень куража поднялся. — Уроды дырявые, убрали руки от моего брата. Убрали, я сказал, — Толик как можно громче и внушительней заорал, когда до гопников осталось не больше пяти метров. — Суки, всех положу. — Дальше больше матами. Макс с занесённой битой на шаг позади. Высокий почти обернулся на крики. А некоторые даже успели рассмотреть братьев. Толик, не дожидаясь, пока шпана окончательно развернется, выстрелил поверх голов и вдогонку выстрелил второй раз. Второй выстрел догнал эхо первого и покатился меж домов. Вспомнил, как в первый раз на охоте отец выстрелил в пяти метрах от Толика. Тогда он внутренне ждал выстрела, но грохот его впечатлил. Компания втянула головы в плечи и зажмурилась. Тут наступил самый ответственный момент. Перезарядить. Разломил ружье, две блестящие сестрички, дымясь и поблескивая боками, полетели на асфальт. С латунным «дзинь» отскочили, перевернулись в воздухе, и, пока замирали на дорожке, их место заняли две такие же подружки. Сухой хруст закрытия стволов и взвод пружины вернул Толику уверенность и спокойный голос. — Отошли от братана. В сторону, бляди.  — Какого ху..., — только и мог выговорить высокий с коричневыми зубами и попытался сделать шаг вперед, но два зорких вороненых глаза вертикали переместились с неба прямехонько ему на грудь. Попытка закончилась, так и не начавшись. — Стоять. Шевельнешься — продырявлю. — Толик поводил стволом для убедительности. — Макс, хватай Пашку и дуйте в подъезд.       Пашка сначала на четвереньках, потом, поднявшись, хромая, припустил в сторону спасительной двери. В правой руке он держал очки, а левой зажимал рану. Толик тоже стал пятиться задом, пока не отошел от ватаги на двадцать метров. Не поворачиваясь спиной, помня меткий бросок битой. — Мы вернемся. У нас тоже будут стволы, и мы вернемся. Я знаю, где ты живёшь. — Прокричал высокий с коричневыми зубами. И ткнул ровнехонько в балкон Толика. — Когда будут, тогда и приходите, — ответил младший и тут же получил леща. — Заткнись — еще в пылу прошептал старший. — Хорошо бы ноги унести целыми.       В подъезде Паша сидел на ступеньках, а рядом стояла зареванная Светка, сестра тоже выскочила спасать брата.       Ее трясло, но она молчала. «Хоть молчит, — пронеслось у Толика, — а то было б ору на все девять этажей». — Заводи их в квартиру, Макс. А я дверь заблокирую, — скомандовал он. Взяв с балкона эвакуационную стропленту, привязал дверь к перилам, сел на ступеньки и почувствовал, как началась дрожь. Его трясло, и пришло понимание произошедшего. Понимание Нового мира. Теперь только так. Или понадобится нажимать на курок, или твоих друзей станет меньше. Тот, кто один, того и догоняют.       Поднялся в квартиру к Паше и с порога почувствовал спиртовой запах. Спасенный сидел на диване в одних боксерах, грязная и окровавленная одежда валялась посреди зала. Светка смазывала йодом раны на ногах, а Макс заканчивал завязывать узлы бинта на руке. Повязка пропитывалась красным. Павлик держал в руках бутылку Джек Дэниэлс и морщился, шипел сквозь зубы. — Суки, суки. Уроды конченые, — сказал он, увидев вошедшего Толика. — Спасибо. Я думал, они меня кончат. Они с рынка за мной погнались. Это Кислый, помнишь, с нами до 8 учился?Вот он-то меня первый и узнал. Они там ларек ломали, и я на них не вовремя вышел. Они пиво бросили и за мной. — Скажи, какого х… тебя на улицу понесло? Че ты там забыл, сестру бросил и линять решил? — слова, как гвозди, прибили очкарика к дивану. — Я проверить хотел. — Ботаник явно не ожидал, что еще раз получит, но уже от спасителя — Почему генераторы бензиновые работают, а машины стоят. Думал найти жигу старую, но те, что без компьютера, и попробовать завести. Помнишь, сначала инет вылетел, потом электричество пропало, а по идее должно быть наоборот. — Паша протянул угловатую бутылку.       Толик отмахнулся, а вот Макс протянул руку, за что и получил подзатыльник. — Ты не оборзел, молодой, второй лещ за день. — И выдернул виски, поставив на стол.  — Нашел? — Кого? – Паша смотрел на спасителя недоуменно — Жигу нашел? — Толик снова задал свой вопрос. — Нет, не нашел, да и был-то в двух дворах и на рынке. — Паша поправил очки и сделал кислую физиономию. — Но это ни о чем не говорит. Может, как раз они-то и уехали. Поэтому и не нашел. — Паша встал и, хромая, прошел к шкафу и вытащил чистую одежду. — Свет, собери что-нибудь перекусить, что-то я от пробежки проголодался. Там на углу бургерная сгоревшая, ну, та, что с белой булкой на крыше, из которой сосиска торчит, помнишь, мы еще все над ней ржали? — Нет, не помню, — раз и навсегда оборвал Толик разговор в этом направлении. Вспоминать он не хотел, и еще раз переживать все было невыносимо. — Как думаешь, они вернутся? — Думаю, да, но не сегодня и не завтра. — Паша почесал рану на руке и поежился. — Тогда так, ты, я вижу, пришел в себя, бери сестру и идите по всем квартирам в подъезде и собирайте людей ко мне на совет. Стучите и не стесняйтесь. Чтоб через час народ стал подтягиваться. –Поправил оленя на плече и пошел к выходу. В коридоре услышал, как Паша в зале говорил Максу. — Братан у тебя молодец, бах, бах и мат. Королем и офицером, как Касабланка. Спустившись к себе, Толик вытащил из шкафа пододеяльник, расстелил его на полу. Он искал чисто белый, но таких, как оказалось, в доме не было. Был в мелкий синенький рисунок. Баллончиком красной краски нарисовал большой крест, тот получился не совсем ровным, но внушительным. –Раз враги знают, где я живу, то пусть и друзья тоже знают. И вывесил пододеяльник на балконе, чтоб ветром не складывало рисунок, вовнутрь положил швабру и кинул всякую ерунду для тяжести. Поступок не остался незамеченным. Народ потек, сначала по капле, потом ручейком. Первыми пришли сёстры Вайнштейн. Поскреблись в первую же ночь. Они стояли тепло одетые с рюкзаком за плечами и у старшей за спиной был дробовик. — Прими нас. К нам уже стучались. И мы решили, будет вместе проще. — С сестрами Толик был знаком не близко. Часто встречал их со скрипками спешащих в музыкалку, в школе они учились на год младше. Но было понятно, что первыми при кипише пострадают именно они, по фамилии и потому что девчонки. Дальше — больше, скоро подъезд гудел, и они безбоязненно оккупировали весь двор, перегородив вход под аркой и проезд с другой стороны автомобилями.       На балконах некоторых девятых этажей вывесили белые простыни с красной буквой «Т». Все дело в том, что Толик нарисовал крест неровно, и пододеяльник провис, а верхнюю часть не было видно. Сразу он не обратил внимания, а потом уже переделывать не было смысла.       Причина и участник тех первых событий, сам ботаник Пашка, ходил, показывал свои раны и рассказывал, как все было.  — А он выскакивает и бах, бах. И мат как Касабланка. Королем и офицером, –непременно заканчивал он свой рассказ. Так и приклеилось к Толику — «Король».       Вскоре во дворе задымили костры, поставили палатки, какие-то самодельные шалаши, многие насовсем переехали на улицу из пустых и темных квартир. Над детской горкой поднялся штандарт, выполненный кем-то из местных умельцев. Красная буква «Т» в средневековом стиле, с орнаментом в виде переплетенных лиан. Жизнь налаживалась, Королевский двор жил и рос.