попавшая в "яблочко" стрела мести

Искрошенное в сверкающую пыль стекло, казалось, попало в лёгкие и в остановившееся на пару мучительно долгих мгновений кровоточащее сердце. Осознание пришло лишь ночью: стекающая гнойным ядом месть настигла свою цель, отвешивая самый непростительный на ринге удар — удар «ниже пояса». Ксюша знает, что нанесён с микроскопически точным расчётом, задев сокровенную душу и брызнувшие слёзы пропитывают пуховое одеяло. Как он посмел признаться в любви своим дурманящим разум поцелуем и вонзить нож, пока она с улыбкой жаждала их следующей встречи? Губы Юры пахли лекарствами, но страстное прикосновение заставляло её почувствовать медовые пряники с корицей. Интересно, а он их тоже любит? — Ксюш, да хватит тебе, не реви, — ободряюще шепчет подруга, обрушив тёплые объятья. Вихрь рыжих локонов становится единственным, что видится сквозь пелену на глазах. — А ведь ты совсем недавно узнавала, смогу ли я простить измену, — шепчет девушка, — судьба порой бывает иронична. Всё-таки, они с Ритой, как северный и южный полюса магнита. Из надменного «Ритузика» не прекращая сочится ярость, высокомерие, вульгарное ехидство. А Ксюша пытается понять и не может представить, как быть такой же сильной. Как не сломаться от, казалось бы, невозможного предательства. И в глубине души по-чёрному завидует столь стойкому внутреннему стержню. Где-то слева, где нервно вздымающаяся при сокрушительных рыданиях грудь, будто полоснули заточенным кинжалом. — Вот завтра пойдёшь и выскажешь всё этой Маргарите Львовне! — надрывно смеётся Юля. — Я её не виню, — тихо отзывается девушка. «Да и к тому же, она уехала». — А кого винишь? Уж не Юру ли? Да эта мегера его насильно в постель затащила, обе же знаем! И Ксюша болезненно улыбается, ведь обе отчётливо «видели», как всё произошло. Сквозь отчаянье, она старается думать логически. — Я никого не могу винить и в то же время виню всех. Даже себя. Я не могу винить Зуёнка, который искренне верит, что мы созданы друг для друга и не стесняется говорить это каждому, кого встречает. Я не могу винить Маргариту Львовну, от которой муж ушёл «ко мне». И всё же их чертовски ненавижу! Ксюша пьёт вино, приятно окутывающее раненную душу. Пьёт ещё, и ещё, и ещё… И ещё, но уже не только вино. И непрерывно думает о том, как хорошо ей было в лечебном кабинете, как нежно её кожи касались бархатные руки Юрия и шею опаляло горячее дыхание. И ничего не помогает забыть. — Юль, а я ведь действительно его люблю, — совершенно не чувствуя себя пьяной, скулит девушка. — Значит: перелюби, — выдавливает из себя Комисарова, обняв мусорное ведро, — Хотя знаешь: бывших сербов не бывает, как и бывших врачей. А так ли оно на самом деле?