О сожженных стихах, зацелованных руках и ночных признаниях

В больничном крыле было пусто и прохладно. Стоял терпкий запах мяты и лекарств, бьющий в нос любому, кто только зашел в помещение и ещё не привык к нему. За окном сгущающийся вечерний туман медленно опускался на окрестности Хогвартса, тонкими полупрозрачными облаками окаймляя землю, насыщая воздух морозной влажностью и чистотой. В лазарете царила тягучая тишина. В разряжённом от любого чужого присутствия воздухе чувствовалось чье-то ожидание. — Дешёвая драма! — тихо усмехнулся Драко, сидящий на койке посередине справа, подобрав под себя колени и рассматривая белую повязку на руке. Он равнодушно провел ладонью по больной руке до локтя, зацепил торчащую ниточку и потянул за неё. По правде сказать, в это время мыслями Драко был далеко отсюда, он погрузился в размышления и не заметил даже, как Мадам Помфри оставила его одного, наказав никуда не вставать. Он и не собирался. Он ждал, хотя сам не надеялся на оправдание ожиданий. Чушь какая! Всё, о чём он мог думать сейчас — не переиграл ли он на уроке с гиппогрифом. Рана уже вовсе не болела, неудобство приносил лишь вывих, да и то оттого, что он неудачно упал на локоть, а не от удара. Драко стянул с себя легкое одеяло, вздыхая, скомкал его на краю постели. За полдня кто только не успел пожалеть Драко и сказать о своем беспокойстве. Хоть Малфой и понимал всю фальшивость их признаний и показного волнения, всё равно делился планами на месть, что не оставит произошедшее без продолжения (а он и не оставит, его отец уж точно). «Он не придёт», — Малфой сильно потянул и оторвал вытянутую ниточку, поджал губы и шумно выдохнул. Устало и бесцельно уставился перед собой, не обращая внимания на ощутимый холод. Понимание сменила внезапно нахлынувшая злость. «Как же, не придет, разве может быть иначе? На кой Поттеру вообще думать обо мне, не говоря уже о том, чтобы прийти?» Он скривился от всплывшей в голове злосчастной раздражающей фамилии его врага. Врага, … который постепенно убивал всех бабочек в его животе, одновременно являясь их причиной. То была смешная до абсурда ситуация, которую Драко упорно старался игнорировать, но выходило не очень. Да если бы ему в прошлом году сказали, что он влюбится в Поттера, то непредусмотрительный задира очутился бы на полу (возможно, без сознания) в ту же минуту, ибо настолько изощренных и тупых насмешек Драко точно не потерпел бы. Сейчас же это звучит как издевательство над его судьбой в принципе. И Малфой бы не обиделся, ведь на правду не обижаются. — Драко, уже все в курсе, что ты влюблен в Поттера. Все, кроме тебя! Он со жгущим раздражением прокручивал слова Пэнси раз за разом, будучи абсолютно не настроенным трепаться с кем-то о Поттере (впрочем, в итоге вышло иначе). Сначала он не придавал значения своим постоянным мыслям о Поттере. Он его соперник! Разве этого недостаточно для того, чтобы… «Чтобы помешаться и следить за ним, ага, Драко, приз за логику». Этого было достаточно для оправдания своей ненависти. Ненависть сама по себе была оправданием для всего, что делал Малфой по отношению к Поттеру, и он был уверен, что его чувства взаимны. Это мотивировало ни за что не останавливаться в изобретении всё более изощренных оскорблений. Теперь же «взаимная ненависть» лишь резала по сердцу слизеринца ржавым тупым лезвием, заражая кровь, перекрывая от бессильной злости дыхание, раздирая снова и снова. Как бы он не оправдывался перед Пэнси, когда та застала его, как в тумане вырезающего инициалы Поттера на спинке своей кровати, все слова кончились. — Да тебя пиздец как кроет с него, Драко! Молодец, ты вместо того… — Вместо чего, Паркинсон? — он бросил гневный взгляд на девушку, но, взяв себя в руки, вернул прежнее самообладание на место, — Признаться? Ни в жизни. На том разговор был закончен. Пэнси больше не донимала его и даже не касалась темы Поттера при Драко, но по глазам было видно, что девушка сочувствует другу или даже жалеет его — Драко не понимал до конца, но меньше всего хотел, чтобы это было жалостью. Мерзкое и бесполезное чувство, которое было совершенно невыносимо для слизеринского принца. «Что значит «все в курсе, что ты влюблен в Поттера»? Какие ещё «все»?» Драко накрыл рукой лоб, словно проверяя, нет ли у него жара. Это при том, что его кожа покрылась мурашками от прохлады, а руки совсем заледенели. Хотелось укутаться в теплый плед перед камином, а не сидеть тут под тонким одеялом, больше напоминающим простыню. Он хотел бы остановить воспоминания, всплывающие в сознании беспорядочными картинками, фрагментами, обрывками, которые так надолго и глубоко засели в нем, которые словно топили его, которые снились ему ночами, заставляя просыпаться и заниматься чем угодно, только бы не видеть того, что рисуется в его фантазии. Все чувства, что Малфой отрицает днём, проявляют себя во снах, давая продолжение минутным стычкам с Поттером. «Выкину прочь — он приходит во снах, идиот какой». — Я не думала, что всё настолько плохо, Драко! Это случилось буквально прошлой ночью, когда Малфой почти под утро вернулся к себе, но застал Пэнси, сидящую на краю его кровати, закинув ногу на ногу, и увлеченно перебирающую какие-то обрывки пергамента, обугленные по краям, некоторые из которых были наполовину сожжены. В груди на мгновение всё упало. «Оставил на свою голову, как удачно, твою мать». — Я не ожидала от тебя, хотя ты и ставишь высокую планку ожиданий, но Драко! Ты сам понимаешь, что творишь? Вместо подготовки к СОВ ты ночами чем занимаешься? — она потрясла рукой с пергаментами, тихо зашуршавшими от движения, и слизеринец уставился на Пэнси высокомерно-презрительным взглядом, чуть поморщившись, — Так на Поттера будешь глазеть, а не на меня. Ну ты только послушай! «Легко, как пух ложатся тени, печален звук твоих шагов; На клёнах полночь сладко дремлет под сенью чутких облаков» — пауза. Драко вспомнил, как с Астрономической башни наблюдал за Поттером, занятым престранным, скорее всего магловским, развлечением. Тот вместе с Уизелом собирал кленовые листы в пышный букет, вместе с тем о чём-то размышляя, и Драко слишком подробно помнил изредка появлявшуюся на его лице мягкую, счастливую улыбку. «Груз на сердце тяжёлым и горьким осадком Из томов недосказанных искренних фраз; Нет мне права на то, чтоб хотя бы украдкой Видеть свет твоих добрых, доверчивых глаз» — Пэнси оценивающе подняла глаза на Драко, который облокотился о дверной проем и буквально скрипел зубами от негодования и злости. — Хватит! — раскрасневшийся Малфой поднял голову, стараясь не терять остатки наигранной отстранённости, и Пэнси поняла, что сделала невероятное — смутила Драко. Он точно помнил, как ночью писал пьяные стихи, голова болела, а за окном завывал обезумевший ветер, стремившийся ворваться в комнату, бившийся в окно вместе с крупными каплями дождя. Тогда Драко долго в задумчивости наблюдал за догорающим скомканным искусством. Подойдя вплотную к надменно и в то же время беззлобно улыбающейся девушке, он вырвал у неё стихи. Та подняла руки в сдающемся жесте. — Ну же, ну, это не я храню под подушкой пачку магловских сигарет и тайно увиливаю курить по утрам, да, Драко? Малфой облизнул сухие губы, которых коснулся порыв ветра. Он вынырнул из воспоминаний и с удивлением обнаружил, что каким-то образом расковырял бинт почти до своей кожи. «Покурить бы». Ему, вообще-то, вовсе не был приятен вкус табака и его лиственный отравляющий запах. Тем более ни в коем разе не привлекало, что эта находка создана маглами. Но несмотря на всё это, Драко иногда развеивал свои непрекращающиеся мысли о проклятом Поттере табачными палочками. Казалось, сосредоточившись лишь на едком дыме, растворяющемся в воздухе, он мог очистить голову и расслабиться. За одной мыслью о гриффиндорском идиоте следовала целая вереница, которую остановить было трудно. «Сколько времени? Меня не пустят в гостиную, где чёрт мадам Помфри носит? Меня вообще собираются отпускать?» Драко помнил о новом правиле, что все ученики должны быть в своих комнатах до десяти вечера, иначе снимут баллы с факультета. И всё из-за тупой паники вокруг этого Сириуса Блэка. Кому вообще он сдался? Неужели у того, кто первым (Барти Крауч не в счёт) в истории сумел сбежать из Азкабана, хватит ума явиться в «самое безопасное место в мире», как его называл Дамблдор? Тогда это вовсе не настолько опасный преступник, насколько тупой. Драко усмехнулся. «И чего я здесь ещё жду? Ах да, одного кретина». Драко знал, что Поттер не придёт и что его ждёт очередное разочарование и урок о напрасных ожиданиях. Надо прекращать летать в мечтах, если уж их невозможно ограничить. Он же чёртов Малфой, в конце концов! Но никак не избавишься от него ни в голове, ни в жизни. Что за наказание? — Ты здесь ночевать собрался? Драко ощутимо вздрогнул, этот голос он узнает всегда, спутать просто невозможно. В дверном проёме расслабленно стоял Поттер, держа руки наполовину в карманах, слабо улыбаясь и будучи совершенно лохматым. «Он когда-нибудь расчёсывается?» Драко мысленно ухмыльнулся, но сразу надел свою дежурную каменную маску незаинтересованности и холода. — Чего тебе, Поттер? Позлорадствовать пришел? Кольнуть наедине? Не видишь, мне плохо вообще-то, и всё из-за этой тупой птицы! — в его голосе послышались обвиняющие нотки, словно он винит в случившемся Гарри. «Давай, наговори ему сейчас, чтобы твой долгожданный Поттер просто ушёл, отлично, Драко-маленькая-истеричка!» Он осёкся и не стал продолжать, вопросительно окинув взглядом врага. — Как ты ещё сохраняешь сознание с такими ужасными ранениями? — улыбнулся Гарри, игнорируя колкость, и Драко на секунду показалось, что в этой улыбке было что-то, напоминающее нежность. Поттер вздохнул и, оттолкнувшись от двери, подошёл к койке слизеринца. — Приходится… быть сильным, знаешь ли, я чуть не умер! — Драко гордо вскинул голову и победно хмыкнул, пытаясь сдержаться, но без улыбки на «надежду магического мира» сейчас смотреть было просто невозможно. Тот обогнул кровать и встал рядом с Драко, Гарри явно был растерян и словно не знал, зачем вообще пришёл. Драко тоже не знал. Повисла звенящая напряжением пауза. — Поттер, если ты продолжишь молчать, я тебя тресну. Неужели у тебя настолько маленький словарный запас? — слизеринец в своей манере растягивал слова, слегка кривя губы. А Гарри не мог найти в пустой голове ни единой мысли и сформулировать слова в предложения, что уж говорить о том, что у него должна была быть какая-то цель, когда он шёл в больничное крыло. В его крови с утра плескался адреналин и чувство невообразимой свободы, которое поселилось в нём после полёта на Клювокрыле. Он весь день находился в приподнятом настроении, словно мог плыть по воздуху, и ощущал огромную лёгкость в душе. Гермиона читала ему лекции о том, что гиппогрифы так относятся только к достойным людям, и если бы Гарри не был таким храбрым, то птица скинула бы его в озеро. Это, конечно, смешило и одновременно обнадёживало Гарри. И если во время разговора с Гермионой можно было не отвлекаться от своих дел, например, от доклада по зельям, которым его щедро обременил профессор Снейп, не поскупившись назначить немалое количество листов (аж три пергамента), то во время расспросов Рона сосредоточиться было ну просто невозможно. Когда мозг уже начинал закипать, его спас самый неожиданный человек. — Поттер, можно тебя на пару слов? Рон с Гермионой удивлённо перевели взгляд с Пэнси Паркинсон на Гарри и обратно. Слизеринка, в числе добродетелей которой терпение явно не значилось, просто взяла Гарри за руку и под протесты его приятелей вытянула из-за стола, таща в направлении выхода из Большого зала. Гарри не успел и слова вякнуть: во-первых, она стальной хваткой вцепилась в его запястье, а во-вторых, ему было отчасти интересно, откуда такая необходимость и настойчивость, поэтому он смиренно плёлся за ней. Впрочем, выйдя в коридор, он сразу вырвал свою руку, потёр запястье и заметил, каким оценивающим, заинтересованным взглядом смотрела на него Пэнси. Она пролепетала что-то вроде: «И что он в тебе нашел-то хоть? Идиот идиотом…» — Пэнси, не стоит меня так выдёргивать, если что-то случилось… — Ты случился, Поттер, — раздражённо перебила его на полуслове Паркинсон, смахнула с лица короткую прядку черных волос и подняла брови, наблюдая за реакцией Гарри. Она надеялась, что он вовсе не глупый, — Это касается Драко. Пэнси заметила, как Поттер переменился в лице на её последних словах. Гарри совсем не беспокоился о Драко, вовсе нет! Его выступление с утра вызывало в нем только отвращение. Настолько переигрывать мог только Малфой. И Гарри не признавал, что чуть не подорвался подать ему руку, когда тот упал. «Какая разница, кому больно, пусть это даже Малфой? Если надо помочь — пусть, он же человек». И всё же Поттер знал, почему ему было неприятно думать о произошедшем. Нормально ли подать руку врагу? Возможно, да. Нормально ли захотеть обнять его и успокоить? Гарри не зацикливался, пуская мысли плыть по течению, не пропуская их эмоционально и не обращая внимания на сплошные противоречия. — Что с ним? И зачем ты говоришь о нём со мной, разве я не последний, кто его волнует? — он с недоверием нахмурился и помотал головой, поправляя таким образом свою причёску. Пэнси чуть было не закатила глаза, ибо только ещё одного непонимающего парнишки ей не хватало. Если этих двоих нужно брать за шкирку и тыкать в собственные чувства, ставя перед фактами, а в придачу выслушивать баллады о том, что судьба не может «так жестоко кинуть его в бездну без выхода, просто-напросто несерьёзно издеваясь», то девушка скорее в себя Авадой кинет, нежели продолжит помогать им продираться через тернии предубеждений и тупости. — Вот именно, Поттер, что с ним? — передразнила слизеринка. Гарри почесал затылок и улыбнулся, словно не слышал Пэнси, — Почему все, кроме вас, понимают, что происходит? Ты в курсе, нет? Он всё то время, пока я была с ним у Помфри, ныл о том, что ты его не замечаешь, — она как-то безрадостно ухмыльнулась, вскинула бровь, прищурившись, жаждя быстрее донести до Гарри простые истины. — Извини, что?.. — Я тебе завидую, знаешь ли, ты не имеешь понятия, сколько раз на дню я слышу твою фамилию, Поттер. И пусть меня убьёт Драко, но я надеюсь, ты меня послушаешь, — немного замешкавшись, Гарри кивнул, — Сходи к нему в больничное крыло. — Не имею острого желания валяться на соседней койке после встречи с ним, — ухмыльнулся Гарри, но увидев, что на лице Пэнси нет и намёка на улыбку, отвёл взгляд, — Зачем мне идти к нему? Мы не друзья и даже не приятели, а наоборот… — Заткнись. Просто сходи, — она прикусила губу и быстро добавила, — пожалуйста. Поверь, я просто хочу свободно да спокойно жить, не слушая все дифирамбы Малфоя, завуалированные под жалобы. Прошу. Поттер в потерянном изумлении поднял брови, зависнув на секунду из-за слетевшей с уст слизеринки просьбы. Если бы Гарри знал (а он знал), что ему снова придётся мириться с сарказмом слизеринца, то никуда бы он не пошёл. — Поттер, ты оглох? Если у меня нет возможности вломить тебе одной рукой, я с удовольствием сделаю это другой, — и Драко правда бы вломил Гарри, потому что находиться рядом с ним — изысканная форма самоистязания, сжигающая сердце в прах. Он мог посмотреть вверх и увидеть зелёные глаза, которые чем-то убаюкивали и вселяли настоящую надежду на нечто хорошее, нечто счастливое. Он так и сделал, но… только совсем не знакомый с Поттером не заметил бы шаловливые огоньки, плескающиеся в глазах гриффиндорца. — Поттер, я ведь не шучу… — Чуть не умер, говоришь? А, Малфой? — Драко оторопел от того, как смело, буквально в мгновение, Поттер очутился преступно близко. Он сел рядом с ним, подогнув одну ногу под себя. Драко почувствовал, как предательский румянец пробрался на его скулы. Широко раскрытыми, слегка испуганными серыми глазами он пялился на Поттера, не позволяя себе лишний раз шелохнуться, — Как твои раны, Малфой, сильно болят? — Гарри уверенно потянул руку к его повязке. — Поттер, — прорычал Драко, ломясь от того, чтобы не заныть, однако, его что-то удерживало от того, чтобы резко оттолкнуть врага, — Поттер, отвали, у меня вообще-то вывих и… Не успел он закончить предложение о том, какой же он великий страдалец, павший от лап жестокой птицы, как охнул. Гарри крепко сжал его руку, немного надавив пальцами. Он знает, что Малфой преувеличивает, причём в божественных масштабах. Знает, что Драко любит драмы, что он поступил бы в театральный и играл бы Шекспировские драмы, с большим наслаждением вживаясь в столь близкие ему роли, знает, что сейчас сердце слизеринца, пропустив удар, забилось быстрее. — Тебе самому это всё не надоело? — «Не осточертело до расщепления рассудка, не вымотало, не достало до белой горячки?». Гарри продолжал без издёвки улыбаться опешившему Малфою, взвешивающему все «за» и «против», решавшему, как поступить. — …Ч-что не надоело? — неубедительно переспросил Драко, напряженно сглотнув, и тут же спохватился: потерять самообладание — явно не лучшее, что он мог предпринять, — Поттер, ты рехнулся? — с завидным мастерством он вернул стальной холодный тон. Тишина в лазарете давила на слизеринца со всех сторон, словно перекрывала кислород, и ему пришлось глубоко и судорожно вдохнуть. Момент тянулся мучительные секунды. Как показалось Драко, он ещё долго не сможет избавиться от взгляда ярких мерцающих зеленых глаз, смотрящих на него необычно мягко и настойчиво. «Тупой Поттер знает что-то, чего не знаю я? Что ему надо?.. Он хоть понимает, как я на него реагирую? Идиот». — Мне тут птичка нашептала, что ты не против, чтобы я пришел к тебе. Вот я и здесь, — Драко осенило. — Пэнси? — Малфой едко ухмыльнулся, вдруг осознав, что могла рассказать Поттеру эта девчонка, — Я этой птичке при встрече все перья пообрываю. Что же она тебе нашептала? — Что ты чертовски много болтаешь обо мне, Малфой… И что из тебя бы вышел неплохой поэт-лирик, — Гарри торжествующе наблюдал, как щеки Малфоя покрылись блеклыми красными пятнами. — И ты до сих пор не придумал ни одной насмешки? Я бы точно придумал. — Я знаю, Малфой. Но я — не ты. Уголки губ Драко дрогнули в намёке на слабую улыбку. Или надежду. Он сам не понимал, почему ему так жарко, когда в больничном крыле можно было бы остужать трупы, когда стёкла в свою очередь покрылись легкой моросью, мелкими капельками начавшей леденеть воды. Драко только сейчас «протрезвел» от липкого тумана, будто бы перетёкшего с улицы в сознание слизеринца. Он быстро осмыслил происходящее. Оторваться от Поттера, так снисходительно смотрящего на него, было проблематично, а сохранять олимпийское спокойствие вкупе со своей обыкновенной маской врага было почти непосильной задачей. Драко точно знал, что способ, которым он прикончит Паркинсон, будет чрезвычайно жесток и сладок. — Чего ты от меня хочешь? — сдался наконец Драко, с усилием отводя взгляд в сторону. Он коснулся руки Гарри, которой он ещё держался за его повязку, собираясь скинуть. Руки Поттера были холодные. Драко замер. Дыхание Поттера ни разу не сорвалось, и тот чувствовал себя настолько комфортно, что Драко допустил мысль, что он сейчас играет. «Или думает, что я точно такой же игрок». — Признания? — мысленно Драко чертыхнулся и проклял тот день, когда его настоящему соперничеству с Поттером пришел конец. «День. Когда это случилось?» А Мерлин его знает, не было точного разделения на жизнь «до» и «после». Был враг, которого иногда хотелось заключить в объятия и зацеловать до потери сознания. Схватить за запястье и прижать к холодной каменной стене где-нибудь в пустом коридоре. Был просто Поттер. — Хотя бы объясни мне поведение Паркинсон. — Ты от меня не отстанешь, так ведь? Я ненавижу вас обоих, Поттер. Особенно тебя, идиот. Я не представляю, как можно быть таким, как ты. В голове не укладывается, ты вроде не глупый парень, но не видишь дальше своего носа, так ведь? Ты просто… — «смелый, добрый, настоящий, самоотверженный, честный, красивый, пахнущий дурацкой лавандой и корицей, от которой у меня кружится голова». Он остановился, едва не дав себе договорить. Парень сидел перед ним в ожидании и, черт бы его побрал, надеялся на что-то, — Как выкинуть тебя из своей головы, кретин? Ей богу, Поттер, если я сейчас ошибаюсь и неправильно понял тебя, то прибью. Поверь, Поттер… — Впервые верю тебе, Малфой. Гарри медленно сократил и без того небольшую дистанцию между ними, невесомо касаясь нежных, мягких губ Драко. Гарри краем сознания отметил, что Малфой в этот момент перестал дышать и вроде бы сердце его замерло, пропустив несколько ударов, падая слишком глубоко, рассеивая приторное тепло по всему телу. Время рядом с юношами остановилось, оставляя свои права за пределами понимания. Драко нерешительно плотнее прильнул к губам парня, робко провёл языком по его нижней губе и будто не поверил, когда Поттер подался вперёд и приоткрыл губы Драко своими. Гарри, чувствуя опору, опустил одну руку ему на грудь, а другой опёрся о матрац. Он буквально тонул в серых, чуть потемневших от исступления глазах Малфоя, забывая обо всём; тонул, не желая всплывать. Мир заканчивался на этих томных глазах. Драко сносило крышу от одного только осознания, что можно — можно касаться, прижиматься ближе, вдыхать этот запах. Он медленно запустил свои пальцы в растрёпанные волосы Гарри, приятно перебирая их и иногда нежно оттягивая прядки назад. От этого Гарри улыбался ему в поцелуй, и Драко буквально чувствовал, как его губы приподнимаются в улыбке, не разрывая поцелуя. Поттер неуклюже, как всегда, забрался на кровать с ногами, сев на колени Малфоя, чтобы было удобнее его зацеловывать. А тот был вовсе не против, лишь переместил руку на спину Поттера, прижимая его ближе к себе. Драко рвано выдохнул в губы гриффиндорцу, когда тот чуть отстранился, всё еще находясь на неприличном расстоянии, касаясь своим лбом лба Малфоя. Гарри отметил, что губы слизеринца были припухшими и влажными от поцелуя. — Это можно считать за признание? — О, Поттер, прошу, заткнись хоть сейчас! — пожалуй, ласково улыбнулся Драко. — Видишь, ты не умираешь. — Умираю, — Драко прищурился, когда Поттер отодвинулся от него, окинув смелым взглядом. Он аккуратно дотронулся до перевязанной руки и нежно поцеловал, не спуская пристального взгляда с Драко, щеки которого неконтролируемо залились краской, а губы задрожали. Он поджал их, но ни останавливать Поттера, ни язвить не стал. Не смог, — Всё таки рехнулся… — Так боль уменьшится, и тебе станет лучше. — Мне уже лучше. Поттер, прекрати, — Драко попытался говорить, используя свой типичный тон, но голос сорвался, — пожалуйста. Гарри проигнорировал его и снова прильнул губами, на этот раз к дрожащим пальцам Малфоя (вовсе не поврежденным и без единой царапины и вывиха). Он прижал их к губам, как если бы пытался согреть морозной зимой. «Мята, мелисса». — Так ты ещё, оказывается, стесняться умеешь… — Поттер, перестань, я же прошу, — хотел прошипеть, но в итоге пролепетал парень, не зная, куда деть глаза, только бы не встретиться сейчас взглядом с Гарри. Он был уверен, что чувствует, как румянец добрался до его шеи, не давая вздохнуть полной грудью, давая лишь возможность делать короткие рваные вдохи и выдохи. — Не перестану, пока ты, Драко, — он ощутимо протянул имя Малфоя, — не назовёшь меня по имени, — хитро улыбнувшись, закончил Гарри и снова поцеловал руку Малфоя. Тот лишь судорожно выдохнул, закрыв глаза, не зная, что ответить. «Но он же правда прекратит! Не хочу…» Драко почувствовал, что Поттер перестал целовать его руку, и более чем собирался вздохнуть с толикой огорчения, но… — От тебя бергамотом и ромашками пахнет, знаешь? Гарри мягко поцеловал смущённого Драко в щеку, а потом уткнулся носом в его шею, вдыхая сладкий успокаивающий аромат и немного щекоча своими беспорядочными прядками скулы Малфоя. «Поттер — идиот!» — подумал слизеринец, проведя ноготками по спине Гарри, отчего тот расправил плечи и прогнулся, как кот. Драко нашёл реакцию Поттера весьма забавной и запустил свою ладонь под его мятую рубашку, которая была на размер больше, чем надо, впрочем, как и вся его одежда. И довольно ухмыльнулся, когда Гарри выдохнул ему прямо в шею горячий воздух. — Теперь знаю, Гарри. — Что? Я не расслышал, повторишь? — прошептал ему на ухо Поттер, предчувствуя негодование Драко и мурашки, от которых парень напротив чуть вздрогнул и повёл плечами. — Поттер, отстань, — прошипел крепко обнимающий Гарри Малфой, явно не собирающийся никуда его отпускать, — Гарри… — полушепотом проговорил он, словно пробуя новое слово по буковке на вкус, на звучание, — Г-гарри. Гарри? — Да, Драко? — подражая интонации блондина, улыбнулся он, приподнявшись, и изучающе задержался сначала на глазах Малфоя, потом на губах. Драко бессознательно облизнул верхнюю губу, и Гарри прильнул к нему в поцелуе. Не таком, как совсем недавно. Он утонул в ощущениях, позволяя себе просто расслабиться в руках слизеринца, который, не щадя, позволил себе проникнуть языком в рот Гарри. «Это не парень, это грёбаный пожар». — Так и… Я правильно тебя понял, Гарри? — безуспешно пытаясь выровнять дыхание, поинтересовался Драко. Он положил ладонь на щеку Поттера и нежно гладил большим пальцем по скуле. — Безошибочно, Драко, — он искренне улыбнулся, и Драко был уверен, что это лучшая улыбка, которую ему когда-либо дарили, — Пятьдесят очков Слизерину за сообразительность и предприимчивость. — Я убью тебя, Поттер. Я люблю тебя, Гарри.

***

— Придурки. Тупые, непонимающие, слепые придурки. Драко идиот, Поттер кретин. «Если он не снимет с него эту чёртову и без того помятую рубашку, я зааважусь». Пэнси Паркинсон, незамеченная в тени дверного проёма, стояла и наблюдала за двумя парнями, наконец-то переставшими быть её головной болью и нашедшими друг друга. — Они просто не знают, на что подписываются с этими отношениями, — саркастично усмехнулась Пэнси, мысленно жалея их и желая Поттеру иметь приписываемую ему смелость и запастись напрочь отсутствующим терпением, — Хоть бы не поубивали друг друга в первую неделю…