Дверь в лето

место: где-то в Италии погода: солнечно время: утро завтрак: капучино, свежевыжатый апельсиновый сок, мюсли, йогурт, мармелад, корнетто с фисташковым кремом, джируветта с изюмом, фрукты Нежно-бирюзовый родстер стремительно мчался по узкой дороге, обрамленной высокими стрелами кипарисов, бросающих на нее узкие тени, дрожащие в жарком полуденном зное. — Энди, ну зачем мы туда едем… ну зачем? Это даже как-то неловко… и вообще… — Не ной, — фыркнула Андреа, ловко вписываясь в крутой поворот. — Давай, я тоже буду ныть. У меня отпуск. Я хочу валяться у бассейна, пить вино и флиртовать с незнакомцами. А вместо этого я таскаюсь с тобой по всяким руинам, потому что тебе нужен материал для заметок. И заметь, я — ни слова! Ни слова! Эми вздохнула. Да. Все так и было. Когда Энди позвонила и сказала, что хочет взять ее с собой, она была счастлива. И не только потому, что так она могла бы провести с Энди побольше времени, но и потому, что это отлично вписывалось в ее идею о серии эссе про параллели между американским и европейским югом. Старый и Новый Свет. Британская колонизация нынешнего юга США и завоевание Римской империей самой Британии, пусть и на многие сотни лет раньше. Только что-то легкое, как у Джерома, когда заказ на путеводитель по Темзе вылился в блистательные «Трое в лодке, не считая собаки». И чтобы было про все — кухню, отдых, отношения, одежду, виноделие, развитие, противоречия… и из этого могла бы вырасти ее собственная колонка в приличном издании, потому что вся обычная журналистская рутина — репортажи, разговоры и выезды, невыносимая необходимость трезвонить по телефону и строчить кому-то письма — давались ей очень тяжело. Ей хотелось просто писать. Колонку. Да, колонку. А может потом и настоящую книгу… но это потом, потом… Энди, узнав о ее мыслях, сразу же поддержала ее. Сразу. Она возила ее везде на чудесном арендованном родстере, лазила с ней по старым стенам, пробовала еду со смешными названиями, помогала, помогала и помогала, задавала вопросы, отгоняла не в меру активных кавалеров… и когда Эми, узнав о том, что пара американцев, владеющих крупными виноградниками в Джорджии и Калифорнии, купила и восстановила одну из старейших виноделен региона, позвонила, чтобы договориться о встрече, а ей категорически ответили, что до официального открытия они не будут рады гостям, Андреа вспылила и развила бурную деятельность. Она была человеком действия — прямым, решительным, без лишних рефлексий и сомнений. И еще никто не смел отказывать ее сестре. Эми даже не успела опомниться, как Энди покидала в родстер их вещи и помчала ее вдаль. — Да, ты совершенно права. Права. Но и это все ужасно неудобно. Нас никто не приглашал… они же не захотели… — Ничего, переживут, — Андреа притормозила и потянулась за картой, брошенной под ветровое стекло. — Не выгонят же. Скажем, что заблудились, попросим воды, — она задумчиво рассматривала карту, позаимствованную на ресепшене отеля, — а там ты сделаешь невинные глазки, похлопаешь ресничками, начнешь это свое «винодельня? что вы говорите? вы ее восстановили? прямо сами? даже с подвалами? не может быть! это так интересно!»… и они сами тебе все расскажут. Получишь свой эксклюзивный материал… или как там это у вас называется… — Ты и на работе так себя ведешь? — захихикала Эми. — Нет, котик, — Андреа тоже рассмеялась, — я это уже не осилю. Умение утеряно. Чем ты старше, тем сложнее строить из себя дурочку. Кому-то, конечно, оно в любом возрасте удается, но мне — нет. Кстати, — она привстала и огляделась, — похоже, мы действительно потерялись. Котик, поройся в интернете, где это кастелло… вилла… каза… что там… — «Каза» — это ты уже что-то из испанского, — Эми полезла в сумку, достала телефон и подняла его повыше. — Ну вот. Ничего я не посмотрю. Здесь сеть не берет. — Ну и ладно, — Андреа швырнула карту обратно и вдавила в пол педаль газа, — так доберемся. Солнце поднималось все выше, замещая сухой и пыльной жарой остатки утренней свежести; дорога петляла по холмам, неторопливо выгибаясь то влево, то вправо, пока асфальт не сменился булыжником и впереди не показались массивные кованые ворота, в которые и нырнул их родстер. И они заскользили между аккуратно обрезанными деревьями и подстриженными кустами, обрамляющими старые постройки разных оттенков песочного цвета. Через пару минут им открылось главное здание, сложенное из крупного камня — арки и распахнутые двери, из которых так и веяло прохладой дома, старые бочки с металлическими обручами и глиняные вазоны, пышные цветы и открытые ставни, подернутая чернью черепица. И еще огромный двор, выложенный терракотовой плиткой. В тени стен стояли несколько машин и ярко-зеленый скутер, а в самом центре двора — потрепанный грузовичок. Под его капотом ковырялся обнаженный до пояса мужчина. Услышав шум двигателя, он выпрямился и оглянулся. Взлохмаченные темно-русые волосы. Яркие синие глаза. Мускулы, перекатывающиеся под загорелой кожей. Капли пота, стекающие по груди. Измазанные в машинном масле руки, которые он медленно вытирал вытянутой из кармана замызганной тряпкой. И мышцы, мышцы, мышцы торса… открытые вплоть до тазовых косточек безобразно… неприлично… невозможно низко сидящими на бедрах потертыми джинсами. — О. Мой. Бог, — прошептала Эми. — Энди, он же не может быть настоящим. Воздух еще так дрожит… это мираж? Здесь бывают миражи? — Похоже на то, — Андреа остановила машину, выскочила из нее и приветственно взмахнула рукой. — Чао! Бонджорно! Доброе утро! Извините, мы немного заблудились! Вы не подскажете, где мы? И что это за прекрасный замок? Можно познакомиться с его владельцем? — мужчина молчал, поэтому она сверилась с разговорником. — Скузи, синьоре, чи сиамо перси! Пер фаворе, димми дове сиамо? Козе куэсто белиссимо кастелло? Поссо инконтраре иль суо пропретарио? — И еще водички бы, — слабо проговорила Эми, не в силах оторваться от чуть прищуренных, пристально рассматривающих ее мужских глаз, не говоря уже обо всем остальном. — Поссо авере дель аква? — Андреа улыбнулась. — Пер фаворе. — Мэрл! — крикнул мужчина, обернувшись назад. Подождал, потом крикнул громче. — Мэрл! — Че? — раздался резкий голос из глубины дома. — Тут к нам девушки. — Красивые? — Красивые, — он широко ухмыльнулся. — Ой, так это же там тот самый, с кем я разговаривала, — засуетилась Эми, вылезая из машины. — Мэрл. Мэрл Диксон. Владелец. Тогда это, наверно, его брат, Дэрил. — Как ты сказала? Как? — Андреа повернула к ней голову. — Ты раньше не могла мне все это… Она не договорила. В дверях показался широкий силуэт, который, шагнув на свет, превратился в мощного мужчину в растянутой футболке неопределенного цвета и длинных светлых шортах с кучей карманов. Не обращая внимания на то, что плитка во дворе наверняка уже раскалилась до невероятных температур, он ступил на нее босыми ногами и тяжело прищурился в их сторону. Эми замерла. Почему-то ей показалось, что его взгляд не предвещал ничего хорошего. Только вот смотрел он прямо на Энди. А она смотрела на него. — Ты, — тихо сказала она. — Ты. — Кого я вижу! — рявкнул Мэрл. — Энди Харрисон! Сошла с небес к простым смертным! Я должен быть просто счастлив твоему явлению или нужно сразу упасть к твоим ногам? А кто это с тобой? Только не говори, что это наша дочь и ты привезла ее познакомиться с папочкой. Сколько ей? Пятнадцать? Или уже все шестнадцать? — Двадцать четыре, — пискнула Эми. — И я ее сестра. Эми. — Ага, — перевел на нее прицел своих глаз Мэрл, — тогда не моя. Но это же ты вчера звонила. Точно. Эми. И голосок этот. Ми-ми-ми, да ми-ми-ми, расскажите, как вы дошли до жизни такой, ми-ми-ми… — Диксон, — оборвала его Андреа, — если бы я знала, что вся эта возня по поводу твоей, — она выделила это слово, — винодельни, я бы никогда… Эми, садись в машину. Мы уезжаем. — Еще бы, — ухмыльнулся он, — где уж нам… до вас-то… давай, давай, наморщи мне еще тут свой носик… Эми заметалась. Выходило все не очень хорошо. Точнее, совсем нехорошо. То, как Мэрл и Энди смотрели друг на друга… было… было… И еще этот вот Дэрил оказался такой… такой… Из дома послышались шум и оживленный женский голос. — Ничего не меняется, — губы Андреа скривились. — Точно, — Мэрл ухмыльнулся еще шире. — Точно. Во двор выкатилась кругленькая тетушка в цветастом фартуке. Она всплеснула руками — и этому совершенно не помешали огромная корзина и сумка — и громко затараторила по-итальянски. Мэрл насупился, фыркнул и что-то ей коротко ответил, но она от этого еще больше взъярилась. Она сильно ткнула его пальцем в грудь и продолжала тыкать с каждым своим словом, не переставая так экспрессивно жестикулировать, что ее седые волосы, закрученные в тугие букольки, яростно летали вверх и вниз, а россыпь браслетов на запястьях, не говоря уже об ожерельях и очках на шнурке, лежащих на ее объемной груди, непрерывно звенела. — Что она говорит? — мявкнула Эми. — Она нас всех убьет? Съест? — Она говорит, — Дэрил обернулся к ней. Его глаза смеялись, — что она не знает, что тут происходит, но такие два сыча, как мы с братом, должны быть счастливы, что к нам приехали такие сногсшибательные девушки. И что это совершенно невероятно, что мы до сих пор держим вас во дворе, когда она там наготовила полную кухню еды, в гостевых комнатах утром перестелили белье и до завтра здесь никого не будет, потому что в деревне праздник. Ну это если коротко, без ругательств и предположений о нашем умственном развитии. — Ой. Тетушка сняла с себя фартук и вручила его Мэрлу. Погрозила пальцем Дэрилу, потрепала за щеку Эми, послала воздушный поцелуй Энди и, дав еще один тараторный залп, бодро плюхнулась на скутер, поставив корзинку себе в ноги, выкрикнула «чао!» и покатила к выезду. — Грозная женщина, — сказал Мэрл, глядя ей вслед. Он забросил фартук себе на плечо. — Даже я ее побаиваюсь. Но готовит божественно. Не то что некоторые, — он перевел взгляд на Андреа. — Ладно, Харрисон. В целом, она права. Куда вы поедете — жара валит. Попозже Дэрил может сестру твою по виноградникам погулять, раз вы здесь. А ты уж потерпишь меня какое-то время. Андреа медлила. — Да ладно тебе, — хмыкнул Мэрл, — кто старое помянет… пойдем, просекко тебе холодненькое открою. Ты любила вроде… …Андреа перевернулась на другой бок. Приснится же такая ерунда. Где она и где Италия. Винодельня. Родстер. Кипарисы. И солнце. Откуда? Сплошной же дождь… И опять Диксон… чертов Диксон… чертов, чертов, чертов Диксон… Ее снова утянуло в самую глубину сна… --- место: где-то в Италии погода: солнечно время: день обед: просекко, пино гриджо, брускетта с помидорами и моцареллой, салат из свежих овощей с кедровыми орешками, минестроне, запеченные баклажаны, ньокки с ветчиной и грибами, сыр, фрукты, кампари, кофе Обед в просторной кухне прошел бы в полном молчании, если бы Эми, не выдержав тягостной тишины, не спросила что-то совершенно нелепое про купаж предложенного ей вина, а Дэрил как-то очень по-мальчишески не улыбнулся и не ответил, что он лично не стал бы купажировать пино-гри ни при каком раскладе, за исключением необходимости обогащения вкуса пино-нуар, да и то только потому, что от пино-нуар его отделяет лишь незначительная мутация. И дальше дело у них как-то пошло. Андреа отставила тарелку, придвинула к себе бокал. Выходило так, что она выпила почти всю бутылку просекко. Мэрл, сидевший напротив нее, одним глотком влил в себя крохотную чашечку кофе и опустил огромную ручищу на стакан, доверху набитый льдом и залитый кампари. — На виноградники еще жарко, но можно лабораторию посмотреть, — Дэрил поднялся, — резервуары, технику. И старые прессы — виноградные и для оливкового масла. Реставрируем их понемногу, когда время есть. Так, для себя. Эми вопросительно посмотрела на Андреа. Та пожала плечами: — Котик, мы же для этого и приехали. Когда их шаги стихли на галерее, уходящей в левое крыло дома, Мэрл сказал, глядя им вслед: — Харрисон, это у вас семейное, что ли? Вы как серая гниль, бьете только лучшие сорта. Он же у меня неразговорчивый, нелюдимый, а вот на тебе. Я не знаю, что с тобой сделаю, если девчонка твоя мальчишке моему голову вскрутит. — Она ему? — фыркнула Андреа, хватая спасительный бокал за тонкую ножку. — Думай, что говоришь-то. Если есть, чем, — на дне прозрачной стеклянной чаши остались последние капли вина. — Налить тебе еще что-нибудь? — мрачно спросил ее Мэрл. — Что хочешь? — Ого! У тебя тут даже выбор есть? — Все-таки сучка ты, Харрисон, — проворчал Мэрл. — Как была, так и осталась, — он сунул ноги в шлепки и кивнул ей. — Идем. Открыв дверь со сложными задвижками, притаившуюся в переходе за кухней, он щелкнул выключателем и повел ее вниз по ступенькам. Старая кирпичная кладка, формирующая аккуратные арки, длинные и темные деревянные брусы, поддерживающие прямые плоскости потолка, вытертый камень пола — Андреа оказалась в винном погребе, который, похоже, тянулся подо всем домом. Мэрл тут же подтвердил ее мысли: — Туда дальше, — он махнул рукой, — под правое крыло — бочки. Выдержка. Там, — он ткнул влево, — хранение готового на продажу. Здесь — мои личные запасы. Не только наше производство. Ни в чем себе не отказывай. Андреа медленно пошла между рядами сложенных в аккуратные треугольные горки бутылок. Одни лежали просто так, другие — в шкафах за стеклянными дверцами, подмигивающими разноцветными датчиками влажности и температуры, третьи — на дубовых стеллажах, каждая в своей индивидуальной ячейке. Мэрл выдвинул ящик вместительного деревянного комода, достал оттуда штопор, швырнул на крышку: — Так что хотело бы твое высочество? — Диксон, — она резко развернулась к нему, — да какого хрена… Раздался громкий хлопок, больше похожий на выстрел, свет полыхнул ярко-белым и погас. Вверху что-то пронзительно запищало. Шарахнула дверь. — Сука! — взревел Мэрл. — Пробки! Да сколько можно! Сети у них, сука, старые! Раз в неделю стабильно в жару пробки выбивает. Это все ты, Харрисон! — хрипло и яростно гавкнул он из темноты. — Я как раз собирался генератор подключить! А тут ты! Мне подстанцию свою только-только согласовали, пока то, пока се… хотя бы генератор сразу работал… но нет, бля, заявилась… В черноте засветился экран телефона, который он вытащил из кармана шорт. — Сука, не берет здесь. Стой на месте, пока не сломала себе что-нибудь. Я наверх поднимусь, Дэрила наберу. А то дверь в погреб без электричества блокируется. Сигнализация и все такое. Только не двигайся, бля! Он потопал в темноту, подсвечивая себе телефоном, и Андреа осталась одна. Она вцепилась в стеллаж, не понимая, почему не может бросить ему вслед что-нибудь обидное. Почему она до сих пор так беззащитна перед ним? Почему? Любовь? Да сколько лет-то уже… Андреа всхлипнула. Кажется, чертова бутылка просекко наконец добралась до ее мозга. Нет, нет, просто надо еще. Еще. Ее руки заскользили по бутылкам. Пробки, пробки, пробки… тут нужен штопор… а вот тут не нужен. Не нужен. Андреа вытащила бутылку и осела вместе с ней на холодный пол. Когда Мэрл, переговорив с Дэрилом, спустился обратно, тусклый свет экрана не обнаружил Андреа. — Харрисон! — крикнул он. — Сейчас они с башни слезут. Мой твою потащил с верхотуры на акры наши любоваться. Полчасика, и свет будет. Или даже меньше. Харрисон! Харрисон, бля! Его голос прокатился под потолком подвала и замер. И в наступившей тишине откуда-то из-за рядов бутылок послышался неровный, ломкий голос: — Диксон, скажи честно, это все потому что я толстая? — Че?! — он чуть не сел на лестницу от неожиданности. — Ну вот это все… и то, что было… и сейчас… это из-за того, что я толстая? Мэрл несколько секунд подумал, а потом вкрадчиво спросил: — Ты там граппу мою нашла, что ли? — Так это граппа? Тогда да, нашла. У нее пробка легко открылась. — Ну понятно. Стой, я сейчас подойду. Андреа обнаружилась под полками с его старой, выдержанной граппой. Мэрл погасил телефон, убрал его в карман. Опустился рядом с ней на пол. Ощущение ее теплого плеча, прижатого вплотную к нему, было очень странным. Непривычным. Почти забытым. И еще выдергивающим изнутри все то, что он так старательно пытался стереть и уничтожить. Он взял из ее рук бутылку. Глотнул. Кто бы сомневался, что она даже наугад вытащит самую приличную. Вернул ей обратно. — Че ты ноешь тут, Харрисон? В каком месте ты толстая? И к чему это? — А то ты же был такой… — всхлипнула она, — такой… и плечи эти твои широченные… и глаза… и говорил так… и мотоцикл еще этот… — Чоппер, — вздохнул Мэрл, вспомнив свой старенький черный байк. — Да какая разница! — выкрикнула Андреа. — Я любила тебя! Я поверила тебе! И ты! Ты так!!! — она на секунду закрыла лицо рукой, потом замотала головой. — И я как дура — как последняя дура! — собрала вещи, сказала, что на выходные к подруге, а потом сидела с этой дурацкой сумкой на этой дурацкой лавке под этими дурацкими деревьями, ждала тебя… и плакала. Плакала. Не верила, что ты так… — Да под какими деревьями! Да на какой лавке! — рявкнул Мэрл. — Там голый двор! Голый! Двор! Кусты только возле забора какие-то были! И это я! Я ждал тебя! Я не знал, где ты! Не знал, что думать! Это сейчас можно звонить, как хочешь! Когда хочешь! Куда хочешь! А тогда еще телефон попробуй найди! А ты… — Какие кусты! — заорала на него Андреа. — Два! Два дерева! И под ними скамейка! — Харрисон, — Мэрл сказал это очень тихо. — Харрисон, — повторил он. — Энди. Я договорился со священником в Уайт Спрингс. И я ждал тебя. С утра. И до следующего утра. Я сидел на этом каменном крыльце и ждал. И поверь мне, там не было ни одного дерева. И ни одной скамейки. Я же помню. Будто это было вчера. — Я просидела сутки на этой лавке, Диксон, — также тихо ответила ему Андреа. — Сутки. Под двумя деревьями. У церкви в Уайт Спрингс. А потом тащилась до нормальной дороги, потому что нигде нельзя было найти такси… — Харрисон, там дорога рядом. Футах в трехстах. — Ты смеешься, что ли? Думаешь, я не помню? Я уже пятнадцать лет сижу на этой лавке. До сих пор, понимаешь? До сих пор сижу. Я в пять утра вызвала себе от дома такси. Приехал милый такой мексиканский дядька. И я попросила его отвезти меня в Уайт Спрингс. И он отвез. Мы въехали в город, повернули налево, проехали мимо дома Рузвельта, мимо озера, вдоль реки, затем был перекресток, а потом уже… что? Что? — Харрисон… Харрисон… Харрисон… — Мэрл ржал. И никак не мог остановиться. — Ты всегда меня с ума сводила. Но это… это уже слишком… Он громко выдохнул и откинулся назад. Нащупал ладошку Энди — и кожа на ее запястье была такой же нежной, как он помнил — вытащил из нее бутылку. Сделал несколько больших глотков. — Ладно этот мексиканец, но ты-то. Ты. Ты могла бы сообразить, — каждое его слово эхом отдавалось под сводами темного подвала. — Дом Рузвельта. Рузвельта. Он в Уорм Спрингс. Даже я это знаю. Это в школе проходят. Вас туда не таскали на экскурсию? Нас таскали. Этот твой таксист привез тебя в Уорм Спрингс. Не в Уайт Спрингс. — Я… я… Андреа замолчала. Потом засмеялась. Потом попыталась подняться, но не смогла — ее неудержимо колотило, как в лихорадке. Она снова засмеялась. Вздрагивая. Всхлипывая. На ее плечи опустилась тяжелая рука Мэрла. Притягивая к нему. Притягивая. Она обхватила его шею и уткнулась носом куда-то в его футболку. Запах. Запах был тем же самым. Только весь Мэрл стал как-то шире. Мощнее. Но все остальное было таким же. Таким же. Горечь утраченного пронзила ее с новой силой. И все, что она смогла сделать — это совершенно отчаянно и безнадежно расплакаться. С громким щелчком включился свет. Замигали лампочки на шкафах с бутылками. Реальность навалилась, оглушила и принесла с собой невыносимую усталость. Андреа отстранилась от Мэрла, вытерла глаза краем блузки. Поправила волосы. Подтянула ноги. Наверху распахнулась массивная дверь. — Нормально там у вас? — раздался голос Дэрила. — Нормально, — Мэрл поднялся, протянул руку Андреа, — нормально. Нормально. --- место: где-то в Италии погода: солнечно время: вторая половина дня легкий перекус: пармская ветчина с дыней и рукколой, канапе с легким сыром, оливки, маслины, миндаль, фисташки, фрукты, кофе Жара начала спадать. Дэрил выгнал из гаража трактор, подсадил на него Эми и повез ее смотреть виноградники. Андреа, не говоря ни слова, ушла наверх. Мэрл остался на кухне. Он сидел за столом и крутил в руках стакан с остатками кампари и почти растаявшим льдом. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет он думал, что ей запретил папенька. А она послушалась. Или что она решила, что он ей не нужен. Что хуже. А что еще он должен был подумать? Что? Кто он тогда был? Безотцовщина. Беднее церковной мыши. За душой только байк, младший брат и старый дом с простым виноградником… что там у него было? Одна мускадиния — ленуар, блан дю буа… и все, кажется. А она… она… она была такая… такая… Слов для нее у него не было, вот что. Сейчас-то он не отпустил бы ее. Ни за что. Зубами бы рвал. Землю бы жрал. Но не отпустил. А тогда… мальчишка совсем. Мальчишка. Гордость какую-то себе придумал. Гордость. Дурак, дурак! И хватило его только на то, чтобы бухать беспробудно. А если бы сейчас… и внезапно он понял, что сейчас-то она в его доме. В одной из комнат для гостей. И он только что держал ее в своих руках. И ее волосы пахли так же упоительно, как и много лет назад. И ее губы, которыми она коснулась кожи на его шее, были такими же мягкими. И сама она была такая же. Только еще красивее, если это вообще было возможно. И она пятнадцать лет думала, что он не пришел. Не пришел к ней. Он сжал челюсти, резко поднялся и, вдавливая в пол каждый свой шаг, двинул вверх по лестнице. Мэрл даже не собирался стучать. Он просто толкнул дверь, уверенный в том, что она открыта. Так и оказалось. Энди стояла посередине комнаты, вцепившись побелевшими пальцами в резной столбик кровати. Ее глаза блестели. Свободная блузка съехала с плеча. За ее спиной в распахнутых ставнях разливалась синева неба. — Почему ты не позвонил? Не приехал? — ее голос сорвался. — Я звонил, — честно ответил он. — Батя твой сама представляешь, куда меня отправил. Приезжал. Сказали, что ты не хочешь меня видеть. Я по-тихому пролез. Так они меня с собаками по всей территории усадьбы вашей гоняли. А потом полицию еще… в общем… да ты и сама могла бы… тоже… — Я звонила. Никто не отвечал, — она прикусила губу. — Я же неделю лежала. Не вставала. Не ела. Не знала, как жить дальше. Потом решилась, поехала к тебе. А у тебя там музыка, парни, девицы, танцы, крики… и ты с мочалкой какой-то на веранде… целуешься… я и ушла… — Запил я тогда здорово, — нехотя признался Мэрл. — Глупо вышло, — тихо сказала Андреа. — Ты… ты в платье была? — слова выдавливались с трудом, будто горло было напрочь пережато. — Тогда? Да. Да. В твоем любимом, — ее губы дрогнули. — Где рукава, — она чуть развела пальцы левой руки у запястья правой, — колокольчиками. Мэрл кивнул. Он смотрел на нее. Не отрываясь. Смотрел. Жрал, жрал, жрал ее своими глазами. Ее льняные волосы. Ее ключицу, открытую сбившимся воротом блузки. Ее ушко. С серебром тонкой длинной сережки. Ее пальцы. Без единого кольца. — Кстати, поздравляю с «Виноделом года». — Посматриваешь? — хмыкнул Мэрл. — Почитываю. Wine Spectator. И шардоне твое, которое калифорнийское, у меня всегда… — она запнулась. — Тогда поздравляю с открытием двадцатого кризисного центра. Для женщин. — Посматриваешь? — улыбнулась она. — Немного. Один из них даже спонсирую. Не напрямую, конечно. Они помолчали. — У тебя есть кто-нибудь? — Нет, — он пожал плечами на ее вопросительный взгляд. — Не сложилось. А у тебя? — Нет, — она чуть качнула головой. — Не сложилось. Он шагнул к ней. Широко. Быстро. Обнял. Прижал к себе. Не давая ни секунды на сомнения. Ни ей, ни себе. Его руки заскользили по ее спине. Ее пальцы обхватили его плечи. — Энди… Энди… — Ой, Мэрл… — это вышло у нее совсем по-девчоночьи. Совсем как раньше. Он нашел ее губы. И она ответила ему. И вычеркивая, отменяя все потерянные годы, по полу каплями застучали крохотные пуговки ее разорванной блузки, а его футболка окончательно потеряла всякий вид. Они рухнули в кровать… и глубоко, почти полностью провалились во взбитую постель. — Сука, — рявкнул Мэрл, сражаясь с пуховыми одеялами, — забыл совсем про эти сраные перины, — он выбрался из поглотивших их подушек, вытащил хохочущую Энди. — Идем. У меня нормальный матрас. — Нет, — выдохнула она ему в рот, — нет. И так… слишком долго… Она потянула его за собой на пол. Он усмехнулся, опускаясь вслед за ней. Чуть задерживаясь, чтобы рассмотреть ее, разметнувшуюся под ним. Чтобы провести ладонью по ее телу, оглаживая каждый отпечатанный в его памяти изгиб. Чтобы ощутить ее бархатистую кожу. И чтобы она выгнулась, потянулась к нему губами. И чтобы он подмял ее под себя, чтобы поймал ртом ее вскрик, чтобы ее ноги скрестились на его пояснице, чтобы… …Мэрл открыл глаза. Энди никогда раньше не снилась ему. Еще и в таких декорациях. Хотя обычно ему вообще ничего не снилось. Он приподнялся на локте. Тишина. Дыхание Дэрила ровное, почти не слышное. На улице спокойно. Хорошо. Пока можно спать не по очереди… пока можно… пока… пока можно… можно… --- место: где-то в Италии погода: ясно время: поздний вечер ужин: кьянти и пицца, пицца и кьянти, много кьянти и много пиццы Дэрил подпирал плечом массивный брус, на котором держалась крыша веранды, плотно оплетенной зеленью, наворачивал пиццу и пил кьянти. И, не отрываясь, смотрел на Эми. На смеющуюся Эми. На разгоряченную Эми. На танцующую Эми. На Эми, чье легкое светлое платье летело за ней, вилось вокруг ее бедер и задорно приоткрывало ее грудь. На Эми, чьи волосы взмывали вверх и водопадом падали на спину. На Эми с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками, которая подскочила к нему, выхватила из его рук стакан с вином и сделала несколько больших глотков. — Пойдем! — восторженно крикнула она. — Пойдем! Танцевать! — Ну уж нет, — фыркнул он и отобрал у нее стакан, — хватит того, что мы вообще здесь. — Тогда я еще! Можно? Можно? — Сколько хочешь, — ухмыльнулся он. Она быстро прижалась к нему всем телом и прошептала на ухо: — Кажется, я никогда не была так счастлива, — и снова унеслась кружиться, перышком отрываясь от земли и невесомо приземляясь на носочки. Дэрил проводил ее взглядом. Эми сказала, что счастлива. Странно, он почему-то тоже. По крайней мере, он ощущал что-то очень близкое к тому, как другие описывали слово «счастье». Они провели вместе почти весь день и его это… устроило? Да, как-то так. Первый раз он встретил человека, кроме брата, который не напрягал его своим присутствием. Эми оказалась удивительно искренней. С ней было свободно и просто. Говорить или молчать. А когда она задавала вопросы, то всегда внимательно слушала его ответ; она даже запомнила всякие сложные слова вроде аппелласьон, ампелография и органолептические свойства. И как восхищенно она посмотрела на него, когда он сказал, что здесь он сам занимается и выращиванием винограда, и производством, а Мэрл ведет только административные вопросы. — Ты действительно разбираешься в этом? — невозможный взгляд распахнутых глаз, спорящих синевой с небом. Оказалось, что это очень приятно, когда на тебя так смотрят. С таким неподдельным восторгом. — Само собой, — он кивнул. — Это же все с детства. Нам от деда по материнской линии достался старый виноградник. Мэрл как-то сначала подзабил на него, а потом что-то так вгрызся, что ни себе самому, ни мне продыху не давал… Дэрил подал Эми руку, помогая ей перелезть через гору камней, которые после плантажа земля раз за разом поднимала вверх, и они собирали их по всем виноградникам, а потом складывали из них невысокие, ограничивающие зоны посадок стены. — Тут у нас оливковые рощи дальше идут, — он махнул рукой на следующий холм. — Но они молоденькие еще. А в эту сторону — сады. Но это так, для себя. Так вот… Он придержал ее ладошку, чтобы она не споткнулась. А она даже и не думала возражать — наоборот, крепко держалась за него своими пальчиками. — …у Мэрла чуйка есть на виноград, на сорта, на землю. Не знаю уж каким местом он все это знает. Может от деда ему передалось… только ни разу он не ошибся. Но меня-то он по-настоящему учиться отправил. А потом сюда. Ему итальянские идеи нравятся. Французов — недолюбливает. Отец Бернадетты — той тетушки на скутере — гениальным энологом был. Гениальным. Мы поэтому сейчас здесь и… …Эми снова подлетела к нему. Близко. Совсем близко. Он протянул ей стакан, из которого она с удовольствием отпила. Схватила со стола кусочек пиццы. — Надо идти, — сказала она. — Наверно, Энди с Мэрлом нас уже потеряли. Если бы она не захотела посмотреть на настоящий деревенский праздник, ноги бы его здесь не было — весь этот жизнерадостный шум был для него как-то слишком. Так что он без лишних слов согласился: — Наверно, надо, — и повел ее туда, где они оставили свой трактор. Эми не могла перестать смотреть на Дэрила. Она была счастлива, что утром он все-таки натянул на себя какую-то майку, иначе она умирала бы от невозможности до него дотронуться. Но потом оказалось, что лучше и не дотрагиваться, потому что когда они ехали смотреть виноградники — на этом смешном и высоком тракторе — она оказалась прижата к нему настолько плотно, что их разделяли только два тонких слоя ткани — его и ее одежда. А кое-где даже и одежды не было, и она чувствовала жар его кожи своим телом. Но главное — выяснилось, что с ним было невозможно интересно. Может быть, говорил он не очень-то и гладко, но так увлекательно. А когда его хрипловатый голос произносил какие-то загадочные для нее слова на французском или итальянском, она была готова растаять на месте. И еще этот его головокружительный запах. И еще эти его глаза… — Давай. Я сниму тебя, — все тот же притягательный голос ворвался в водоворот ее мыслей. Эми огляделась — она даже не заметила, как они вернулись домой. И Дэрил сейчас протягивал к ней руки, чтобы помочь слезть с высоченного сиденья. Она, стеснительно запнувшись, кажется даже залившись краской до кончиков ушей, положила ладони ему на плечи. Он подхватил ее — так легко и непринужденно, будто делал это каждый день — чуть приподнял и осторожно поставил на землю. И она снова не могла оторваться от него. Ей совсем не хотелось убирать руки с его плеч. Только вот и он не спешил отпускать ее талию. И еще смотрел на нее так, что это разжигало в ней непривычный пожар. Пожар страшной силы, всегда казавшийся ей невозможным. — Здесь так красиво, — прошептала Эми, чтобы сказать хоть что-нибудь, — и так тихо. — Особенно после деревенских музыкантов, — ухмыльнулся Дэрил. — И цветы так пахнут… и звезды еще… — Пойдем, — он дернул ее за собой. — Пойдем. Там будут звезды. И она побежала за ним через двор, потом поднялась вверх по лестнице, потом нырнула в длинный коридор, потом взобралась по ступенькам, потом вылезла в окно… и оказалась на крыше. В бездонной глубине неба сияли звезды, слева направо раскинулось полотно Млечного пути. Далекие огоньки деревень мягко подсвечивали уходящие вдаль холмы. Темные и острые кипарисы, широкие кроны олив, фруктовые деревья — все они казались густыми мазками краски на удивительном живом полотне… — Невероятно… Эми хотела сделать шаг вперед, но Дэрил ухватил ее руку: — Стой. Там черепица хреновая. Провалишься, — он повлек ее в сторону. — Вот здесь. Здесь посидеть можно. Она нерешительно посмотрела на совсем небольшую приступочку. Тогда Дэрил, хмыкнув, опустился на нее и притянул Эми к себе на колени. Одна ее ладонь опустилась на его плечи. Другая — как бы сама собой — на грудь. А его руки просто обняли ее. Поднялись выше. К волосам. Коснулись шеи, лица. И он снова смотрел на нее. А она не могла перестать смотреть на него. Ближе. Ближе. Еще ближе… Сначала их губы соприкоснулись мягко, чтобы просто попробовать друг друга. А потом нежно, чтобы почувствовать вкус. И затем уже жарко и жадно. Торопливо и остро. Впиваясь пальцами в кожу. Прижимаясь все сильнее… — Я так и знал, что вы на крышу полезете, — громыхнул снизу голос Мэрла. Голос был ворчливым, но очень довольным. — Целуетесь там, что ли? Это я даже не сомневался. Давайте, давайте, спускайтесь. Мы тут пирожные в холодильнике нашли… …Дэрил рывком поднялся. Что за хуйня. Он никогда не видел снов. Вообще. Совсем. Как и Мэрл. Это было у них семейное. Он потряс головой, протер глаза, посмотрел на часы. В самый раз. Как всегда — за пять минут до будильника. Можно поднимать Мэрла. Им скоро на встречу. Как раз хватит времени, чтобы добраться…