1939 год, Париж
Пальцы обхватили пузатую чашку, от которой порами поднимался рассеянный пар. Маггловский кофе, щедро приправленный гвоздикой и медом, приятно обжег язык и нёбо, и Гарри блаженно замычал. В груди стремительно разливалось приятное тепло, тут же отдалось легким покалыванием в кончиках пальцев и эйфорией в голову. Юноша лениво прищурился, как располневший пушистый кот, подставил лицо под рассеянные солнечные лучи, которые в последнее время крайне редко заглядывали в мрачный Париж, и улыбнулся собственным мыслям. Несмотря на столь приятное утро, в воздухе зависло тревожное ожидание чего-то неизбежного. Магглы испуганно озирались по сторонам, угрюмо потягивая кто — кофе, кто — чего покрепче, и разговаривали исключительно шелестящим шепотом, методично шерстили желтоватые страницы газет, на первых полосах которых, уже который год застыли черно-белые ужасы войны, немые и зловещие. Все они, как один, прятали угрюмые лица за высокими воротниками потрепанных плащей и широкими полями шляп. Франция объявила войну Германии всего несколько месяцев назад, но так и не предприняла никаких боевых действий по отношению к противнику, в то время, как Первая Магическая война уже набирала опасные обороты. Странные эти магглы… Подумалось внезапно Гарри, — затевать войну только ради общего азарта, чтобы, как там говорилось? — кровь стыла в жилах при одном только ее упоминании, — а затем, трусливо сдать назад и отсиживаться за шаткой стеной политических переговоров. Весы и так опасно кренились не в пользу Франции: люди были напуганы и сбиты с толку, а Гитлеровская коалиция уже набирала обороты. Но, впрочем, это не его дело. В кафе гулял шальной ветерок, деревянная дверь, уныло поскрипывая, словно больная старуха, не закрывалась и вовсе. Магглы все прибывали и прибывали в крохотное, но относительно уютное заведение, заказывали горячий шоколад с имбирным печеньем, глинтвейн и сладкий чай с лимоном и корицей, а человек, которого Поттер ждал, безбожно опаздывал на целых три часа. Гарри сделал еще один большой глоток, а затем извлек из кармана непримечательного черного пальто часы, чуть озадаченно откинул крышку. Стрелки, словно бы в насмешку, показывали пол одиннадцатого утра. — А говорят, люди такого полета не опаздывают, — пожаловался чашке Гарри и по старой привычке растрепал патлы на макушке. Человек, которого он так стоически ожидал, несомненно, был важен, да… Однако не настолько, чтобы проторчать в кафе весь день в ожидании «чуда», у Поттера были и другие дела, которые не требовали отлагательств. Но, вопреки всему недовольству, он продолжал сидеть за дальним столиком и скупо улыбаться суетливому официанту. За широким окном мелькнуло строгое темно-синее пальто и высокая, Гарри бы даже сказал, несколько чудаковатая, остроконечная шляпа. Такие могли носить только волшебники знатных родов, которые всегда, во все времена, неизменно отличались странными вкусами. Сам он предпочитал обычные брюки свободного покроя, строгую рубашку, временами, галстук или бабочку, удобные черные мокасины и неброское маггловское пальто. Волшебную палочку Гарри предпочитал держать не в держателе, а в кармане, даже несмотря на весь риск неправильного хранения магического инструмента. Так ему было спокойнее и значительно комфортнее. Колокольчик над дверью громким перезвоном дал понять всем присутствующим, что в кафе вошел новый посетитель, но едва ли посетители обратили на внезапного гостя свое внимание, все также неусыпно следя за строчками в газетах. Лишь тот самый шебутной официант, который даже немного симпатизировал Гарри, судорожно подскочил к экстравагантной женщине с кричаще алыми губами и принялся что-то усердно объяснять, — что именно Гарри никак не мог разобрать из-за гулкого резонанса множества голосов. Он видел, как женщина окатила беднягу весьма глубоким, проницательным взглядом, а затем, с присущей ей достоинством и грацией двинулась вперед. Светлые глаза весьма быстро выцепили в безликой толпе столик, за которым скучающе уничтожал остатки кофе Гарри, и женщина подарила ему бесцветную улыбку. Она ловко обогнула стулья возле стойки, с непринужденной легкостью обошла столы, полные угрюмых лиц, и остановилась всего в нескольких шагах от нужного ей места. — Мне казалось, что для Вас важна эта встреча, — с присущей ему беспечностью и, можно даже сказать, вопиющей бестактностью заметил Гарри, но, вопреки своим словам, все же поднялся с места, как подобало джентльмену в присутствии дамы, обогнул стол и терпеливо дождался, когда мадам Розье с неким запозданием подаст ему правую руку. Гарри коротко коснулся тыльной стороны ладони сухими губами, не позволяя себе ни на миг продлить прикосновение, помог ей снять пальто, а затем почти галантно отодвинул стул. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Mersi*, —с приятным и спокойным, но весьма строгим шелестом, который был совершенно не свойственен специфике французского языка, кивнула мадам Розье и изящно опустилась на твердое сидение, так, словно она занимала, по меньшей мере, королевский трон. Гарри зачарованно моргнул, но, впрочем, быстро взял себя в руки. Эта импозантная женщина, несомненно, была опасна. Проглядывалась в ее обманчиво плавных движениях какая-то привлекательная хищность, такая, какой не было ни в одном знакомом Гарри человеке. Терпкий парфюм с легкими отголосками сладости шлейфом опустился мадам Розье на плечи, а руки переплелись в замок. — Вы же понимаете, что моя задержка продиктована важными делами, — тон у мадам Розье был чуточку обвиняющим, таким, словно это не она, а сам Гарри опоздал на рандеву, причем, минимум на полчаса. — Разумеется, мадам, — Гарри приглушенно рассмеялся и занял место напротив визави. Глаза его искрились любопытством и неуместным в данном случае весельем. Он почувствовал, как его ненадежный ментальный щит круто прогнулся под воздействием легилименции, весьма грубой и напористой, но все же стоически выдержал маленькое воздействие. Уголки губ лукаво приподнялись, словно выражая немой вопрос: «Я прошел проверку?», но мадам Розье ни единым жестом или взглядом не выдала себя. — О чем же Вы хотели со мной поговорить? — Об общем благе, конечно, — со снисходительной, едва уловимой насмешкой заметила мадам Розье. Лицо ее приобрело вкрадчивый и учтивый вид, с каким обычно смотрели на представителей магглорожденных волшебников, — с ледяной учтивостью и едва уловимым пренебрежением в изгибе ярких губ. — Я думал, мистер Гриндевальд сам придет поговорить со мной или, на худой конец, будет так любезен и пришлет мне приглашение в Нурменгард, — Гарри в один большой глоток допил порядком остывший напиток, совершенно не стесняясь пронизывающего взгляда мадам Розье, потянулся до характерного хруста в позвоночнике, а затем как-то удрученно покачал головой. Мраморная красота и скрытая резкость, такие всегда манили даже зрелых и мудрых магов. Острый ум, легкое дыхание магии, прозрачной вуалью окружавшую обманчиво хрупкий силуэт, блестящие черные волосы, точеные черты лица с выразительными скулами и ледяное пламя в глазах и сердце. Пожалуй, Гарри понимал, почему именно мадам Розье стремительно заняла пост «правой руки» Гриндевальда, не позволив никому усомниться в своем праве. Сдержанная и расчетливая, Винда была непредсказуемой в своей жестокости и стремлении воплотить идеи тирана в реальность. — И Вы бы приняли его приглашение? — с насмешливым вниманием осведомилась она и склонила голову набок. Гарри вынырнул из своих мыслей, пренебрежительно фыркнул, а затем лениво откинулся на спинку стула, показывая, что разговор ему в корне не интересен, и продолжать его нет никакого смысла. Он осторожно тронул магией чужой защитный монолит, но, вопреки ожиданиям, наткнулся не на глухую и неприступную стену, а легко проник внутрь, уносимый потоками расслабленной французской речи. Мадам Розье чуть приподняла брови, когда Гарри с явной досадой скрипнул зубами, — разгадывать шарады чужих мыслей на едва знакомом ему языке не представлялось возможным. А уж тонкие иронии этой изворотливой женщины, тем более. К его огромному разочарованию. — Вы же и сами знаете, что нет, — простодушно пожал плечами Гарри. Интерес медленно, но верно прорастал в его душе, пускал в грудной клетке корни, которые прочно переплетались с ребрами, и лишь крепчал с каждой секундой. Гарри прекрасно понимал, в какую паутину его манит хитрое «Общее благо», однако почему-то сам наивно летел навстречу, как мотылек на огонь. И этот огонь спалит ему крылья, если он вдруг потеряет контроль над собственными эмоциями и позволит затянуть себя в очередную мертвую петлю. — Но Вы, тем не менее, здесь, — как бы между прочим отметила мадам Розье, щелчком пальцев подозвала к себе немного поникшего после предыдущего общения с ней официанта и заказала горячий глинтвейн. Когда стакан с ароматным дымком, что стелился сверху пушистой шапкой, оказался перед мадам Розье, она принялась неспешно потягивать его через трубочку. Молчание затягивалось, однако ни Гарри, ни его прелестная собеседница не испытывали сильного дискомфорта по этому поводу. Мадам Розье все еще терпеливо ждала ответа, а сам он попросту не знал, что сказать на столь явную, но, стоило признать, умелую провокацию. — Что Вы от меня хотите, мадам Розье? — наконец устало выдохнул Гарри, когда молчание стало невыносимым. — Кажется, я уже ни раз говорил прессе и охотно повторю Вам, я не поддерживаю политических взглядов ни Дамблдора, ни Гриндевальда. Я предпочитаю быть сторонним наблюдателем. Это не моя война, чтобы принимать в ней непосредственное участие. — Мы не ведем войн по своей инициативе, мистер Поттер, это всего лишь вынужденная необходимость, — в чужом голосе послышалась мимолетная жесткость, а еще безоговорочная уверенность в правоте собственных убеждений. — Мистер Гриндевальд и мы желаем для мира лишь спокойствия. Наши порядки устарели и перестали быть актуальными века назад. Статут о секретности давно не имеет никакого смысла, и Вы это понимаете не хуже нас. — Я понимаю только то, что статут в рамках мирового господства Гриндевальда действительно не имеет никакого резона, — едко усмехнулся Гарри и, словно бы в знак протеста, вынул из кармана волшебную палочку. Опомнившись, с крайне виноватым видом и неловкими извинениями за свою несдержанность, опустил ее на край стола. — Магглы не будут подвергаться гонениям или истреблению, как Вам могло показаться. Магглы, — это люди, немного иные, однако заслуживающие свое «placer au soleil*». Их предназначение еще не раскрыто в полной мере, и мистер Гриндевальд лишь стремиться поспособствовать его становлению. Разве не прекрасно прекратить прятаться спустя долгие столетия и наконец выйти на свет, рука об руку с магглами? — А какая польза с этого Вам, мадам Розье? Вопрос, впрочем, не застал ее врасплох. Как и предполагал Гарри. — Общее благо — есть высшее благо, — просто ответила Розье, ни на секунду не потеряв своего достоинства в чужих глазах. — И Вы могли бы принести свой вклад в наше начинание, мистер Поттер. Такие люди, как Вы, необходимы для достижения столь великой цели, — мадам Розье выглядела так, словно произносила свою речь через тень призрачной усталости. В ее выцветших глазах догорали остатки необходимой учтивости, постепенно уступая место стальной жесткости, присущей истинной темной волшебнице. — Общее благо, — всего лишь очередная идеология, обреченная на провал, — как-то безнадежно сказал Гарри и увидел, как мелькнул в чужой радужке легкий намек на гнев, который, впрочем, быстро испарился. Надо отдать мадам Розье должное: она прекрасно держала свой нрав в узде. Ее хладнокровию мог позавидовать, пожалуй, и сам Альбус Дамблдор. — Однако я приму Ваше приглашение, мадам Розье. Не сказать, чтобы с удовольствием, но с интересом точно, — Гарри плутовато протянул мадам Розье ладонь, чтобы скрепить их неожиданное соглашение крепким рукопожатием. Он ожидал, что безупречные манеры леди не позволят Розье спокойно принять его знак варварского согласия, однако он снова ошибся. Ее ладонь оказалась очень хрупкой и маленькой в его смуглой руке, а хватка — неожиданно крепкой. — Рада нашему дальнейшему сотрудничеству, cher ami. Уверена, совсем скоро Вы поймете, как сильно ошибались в своих выводах, — мадам Розье уверенно поднялась со своего места, а следом за ней, по наитию, и Гарри. — Мистер Гриндевальд сам найдет Вас, мистер Поттер, когда Вы будете особо ему нужны, — важно кивнула мадам Розье, сама сняла с крючка пальто, надела шляпу с изогнутыми полями. — Au revoir, мистер Поттер, — с легким акцентом произнесла она, а затем решительно зашагала прочь. Стук ее каблуков был подобен звуку гвоздей, вбиваемых в крышку гроба. Когда женщина покинула скромное заведение, Гарри не слышал, почувствовал, — она тут же аппарировала. — До встречи, Винда. До встречи. Гарри понимал, что едва теплящееся воспоминание о визите этой женщины, никак не могло передать полноты картины, которая сложилась у него за время короткого, но весьма полезного знакомства. Правда, он все же ждал Геллерта Гриндевальда собственной персоной, а не его заместителя с внимательным взглядом, пробирающим до самых костей. Хотя… Так, пожалуй, даже лучше. Le jeu l'a rendu encore plus attrayant*.***
1981 год, Лондон
Ее молчание стало роковым. — Круцио. Холодный, полный надменной жестокости голос разрезал ночную тишину, а следом за ним раздался душераздирающий вопль Алисы Лонгботтом. Пожирательница смерти смотрела на то, как ее визави корчилась в припадках боли, и не испытывала никакого удовлетворения. Палочка в ее руках не дрогнула, даже когда Рудольфус — ее муж — окликнул ее по имени и выволок из смежной комнаты за волосы Фрэнка. Его лицо опухло и посинело, правый глаз подозрительно заплыл и слезился, со сломанного носа текла кровь. За ними следом с отталкивающей гримасой ярости и чистого безумия на лице выскочил Рабастан (глаза его бешено вращались в орбитах и, казалось, вот-вот вывалятся на пол), бесшумно вошел Барти Крауч-младший, который менторским тоном объяснял незатейливому семейству Лонгботтом, почему им стоило раскрыть карты о внезапном исчезновении лорда. Беллатриса бы поразилась его спокойствию в такой волнующий момент, если бы не была слишком сильно увлечена рассматриванием кровавых пузырей на губах Алисы. По ее мнению, это была жалкая женщина, слабая и глупая, слепо доверившая свой тыл выжившему из ума старику в пестрых мантиях. На ее месте Белла бы подумала дважды, а то и трижды, прежде чем так слепо следовать сладостному науськиванию Дамблдора и бессмысленно рисковать, если не своей жизнью и жизнью мужа, такого же дурака, а хотя бы сына. Будь у Беллатрисы сын, она бы воспитала его по достоинству и оберегала, как самое драгоценное в мире сокровище, прежде чем он смог бы стать полезным пожирателем для господина. Однако жалко скулящая Алиса продолжала выгибаться под немыслимыми углами, запрокидывать голову над полом до характерного хруста и активно продолжала играть в маленьких партизан. Зрелище было, несомненно, приятное, высокий визг благородным вальсом звучал в ушах Беллатрисы, а раздувшееся, как у жабы, лицо было самым прекрасным в своей агонии. Однако наслаждаться им было совершенно некогда. Наверху послышался громкий плач ребенка, который, по идее, должен был привести горе-родителей в чувства, заставить, наконец, забыть о несуществующей, смешной гордости и развязать им языки, однако Фрэнк лишь одарил Рудольфуса и его брата взглядом, полным мрачного торжества. Белла коротко взмахнула рукой и отвела изогнутую палочку в сторону. Алиса тут же рвано задышала, когда спасительный кислород наконец коснулся легких. Беллатриса слабо себе представляла ощущения от Круциатуса в той мере, какую чувствовала хлипенькая женщина, но проклятую резь в гортани и легких, запомнила навсегда. — Может, — вкрадчиво спросила Беллатриса и сделала шаг к надрывно кашляющей Алисе, — ты прекратишь этот бессмысленный концерт? Я бы могла слушать его целую вечность, но… Ее у нас нет! — тон Беллатрисы, до этого пугающе мягкий и нежный, резко сорвался на гортанное рычание; брови вопрошающе приподнялись, а чуточку расфокусированный из-за возбуждения взгляд пробежался по мелко дрожащей фигуре. — Говори! Что Поттеры сделали с Темным лордом? Что они сделали с ним?! Беллатрису и саму била дрожь. Она схватила Алису за плечи и с нечеловеческой силой встряхнула, словно та была тряпичной куклой. Женщина истошно завопила, а Пожирательница смерти, словно в насмешку, громко и задорно расхохоталась высоким смехом, порой срывающимся на кудахчущий гиеноподобный звук. Она продержала эту безмозглую курицу под вторым непростительным всего лишь каких-то жалких пять минут, а та уже талантливо изобразила из себя сгусток оголенных нервов. Куда интереснее было выбивать вопли из сердитого Фрэнка, который терпел все, крепко сцепив зубы и давя в себе страдания, как мог. — Руди, милый, принеси-ка сюда малыша Невилла. Возможно, так они станут сговорчивее? — сюрреалистичная улыбка исказила лицо Беллатрисы чудовищной маской, настолько правдоподобной и подходящей ей, что никто из присутствующих бы не усомнился, что это проглядывала ее истинная сущность. Фрэнк протестующе замычал, а его жена, бедняжка, нелепо затрепыхалась в чужих руках, словно муха, пойманная в паучью сеть. Вот только жестокость Беллатрисы была страшнее участи, которую бы обычный паук милосердно уготовил для своей жертвы. Она беспомощно открывала и закрывала рот, с потугами цеплялась непослушными руками в предплечья Беллатрисы и умоляюще качала головой. Но Пожирательница смерти оставалась глуха к ее немым попыткам смягчить приговор собственному ребенку. Мужчина послушно скинул на брата изнеможенное тело Лонгботтома, шаркающей походкой направился на второй этаж, где находилась детская комната, лишь на мгновение застыв угрожающей тенью за спиной своей благоверной. И без того изуродованное магией лицо Алисы исказилось в ужасе, а зрачки, казалось, тут же заполонили собой узкий ободок радужки. Плач становился все громче и отчетливее, он приближался так же неумолимо, как зеленый свет третьего непростительного заклинания, которое так и крутилось на кончиках волшебных палочек четверых Пожирателей смерти. Под чужим весом протяжно застонали ступени, а затем им похоронным маршем вторили половицы. Глаза Беллатрисы предвкушающе зажглись, когда в дверном проеме появилась широкоплечая фигура Рудольфуса с визгливым свертком на руках. Она тут же потеряла всякий интерес к старшим волшебникам и сосредоточилась на крохотном тельце в контрастно огромных руках мужа. Беллатриса выпустила Алису, ловко поднялась с колен и круто развернулась, досадливо отмахнувшись от слабых ладоней женщины, которая попыталась схватить ее за щиколотки, а затем и за край черного платья. Летящей походкой она пересекла небольшое помещение, судорожно выхватила ребенка и зловеще улыбнулась чуть сморщенному личику. — Вы только гляньте, какой ангелочек, — издевательски пропела Беллатриса и почти заботливо откинула палочкой парочку непослушных прядей с маленького лба. — Жаль будет видеть, как этот пупсик корчится в предсмертной агонии. — Ты все равно убьешь нас всех, — через силу прохрипел Фрэнк, в его груди что-то опасно заклокотало, забулькало, а затем его вывернуло желчью вперемешку с кровью и собственным указательным пальцем. — Убить такую прелесть просто так? Я что, похожа на сумасшедшую? — истерично взвизгнула Беллатриса. Ее движения внезапно наполнились дикой яростью. Кончик палочки уткнулся в лоб Лонгботтому и загорелся красным. Беллатриса с брезгливой ненавистью посмотрела на крепко зажмурившегося мужчину, затем на черновато-алую лужу возле собственных ног и, вопреки торжествующему шипению Крауча, опустила палочку. — Говори, Лонгботтом, что они сделали с лордом? — резким шепотом спросила Беллатриса, раздраженно сдула с глаз кудрявую прядь. — Я не знаю… — наконец сломлено промычал Фрэнк, ни на мгновение не отрывая взгляда от Невилла. Ребенок, словно почувствовав ужас отца и матери, принялся беспокойно возиться на незнакомых руках. Медленно, но верно его плач переходил в настоящую истерию. — Врешь! — буквально выплюнула Беллатриса, весьма показательно наставила палочку на Алису, обернувшись через плечо, а затем с иступленным бешенством прошипела: — Круцио! Беллатриса продержала извивающуюся в припадках Алису ровно минуту, а затем снисходительно бросив: «Хватит с тебя пока», опустила палочку. Впрочем, чтобы тут же приставить его ко лбу крошки Невилла. Скривила губы в мерзкой улыбке. — Что Поттеры сделали с Темным лордом?! — почти задохнулась в своем срывающимся выкрике Беллатриса. — Хватит церемониться с ними, Белл! Дай мне просто прикончить эту визжащую сучку и дело с концом! — взорвался Рабастан. — Авроры уже совсем скоро будут здесь, пора заканчивать. А этого, — пожиратель презрительно сплюнул на пол, — возьмем с собой. Вытрясти с него информацию мы всегда успеем. Беллатриса как-то тяжело и осмысленно вздохнула, задумчиво посмотрела на свою палочку, а затем с выражением вселенского пренебрежения — на Рабастана. — Да… — нежно проворковала Беллатриса и пару раз согласно кивнула головой, как китайский болванчик. — Да, — снова повторила она. — Ты прав, Рабастан. Пора с этим заканчивать. Авада Кедавра! …Адское пламя накинулось на небольшой коттедж, как голодный волк на овцу, пожирая его с жадным удовольствием, почти глотая целыми кусками крышу и одну из стен. Рыжее зарево закручивалось в спираль с густым черным дымом, поднималось наверх, к небу, как зловещее предзнаменование, разве что не складывалось в черную метку. А именно оно это и было, мрачное послание всем неугодным лорду и лично ей, Беллатрисе. Всем, кто посмел с пугающей легкостью перечеркнуть все, за что они боролись. Беллатриса торжествующе рассмеялась, хрипло, каркающе, почти прокурено, покидая дом Лонгботтом, в котором покоилось три трупа пожирателей и двух мракоборцев. В руках Беллатрисы спал убаюканный легким сонный заклятием малыш Невилл с забавным шрамом молнии на лбу. Ребенок, достойный большего… И это большее Беллатриса была готова ему дать, а крохотная царапина от шального заклятия Рудольфуса, это так — сущая мелочь, первая капля в океане, который уже совсем скоро превратиться в опасную стихию. — Пойдем, крошка Невилл. Очень скоро весь Орден во главе с Дамблдором и проклятыми Поттерами узнают, какого это… Ну, а пока, пойдем, навестим тетушку Нарциссу, я уверена, она будет безумно рада новому племяннику.