Подари мне последний поцелуй

      Она всегда восхищала его своей красотой, своей неприступной теплотой в глубоких зеленых глазах, своей россыпью веснушек на круглом румяном лице, своими вьющимися черными с зеленым отливом локонами, своим нежным слегка подрагивающим голосом… Киришима и сам не заметил, как сумел бесповоротно влюбиться в свою одноклассницу. Просто… взял и влюбился. Эйджиро совсем не помнил, когда данные чувства стали застилать пеленой его здравомыслие, стали засасывать все мысли в пучину сладостных мечтаний, стали… просто существовать. Он никогда не стремился к любви, а она сама его нашла. Гребанная стрела купидона — просто огромнейшая, возможно, даже целое ядерное орудие — со скоростью кометы врезалась прямо в сердце ничего не подозревающего парня и повалила его наповал.       Все было бы легче, если эта самая девушка не была его одноклассницей и подругой детства его лучшего друга — Бакуго Кацуки, который не выносил ее присутствия всем своим существованием. А, собственно, почему, он никогда не рассказывал. Лишь легко посылал на три веселых буквы и показывал средний палец до тех пор, пока от него не отставали. Можно даже было заметить, как при упоминании своей подруги, его рука недовольно подрагивала, готовая в любой момент показать некультурный жест.       Это было странно. И в разы ухудшало ситуацию с неожиданной влюбленностью Киришимы, ведь пойти против своего лучшего друга он почему-то не мог. То ли боялся его снова разозлить, что мало вероятно, то ли… некий барьер. И этот невидимый барьер со всех сторон окружал хрупкую девушку, не давая никому пройти за его пределы. Складывалось впечатление, что если попробуешь коснуться его хотя бы кончиками пальцем, то тут же за место твоей руки будет голая кость, а на земле уже будет лежать горстка тлеющего пепла.       Или же это у Эйджиро была такая богатая фантазия и «барьером» он прикрывал свое смущение и нежелание докучать бедной девушке. Серьезно, ему даже не надо было подходить к ней достаточно близко, чтобы чувствовать всеми возможными чувствами такое будоражащее душу и сердце смущение. Достаточно было просто стоять к ней близко. А «близко» для парня было равноценно нескольким людям, что разделяло их.       А чувства тем временем все росли и росли где-то глубоко в груди, постепенно превращаясь в огромный клубок тайных желаний и мыслей. И самым главным желанием стало заговорить с девушкой и назвать ее хотя бы раз по имени вслух, а не только в утаенных уголках сознания. Но и этому кое-что препятствовало, а именно некая замкнутость девушки. Иногда даже казалось, что она подпрыгивала от каждого шороха, а если с ней кто-то начинал говорить — в особенности Бакуго — то она начинала активно краснеть и что-то мямлить.       К ней даже подходить страшно, ибо пугать ее никак не входило в планы Киришимы. Он сам скорее в окно сбросится, чем сделает это. Но иногда так хотелось заговорить с ней…       Но в один день все пошло по немного другому сценарию, что даже приятно удивило парня. Ну, сначала чертовски смутило, а потом и приятно удивило.       Шла середина третьего года обучения в средней школе и выпускники уже должны были выбирать на какую специальность им идти дальше. Без сомнения, все сразу же повыбирали профессию героя, даже если их причуды явно не подходили под категорию «геройская» или даже отдаленно «полезная». Хотя, явно, втайне многие стали думать над другими профессиями, просто перед одноклассниками не стали позориться. Затем объявили, что через несколько дней раздадут бланки на поступления в другие академии после окончания средней школы. После окончания занятий, Бакуго злостно послал Киришиму в задний проход и ушел вперед, не желая терять свое время на ожидание. Парень привык, поэтому собирался неспешно, даже не замечая, что в классе практически никого и не осталось.       Разве что…       Да, по воле судьбы именно Изуку Мидории — объекта воздыхания парня.       Она, явно долго борясь со всем своим существом ни одну секунду, слегка тронула плечо Эйджиро, отчего по его телу прошелся табун мурашек, из горла вырвалось неожиданное «о Господи!», а потом он тут же чуть ли не подскочил на месте. Затем он обернулся на испуганную Мидорию, что держала руки перед собой в извинительном жесте. Табун мурашек снова продефилировал по его телу, а лицо стало слегка пунцовое. Ведь — о Господь всея Египта — Изуку сама подошла к нему и прикоснулась к плечу. Какое сегодня число? Он обязан указать эту дату в календаре и праздновать каждый год. — Извини, Киришима… — она сжала свои руки в маленькие кулачки и прижала ребрам, показывая всем своим видом, что чувствует себя очень неудобно и смущенно. Ее щеки также раскраснелись, — просто… вчера в классе ты забыл свою тетрадь по английскому, вот я и… подожди секунду!       Мидория резко обернулась к своему рюкзаку и чуть ли не нырнула туда с головой. Спустя несколько секунд она уже протягивала красную тетрадь слегка подрагивающими руками. Киришима уже готов был кричать на весь белый свет, что это лучший день в его чертовой жизни. Но он постарался сохранять остатки хладнокровности, поэтому со всеми крупицами спокойствия, что только остались в нем, он взял эту — божественную — тетрадь и положил ее в свою сумку. Прошло с несколько секунд, прежде чем до парня дошло, что он так-то должен был поблагодарить Изуку за ее внимательность и честность. — С-спасибо, Мидория, — он чуть не дал себе по лицу за то, что чуть не назвал ее по имени. К счастью, кислород в мозг поступил вовремя, и он не сделал самой ужасной ошибки всей жизни. Он даже вздохнул с облегчением, чем вызвал некую заинтересованность у девушки, — а-а… нет, прости, это ничего, я… Ты не против немного погулять со мной? Завтра ведь выходной…       В последнюю фразу была вложена вся надежда, что таилась в глубине сердца Эйджиро все то время, пока он утаивал свои любовные чувства. Мидория удивленно похлопала глазами, а спустя несколько секунд активного осознания, она вспыхнула всеми оттенками красного пуще прежнего. — Д-да… я думаю… не против.       Фейерверки где-то внутри взорвались с громким хлопком, сердце наполнилась неописуемой радостью, а расцветшая на лице улыбка показывала чувства парня в полной мере. Возможно, он выглядел даже чересчур радостным, чем должно было быть. Тем не менее, Мидория ответила ему смущенной улыбкой и тут же попрощалась с Эйджиро, убегая прочь из класса.

***

      Киришима прождал Изуку почти весь день возле ее дома. Он не удосужился попросить ее номер, назначить точное время свидания или даже место встречи, поэтому он пришел к ее дому около полудня. Ни она, ни даже ее родственники не выходили. Хотя бы кошка бы вышла встретить бедного грустного, на что-то надеявшегося, парня. Если, конечно, у Изуку были животные.       Неким утешением в данной паскудной ситуации были мысли о том, что, возможно, у Изуку были некие непредвиденные обстоятельства, а из-за отсутствия номера она не смогла его предупредить. Тем не менее, Киришима все ждал, крепче сжимая розовые тюльпаны в своих ладонях.       И ждал, попутно пиная многострадальный камень и играя в импровизированный футбол с самим собой.       Потом еще больше ждал, смотря веселые видео про играющих котов в интернете. Он тоже хочет себе кота. Желательно белого.       А затем ждал еще больше, переглядываясь с подозрительным столбом, который как-то не очень по-доброму смотрел на букет тюльпанов. Киришима уже стал серьезно беспокоится о своем психологическом здоровье. Игры в гляделки с подозрительными столбами — не есть хорошо, даже если они ну уж очень сильно нарываются. К счастью, Эйджиро еще хватало ума не поругаться с этим гребанным столбом и не проиграть ему в словарном оскорблении. Ну, возможно, он бы и поругался с ним, если бы не встретил Бакуго.       Тогда у бедного Эйджиро жизнь пронеслась перед глазами, стоило ему заметить оценивающий взгляд алых хищных глаз. Как он только не заметил его приближения? Ясно, во всем виноват столб — он отвлек внимания парня на себя, давая шанс его другу подкрасться незаметно!       Точно уже лечиться надо… — Ты Деку что ли ждешь, дерьмоволосый? — довольно обычное приветствие в стиле Бакуго, не предвещающее ничего хорошего. Киришима уже привык. — Нет… то есть да… А как ты узнал? — парень приложил все возможные усилия, чтобы скрыть за спиной чертов букет чертовых тюльпанов. Это даже не смотря на то, что еще секунду назад он был очень даже на виду. — Ты думаешь, что я настолько идиот, что не замечу, что ты уже как шесть гребанных часов стоишь под окнами соседского дома с букетом в руках? Я уже стал гадать, насколько тебя хватит.       Кацуки рассмеялся как-то не по доброму и довольно язвительно ухмыльнулся. Эйджиро же обиженно надулся, победно опуская руки с букетом вниз. — Я настолько идиот? — с некой иронией спросил он. — Полный. Полнейший. Как ты вообще умудрился опуститься до того, чтобы ухаживать за Деку? — Бакуго недовольно помассировал переносицу, пытаясь собрать все мысли в кучу. — Ну… она мне нравится. — Деку? — чуть ли не впадая в истерику, спросил Бакуго на повышенных тонах. Он снова рассмеялся, — боюсь, она перестанет тебе нравится, когда ты узнаешь ее поближе, придурок.       Но не успел Киришима спросить о смысле данных слов, как Кацуки, довольно грубо махая средним пальцем, стал уходить прочь от него в сторону своего дома. Просто сказал какую-то непонятную фразу и ушел?! Киришима был расстроен, потерян и запутан. На всякий случай оставив тюльпаны около квартиры Изуку, Киришима поплелся домой. Конечно, он не забыл послать столб. Без этого действия, наверное, день был окончательно и бесповоротно утерян. Теперь, парень чувствовал себя немного лучше.       Немного?       Ему было чертовски обидно. Складывалось впечатление, что он просто ради забавы купил эти чертовы тюльпаны и прождал весь день под палящим солнцем. От нечего делать! Киришима ничуть не винил Изуку, нет. Он понимал, что просто так она бы ни за что так не поступила. Значит, у нее были на то свои причины… Возможно, все-таки те самые непредвиденные обстоятельства. Просто… возможно, Бакуго действительно был прав и Киришима настоящий влюбленный идиот, совершенно ослепленный и ничего не видящий.       А еще, эта его незамысловатая фраза, выбивающая весь воздух из легких от одного только воспоминания: «боюсь, она перестанет тебе нравится, когда ты узнаешь ее поближе, придурок»…       Только позже Киришима до конца поймет эту фразу.       На следующий день — по совместительству школьный день — Изуку вовсю извинялась перед Киришимой за то, что она не смогла погулять с ним, как обещала. Тот простил ее с первого же взгляда на это грустное и извиняющее лицо, пока Бакуго, проходя мимо, кинул что-то очень колющее в их сторону. Что-то вроде «опять милуются, полу-дурки. Бесите!». Эйджиро даже не стал слушать ее оправданий, прямо и с улыбкой сказав, что совсем не обижается и что готов погулять с ней в любое время.       Только если они обменяются номерами. Что они и смущенно сделали после школы. Киришима был вне себя от радости, отчего готов был стиснуть девушку в своих незамедлительных объятиях, но он решил от этого плана напрочь отказаться. А Изуку… ну, она была смущена. Затем она снова куда-то очень быстро убежала, но парень решил не зацикливать на этом внимания. Все-таки, кто же поймет этих девушек?       Киришима был в приподнятом настроении и на следующий день, и на следующий после следующего, а потом оно вдруг рассыпалось вдребезги, словно фарфоровая ваза от неосторожного движения рукой. А случилось это тогда… когда по классу прошел один очень интересный и довольно ужасный слушок про Мидорию, в который Киришима не верил до последнего. А смысл этого слуха был простой: Мидория Изуку употребляет мифедрон*. Кто пустил этот слух — никто не знает. Просто он со скоростью вируса распространился по всему классу, и, вскоре, насмешки в ее сторону стали более изощренными, жестокими, чем это было раньше из-за отсутствия ее причуды. Теперь никто не упускал возможность пропустить лишний комментарий в сторону ее «опасного предпочтения», отчего девушка тут же уходила глубоко в свои мысли, пряча лицо за коротким каре. Помогало… не очень-то и хорошо.

Мифедрон* — опасное наркотическое вещество в виде порошка, что очень опасно в больших дозах.

      Если буллинг над Изуку происходил где-то в поле зрения Эйджиро, он незамедлительно бросал все дела и спешил своей возлюбленной на помощь: он злостно посылал обидчиков во все ужасные места планеты, что было довольно-таки… не в его стиле. Он просто хотел защитить чуть ли не плачущую Изуку, что просто поджимала губы в немом крике. Почему она молчит и не защищается? Она… ведь и вправду любит мифедрон? Эйджиро этого не понимал и не хотел даже вникать в это. Это все слухи! Это все неправда!       Парень даже не пытался заговорить с Мидорией на эту тему. Он свято верил, что столь красивая девушка в здравом уме не будет употреблять такие опасные наркотики, и вообще в целом что-то употреблять. Ее оговорили завистники и завистницы. Змеи. Твари. Кто угодно. Это все не может быть правдой. Только… не это.       Бакуго тогда — впервые вообще в памяти Эйджиро — как-то ободряюще взял его за плечо в неизвестном жесте. Глаз не было видно, ведь Кацуки проходил мимо, но через это прикосновение можно понять, что он… сочувствует.       Неужели это правда? Неужели Бакуго знал об этом? Не значит ли это… Нет. Если бы Бакуго распространил данный слух, то он бы сделал это еще очень давно. К тому же, Бакуго не из тех говорливых куриц, что разбалтывают деликатную информацию налево-направо.       Мидория ушла самой первой из класса в тот самый злополучный день. А Киришима просто не мог не пойти за ней. Он просто бросил все свои вещи в классе, стоило кудряшкам скрыться за закрытой дверью класса. Под громкие ругательства в его сторону от Бакуго, он сломя голову бросился за любимой. Он смог догнать ее только на некой одинокой улице за пределами их школы, довольно-таки грубо схватив девушку за локоть. Изуку тут же обернулась и взглянула в алые глаза напротив. Застоявшиеся в глазницах слезинки тут же ручьем потекли по щекам. — Изуку?       Эйджиро просто не мог не назвать ее по-другому в тот момент. Она была совершенно не против. — Прости… Киришима, я… в тот день не пришла потому что… была под очередной дозой и не хотела, чтобы ты увидел меня такой… — она до крови прикусила свою губу, — прости меня, я… я правда не знаю… Ты… ведь разочарован во мне?.. — Я люблю тебя, Изуку.       Изумрудные глаза резко расширились, а сухие губы припали к кровавым. Дурманящий металлический вкус заполнил совершенно все мысли Эйджиро, и он остервенело целовал столь желанные губы, что оказались даже мягче, какими он их представлял. Изуку дрожала и захлебывалась истеричными рыданиями, но при этом она находила в себе силы отвечать на поцелуй, что оказался более необходим, чем все чертовы слова во всей чертовой вселенной. Было больно. До жути больно. Но эти неописуемые ощущения, разливающиеся по всему телу вместе с кровью, перебивали эту боль напрочь, постепенно и вовсе ее затмевая. Изуку приобняла дрожащими руками шею парня, пока тот держал руки на ее шее и поглаживал большими пальцами мокрые щеки.       Оба отдавали свои, бушующие внутри долгое время, чувства в долгий и металлический поцелуй, совершенно ничего не смущаясь. Дыхание обоих сбилось напрочь, а на глазах Эйджиро тоже выступили скупые мужские слезы. Все-таки, через поцелуй он прочувствовал всю внутреннюю боль своей возлюбленной. Так, без слов, а лишь через поцелуй. И он всем своим сердцем возжелал забрать хотя бы часть этой боли.       А Мидория… она чувствовала всю нежность и любовь, скрытую в глубине столь нежного сердца. Она и сама чувствовала эти чувства, но… от этого было еще более противно на душе от самой себя и своих действий. Она предала чувства такого нежного парня своим безрассудством.       Она ужасна.       Она недостойна быть с ним.       Поцелуй был разорван с легким причмокиванием. Изумрудные мутные глаза встретились с такими же алыми, что смотрели с самой трепетной нежностью, на которую только были способны. Мокрые лбы встретились в немом разговоре, а сбитое дыхание обоих давало понять, что разговаривать они еще долго не смогут.       Собственно, это и незачем сейчас.       Спустя несколько секунд, Изуку сама тянется за еще одной порцией столь необходимого ей наслаждения. Словно наркоман тянется к своему новообретенному любимому наркотику. А Эйджиро был совершенно не против. Он с нежностью вновь припадает к губам Изуку, прикрывает глаза и совсем невольно прижимает ее спину к холодной стене. Возможно, он даже не заметил этого, а, возможно, девушка сама его туда утянула. Никто из них данного нюанса не подчеркнул. Все мысли и чувства сконцентрировались на губах и трепетных поцелуях. Все остальное было поистине ничтожным. . .       Киришима думал, что все теперь хорошо. Что теперь они разберутся со всеми проблемами вместе. Что… теперь они будут жить счастливо, даря друг другу столько счастливых моментов, сколько они оба заслуживают. Но… после некого марафона столь сладостных поцелуев, она попросила оставить ее ненадолго одну. Киришима уважал личное пространство, поэтому спокойно ее отпустил.       Если бы он знал, что мог ее спасти, никуда не отпустив, он бы ни за что не отпустил бы…       Какое-то чувство потянуло его в сторону школы. Их средней школы. Возможно, предчувствие, что его вещи вот-вот будут подожжены, а, возможно, его просто потянуло.       Если бы он подошел немного раньше, он мог бы ее еще спасти…       Взгляд невольно падает вверх, на столь знакомую и любимую тень на крыше здания. Эйджиро не успевает даже открыть рот, как фигура расправляет руки и летит в свободный полет, словно птица в небеса. Все в замедленной съемке. Вот, Эйджиро бежит, пытаясь поймать девушку еще в полете. Вот, Изуку встречается с долгожданным асфальтом, блаженно улыбаясь своей последней улыбкой. Вот, слышится громкий вопль.       Эйджиро не сразу понял, что он принадлежит ему.       Он кричит очень громко, остервенело, вкладывая в этот крик всю свою внутреннюю боль. Он падает на колени, затем прижимает мертвое тело любимой к своей груди и утыкается в ее еще теплую шею. Он все еще кричит. В мыслях крутится лишь одна единственная фраза: «не смог спасти».       А Изуку выглядела умиротворенно, тая бренным телом в его руках.       Как жаль, что она так и не сказала Эйджиро те заветные слова, что таились в ее сердце уже три года. Как жаль, что не поведала историю заглушения своей боли от невзаимности и насмешек с помощью мифедрона. Как жаль… что их первый поцелуй оказался последним.       Ведь теперь Изуку Мидория мертва.