Вечность рядом с тобой

      Элайджу Майклсона нашли вечером на кладбище Лафайет. Он не сгорел, как предполагалось, развеваясь пеплом по ветру. Его тело было серым, отчетливо были видны черные вены, как это было в те времена, когда Клаус наказывал семью на за какие-то проступки, закалывал и закрывал в гробу. Только мужчина на самом деле был мертв. Кол и Ребекка веселились в клубе, когда часть зала упала замертво, как и бывает с вампирами, стоит их сиру покинуть этот мир.       Винсент, увидев тело древнего вампира, ужаснулся. Ему не было никакого дела до дел бессмертных и тем более Майклсонов, но это был младший брат Фреи, с которой у него сложились теплые дружеские отношения после смерти Ками, а еще это был спусковой крючок для новой скотобойни, которую учинит Никлаус, когда узнает. Голос Гриффина дрожал, когда он позвонил Фрее. Она обещала прийти как можно скорее. Сам ведьмак не стал ее ждать и перенес труп Элайджи в пустующий склеп, где когда-то была Хейли вместе с Софи Деверо, обещавшей убить неродившегося ребенка для спасения своего ковена от Марселя. Символично, потому что именно там благородный вампир почувствовал себя живым. Так подумал Винсент, как и Фрея, когда примчалась вместе с Ребеккой и Колом.       Младший Майклсон даже не старался держать лицо до конца, смахивая слезы, которые задерживались в уголках глаз, позволяя показать всем, что он разбит. Блондинка же упала на колени у тела брата и начала рыдать в голос, сжимая в руках лакцаны мужского пиджака, надеясь, что сейчас вампир откроет глаза и успокоит ее, обнимет, как маленькую девочку. Фрея не так хорошо знала его, как остальные члены семьи, но он самый первый, кто доверился ей, кто поддерживал и направлял, контролировал расход ее магии и заботился так, что она чувствовала себя младше. — Что случилось с ним? — Кол притянул к себе старшую сестру. — Я не знаю, просто нашел его посреди кладбища, больше никого не было. — Гриффин потёр переносицу, понимая, чем грозит и ему и всему городу смерть первородного — Вы сказали Клаусу? А Хейли?       Хейли Маршалл-Кеннер, ни для кого не было секретом, что она любила старшего Майклсона, который укрыл ее пиджаком, стоило ему узнать об особом положении. Элайджа никогда не позволял себе ничего лишнего по отношению к ней, но свою привязанность к волчице не скрывал. Она была замужем, потом стала вдовой, потеряла всю семью первородных из-за нового яда от Люсьена Касла, нашла способ вернуть их. Хейли считала его любовью всей своей жизни... — Нет, — прочистил горло парень — мы не смогли, а потом он уехал за дочерью.       Ребекка все ещё лежала на теле брата и дрожала, как от холода. Тушь, как и весь остальной макияж помахал на прощание и остался на некоторых участках белой ткани. Ее руки тряслись, она не могла принять это. Старший брат, который всегда закрывал ее с Клаусом, погиб. — Я убью того, кто это сделал — прошептала она, но все услышали и даже не думали спорить.       Винсент хотел что-то сказать по этому поводу, но сейчас было не время и не место. Он всю жизнь терял дорогих людей, ему ли не знать, как это больно. — Может, я скажу Клаусу... — осторожно предложил ведьмак, но был остановлен. — Мы сами       Фрея осталась на кладбище, чтобы провести всевозможные ритуалы вместе с Гриффином. Они даже не знали причину смерти.       Ребекка и Кол чувствовали себя пустыми, они привыкли к тому, что старший брат всегда рядом, что для него семья — смысл жизни, что он никогда не оставит, будет рядом. А сейчас он лежал на холодных плитах и его сердце не билось. Они понимали, что им даже не представить, как больно будет Клаусу.       Элайджа всегда любил его, заменял отца, учил сражаться на мечах, драться, стрелять из лука. Майкл никогда не любил Клауса и называл его мерзостью, а Элайджа всегда крепко обнимал его, говорил, что все будет хорошо, вселял уверенность, был опорой, которая не давала отчаяться и потерять рассудок. Он всегда залечивал раны младшего брата, не боясь, что его увидит отец и накажет за слабость. Он боялся только за семью, за Клауса, остальное для него не играло важной роли, поэтому он не закрывал глаза, когда Майкл привязывал его к столбу при всех жителях небольшого поселения и бил кнутом за то, что посмел вмешаться и заступиться за брата. Даже когда ему ломали конечности в порыве ярости, Элайджа всегда просил ещё, чтобы только не трогали Клауса.       С обретением бессмертия он всегда стремился защитить и уберечь самых дорогих, а сейчас вампир мертв и это похоже на конец.       Ребекка и Кол никогда не представляли свою семью без Элайджи, даже на Финна, который был их самым старшим братом, им было наплевать в какой-то степени, но сейчас они не видели своего будущего. Элайджа всегда был гарантом того, что им будет, куда вернуться, он держал их семью до появления Хоуп, как и после ее рождения — они вдвоем собирали семью в одно целое, а сейчас на его месте будет зияющая дыра, которую ничем не заполнить.       Как сказать о таком Клаусу? Их брат и так импульсивен, непредсказуем и неуправляем, что будет, когда тот узнает о том, что единственный человек, способный остановить его, умер?       Они сами не заметили, как дошли до особняка, где ещё вчера днём переругивались с Элайджей из-за того, что оставили очередной труп во внутреннем дворе.       Когда родной тебе человек умирает, ты начинаешь вспоминать все его просьбы, все ваши разговоры и даже ссоры, ты начинаешь понимать, что был неправ, что стоило поступить иначе. А ещё начинаешь винить себя, потому что вы не провели вместе так много времени, как могли бы. Такое происходило и внутри первородных, только они не произносили этого вслух. — Где вся семья? Стоило мне уехать и все разбежались? — Клаус улыбался, обнимая Хоуп, которая с нескрываемым интересом листала книгу со сказками. — Мы должны тебе кое-что сказать, Ник       Ребекка подошла к брату и положила руку ему на плечо. Она успела привести себя в порядок, чтобы не пугать всех прохожих своим видом, но ее состояние было не скрыть. — Почему вас двое? Где Фрея и Элайджа? — Хоуп, давай дядя Кол тебе почитает в твоей комнате? — блондинка поцеловала племянницу в лоб и та послушно слезла с дивана.       Гибрид уже напрягся, понимая, что его ждёт сейчас серьезный разговор, но ещё больше его настораживало, что сестра так и не ответила на заданный вопрос. Ребекка смотрела на него с жалостью, которую он не принимал ни в каком виде. — Что не так? — Элайджа мертв — резко, но тихо произнесла вампирша, вытирая вновь выступившие слезы.       Ей никогда не приходилось сообщать о таком. — Винсент нашел его на кладбище, они с Фреей пытаются узнать, почему он...       Клаус прижал любимую сестрёнку к себе, цепляясь пальцами за ее кардиган, захватывая случайно и белокурые волосы. Глаза предательски щипало, а воздух стремительно заканчивался. Один глубокий вздох и он отстраняет от себя Ребекку, не проронив и слезы. — Все будет хорошо, мы справимся, ладно? — мужчина на вампирской скорости покинул особняк, сам не зная, куда пойдет.       Он осознавал, что сейчас все надеются на него, что именно он должен поддержать, а не сбегать, но это было первое, что пришло ему в голову, когда гибрид зашел в бар «У Руссо». Бармен протянул вампиру бутылку бурбона и вернулся к другим посетителям, Клаус заходил так часто, что не запомнить его было просто невозможно.       Никлаус хотел бы поверить в слова, сказанные Ребекке, но не может. Так же всегда происходит? Все горюют, а потом резко приходит осознание, что жизнь продолжается. Только не все уточняют, что жизнь начинает проходить мимо вас…       Он вышел на улицу, где ему навстречу шли веселые люди, они танцевали, смеялись, чего же можно ожидать от города, в котором всегда праздник? Майклсону сразу стало так противно, что едва сдержался, чтобы не убить музыкантов, что играют заводные мелодии. Почему все веселятся, когда ему так плохо?       Телефон в кармане решил напомнить о себе, поэтому первородному пришлось завернуть в ближайшую подворотню, где никого не было слышно. Это была сестра, она что-то пролепетала в приветствие, но гибрид не обратил на это никакого внимания. — Фрея, что случилось с Элайджей? — гибрида волновало только это, прокручивая в руках стеклянную бутылку с алкоголем, на который было тошно смотреть. — Он перенес в себя Пустую. Кто-то помог ему умереть, он буквально горел изнутри, в лёгких пепел... — Я понял — Если захочешь увидеть его, приходи на кладбище, тут почти все ведьмы Французского квартала, они пытаются увидеть, но ничего.       Клаус сбросил вызов резко, также телефон и полетел в ближайшую стену, сопровождаясь гневным рыком. Мужчина не хотел видеть тела брата, он не готов к этому, но ноги ведут его к кладбищу Лафайет. Внутри все ныло, а вампир даже не зашел в заветный склеп. Всюду на самом деле бродили ведьмы и ведьмаки разных возрастов, кто-то колдовал над травами, кто-то же чертил какие-то руны вокруг первородного. Но многие просто разделились на свои круги и читали заклинания. Майклсон даже удивился, как быстро его сестра и Гриффин смогли собрать всех, но даже посреди этой толпы он чувствовал себя одиноким. Внутри все было также мрачно, пахло плесенью, полынью и воском от свеч, которые и служили практически единственным возможным источником света.       Ведьма Майклсон стояла недалеко от мертвого брата, прислонившись к стене, судорожно выкрикивая заклинания, игнорируя кровь из носа и посиневшие губы. Никлаус подошел к сестре и она сразу распахнула глаза, быстро хватая ртом воздух, как рыба, которую волны выбросили на берег. — Ты пришел — Фрея обняла гибрида, но это прикосновение длилось не долго. — Тебе бы отдохнуть, еле на ногах стоишь — он помог ей сесть на скамью, которую за несколько лет так никто и не убрал.       Винсент кивнул и взмахом руки выгнал всех присутствующих в склепе, сам покидая помещение, в котором провел около часа. Он не помнил, сколько потратил сил и сколько раз видел предков, которые так и угрожали лишить его магии и жизни за помощь первородным, слишком большая нагрузка для смертного ведьмака. — Можешь не уходить, Фрея, я на минутку — Клаус привычно усмехнулся, приближаясь к Элайдже, глаза которого были закрыты.       Сердце сжалось, когда он подошел к телу. Это был его брат, самый близкий человек, который только был в его жизни. Майклсон всегда был рядом с Никлаусом, бросался, когда ярость подчиняла гибрида, направлял на путь искупления, тысячу лет он зависел от Элайджи. Брат был его величайшим союзником, единственным, кто мог сделать Ника достойным Хоуп, он был его лучшим другом, а сейчас он мертв и Клаус не знает, как ходить… — Отдыхай, брат мой, набегались мы за тысячу лет. Это был длинный путь, Элайджа, если искупление существует, мне оставь... — только это гибрид смог произнести, через силу улыбаясь, чтобы не чувствовать это сожаление со стороны старшей сестры.       Он бы хотел сказать брату многое, но только не при ней и только ему в глаза, которые сейчас были плотно закрыты, с которыми мир Клауса раскалывается на части. Мужчина похлопал Элайджу по плечу, сдерживая желание избить его от обиды. — Я посмотрела гримуар Эстер от корки до корки и ничего про возвращение из мертвых. Мне жаль, Ник. — Не называй меня так, береги себя, сестренка.       Клаус вышел из склепа, не оборачиваясь напоследок, хотя душа так и требовала хоть еще одного взгляда, чтобы запомнить все до самых мелких мелочей, но помнить брата таким…       Никлаус поймал такси и не назвал адреса, кивков показывая, что оплатит любой маршрут. Водитель пытался заговорить, но сверкнувшие во тьме золотые глаза напугали до чертиков. Выезд из города, где не было слышно надоевшей музыки, где не было толпы и ярких огней Нового Орлеана. Машина снизила скорость и гибрид наконец произнес что-то похожее на «останови» и, бросив на переднее сиденье несколько сто долларовых купюр, со всей силы хлопнул дверью. Бутылка бурбона осталась валяться где-то на полу и плевать на нее.       Он знал, что территория стаи Полумесяца закончилась еще два километра назад, поэтому не было риска, что его кто-то увидит, страха не было, как и опасений, когда мужчина зашел в лес. Ноги с каждом все больше и больше наливались свинцом, спустя полчаса беспрерывной ходьбы Клаус вышел на поляну, до которой несколько лет назад гнал Тайлера Локвуда, перед тем, как он успел скрыться в горной системе, что была чуть в стороне. — В этом безумии я всегда последую за тобой. У нас целая вечность, помнишь?       Гибрид чувствовал, что теряет контроль и начинает падать, теряя равновесие, шагая по краю пропасти своих чувств. Слезы все же вырвались наружу, искажая все окружающее первородного, попытки примирить свой гнев оказались безуспешными. Перед глазами все еще был образ брата, который лежал на пыльном полу, которого нельзя будет вернуть, не после кола.       Краем кожаной куртки Клаус вытирал слезы, чтобы разглядеть хоть что-то. Кадык дрожал в горле, мешая проговорить хоть что-то разборчивое, но после нескольких вдохов и выдохов гибрид закричал с новой силой. — Зачем ты так поступил? Хотел защитить семью, благородный брат? А какая мы теперь семья без тебя?       Куртка полетела куда-то в сторону, когда он выпустил когти, сверкая глазами и чувствуя капельки пота, что выступили у висков. Он бы закурил, если бы имел под рукой такую гадость. Почему люди начинают курить? Потому что думают, что им станет легче, когда никотин заполнит их легкие, но проблемы все равно вернутся, когда сигарета сгорит дотла. Однажды Клаус пробовал курить, пока Элайджа презрительно не фыркнул, говоря, что это отвратительно.       Сейчас Ник сгорал, как проклятые сигареты, быстро и незаметно, пожар внутри него мог потушить только океан в глазах, которые были закрыты и уже не откроются. — Ты чертов эгоист, Элайджа! Ушел, да? А как нашей семье быть без тебя? — мужчина всхлипнул — Как мне быть без тебя?       Элайджа лежал в склепе и был мертв, Клаус даже завидовал ему, потому что тот уже не сможет почувствовать этой тьмы и пустоты, этой боли. А сам гибрид раскалывался на части, потому что половина его уже не вернется. Он был связан со своим старшим братом, который занимал большую часть в сердце, нежели другие родственники. Но самое ужасное то, что Клаус потерял не только своего брата, друга, он потерял себя, оставаясь полуживым и полумертвым. Также бывает, когда теряешь любимого человека? Когда Хенрик умер, Эстер закрылась дома и забрасывала заданиями любимого сыночка — Финна и шуструю Ребекку, Кол пытался помогать, но на него больше кричали. Майкл ушел с рассветом за какими-то травами, которые только ему одному известно, где росли. Элайджа и Клаус ушли через час после отца и даже не разбудили остальных, что для них уже было праздником. Им было тяжело, но смотреть на маму, которая стала мертвенно-бледной при взгляде на тело, было ещё тяжелее. Они пришли в свое убежище, сами того не замечая. Это была пещера, в которой ещё маленькими они играли в прятки и догонялки, пачкались в земле и были самыми счастливыми, где написали свои имена, чтобы показать всем - это место занято. Сейчас сюда никто не приходил, кроме двух братьев. Они привычно спустились прыгнули вниз и в темноте на ощупь зашли в любимую нишу, где был свет и вид на лес, который был уже другим, неизвестным и таинственным. — Как думаешь, мама сильно рассердится, когда узнает, что нас нет? — Мы уже ушли, Никлаус, поздно возвращаться. Элайджа обнял парня за плечи и притянул к себе, касаясь губами макушки. — А ведь я видел, как его разрывают на части... — глаза наполнились слезами, а самого его начало тошнить, стоило только вспомнить, сколько крови было на той поляне. — Это я виноват, не нужно было выходить из дома, если бы я отказал, он был бы жив, пусть и злился бы, но жив... Ты ненавидишь меня? — Нет, я никогда не смогу возненавидеть тебя — Что будет дальше? — Я не знаю, — Элайджа осторожно повернулся, прижимая свои ладони к щекам Клауса, который стал для него жизнью — посмотри на меня. Я люблю тебя, Ник, и я хочу, что бы ты знал, у нас будет вечность и мы будем друг у друга. — Мне всегда будет мало вечности — он чуть наклонил голову в сторону и припал к губам старшего брата, зная, что это неправильно, но ради этих чувств можно окончательно забыть о морали и правилах.       Голос Майклсона превратился в сплошной хрип, он не был пьян, но умирал от усталости, внутри его четвертовали и рвали на клочья, тяжело дышать в этой атмосфере. Гибрид не знал, что будет делать дальше. Его кулак встретился с дубом, оставляя глубокую вмятину и занозы в руке, плевать. Раны быстро зажили, а первородный только и думал: «Почему с сердцем так нельзя?». — Как мне без тебя? Элайджа, как? — Клаус съехал вниз, опираясь спиной о дерево — Я же не смогу.       Железная броня снова стала картоном. Он сидел, обнимая себя за колени, как делал это после скандалов с Майклом, которого боялся. Человек, которого он считал отцом, мог нанести увечья за все, за любой недочёт. Никлаус хотел, что бы его любили, что бы им гордились. — Ник, я рядом, слышишь? Я всегда буду рядом и не позволю, что бы тебя кто-то обидел, хорошо? — любимый старший брат сел на колени рядом с семилетним Клаусом и протянул свою ладонь, покрытую уже проходящими мозолями от ежедневных тренировок. Он не хотел так зависеть от кого-то, но сам подписал себе приговор, когда ответил на прикосновение. Годы сделали из маленького светлого мальчика упрямого и хитрого парня, который не мог быть один, как бы ни пытался. Что бы Никлаус ни делал, он желал одобрения Элайджи и тот никогда не подводил его.       Клаус жил несколько столетий без старшего брата, когда тот был заколот, и это были самые темные века, о которых он рассказать не может без упоминания крови, оторванных голов, вырванных сердец и пожаров. Но он знал, что стоит вытащить кинжал и Элайджа очнётся, а потом простит и будет рядом, как обещал. Он никогда не нарушал свои обещания. — Ты же обещал мне вечность...Где эта вечность? — голос гибрида был все тише и тише. Майклсон закрыл глаза, стараясь выровнять сбившееся с привычного ритма дыхание.       Элайджа не мог так поступить, только не с ним, только не сейчас, когда все только встало на свои места. Они были не только братьями, Клаус считал его смыслом своей жизни, центром своей вселенной, где были только Хоуп и Элайджа. Ребекка, Кол и Фрея тоже были важны, он их любил и убил бы за них, но эта любовь не шла в сравнение с любовью к первородному вампиру, который всегда ходит ходил в костюме и направляет направлял на путь искупления. Элайджа привычно улыбается, когда видит, как Клаус отложил свой кровавый план по порабощению мира и рисует новую картину, которая, без сомнений, станет шедевром. Ребекка и Хейли ушли гулять с Хоуп, в особняке нет никого, кроме них. — Каким будет твой следующий шаг? Ты предложил жить оборотням в нашем доме, что дальше? — Так невыносимо смотреть на Джексона и Хейли, братец? — усмехнулся гибрид, смешивая краски. Элайджа убрал книгу в сторону и подошёл к мольберту, положив ладонь на загривок брата. Никлаус расплылся в самой невинной улыбке, которая предназначалась только для одного человека. — Ты все не оставляешь попыток? На холсте была изображена гостиная и Элайджа, половина картины была в цвете, а та, где должен был быть вампир так и оставалась только карандашным наброском. — Я все равно нарисую тебя — У нас есть вечность — прохладная ладонь скользнула ниже по шее, оставляя невесомые слезы от ногтей, которые тут же исчезали, не причиняя боли. — Мне всегда будет мало вечности — усмехнулся Клаус, откладывая краски в сторону и притягивая брата к себе за воротник рубашки, позволяя тому взять инициативу и целовать, как и несколько веков назад.       Никлаус сидел на траве, вырывая ее вокруг себя с корнем, злость уходила, он чувствовал себя беззащитным, беспомощным, открытым для всего мира, который обязательно ранит. Майклсон знал, что все ложится на его плечи: воспитание Хоуп, решение проблем в городе, объединение семьи, но он всерьез начал подумывать об отключении эмоций, лишь бы избавиться от этого разъедающего ощущения, но только маленькая девочка с ясными глазами, которая зовет его папой, останавливает. Он никогда не показывал себя слабым, а сейчас Клаус был потерян, без мыслей, что делать дальше...без него. — Ты даже не попрощался, Элайджа, просто ушел. Ты же не мог так... — голос гибрида походил на вой.       Если бы не сила воли, он бы обратился в волка и бежал бы, выл и скулил, уничтожал бы всех на своем пути. Только Клаус будет сильным, он не покажет всем, как страдает, потому что семье нужна опора.       Их любовь была всепоглощающей, вызывающей зависимость, какую вызывают у человека наркотики, сигареты и алкоголь. За тысячу лет у них были девушки, любовницы, они могли ухаживать за ними, заниматься с ними сексом, а потом без сомнений свернуть им шею, вырвать сердце, выпить кровь, выбросить из окна только потому, что брат недоволен. Они никогда не хотели делить друг друга с кем-то, поэтому их правило: девушка только на две недели, потом избавляешься от нее, иначе ее труп найдут растерзанным в лесу.       За столетия у Элайджи было всего четыре девушки, а у Клауса — восемь. Хейли сразу была исключением из правила, старший брат не смог бы убить ее, когда узнал о беременности, а младший — потому что дочери нужна мать.       Ник откинул голову назад, ударяясь о ствол многострадального дуба, который и был свидетелем внутренней трагедии гибрида. Слезы решили пожалеть тело и перестали появляться, видно, поняли, что не облегчают муки. Перед глазами всплывали кадры из их жизни, когда они еще были людьми и самой страшной проблемой был отец. — Татия выбрала тебя, брат Никлаус шел по лесу вместе с Элайджей, стараясь отойти от дома на максимальное расстояние, пока отец не вернулся. За утро они успели разругаться с Финном, который по-прежнему лез не в свое дело и обещал рассказать Майклу, к какой девушке они ходят по вечерам. Увлечение братьев Татией ни для кого не было секретом, кроме родителей, конечно. Старший брат так и не хотел отставать, за что ходит сейчас со сломанным носом, за который им ещё придется отчитываться. — Понятно — устало вздохнул Элайджа, смотря под ноги, пиная листья. — Ты не пойдешь к ней? — Она красивая, мне нравится проводить с ней время, но то, что я считал любовью, оказалось ошибкой. — А я ходил за ней, что бы тебя позлить — рассмеялся Клаус, приобнимая брата за плечи, вынуждая идти быстрее, поворачивая на север, в сторону линий пещер. — Где же ты пропадаешь каждый вечер? — Сейчас покажу Они спрыгнули в яму и скрылись в большом тоннеле, Элайджа хотел пойти по привычному маршруту, но был остановлен братом. Он молча просил следовать за ним и старший подчинился. Они всегда шли через центр, игнорируя левый коридор, пришло время что-то менять. Проход был темным, с трудом можно было разобрать, куда идёшь, но Элайджа доверился идущему впереди Никлаусу, которого только наедине называет Ником. Ещё два поворота налево, потом дорога выходит наверх и ещё две небольшие проходы справа. Клаус отошёл в сторону, открывая Элайдже вид на площадку. Это был ещё один вход в пещеру, но они не знали, где именно он находится относительно их поселения, но это было и не важно. Каменная площадка резко заканчивалась, а внизу был обрыв, прямо перед глазами — небо и солнце, едва скрытое за листвой высоких деревьев. "Место вполне подходящее для Клауса": подумал Элайджа. Парень стоял рядом со старшим братом и смотрел на него пристальнее, чем обычно. — Ну, как тебе? — Впечатляет Элайджа с теплом в глазах смотрел на брата, делая несколько шагов к краю, чтобы увидеть полную картину. Ему в какой-то степени были обидно, что не он нашел это место первым. Никлаус заметно нервничал, перебирая пальцами край рубашки. — На самом деле, Татия мне никогда не нравилась, она могла только гарантировать, что… Парень осекся, подходя ближе к старшему брату, который был слишком привлекателен, особенно сейчас, когда они одни и им никто не сможет помешать. Пусть полной уверенности он и не испытывал, но все же сделал то, о чем думал последние месяцы. Клаус обнял шею Элайджи и поцеловал. Губы брата были мягкими и податливыми, он не сопротивлялся, когда язык проскользнул в его рот. Никлаус наслаждался такой близостью, но чувствовал, что подтянутое тело напротив напряглось, и отстранился, не поднимая глаз. — Ник… — Когда я ухаживал за Татией, то знал, что она будет сомневаться и не ответит тебе так скоро. Я люблю тебя, Элайджа, и не могу так больше. — Иди сюда Он притянул младшего брата к себе, запуская пальцы ему в волосы, тяжело дыша, словно стараясь понять, что испытывает в эту минуту, размышления длились недолго. Клауса немного трясло, когда Элайджа провел дорожку от плеча до уха и выдохнул на опасном расстоянии от чужих губ. — Пожалуйста… Пожалуйста — Это неправильно — только он не отстранялся, наоборот, сильнее притягивая к себе парня. — Пожалуйста, Элайджа И старший наплевал на все, припадая к обветренным влажным губам, получая незамедлительный ответ. Ему Татия тоже была не так нужна, красивая девушка, которая слишком рано овдовела. Если спросить Элайджу, каким он видит свое будущее, то можете не сомневаться, что он ответит: «Мы с Клаусом…» — Я тоже люблю тебя, но это по-прежнему…

***

      Гибрид открыл глаза уже в особняке, совершенно не помня, как добрался до центра Нового Орлеана. В комнате царил бардак, стул в не самом лучшем состоянии валялся на полу, на котором уже успела засохнуть кровь, непонятно откуда взявшаяся. Грязные ботинки валялись в разных частях комнаты, а куртка была порвана на маленькие лоскутки.       В кухне все Майклсоны мирно завтракали, стараясь не напоминать друг другу об Элайдже. Клаус спустился к ним и сел на свое место — во главе стола. — Доброе утро, семья — самым бодрым голосом, на который он только был способен, произнес Никлаус.       Даже вечно веселая Хоуп сидела, повесив голову, безразлично помешивая кашу в тарелке, послушно глотая еду после редких слов тети Бекс. — Ты вчера вернулся поздно, где был? — Кол тоже понимал, что отчаяние только усугубит все. — Нужно было подумать       Ребекка потом рассказала, что он заполз в дом примерно в четыре часа утра, буквально висел на перилах, не состоянии сделать и нескольких шагов. Из-за вечных падений он порвал свою одежду, поронял мебель и даже умудрился пролить донорскую кровь из бокала, хотя, на удивление всех, был совершенно трезв.       Еще через полчаса пришла Хейли и на Майклсонов легла непростая задача: привести в чувства волчицу.       А через два дня Клаусу пришлось сжечь тело.       Элайджу не похоронили. Его, как и Финна, сожгли и прах был в урне, что Клаус убрал в семейное хранилище, которое ещё никто и никогда не мог открыть.       Но поминки были, на которые пришла большая часть города. Элайджу любили многие, уважали, боялись, но считали благородным и справедливым. Большинство ведьм Французского квартала остались в живых только из-за вмешательства первородного, когда Неясыти во главе с Тристаном требовали помощи. Оборотни тоже были спасены Майклсоном после того, как проклятие со стаи Полумесяца было снято. Пришли и вампиры, которым он помогал с контролем во время ссоры с братом. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память моего брата, Элайджи Майклсона — начал Клаус, привлекая к себе ещё больше внимания. — Он спас нас всех от духа Пустой, он пожертвовал собой, чтобы зло не вырвалось на свободу и не уничтожило все, что мы так долго строили. Многие говорили, что вампиры - чудовища, но посмотрите, сегодня собрались все фракции, чтобы проститься с тем, кому обязаны жизнью. Когда наступают темные времена, только сильные понимают, что лучше забыть старые обиды и объединиться. Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе.       Все смотрели на семью первородных, затая дыхание, с очевидной жалостью. Особенно все не сводили глаз с Никлауса, который стоял с самым невозмутимым видом и говорил те слова, которые нашли отражение в каждом сердце. На его лице не промелькнуло ни одной эмоции, когда Ребекка и Фрея были разбиты. Кол стоял рядом с Давиной, что совсем недавно стала его женой, она и помогала ему не уйти в беспросветную тьму. Жизнь Давины тоже не была бы такой без влияния Элайджи. Он помог ей развить собственную магию, беспокоился за нее и уважал, пусть на момент знакомства ей и было около шестнадцати лет. Хейли прижимала к себе маленькую девочку, которой рассказали, что "любимый дядя Элайджа" больше не сможет катать ее на спине, читать сказки и заплетать косички. Возможно, в силу своего возраста, она не все поняла так, как оно было, потому что именно это спасло ее от той волны боли, которую испытала вся семья Майклсонов. — Поступок Элайджи не должен быть напрасным, мы будем жить дальше.       Все начали пить, а Клаус поднялся к себе в комнату и закрыл дверь, которая, на самом деле, не остановит никого из присутствующих в особняке. За ним следом побежала Хейли, оставляя свою дочь на попечении Давины, которая пить не собиралась и ушла с девочкой в ее комнату, чтобы не портить психику ребенку. — Чего тебе нужно? — Элайджа заходил к Хоуп перед тем, как уйти. Он попросил ее передать это тебе. — волчица передала Клаусу конверт и ушла.       Когтями Майклсон вскрыл его. «Ник, пожалуйста, прости меня. Я должен был попрощаться в живую, но тогда бы я точно не смог уйти. Когда ты любишь кого-то так сильно, то должен быть готов отпустить… У нас еще будет вечность вместе, даю слово. Береги Хоуп, она — твой свет, твоя надежда, а я подвел тебя. Пустая так хотела заполучить тело уникального в мире трибрида, что могла переселиться лишь в кого-то такого же невероятного, в тебя, Клаус. Я не знаю, почему подхожу на эту роль тоже, но через час вы все будете спасены. Ты будешь проклинать все, обвинять меня в благородстве, но ты бы поступил также. Я люблю тебя, проживи эту вечность, будто я рядом. Навеки твой, Элайджа.»       Клаус убрал письмо обратно и подошёл к столу. Он открыл верхний ящик, внутри лежала гора листов, по которым гибрид с грустной нежностью и болью провел кончиками пальцев. На каждом листочке были родные теплые глаза. Ни один портрет Элайджи так и не был закончен, потому что отразить в картине все, что сочетал в себе первородный, было невозможно. Никлаус улыбнулся, вспоминая разговоры с братом, когда был сделан каждый набросок. — Мне всегда будет мало вечности с тобой. Они лежали в постели Никлауса, лениво целуясь, борясь с желанием уснуть после невероятной ночи. Элайджа заботливо обнимал тело младшего брата, оглаживая линию скул. — Я люблю тебя, Ник — Я не заслуживаю твоей любви, брат мой, — гибрид перевернулся на спину, закидывая руку за голову — никогда не заслуживал, но я благодарен тебе за все. Он уже не обращал внимания, когда его назвали братом, это слово больше ничего толком не значило, они давно переступили эту черту и возвращаться за нее не собирались. — Не тебе решать, чего ты заслуживаешь, а чего нет — шатен поднялся и стал одеваться. Скоро должна была вернуться семья, позволить себе полежать рядом ещё немного — слишком большой риск, они так и не раскрыли свой секрет, чтобы не усложнять жизнь и себе и другим. — Я тоже люблю тебя — сказал Клаус, когда Элайджа уже выходил из спальни.       И пусть Клауса будут называть бессердечным и жёстоким, тем, кто ничего не испытал после смерти старшего брата, но никто и никогда не узнает, что он два раза в год уезжает в Мистик Фолз и идёт в лес, прыгая в пещеры, где, кажется, совсем недавно, он впервые признался кому-то в своих чувствах и где не встретил сопротивления.