Пара в голубом

На нём сегодня голубой атлас, расшитый золотой нитью, золотая с сапфирами цепь, его кудри в свете солнечных лучей сияют не менее ярко, чем золотые перстни на его пальцах. Томас Уайетт читает восхищение в глазах девиц и зависть – в глазах мужчин, но ничего из этого не трогает его теперь. Любовь, ревность, злость – всё это чуждо ему теперь, меланхолия укрыла его своим дурманящим крылом, и этот богатый наряд Томасу не милее, чем было бы рубище нищего. Вслед ему несутся восхищённые шепотки и шёпот угрожающий, пророчащий беды: любимец Кромвеля, он будет падать с вершины придворной лестницы, дайте только срок. Томас устало глядит на своих недругов и завистников: им бы хотелось, чтобы он разъярился, вынул шпагу, потребовал от обидчиков удовлетворения, опозорив себя пред очами короля скандалом и дракой. Но он лишь думает о том, что кое-что из их слов неплохо ляжет на рифму – его стихи пользуются успехом при дворе короля Генриха. Остальное же рассеется, брошенное на ветер. Уж Его Величество от души посмеётся, если узнает в героях стихов Томаса кого-то из своих приближённых. На остальное Томасу, по большому счёту, наплевать. Он на вершине – с Томасом Кромвелем, герцогом Саффолком, любимыми друзьями короля. И с нею. Впрочем, это неверно. Не с нею, а у её ног, среди покорных, верных, жаждущих одного слова, одного только взгляда. Ей принадлежит вся Англия, реки, моря и леса этой страны, она же принадлежит одному только рыжеволосому, громогласному, увенчанному короной человеку. Отныне и вовеки веков, аминь. Не Томасу Уайетту вздевать на неё свой взор, не ему мечтать об улыбках, прикосновениях, о звонком переливчатом смехе, звучащем только для него. Но даже мечтать о чём-то таком ныне опасно. Или помнить. Но Томас не может заставить себя забыть. И, словно вызванная из его мыслей какой-то магией, Анна Болейн появляется в зале. На ней – и Томас готов расхохотаться – платье из голубого и бежевого атласа с золотым шитьём, россыпь алмазов, сапфиров и топазов. Стайка девушек, сопровождающих больше-чем-королеву, разодето богато и ярко, но ни одна из девиц не может затмить свою госпожу – да и это теперь незаконно. Анна смеётся, одаривает то одного, то другого благосклонными улыбками, и, наконец, останавливается рядом с Томасом. Её свита рассеивается по залу, и на миг Томас и Анна остаются вдвоём. Как когда-то, в другой, быть может, никогда и не существовавшей жизни. Он склоняется перед ней шутливо, отпускает несколько комплиментов. Анна снисходительно улыбается, глаза её блестят от удовольствия, но за этим блеском – страх. Анна Болейн уже не такая, какой Томас знал её прежде, теперь она всегда настороже, ведь перед ней есть пример другой, отвергнутой и забытой королевы. - Вас давно не было видно, сэр Томас, - замечает она. - Помогал мастеру Кромвелю, миледи, - с лёгким поклоном отвечает он. – Рад видеть, что вы процветаете. Она вспыхивает на мгновение, улыбается нервно, натянуто, но уже через секунду берёт себя в руки. Будущей королеве не к лицу обращать внимание на таких, как он. Рядом с ними вдруг появляется Марк Смитон, неизменно жизнерадостный, улыбчивый, с неотделимой от него скрипкой в руках. Он пристально оглядывает Томаса и Анну и вдруг разражается громким смехом. - Миледи, вы что, специально? Взгляните! Будто… близнецы или… влюблённые, - понизив голос, на грани слышимости говорит он, подмигивая. Глупая болтовня Марка опасна – это понимают все, кроме Марка. Сердце Томаса пропускает удар, когда он понимает, что они с Анной и впрямь одеты почти одинаково, будто сговорились. Так вот, почему смолкли все шепотки – они смотрят, внимают, запоминают, чтобы потом шипеть ещё громче. Могла ли Анна в самом деле?.. Взгляд, которым Анна одаривает его, словно впервые замечая его наряд, развеивает все смелые и безрассудные мечты Томаса. - Это и впрямь любопытно. Пара в голубом… - задумчиво протягивает Анна. – Очень поэтично, вы не находите, мистер Уайетт? Снова смеётся, теперь совсем неискренне. Но Томас готов поставить всё своё золото, этот атласный дублет и голову в придачу на то, что и Анна вспомнила их прошлое. Она уходит вместе со своими фрейлинами так быстро, как будто рассеивается видение. А когда появляется снова, уже об руку с королём, на ней больше нет ни лазурного атласа, ни сапфиров – пурпур, истинно королевское одеяние. Чтобы Томас забыл. Чтобы Томас, наконец, перестал надеяться.