Мой мир огромен, А я так скромен. Вся жизнь спектакль - Я в ней актёр.
Звонкие переливы эльфийской лютни разносятся по всему трактиру, а его посетители придвинулись ближе к сцене, чтобы было лучше внимать голосу известного по всему континенту трубадура. Только лишь тень достаточно большого по сравнению с обычными людьми человека оставалась в стороне, а золотые кошачьи глаза внимательно наблюдали за музыкантом, к которому в данный момент были прикованы абсолютно все взгляды. Лишь этот единственный взгляд уж очень льстил барду, и он с еще большим энтузиазмом продолжил.Актёр-лицедей, Добряк и злодей, Не ради людей, А ради искусства; По жизни играю, Я все секреты ваши знаю. Вы в зале сидите, И ваши нервы, словно нити, Надёжно пришиты К пальцам моим...
Почему же, когда Геральт был с Лютиком наедине, когда поблизости не было ни одной живой души, он так отчетливо чувствовал магию, которой вообще быть не должно? Сколько раз бы седоволосый не рыскал по их месторасположению, хоть кого-то, кого сам не знал, постоянно прислушивался, но все раздумья обрывала чарующая музыка, исходящая от музыкального инструмента, и не менее прекрасный голос. Но даже это еще не все… Сколько бы лет ни прошло, а его верный спутник даже ни на морщинку не постарел. Сколько ему сейчас лет? Когда они с ведьмаком встретились впервые, ему наверняка уже было восемнадцать лет, а сколько сейчас?Вас обманули, В грязь окунули. Об этом вскоре Узнают все! Придворный актёр Умён и хитёр. Я тут с давних пор. Насквозь я вас вижу!
«Не может же он…» – начал думать про себя убийца чудовищ, то опуская взгляд, то вновь поднимая его на друга, но размышления тут же прерываются каким-то истошным криком, на какой совершенно никто не обращает внимания, кроме одного. Бард продолжает играть как ни в чем не бывало, резво перебирая струны.Угрозы, насмешки, Короны примеряют пешки, На лицах отметки, Что все они марионетки. - Эй, куклы! Бегите! Ешьте меня! Вот он я!
Ривиец совершенно ничего не понимает, но пытается пробраться сквозь толпу «зачарованных» голосом трубадура к источнику более напрягающих нервы звуков.Я роль - вы сюжет. Прольём миру свет! Кто прав, а кто нет - Пусть судят другие!
Не успел Геральт добежать до одного человека, как ровно в противоположном конце таверны раздался похожий душераздирающий вопль и глухой стук падения тела на деревянный пол. ― Зараза! – выругался Белый Волк, осматривая помещения, а после переводя взгляд на самый главный источник звука. Вдруг осознание бьет по голове чем-то достаточно тяжелым, что даже совсем не хочется ничего понимать и просто нужно отключиться, и как минимум в прямом смысле переспать с этой мыслью. «Колдун. Колдун, который не осознает, что творит. Колдун, который не знает, кто он на самом деле.»Угрозы, насмешки, Короны примеряют пешки. Уколы их метки, Но все они марионетки. - Эй, куклы! Бегите! Ешьте меня! Вот он я!
― Холера! Лютик, блять!! – громко зарычал ведьмак, оставляя захлебывавшегося своей же кровью человека лежать на полу, а сам кинулся к сцене, стараясь как можно быстрее пересечь разрыв между собой и трубадуром. Юноша как будто ничего не слышал. Как будто его вообще здесь не было и никогда не существовало. Просто пел. Просто играл, не более. Но что-то пошло не так: вот он уже теряет сознание и едва ли не бьется головой о твердую поверхность, как вдруг его подхватывают чьи-то очень сильные и до боли знакомые руки, отдаленно слышатся чьи-то крики, довольно нелестные слова о каком-то человеке, но Лютика это сейчас не волнует. Он уже почти отключается, однако, успевает почувствовать мягкое тепло, а после какую-то непонятную встряску и ржание лошади.***
Проходит достаточно много времени с того момента, как Юлиан последний раз пребывал в сознании. Он сонно жмурит глаза от лучика света, который так бессовестно помешал ему и дальше спать. Сейчас еще для полного «счастья» придет его белоголовый друг и начнет отчитывать барда о том, какой же он медлительный и что скоро точно уедет без него. Однако, этого почему-то не случается, и голубоглазый все-таки разлепляет глаза и осматривает окружающее его пространство. ― Я был абсолютно уверен в том, что заснул не здесь, а... А где, собственно? ― В таверне, – подает голос ведьмак, стоя в дальнем углу комнаты и поднимая взор уставших ярко-золотых глаз, посмотрел на трубадура и медленно начал к нему подходить. ― Ты донес меня на руках на второй этаж? О, какой ты заботливый, Геральт. А говорят, у ведьмаков чувств нет. Не оставил своего самого лучшего на свете друга в беде. ― И неумелого колдуна, – резко перебивает того Белый Волк, приблизившись к его кровати и присаживаясь рядом, смотрит в глаза. ― Что прости? ― Лютик, заткнись и отвечай только на мои вопросы. Ты чувствуешь что-то необычное, когда играешь на лютне и поешь? ― Счастье и моральное удовлетворение считается? ― Нет, я не это имею в виду. Ты чувствуешь что-то магическое или непонятное? ― Ну... – настало долгое время молчать трубадуру, который всегда болтает без умолку. Он сидит так достаточно долгое время, стараясь сделать такую дыру в полу, чтобы когда проваливаться можно было пробить первый этаж, а заодно и упасть в какой-нибудь погреб. Юлиан перебирал все свои воспоминания, когда он пел, а их было не мало. Балы, пиры, уличные выступления, маленькие концерты в трактирах – все это было, но казалось, что все то, что он помнит – все не то. однако, внезапно в памяти всплывают события небольшой давности: вот он выходит на сцену и собирается играть одно из своих произведений, он чувствовал прикованный к себе взгляд толпы и того единственного человека, которым он дышит со временем начала их совместных скитаний по миру. Бард понимает в какой он находится беде, прекрасно это осознает, но продолжает упорно тонуть в этих янтарных глазах, когда те обращали на него свой взор. Он всегда еле сдерживается, когда помогает отмыться Геральту от внутренностей различных тварей, чтобы на эмоциях не прижаться к нему своей грудью, не обнять так крепко, на сколько бы смог, и не начать тихо щебетать о том, как он переживает за него, как скучал все это время без него. Он перешагивает через себя лишь бы случайно не зарыться в жесткие отливающие серебром волосы и не начать упоенно вдыхать его запах, особенно после принятия водных процедур, когда у ведьмака его седые пряди пахнут ромашками. Юлиану самому интересно узнать, признается ли он когда-нибудь своему доброму старому другу или нет. В ближайшее время он точно этого делать не планирует, если конечно он не собирается поступать по принципу «эта тайна умрет вместе со мной». Но все мы знаем, что именно это он и планировал. А тем временем, юноша вспоминает, то как вроде вчера, а сколько он спал, к слову, чтобы сказать? Он этого не знает, но сейчас его это не особо интересует, потому что лучше бы ответить ему на вопрос ведьмака побыстрее, а-то уж слишком тяжело тот смотрит на паренька. — Я тут вспомнил... – неуверенно начал трубадур, уводя взгляд в сторону и заметно напрягаясь, отчего это передалось его собеседнику. – Последнее, что я помню, это как мы с тобой были в таверне, меня попросили выступить, на что я соответственно согласился, вышел на сцену и начал петь, но... — Но? — Но... Все было как в тумане, я даже не понимал, что происходило. Я вроде продолжал играть, однако, отдаленно слышал какие-то голоса, то ли в голове, то ли это были люди в той самой таверне, а потом я кажется потерял сознание. И.. Ты спрашивал про что-то необычное... Мне кажется, что в этом что-то было. Мне казалось, что я чувствую какой-то слишком сильный прилив сил, как будто что-то переливаясь течет по венам. Что-то теплое и одновременно холодное, мягкое и воздушное, – наконец закончил Юлиан. Он все-таки решился поднять взгляд на своего друга, замечая его легкую ухмылку. – Что? Что я не так сказал? — Что ж, Лютик, – усмехнулся мужчина, внимательно смотря на слегка растрепанного после долгого сна собеседника, и продолжил. – Поздравляю, ты не знал, но ты колдун. — Геральт, если ты не умеешь шутить на такие темы, тогда шути, пожалуйста, на другие. — Лютик, ты уже все показал в той таверне и твои ощущения уже все за тебя сказали, – перешел на более серьезный тон Геральт, переводы свой взор на музыкальный инструмент его друга. Он почувствовал, как барда накрыла волна липкого беспокойства и страха, как он нервно начал сжимать свою рубашку. — Значит, ты... — Нет, я не собираюсь тебя убивать, – не дав тому договорить, ответил на неозвученный вопрос Белый Волк. — А что... — Мы поедем в Венгерберг к Йеннифэр. Она обучит тебя тому, что знает сама и покажет, как это контролировать, – ведьмак вновь прерывает собирающийся наплыть поток слов со стороны его друга. — Но... — Не съест она тебя, ты для нее слишком тощий. — Да, Геральт, твою мать!! Я уже понял предпочтения Йеннифэр к особо рыжим другим чародейкам! – не выдержал трубадур столь наглого поведения со стороны Геральта. Что-то он сегодня больно разговорчивый. — Хм-м. Наконец наступила тишина, и, о Боги, юноша был этому несказанно рад. Он может теперь немного подумать и переосмыслить все сказано седовласым мужчиной. Теперь возможно парень понял, почему чародейка из Венгерберга так предвзято к нему относится, скорее всего, она даже почуяла магию намного раньше, чем это сделал Мясник из Блавикена. Только вопрос в том, почему она не сказала никому об этом? Хотела посмотреть-поиздеваться? Возможно, что у нее это получилось. — Геральт? – спустя некоторое время позвал того юноша, замечая, что его пальцы очень «интересные» и дожидаясь, пока на него обратят внимание. – Сколько я спал? — Два дня, – в своей лаконичной манере отвечает ведьмак, на что шатен лишь округляет свои турмалиновые глаза. Сейчас бы он опять бы впал в свои раздумья, чем еще сильнее бы начал напрягать Белого Волка, ведь если Юлиан молчит, значит все это не к добру, когда Геральт сам начал выдергивать его из своих дум. – Лютик, ты боишься? Зараза... И как он понял? — Ты слишком громко думаешь, – отвечает на немой вопрос ривиец, подсаживаясь поближе к барду. – Все будет в порядке. Научишься еще. — Не думал, что суровый Волк, Геральт из Ривии, умеет успокаивать людей или хотя бы пытается, – усмехается Юлиан, усаживаясь поудобнее, и отклоняется на спинку кровати. Он прикрывает свои глаза и замолкает, начиная думать о своем, как вдруг самые бредовые мысли в его жизни приходят к нему в голову. Интересно, если ты слышишь, о чем я говорю в своих мыслях, то ты услышишь, что... Я не могу без тебя... Просто не могу... С какого-то момента ты стал единственным лучом света в моей никчемной жизни... С какого-то момента я полюбил тебя всем сердцем и душой и с этого момента не могу перестать любить... Ты это услышишь? Лютик затаил свое дыхание, нервно перебирая пальцами. Что он сейчас сделает? Вышвырнет его за дверь? Убьет? Скажет, что он опять плетет какой-то бред? Скажет уходить и больше никогда не возвращаться? Но в ответ... Ответом послужила просто тупая тишина... Скорее всего, ведьмак ничего не услышал или просто предпочитал не отвечать на такой выпад со стороны трубадура. Хотя лучше бы ответил, а-то юношу буквально разрывает от этой давящей на черепную коробку неизвестности, а ведь прошло уже достаточно времени, но мужчина продолжал все так же тихо сидеть, не совершая никаких телодвижений. Видимо Юлиан осмелеет в какой-нибудь другой раз, а пока... — Когда мы отправимся к Йен? — Когда тебе станет лучше. — Я уже чувствую себя прекрасно, два дня спал как никак. Правда, я очень хочу есть, – сознался парень, жалобно смотря на ведьмака. – Давай поедим перед отправкой? — Ладно. — Ладно, – тихо повторил за Геральтом бард, довольно улыбнувшись и резво вставая с кровати.***
— Какими судьбами в мое скромное жилище пожаловал сам Геральт из Ривии и его не менее знаменитый бард? – с усмешкой проговорила чародейка с фиалковыми глазами. – Оу, погоди, знаю. Лютик. — Йеннифэр, – так же немного нахально отозвался упоминаемый человек. — Йен, ты не говорила, что у нас будут гости! – спускаясь с лестницы, громко проговорила Меригольд, как только заметила буквально на пороге знакомые лица. – О, Мелитэле! Геральт, Лютик, что вы здесь делаете? – обрадовалась та, поспешив обнять старых знакомых. — Лютику нужна ваша помощь. Похоже, что он колдун, – сразу по делу начал ведьмак и хотел было продолжить, как черноволосая его прервала. — Я знаю. Вам придется задержаться тут на какое-то время, пока будет «оказываться помощь». Я правильно понимаю, что вы никуда не спешите? – получив утвердительный кивок со стороны ведьмака, она продолжила. – Отлично, тогда, Трисс, дорогая, будь так добра, покажи нашим гостям комнаты, а потом мы будем разбираться с нашим колдуном. Я пока все приготовлю. — Конечно, пройдемте, – мило улыбнулась та и повела мужчин за собой, проходя вглубь замка и показывая все комнаты. – Здесь моя комната с Йен, Геральт, твоя вот та, которая правее, а твоя, Лютик, самая дальняя. Если что-то будет нужно, то вы оба знаете, где я могу находиться. Также я могу быть в нашем саду с Йен, она там тоже обычно сидит. А теперь, Геральт, я вместе с твоим бардом вынуждены тебя оставить, я его у тебя на какое-то время заберу. — А больно не будет? – внезапно всполошился юноша, вспоминая, что Йеннифэр должна была уже «что-то приготовить» и явно не еду. — Смотря по ее настроению, а так все должно быть хорошо, – чересчур спокойно сказала девушка, замечая, как заметно напрягся Юлиан. – Да ладно тебе, я пошутила. Выдыхай, – смеется та. — А мне страшно, между прочим! – не может угомониться трубадур, бросаясь взглядами на Геральта в поисках хоть какой-нибудь поддержки, но слышит лишь неопределенный хмык и удаляющуюся к своей комнате широкую спину. Пока Юлиан созерцал уходящего ведьмака, Меригольд уже успела схватить его руку и повести к другой чародейке, вырывая тем самым юношу из ступора. — Вот всегда он так... – помрачнел тот, опуская голову вниз и покорно следуя за рыжеволосой девушкой. – Он наверное никогда не обратит на меня внимания сам... Хотя сегодня он меня удивил. Представляешь, сам Мясник из Блавикена пытался шутить и подбадривать меня! Меня! Какого-то барда, который ему вообще ни черта не сдался. — Не ты ли говорил ему постоянно о том, что ты знаешь, люди врут – у ведьмаков есть чувства? — Да, но обычно Геральт вообще меня как будто не замечает. Мне кажется, он даже не заметит, если я внезапно пропаду. — Не уверена, учитывая то, о чем ты говорил до этого. Поверь, он к тебе не безразличен, просто не знает, как это выразить. — Если это так, то Золтан балерина, а я ведьмак. — Не спеши с выводами, Юлиан, – поставила свою точку в их очень душевном разговоре Йеннифэр. Она подозвала его ближе к себе, проводя перед ним рукой со вспыхнувшим в ней иолитовым огнем, который вовсе не обжигал, а давал приятное фантомное тепло. – Геральт был прав – ты колдун. На некоторое время я смогла приостановить работу твоих способностей, пока они еще не окрепли, чтобы ты что-нибудь не учудил. Контролем начнем заниматься завтра, а пока выпей это, – чародейка протянула Лютику маленький бутылек, который показался ему уж очень подозрительным, но все-таки выпил его содержимое, слегка поморщившись. – Тоже для контроля, а теперь можешь отправляться к себе в комнату. — Спасибо... Йен, – произнес юноша, уже стоя у двери и слегка улыбаясь чародейке. Он никогда не думал, что будет это говорить это именно никому иному, как ей. Это было поразительно. — Пока не за что. И еще одно... Не бойся своих чувств, бард, – ободряюще кивнула чародейка, на что парень лишь кивнул и тихо прикрыл дверь. Возможно стоило бы послушаться ее совета, но сделать это крайне трудно, учитывая характер ведьмака. Сознаться во всем было довольно заманчивой идеей, но далеко не самой разумной, по мнению юноши. Геральт мог отреагировать как угодно, а это словно пытаться найти что-то в кромешной темноте. Неровно выдохнув, Лютик пошел по коридору в поисках своей комнаты, попутно надеясь, что не заблудится, пока ищет. И ведь действительно небольшое путешествие по закоулкам замка прошло успешно, и он тут же вбежал в свою комнату, с разбега падая на огромную мягкую кровать. На ней было очень хорошо, парень перевернулся на спину и раскинул руки в стороны, глубоко вдыхая и выдыхая. Может все и вправду не так уж и плохо? Интересно, что сейчас делает Геральт? Переживал ли он за меня после того, как Трисс повела меня к Йен, или ему было все равно? К сожалению, эти вопросы, скорее всего, должны остаться без ответа...***
— Юлиан! – в который раз уже зовет барда чародейка и в конце концов выливает на несчастного воду из кувшина. — Святая Мелитэле!! Йеннифэр, ты что, черт тебя дери, творишь?!! — Ты не просыпался, и я решила попробовать другой метод пробуждения, – злобно усмехнулась девушка, довольствуясь собой. — В следующий раз хотя бы предупреждай. А где Геральт? — Твой ненаглядный уже давно спустился вниз и собирается с нами ужинать. Мы все дожидаемся только тебя. — Он не мой ненаглядный, – безразлично бросил тот, стараясь выглядеть злым, но больше это походило на грусть и разочарование. Не умеет он скрывать своих эмоций, в отличие от предмета его воздыхания. — Мне все равно, кто из вас чей. Спускайся, мы ждем тебя. Сухая одежда есть в шкафу, можешь переодеться, – напоследок сказала брюнетка и удалилась из комнаты, оставив барда наедине с собственной грустью и неприятно прилипшей к телу одеждой. — Что б тебя... — Я уж думал, ты не придешь, – услышал Юлиан знакомый голос, когда прошел в зал с длинным столом и прекрасными запахами. Сказать, что он был удивлен – это ничего не сказать. Неужели мужчина так сильно ждал его? Или ему приходилось ждать ради приличия, чтобы нормально поесть? — Я слишком голоден, чтобы не прийти. И как я могу отказаться составить компанию этим милым дамам? – переводит он стрелки, довольно улыбаясь и замечая довольно пугающий взор со стороны черноволосой чародейки. – И конечно же моему старому самому лучшему другу. Снова услышав за сегодня уже который по счету неопределенный хмык со стороны Белого Волка, парень все-таки приступает к трапезе, блаженно постанывая от удовольствия. Он не знал и даже не догадывался, что чародейки могли туда добавить, чтобы сделать обычную еду настолько вкусной, да и будем честны друг с другом, он даже не пытался. Тишина становилась неуютной, даже несмотря на то, что они всего лишь ужинали, и бард решил скрасить эту немного давящаю атмосферу очень не напряженными разговорами, вспоминая старые приключения с убийцей чудовищ и довольно-таки забавные истории, коих было много. Трисс с Йеннифэр тихо посмеивались, а на лице ведьмака, о, Мелитэле, проскользнула едва заметная улыбка. Юноша был этому несказанно рад. Наконец он смог доставить его другу хоть какие-нибудь положительные эмоции.***
Прошло уже несколько месяцев с того момента как Лютика начали обучать Трисс с Йеннифэр. У него уже даже что-то начало получаться, и он освоил уже практически все базовые приемы. Чародейки им воистину гордились. Белый Волк же продолжал жить с ними и редко куда-то уезжал, разве что выполнить заказ, подзаработать немного денег и вернуться обратно. Девушки полностью выматывали бедного барда, как бы странно это ни звучало, поэтому Юлиан теперь очень редко виделся с Геральтом, несмотря на то, что они находились очень близко друг от друг, и он действительно скучал по этому угрюмому лицу с яркими золотыми глазами и седыми волосами. Он скучал по этим непонятным хмыканьям и по такому раздраженному «зараза». К счастью, им все-таки удалось увидеть друг друга больше, чем на три минуты... — Ты точно обещаешь, что ничего не сломаешь, ничего не будешь трогать, крушить и прочее, пока нас не будет? – словно мать, отчитывала трубадура Йен. — Да, точно обещаю. — И точно... — Да, маменька. Йен, да не переживай ты так, со мной же будет Геральт, он, если что, мне поможет. Правда, Геральт? – юноша слегка толкнул ведьмака в бок, улыбаясь так, как кот, который наелся сметаны. — Мгх. — Ну вот видишь! Значит, не стоит так сильно переживать! – улыбается бард во все свои тридцать два и спешит обнять обеих девушек, прежде чем те войдут в портал и вернуться только через неделю, ибо у них внезапно появились какие-то дела, чему парень был не очень рад и рад одновременно. С одной стороны, это хорошо, потому что он может отдохнуть и провести с Геральтом всю неделю, а с другой – он, черт возьми, будет всю неделю с Геральтом, а это не совсем прям очень хорошо. Во-первых, потому что его будет немного смущать его общество, он уже даже немного забыл за эти месяцы, какого это находиться рядом с ним, а, во-вторых, чувства никуда не делись, мало ли что ему взбредет в голову. — До скорой встречи. Постараемся вернуться как можно быстрее, – попрощались девушки, скрывая свои силуэты в портале, который тут же закрылся за ними. После этого наступила недолгая тишина, когда Лютик судорожно соображал, что он будет сейчас делать, а после слегка взвинчено повернулся на своих каблуках к ведьмаку и с улыбкой заговорил: — Если понадоблюсь, то я буду у себя. Вряд ли когда-нибудь такое случится конечно, но все же. Юноша уже собрался было уходить, как за запястье его схватила знакомая сильная рука, на что тот обернулся и посмотрел в горящие янтарные глаза напротив. — Что-то не так? — Все в порядке? – спросил ведьмак, казалось обеспокоенно глядя на своего друга. — Да, конечно. А что такое? — По тебе не видно... Ты какой-то молчаливый. — Вау, поразительно, ты сказал больше двух слов! Впечатляет. Может когда-нибудь у тебя все-таки получится написать балладу или что-то в этом роде. На самом деле, это и вправду здорово. Просто представь, ты первый ведьмак, который пишет стихи! — Лютик! — Все, молчу-молчу, – усмехнулся трубадур, чувствуя, как рука Белого Волка все еще покоится на его собственной, все так же крепко ее сжимая. — В этом-то и дело! — Не понимаю. Я ведь постоянно говорю с Йен, Трисс. — Но не со мной. Кажется, ситуация начинает набирать не очень хорошие обороты. Если он узнает, то мне не жить. — Не понимаю о чем ты, – Лютик старается говорить более-менее уверенно и непринужденно, что выходит из рук вон плохо, и это не утаивается от мужчины. — Не держи меня за дурака. Что происходит, Юлиан? — Я.. Что? Да, что ты вообще хочешь от меня? С чего я должен отвечать на эти твои очень странные вопросы и отпусти мою руку! – завелся парень, недовольно пытаясь выдернуть руку из крепкой хватки ведьмака, что не особо получалось. — Нет. — Отпусти меня!!! Я ничего не... –хотел продолжить кричать, брыкаться и вырываться Лютик, как вдруг крепкие руки сильно прижали его к своей груди и полностью преграждают путь к отступлению, зажав парня между собой и стеной. Геральт осторожно прижал голову барда к своему плечу, зарываясь носом в каштановые волосы, которые пахли полевыми цветами. Ведьмак понимал, что он мог бы так простоять целую вечность, а может даже больше. Запах его барда несколько дурманил разум, заставляя его вдыхать все чаще и чаще. Наконец тонкие руки сомкнулись на широкой спине, прижимаясь сильнее, хотя дальше уже некуда было. До острого слуха донеслось едва слышное «я скучал», и руки сами по себе, словно жили своей жизнью, сильнее сжались вокруг тонких, почти девичьих плеч. Хотелось так быть и дальше, но разум говорил, что все-таки стоит объясниться друг перед другом и как можно быстрее. Слегка отняв Юлиана от собственного плеча с сопровождением разочарованного вздоха с его стороны, Геральт решился посмотреть в эти глаза цвета танзанита, которые заставляли потонуть его в них, и он был готов это сделать, но... Пока не сейчас. — Лютик, почему ты перестал приходить ко мне вечерами после тренировок с Йен? — Я... Я сильно уставал. Понимаешь, она так выматывает... – не успевает парень договорить, как его тут же обрывают. — Не лги мне. Если бы ты так сильно уставал, то приходил в комнату и сразу бы валился с ног на кровать, а не бренчал бы на лютне еще несколько часов подряд. — Вау. Мне кажется, это была самая твоя долгая речь за все время! У тебя здорово получается. — Лютик! — Да? Что? Это такой способ расслабиться у меня. — Раньше ты расслаблялся в компании не только лютни. Почему каждый раз, когда я к тебе подходил, у тебя все время появлялись какие-то дела и ты сразу же бежал к чародейкам? — Наверное, потому что у меня появились дела, логично же. — Не ври, ты же знаешь, что я чувствую обман, – настаивает Белый Волк, внимательно глядя на его своего друга, который смотрит куда угодно, но только не на него. – Лютик, пожалуйста. — Я... – очень тихо начал бард, слегка сминая в ладони геральтову рубашку, находившуюся все еще под его ладонями. Губы сжались в тонкую линию, а сердце предательски забилось еще быстрее, что не могло просто так уйти от ведьмака. Он не давил, он ждал, аккуратно, еле касаясь, поглаживал юношу по плечу. – Я... Я не могу без тебя, Геральт... Не могу... Я не знаю, когда, в какой момент и как, но ты стал для меня тем самым единственным просветом в этой никчемной жизни. Ты стал для меня лучом света во тьме... Стал самым главным человеком для меня... Когда же свет сошелся клином, и я перестал замечать что-либо, кроме тебя? – тихо выдыхает Юлиан, утыкаясь лбом в грудь мужчины. Теперь для него был только один вопрос – что дальше? А вдруг седовласый не примет его? А вдруг сейчас изобьет и просто уйдет? Но если даже так, то парень готов к этому. Сейчас ему уже точно нечего терять. Но сам Мясник из Блавикена был другого мнения об этом вопросе. Он осторожно приподнял голову Лютика, укладывая ладонь на скулу юноши и слегка поглаживая ее большим пальцем, едва заметно улыбнулся. Придвинувшись чуть ближе, Геральт следил за выражением лица барда, не отразилась ли на нем гримаса ужаса или ненависти, но оно оставалось таким же почти безмятежным. Дистанция очень медленно сокращалась, а ведьмак уже уткнулся лбом в лоб трубадура, который уже немного покраснел, ощущая чужое, а такое ли уже чужое, дыхание на своих губах. Хотелось уже поскорее поддаться вперед, чтобы наконец прекратить эту сладостную пытку, но вот они эти цитрины смотрят так в кианиты, как будто просят разрешения, и короткий кивок действует как спусковой механизм. Мягкое соприкосновение губ разрядом тока приходится по обоим телам. Легкое соприкосновение очень медленно перетекает в нерасторопный танец, а руки скользят совсем чуть-чуть ниже, прижимая к себе все сильнее. Несмотря на довольно серьезный и суровый образ, Геральт целует нежно и опасливо, как будто боясь спугнуть это мимолетное счастье в виде барда. Его барда. Лютик и не знал, что когда-нибудь ему выпадет такой шанс поцеловать того, кто казалось не разделяет его любви. Он целует робко, отдавая всего себя ведьмаку в этом поцелуе. Он и не знал, что такие обветренные и местами покусанные губы могут быть такими бархатными. Это хотелось продолжать, хотелось пойти дальше и исследовать то, что не мог себе позволить, но мужчина разрывает этот медовый поцелуй и слышит недовольный стон со стороны возлюбленного трубадура, на что пропускает тихий смешок, но разорвал его только для того, чтобы сказать: — Я люблю тебя, Лютик.