Quarantine

— Напрягает… — произнес Дади, глядя в свой телефон. — Это напрягает. Видео, снятое Торнике, об участниках конкурса, спорящих о том, как просочились новости о болезни Бенни, стало вирусным. — Это кто, мы? — удивился исландец. — Неужели мы так себя ведем? Неужели так реагируем, когда нам говорят, что кто-то болен? — Эй, — возмутился грузин. — Я же только что снял его. — ЕВС пытается удалить клип из Интернета, — усмехнулся Василь. — Но каждый раз, когда он удаляется, на его месте появляются ещё десять повторных загрузок. Видео было повсюду, по всему YouTube и в Twitter, под хэштегом #KemamaVirus. Фан-сайты Евровидения были рады наконец о чём-то сообщить, так как из Роттердама почти не поступало новостей, все они заполонили интернет статьями об этом. Для Европейского вещательного союза это было совсем нехорошо. Йон Ола Санд снова был на встрече. Он взглянул на экран своего компьютера. Это была ещё одна онлайн-встреча, все были слишком напуганы, чтобы встретиться лицом к лицу. Причиной встречи стал видеоролик Торнике. У высших должностных лиц в ЕВС появились проблемы из-за возможного обвинения любого участника, который получил вирус. — Это наше дело, наша репутация на кону! — воскликнул Кристер, когда Йон просто закрыл свой ноутбук. Естественно, в такое время были более важные вещи, чем репутация. Он даже не был взволнован предстоящим конкурсом песни Евровидение, которому посвятил столько лет. Как бы ему ни нравился конкурс, в этом году всё, что супервайзер мог сделать — бояться его. Конечно, Йон мог провести мероприятие, но что, если это сделает только хуже? Что, если отказ от конкурса оставит лишь одного человека заражённым? Это было решение, которое мужчина должен был принять. Он не мог больше ничего поделать и уж тем более иметь хорошую репутацию. Но, как Йон вскоре узнает, он не был тем, кто принимает решения в ЕВС. Лица, входящие в ЕВС, пришли в отель на следующий день в защитных костюмах. Раньше всё было плохо, но теперь стало ещё хуже. Теперь, когда стало известно, что у одного из участников есть коронавирус, они пришли как-то это исправлять. А начали с ещё большей изоляции. Когда впервые было объявлено о закрытии отеля, ключ был доверен исландцу Дади Фрейру. — Дади, — обратился к парню один из мужчин в костюмах. — У тебя ещё есть ключ? — Да, вот, — произнес длинноволосый, вытаскивая ключ из кармана. Незнакомец выхватил его из ладони Фрейра. — Эта изоляция будет более серьёзной, — ухмыльнулся он. — Теперь ни у кого из вас нет возможности открыть двери. Дади ничего не сказал: он был слишком потрясён, чтобы отвечать на это. Люди из ЕВС забрали его ключ — единственный выход из здания. Парень не мог поверить, что они на самом деле сделали это. — Но… Это не логично! — возмутился Василь. — А что, если нам понадобится выйти? Мужчины не ответили, а вместо этого осмотрели холл и всех остальных участников. — Ладно, где он? — спросил один из них. — Где кто? — уточнил македонец. — Бен, очевидно. Где он? — Наверху, зачем вы… — прежде, чем Гарванлиев успел закончить свой ответ, группа людей в костюмах бросилась вверх по лестнице. Дади надеялся, что они здесь, чтобы помочь; но, видя, что первым делом люди из ЕВС забрали его ключ, чтобы убедиться в том, что участники не смогут уйти, он уже не надеялся. Исландец побежал за ними: он позаботится о том, чтобы эти люди не сделали ничего плохого.