Идеальные каникулы (3)

Увидеть Владу в толпе людей перед воротами — на выходные наших вояк разбирают уже в пятницу вечером — настолько неожиданно, что поначалу я даже не верю своим глазам. — Син! — Женская ладонь приветственно взмывает в воздух. И я начинаю распихивать всех, пробираясь вперёд, видя лишь её одну — хрупкую девушку с вьющимися светлыми волосами. Нет, конечно, сейчас ей уже за тридцать, замужем, двое детей. Но где-то в дальнем углу моей памяти она навсегда останется шестнадцатилетней девчонкой с застенчивой улыбкой. — Влада! Подхватываю её в объятья, отрываю от земли, чмокаю в щёку и кружу — такая лёгкая, ростом и весом всего лишь как обычный человек. И в то же время я сразу чувствую её сознание — привычное и хорошо знакомое чувство. Кто-то родной. — Привет, — она широко улыбается. — Привет. Что ты здесь делаешь? Ставлю её на землю, но отпускать не хочется. — Заехала тебя проведать, что же ещё? — Ну… Это здорово. Твоё? — я указываю на большую сумку неподалёку. — Да. Можно я переночую здесь? Билетов нет, еле взяла на утренний поезд. — Конечно! Корпус вообще пустой. Оставайся хоть на все выходные. — Вот спасибо, это вместо праздника-то? — она смеётся. — Нет уж, у меня на завтра большие планы. Мы идём к зданию по залитой вечерним солнцем дорожке, и Влада так смешно щурит один глаз от света, что я невольно улыбаюсь. Да что там, лыблюсь как идиот во все зубы. — Что? — её голос звучит смущённо. — Ничего, — и я ещё больше расплываюсь в придурковатой радости. — Просто… Не ожидал… — Я ведь уже приезжала, — она разглядывает дерево слева от дорожки. — Давно. — Полгода назад. — Очень давно. — Не нужно было забираться в такую глушь. Все волнуются, а ты даже на сообщения не отвечаешь. — Нуу… — я пожимаю плечами. — Знаешь же, как это бывает. То одно, то другое, потом забудешь… Бумажки эти… — Да, я знаю, у тебя много работы. Влада притормаживает возле фонтана, окружённого тенистыми кустами, и я тоже останавливаюсь. — А ты как? — я повышаю голос, чтобы перекрыть шум воды. — Всё хорошо. Она так внимательно изучает рассыпающиеся в воздухе брызги, будто ради них сюда и приехала. — Как дети? Выросли, небось? — Да. — А твой инженер? — Нормально. Он меня любит. Тут даже я замечаю эту странную формулировку «он — любит — меня», но предпочитаю промолчать. Разговоры про отношения — не мой тип херни. — Рад слышать. Но если что — ты знаешь, сразу звони… — Спасибо, Син, — она наконец-то переводит взгляд на меня и слегка улыбается. — Ты всегда меня защищал. — Кто-то же должен. Между нами повисает пауза, а затем она возвращается к изучению фонтана. Я поднимаю сумку, указывая на окна корпуса. — Переночуешь в моей комнате, а я посплю... — Запинаюсь и фыркаю от смеха, осознав, что чуть не ляпнул «пересплю». — У помощника. Думаю, он не будет против. — Если ты уверен, что это удобно… — Тогда ты пока иди в мой кабинет, а я приберусь. Потом приду за тобой, а то заблудишься ещё. *** Перестилая бельё на кровати, вдруг замечаю, что в сознании маячит необъяснимое беспокойство. Судя по тому, что я не заметил, когда оно там появилось, это произошло какое-то время назад. И что это может значить? Жажда, голод, низкий уровень глюкозы в крови? Нет, не то. Из-за приезда Влады? Но с какой стати? А вот когда я приближаюсь к кабинету, нервозность усиливается. Понятно, значит, это не моё чувство, а Эйруина. В приёмной уже стемнело, но Ру сидит без света: сосредоточенно пялится на экран монитора, холодный свет которого отражается в его чёрно-голубых глазах. — Привет. Что-то случилось? — Привет, — он бросает на меня взгляд мельком и снова утыкается в экран. — Пришли накладные на кресла и канцелярию. — И прям… всё в порядке? — я настороженно разглядываю его лицо. — Да, всё сходится. Сейчас перешлю в бухгалтерию. — Хм, ладно. Где?.. Он кивает на открытую дверь моего кабинета, за которой и вовсе темно. Заглянув в помещение, обнаруживаю Владу в дальнем углу: попивая что-то из гостевой чашки, она разглядывает светлеющие на стене грамоты и сертификаты. — Ты там хоть что-нибудь видишь? Могла бы свет включить. — Вообще-то вижу. Забыл? О чёрт, ведь Влада всегда комплексовала из-за своих глаз: у неё и дальтонизм, и инфракрасное зрение, и ещё что-то со сложным названием… В общем, она видит мир не как все. — Э-э-э… — я кривлю физиономию, стараясь выразить извинение за бестактность. — Да всё нормально, — она улыбается. — Эм, ну… Ладно, пойдём. У меня, конечно, тесновато, зато прочувствуешь суровый армейский быт. Чашку можешь на столе оставить. Моя комната совсем недалеко от кабинета, практически только подняться на два этажа и всё. Влада фыркает: — Уже пришли? Просто ты так сказал, что можно заблудиться, я уж думала, тут катакомбы какие-то, а идти — два шага. Я открываю дверь и, взяв её руку, прикладываю ладонь к экрану замка, чтобы дать допуск. — Лучше перестраховаться. Если что, я в комнате 637, звони по внутренней связи. Влада кивает и, обнявшись на прощание, мы расходимся: она — в комнату, а я — к лестнице. Мы с Эйруином обменялись допусками четыре месяца назад, вскоре после того странного вечера, когда он возник на пороге моей комнаты: решительный, страстный, горячий — из-за алкогольной интоксикации, от которой у него поднялась температура. А я за каким-то хером его поцеловал. Нет, ладно, сначала всё-таки он меня, а потом уже я его. Всё равно это странно: никогда раньше не замечал за собой интереса к поцелуям, но с ним — вдруг захотелось. Собственно, а с кем мне было особо хотеть? В основном все или сразу говорят, что нет, или просят зубы посмотреть, то-сё, осторожно трогают пальцами заострённые кончики и видно, что опасаются, — ну, при таких делах и мне не хочется к ним лезть. Могу держать свои зубы при себе. А вот Ру поцеловал меня как ни в чём не бывало, даже не задумываясь. Это было непривычно. И приятно. Как будто мы с ним... одинаковые, что ли. Уже потом я думал об этом, пытался понять, как вообще так получилось, ведь к мужикам-то раньше меня не тянуло. Хотя, может, потому что не встречал никого подобного. На первый взгляд Ру кажется смазливым малолеткой, и, я так понимаю, его это очень устраивает. Да-да, нежная бледная кожа, мягко-припухлые губы... Я тут поискал видео с его боёв и оценил, сколько самодовольных качков купилось на эту милую внешность, закончив бой со свёрнутой шеей или вырванными внутренностями. Когда в нашу часть приезжает высокопоставленное начальство — о, это нужно видеть, как мой помощник застенчиво опускает глаза, подавая «нормальным людям» кофе, как несмело улыбается в ответ на шутки руководства. Просто обаяшка, к тому же исполнительный — не успеешь сказать, а он уже сделал. Такому можно простить и внешность мутанта. И только я знаю, что под этим невинным обликом скрывается вполне себе взрослый мужик — умный, выносливый и очень опасный. После того, как Эйруин рассказал мне о своём прошлом, я потащил его в боевую вылазку — романтическую, для нас двоих — и попросил показать. Так вот, когда он положил шестнадцать человек меньше чем за минуту, моё сердце перестало биться, и я понял, что именно его ждал всю жизнь. Я тут же рухнул на колени и сделал ему предложение. Ну, в смысле, сначала минет, а уже потом предложил обменяться кодами доступа к комнатам, чтобы ночевать друг у друга при желании. Как ни странно, на меня желание находит почти каждый вечер. Ру совершенно не похож на всех прочих — с ним я могу по-настоящему расслабиться. Говорить и делать что угодно, не прятать свою природу, быть честным во всём, а если поссоримся, всегда можно сграбастать его в охапку, уткнуться носом в шею и дышать его чудесным успокаивающим запахом до тех пор, пока злость не отпустит. Конечно, он в ответ кусается — мне кажется, что это привычка из его прошлой жизни, — но ладно уж, у всех свои недостатки, к тому же его зубы не такие острые как мои. Может, из-за этого чувства, что он принимает меня любым, и получилось так, что я его хочу? Ну, для меня всё начинается в первую очередь с драки: она даёт свободу, адреналин, чувство удовольствия — которое легко может перейти в возбуждение, — однако раньше я всегда ощущал, что противник или искренне меня ненавидит, или воспринимает как препятствие на пути к победе. Но Ру — это совсем другое. Когда ощущаешь под руками его силу, когда тебе прилетает удар, вышибающий дух, но при этом тебя переполняет этой его странной смесью жадности, злости и восхищения, желания продолжать ещё и ещё — сам не замечаешь перехода, когда уже хочется вцепиться зубами, ногтями, чтобы он не исчез, прижать ближе, слизать кровь с кожи, а там уж и к губам перебраться. На наших вечерних тренировках самое трудное — остановиться на этой границе. Разойтись по углам раздевалки, потом добраться до комнаты — по отдельности, сделав индифферентное лицо и вежливо здороваясь с коллегами, — и, только закрыв замок, можно наброситься друг на друга. Если же неподалёку от двери бродит дежурный или по пути встречается кто-то разговорчивый — вот он, ад на земле, потому что энергия переполняет, грозя взорвать, а Эйруин при свидетелях ни в жизни не приблизится к моей двери. Но как только мы добрались и закрыли дверь — всё, хрен кто меня выманит из комнаты! Ну, разве что если нашу часть начнут бомбить, а всё, что меньше этого — Главному приспичило поболтать за жизнь, хозбригадир не понимает, как оформить заказ стирального порошка через новую электронную систему, и прочее подобное, — всё идёт в Пномпень! У нас тут собственная культурная программа: сначала вцепиться друг в друга зубами, затем секс, а в конце — завалиться в обнимку на кровать и лениво целоваться, зализывая друг другу ссадины и царапины после драки, они от этого заживают лучше. И что, бросить вот это ради разговоров с начальством? Спасибо, я откажусь. Мм, скорей бы он пришёл... Но что-то Ру не торопится. Я тут уже и китель снял, и новости полистал, и почту проверил, даже успел посмотреть дурацкий ролик про кота, а его всё нет. Набираю свой кабинет — и нате вам, отвечает. — Ты чего застрял? Я жду, жду… Голос в трубке звучит настороженно: «Почему ты в моей комнате?» — Потому что я сплю у тебя. Блин, я же его не предупредил. «Мм… Хорошо. — Тон в трубке нейтральный, но почему-то по моему загривку пробегают мурашки, словно воздух вокруг наполнился электричеством. — Мне приходить?» — Ну так я уже полчаса тут сижу! «Ладно», — голос обрывается гудками. Однако проходит ещё целая вечность ожидания — десять минут. Наконец дверь открывается, и я невольно замираю, ожидая, что она ударит в бортик кровати, места в этой комнатушке впритык. Однако этого, конечно, не происходит. Ру снимает ботинки, бухается на кровать, нависает надо мной и целует. В первый момент кажется, что просто жадно, но когда он переходит к откровенным укусам, я понимаю — что-то тут не то. И что остаётся делать? Сунуть ему в зубы предплечье — пусть грызёт в своё удовольствие, тут хоть следов под одеждой не будет видно — и прикоснуться к образам в сознании. От увиденного накрывает таким возмущением, что я отпихиваю его и выпаливаю: — Да ты ахуел! Она не шлюха, а моя сестра! Ру прищуривается и выпячивает челюсть: — Во-первых, заебал лазать мне в голову. Во-вторых, которым хуем? — Да самым обычным! Не, ну, вообще, не родная… — Ясно. — Он садится на кровати по-турецки и уставляет взгляд на свои пальцы. Я удивлённо смотрю на это зрелище. — Ты что, обиделся? — Заглядываю ему в лицо, но он не отрывается от изучения ногтей. — Не, она правда сестра… Чёрт, иногда до меня очевидные вещи доходят со скрипом. Я же почувствовал что-то, пока обнимался с Владой на парковке — которую прекрасно видно из окна позади рабочего места Ру. Он время от времени пьёт чай перед этим окном, чтобы отдохнуть от компьютера. Наверное, после этого и началось ощущение беспокойства. И да, мы с Владой вообще никак не похожи, не говоря уж о том, что она выглядит как обычный человек. — Она выглядит как твои любимые девахи с разворотов «Хастлера». Я бурчу — скорее для порядка, чем искренне: — Тебе, значит, можно лазать у меня в голове? — Я и так знаю твои вкусы. Да блядь, все в части их знают. — Мои вкусы никак не относятся к ней! И я замираю, соображая. Нет, конечно, когда мои родители взяли Владу в наш дом, она мне очень нравилась… Да это понятно: она красивая, а в четырнадцать у меня стоял на что угодно, особенно если оно так приятно пахнет и сияет блондинистыми волосами. И да, моя любимая подборка из «Хастлера» процентов на пятьдесят состоит из голубоглазых блондинок… Или на шестьдесят… Ладно, на восемьдесят пять! — Так, бля. Влада — моя троюродная сестра по матери. Её отец их бросил, я так понимаю, просто хотел потрахаться с мутанткой, а она залетела и вот. А потом мать умерла из-за какой-то опухоли, и мои удочерили Владу. Так что всё официально, нехер тут. — И у вас ничего не было? — Ничего! — я даже морщусь от возмущения. — Нет, ну… Ну, целовались один раз. Ну ладно, два, но это не считается, потому что тогда все перебрали с бухлом. А больше ничего. Но Ру не меняет позы. Подбираюсь к нему ближе, утыкаюсь носом в волосы: — Прости. Я сам не знал, что она приедет. Ей негде переночевать, так что я отдал мою комнату, а сам вот… Или мне уйти? Мгновенно рванув на меня, как сжатая пружина, он валит меня на спину, склоняется, сверкая глазищами, и рычит: — Я тебе уйду! Расплывшись в довольной ухмылке, дотягиваюсь до его губ и чмокаю в ямочку над верхней. — То-то же. Мир? — Ладно, хуй с тобой, кобелина. — Ах, я тут кобелина?! Пара секунд — и я перебрасываю его вверх через голову. Да, эта тесная комнатушка не рассчитана на подобные забавы, так что Ру прикладывается спиной о стену и шипит, а я склоняюсь над его лицом вверх ногами и говорю: — Пойдём в зал, обсудим раз на раз. У тебя баб, небось, было не меньше моего. А уж мужиков точно больше. Глядя мне в глаза, он спокойно отвечает: — Зато я их не хотел. — Ты такой милый, когда ревнуешь, — я ухмыляюсь во все клыки. — Сейчас блевану радугой. И тут этот гадёныш бьёт мне в челюсть так, что я отлетаю, усыпая траекторию звёздами из глаз, а он мгновенно переворачивается и опять седлает меня сверху. Кровать скрипит уже совсем жалобно. — Ну и хули?.. — я обиженно морщусь. — Я ж говорю — ничего не было. — Лучшее средство от тошноты. — И все беременные бабы хором сказали тебе «спасибо». Теперь на минет даже не рассчитывай. — Больно надо. Штаны снимай, извращенец. Он и правда рывком расстёгивает кнопки на моих штанах — надеюсь, там хотя бы одна осталась целой — и сдёргивает вместе с бельём до колен. — Ах ты злоебучий… — Продолжение тонет в мычании, потому что Ру затыкает мне рот поцелуем. Отрывается только через минуту и ехидно улыбается: — Ну, кто я? Давай, продолжай. Неужто «пидарас»? Раздумчиво закатив глаза, я хмыкаю: — Не знаю, я забыл. Он переводит довольный взгляд на мой стояк, обсасывает большой палец и легко проводит по уздечке. — Не подлизывайся, я всё равно тебя выебу. — Блядь, вот как спорить, когда ты сразу с козырей заходишь? Притягиваю его к себе, целую аккуратно, чтобы не тревожить побаливающую челюсть, попутно расстегиваю его штаны и… И тут раздаётся громкий стук в дверь. Мы замираем, глядя друг другу в глаза. «Син?..» — раздаётся голос Влады из-за двери. Телефон. После звонка в свой кабинет я по привычке выключил звук на ночь. Я шиплю: — Ч-чёрт!.. — и скатываюсь с кровати, натягивая штаны обратно. Выступив в коридор, прикрываю дверь за спиной. Влада окидывает меня удивлённым взглядом — и останавливается на недвусмысленно топорщащейся ширинке. — О, вы... — Что случилось? — я стараюсь звучать по-деловому. Но она, похоже, зависла. И я сразу чувствую её присутствие в моём сознании — точно, теперь я вспомнил, почему не живу среди мутантов, которые при любом удобном случае лезут тебе в голову. — Ничего… — тон задумчивый. — Я звонила, но ты не ответил… Бля, такое ощущение, что она разговаривает с моими штанами — как будто это мой стояк не ответил ей по телефону. — Хэй, сеструха, мои глаза выше. — Так это он! — Влада наконец-то поднимает взгляд, и лицо расцветает хитрой улыбкой. — А я-то думала, чего это ты светишься. Думала, собрался жениться на какой-нибудь «ночной бабочке». — Нет, — я устало вздыхаю, — всего лишь на своём помощнике. Это лучше? — Ну, если ты нашёл его не в борделе, то уже лучше. — А что, там не люди, что ли? — Люди, конечно. Просто я за тебя беспокоюсь. Я веско заявляю: — Нет, вовсе не в борделе. И даже не рядом. Так что? — А, да. Прости, что помешала, но я не ужинала, есть хочу ужасно, а твоя доставка требует личные данные. — Ладно, пойдём. Влада качает головой: — Я могу подождать. Но я, подхватив её за руку, уже размашисто шагаю к лестнице. Ничего, сейчас быстренько закажем, я быстренько вернусь… Однако заказ затягивается: выбор блюд уже сбросился, и приходится набирать всё с нуля. А после считывания моего отпечатка система и вовсе зависает. — С ней такое бывает. Сейчас, может, одумается. Не тут-то было. После пяти минут ожидания приходится всё-таки перезагружать. И набирать заказ с начала. Влада уже согласна на «хоть что-нибудь», но я настаиваю на первоначальном выборе. Моя сестра не будет есть абы что только потому, что штаб решил сэкономить на системах доставки. Хотя… «Озорной карабин»? Где она такое нашла? Я редко доставкой пользуюсь, их ассортимент не особо знаю, но звучит странновато… Так, а вот про «Переполох на камбузе» я слышал, Новак однажды им отравился, два дня лежал. Нет уж, такое мы заказывать не будем. Влада задаёт резонный вопрос: «А что тогда будем?» — и мы окончательно тонем в глубинах меню. В итоге, когда наконец-то заканчиваем с заказом и я возвращаюсь в комнату Эйруина, он уже выключил свет. В темноте слышен размеренный звук дыхания. Тихонько раздеваюсь, вешаю форму и осторожно забираюсь под одеяло. Ру вздрагивает, проснувшись. Прижимаюсь к приятно тёплому телу — места на кровати едва хватает на двоих, — шепчу ему на ухо: — Спокойной ночи. И сам отрубаюсь через пару минут. *** Когда я утром возвращаюсь с вокзала, где лично сопроводил Владу на её место и убедился, что поезд отбыл точно по расписанию, в моей голове уже возникла очередная гениальная — как всегда — идея. Сегодня свалили даже немногие оставшиеся, так что часть опустела. Два человека обнаруживаются лишь в столовой: наш громила-повар, который в глубине кухни смотрит фильм, меланхолично подперев щёку кулаком, и Эйруин — за нашим обычным столиком у стены, под прикрытием раскидистого фикуса. Повар было переводит на меня грустный взгляд, но я качаю головой, показывая, что есть не буду. Он кивает и возвращается к экрану, на котором мальчик бежит наперегонки с огромным псом по цветущему лугу. — Не будешь завтракать? Ты же любишь фрикадельки, — Ру указывает на свою тарелку с супом. — Перекусил вместе с Владой. На столе лежат пять кусков хлеба, двойная порция колбасы и шоколадка. Стоит Ру заметить мой взгляд, задержавшийся на красной фольге, как он усмехается и подталкивает плитку ко мне. Приговорив шоколад, я со вкусом облизываюсь и предлагаю: — Давай съездим ко мне домой? В конце концов, праздник, фейерверк посмотрим. Чего мы всё время сидим в этом кабинете? С нашей крыши прекрасный вид на город, а мама на День независимости готовит такие морковные чипсы, что язык проглотишь. Ру замирает на пару секунд. Зачерпывает следующую ложку. — Работы много. — Похуй, её всегда много. — Я договорился насчёт тех бракованных затворов, может, привезут завтра, если водитель будет. Сам знаешь, стрельбы стоят. А если в понедельник проверка? — Да ладно тебе, не будет никакой проверки! — Однако в этот момент меня настораживает упорство, с которым Ру ковыряет оставшуюся на дне каплю супа. — Ты просто не хочешь ехать. Вздохнув, он наконец-то отодвигает тарелку. — А почему я должен хотеть? — Ну, это приключение. Ты когда-нибудь был в Данбурге? — Вроде нет. — Ну так представь — целый город мутантов! Всяких уродов хватает — как цирк, только ещё веселее. Познакомлю тебя с корешами, набухаемся, устроим махач… Покажешь мастер-класс этим неудачникам. Ну и горы там, красиво. — А как же морковные чипсы? — А что с ними? — Думаю, твоя мама предпочла бы делиться семейными рецептами с какой-нибудь милой девушкой, а никак не со мной. Нахмурившись, я пялюсь на него, пытаясь охватить мыслью все логические цепочки — и явные, и скрытые. Ру тяжело вздыхает: — Слушай, это же ясно. Ты что, правда хочешь притащить меня к родителям на праздничный обед? Типа, «знакомьтесь, мама и папа, это неведомый стрёмный мужик, я нашёл его на свалке, у него нет образования, профессии и даже имени». — У тебя есть имя. — Которое знаешь только ты. — Но ты же сам не хочешь… Он раздражённо щурится: — Да, не хочу, вот такой я странный! Но речь не об этом, а о том, что ты столько лет не был дома, а тут вдруг приезжаешь с каким-то мужиком, типа так и надо. Может, ещё скажешь родителям, что мы будем спать в одной постели? Это пиздец как странно, и я не хочу в этом участвовать. — Ну, то есть ты не хочешь… эм, типа… — Я оглядываю пустую столовую. — Так ведь и так все в курсе. Наверное. — Слухи за спиной — это одно. А выдать такую хуйню прямым текстом твоим родителям… — он качает головой. — Ну ладно. А что, я не могу просто взять друга за компанию? Может, это ничего не значит? — Почему именно одного? Я рычу от подступающего раздражения. — Скажу, что должны были ехать втроём. Ну например… — я снова озираю пустые столы, вспоминая, кто у нас есть. — Да вот, хоть с парторгом. Но в последний момент его жена начала рожать, так что он не смог. Ну? Ру мнётся, кусая губы. — Ты действительно этого хочешь? — Да, — отвечаю убеждённо. — Я этого хочу. — Ла-адно. Он вздыхает так тяжко, словно я всучил ему огромный валун и потребовал закатить на гору. — Отлично! — я вскакиваю со скамьи. — Тогда соберусь и добуду тачку, выезжаем через полчаса. — Почему не на поезде? — Ты хочешь весь день трястись в купе с парой очаровательных старушек, которые будут угощать нас леденцами и разговорами о политике? — Не люблю ни то, ни другое. — Тем более, что билетов наверняка и нет. Эге-гей, нас ждёт приключение! Поедем по старому шоссе, оно вообще пустое — только дорога, скалы и горизонт. Тебе понравится! И, потрепав напоследок нахохлившегося Ру по плечу, я вылетаю из столовой. *** Мне, как обычно, повезло: на станции аренды остались только самые дорогие модели, так что наш въезд в Данбург обещает быть эффектным. Консультант без особой надежды ведёт меня вдоль ряда машин и мямлит про высокое качество обивки салона «Лексуса», когда впереди, на подиуме у окна, я замечаю его — полыхающий алым огнём красавец «Мустанг». Без церемоний хватаю парня за плечи, разворачиваю в нужную сторону и, не слушая блеяние насчёт цены, достаю карточку. Ошалевший от радости консультант бросается оформлять бумаги, бормоча, что резина совсем новая, масло меняли только вчера и вообще его почти никто не брал, так что салон в идеальном состоянии. Я благосклонно киваю и стучу ногтями по столу, поторапливая. К сожалению, станция аренды расположена слишком близко, так что не успеваю я разогнаться, как уже — ворота нашей части. Ухмыльнувшись, влетаю на пустую парковку и, развернувшись на полном ходу, торможу... торможу... И всё-таки не попадаю в разметку. Ладно, вообще никуда не попадаю, «Мустанг» замирает посреди парковки неловкой диагональю. Да и похер, в другой раз получится. Всегда мечтал сделать так в жизни, а не только в компьютерных играх. Ещё немного огладив руль и полюбовавшись на приборную панель, выскакиваю из машины с восторженной улыбкой и — ошалело застываю при виде Эйруина. Синие брюки клёш с выглаженными стрелками, светло-серая тенниска и какие-то невъебические тёмно-синие кроссы. В одной руке — дорогая с виду кожаная сумка, другая ладонь небрежно покоится на бедре. Ну чисто модель с обложки. — Ебать ты модник... Прям как из рекламы одеколона, только яхты не хватает. И волосы это… — я указываю на его белую шевелюру, — типа растрёпанные морским ветром. Долго укладывал? — Зато ты вполне предсказуем: гардероб для промо-ролика «Запишись в армию — стань ахуенным альфачом». Странно, что не на БТРе приехал. Я тоже оглядываю себя. Ну да, мой обычный стиль: бежевая футболка и штаны камуфляжа «песчаная кобра». — Мы ведь едем в город за пустыней. Эта расцветка отлично подходит и для засушливой местности, и для городских условий. — А, так мы на войну собрались? Я думал, фейерверк смотреть. — Так! Я что, тебя не устраиваю? — в моём голосе мелькает раздражение, но и хрен с ним. Будет знать, как придираться. Но Эйруин ухмыляется: — Дохуя горячий командир? Конечно, устраиваешь. Он прищуривается, и в моём сознании мелькает смутный, обдающий жаром образ: смесь поцелуев, вкуса крови и секса. Эх, повезло ему, что мы стоим на парковке совсем рядом с КПП… Ру продолжает: — И модник ты не хуже моего. Эти спущенные подтяжки явно не имеют никакой полезной функции, только девиц на улице цеплять. — Нихрена подобного! В нашем районе так носят местные, так что всем сразу ясно: если будет драка или что, я впишусь за своих. — Да по тебе и так видно, что ты впишешься в любой кипиш. А для поездки через пустыню обязательно было надевать форменные ботинки? — Ру скептически кривится. — Представляю, как вечером у тебя ноги будут вонять. — А в чём ещё мне ходить? В резиновых тапках? Извини, у меня нет таких модных шузов, как у тебя. — Мог бы для разнообразия купить. Типа, выйти из зоны милитари-комфорта. — На кой хер? Мне и здесь нормально. Он хмыкает и переводит взгляд на автомобиль. — Ладно. Может, пора? Но я мстительно заявляю: — Знаешь, я хотел пустить тебя за руль первого, но после таких доёбок передумал. Эйруин только недавно научился водить, пока что ему это в новинку и потому интересно. Но вообще-то это я добыл машину! Выбрал самую классную! В том числе и для него старался. Мог бы «спасибо» сказать, а не критиковать мои ботинки. — Так и быть, подожду. Но сейчас мне нужен багажник. Ру подходит вплотную и, глядя в глаза, запускает руку в карман моих штанов. — Ключ не там. — Точно? Я на всякий случай проверю. Пальцы гладят бедро через ткань. Дыхание предательски учащается, но я даже ни единым мускулом дрогнуть не могу — мою морду как раз видно с КПП. Приходится держать фасон. — Карман порвёшь. Насмешливые чёрно-голубые глаза не отрываются от моего лица, а рука перебирается во второй карман. — Я нежно. О, нашёл… А, это не ключ, извини. Вот он, — Ру выуживает металлический брелок. Открывает багажник, бросает свою сумку рядом с моей и занимает пассажирское место. Я тоже сажусь. Охлаждённое системой кондиционирования сиденье эргономично подстраивается под спину, и я повожу плечами, наслаждаясь ощущениями. Ох, этот «Мустанг»… Так и трахнул бы его… Справа доносится тихое: — Извращенец. Я потираюсь затылком о прохладную кожу подголовника и мурлычу: — А то я не знаю, как ты кончаешь от того кастомного «чеха». Эйруин смеётся: — Да ты сам дрочишь на любой крупный калибр, так что заткнись. — И вовсе не на любой… — я прохожусь заинтересованным взглядом по его штанам. — Сексуальная объективация — дурной тон в нашем высокоразвитом обществе, — заявляет Ру менторским тоном. Я изображаю оскорблённое «ах!», и он ухмыляется. — Кароче! Заводи уже. Смотрины сами себя не организуют. Облизав губы, я — наконец-то! — выжимаю сцепление и поворачиваю ключ. Мотор взрёвывает, и по телу пробегает ощутимая волна удовольствия — не то чтобы сексуального, но близко. — Ладно тебе. Никакие это не «смотрины». Машина выезжает из проулка на широкий проспект, и я добавляю скорости. — А если они прямо скажут, что против? С тревогой кошусь на Эйруина — вечно он что-то там сочиняет, беспокоится, — однако он уставился в боковое окно. — Не скажут! У меня ахуенные шнурки, ты просто их ещё не знаешь. — Какие шнурки?.. — он косится в хмуром недоумении. — Ну, родаки. — Блядь, где ты эти словечки берёшь? Каждый вечер кладёшь под подушку словарь тупого молодёжного сленга? — В нашей семье так говорят! Извини, если у вас по-другому! Между нами мгновенно повисает тишина настолько ледяная, что, несмотря на кондиционер, в этот жаркий день я бы с удовольствием съел её вместо мороженого. Приходится бросить коробку передач и сжать запястье Ру — крепко, чтобы не вырвал. — Прости, ступил. Я не хотел. Но я — за тебя. Даже если представить, что они будут против — хотя я уверен, что такого не будет, — я буду за тебя. Он фыркает: — Ага, «если весь мир будет против, я буду подавать тебе патроны» и прочее дерьмо. Я бросаю на него насмешливый взгляд: — Ну, если возьмёшь крупный калибр, то да, буду подавать. Ру прикусывает губы, но я — прежде чем вернуть взгляд на дорогу — всё же замечаю, как они вздрагивают в довольной улыбке. Тем временем мы пересекаем границу пригорода. Ещё пара десятков километров, и наступает время пустыни. Солнце шпарит так, что кондиционер не справляется, и в машине становится жарко. Зато дорога здесь простая — знай идёт себе прямо, к горам на горизонте, — поэтому моя рука лежит на руле вполне расслабленно. Однако пальцы чуть вздрагивают, когда горячая ладонь Ру ложится на моё бедро и по-хозяйски перебирается к внутренней поверхности — лаская и поглаживая. Конечно, между ног всё мгновенно наливается приятной пульсацией. — А нельзя подождать до привала? Я кошусь на Эйруина, который в ответ одаривает меня совершенно спокойным взглядом. Словно это не его рука сжимает — ох ты ж блядь! — мой радостно вставший член. — Ты — можешь подождать до привала. А мы с ним хотим развлечься. Жму на тормоз, но приятное давление ладони тут же исчезает. — Даже не думай. — Серьёзно? — я смотрю в его глаза и понимаю, что более чем. — Хочешь, чтобы мы в кювет вылетели? — Тут нет кювета, это пустыня, к тому же дорога совершенно прямая. Я продолжу, как только ты вернёшься к прежней скорости. Или не хочешь? — Ебать ты маньяк… Однако, несмотря на ворчание, я послушно втапливаю газ — и ладонь Ру сжимает моё хозяйство так, что воздух на мгновение застревает в глотке. Погладив через ткань, пальцы живо находят кнопки штанов. Следить на дорогой, слушать рычание мотора «Мустанга» и при этом ощущать, что стояка касается прохладный с непривычки воздух, — дохрена странное комбо. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь раньше я расстёгивал штаны на скорости двести шестьдесят в час, но что-то в этом есть. А затем Эйруин сбрасывает ремень безопасности — датчик на панели тут же вспыхивает красным, — наклоняется ко мне и жадно накрывает член ртом, практически присосавшись. От неожиданности нога на педали дёргается, и мотор довольно рыкает в ответ. — Блядь!.. — я то ли шиплю, то ли стону. Ру насмешливо мурлычет с полным ртом. Как же здорово, когда другой человек чувствует тебя настолько идеально. Его язык ласкает везде, где нужно, пальцы нажимают именно так, как я хочу, и полотно дороги перед глазами расплывается в мареве, и каменистая пустыня по сторонам выглядит как локация из долбаной игры — всё это не может быть реальным… Главное — не закрывать глаза, не закрывать, не… До меня доносится странный звук снаружи машины. Хочется отмахнуться, но я знаю, что он важен. Что это может быть?.. А в следующую секунду меня обливает адреналином. — Блядь! Полиция! Ру поднимает голову и вглядывается в заднее стекло, а я не могу понять, жалею об исчезновении его языка или нет. То есть да, конечно, я бы хотел кончить, но не в подобных условиях. Звук сирены меня точно не возбуждает. — Штаны-то мне застегни! Он бросает взгляд на мой стояк и поджимает губы. — Так не застегнутся, нужно подождать. Главное, не замедляйся. Машина слабая, не обгонит. — Ёбаный в рот, ты хочешь, чтобы я устроил догонялки с хуем наперевес?! — А что я могу сделать?! — Сделай всё обратно! Вы же с ним такие друзья, он тебя послушает! Из-за дальней тучи выглядывает солнце — горячие лучи ложатся как раз на мои бёдра и эффектно подсвечивают чёртов несгибаемый стояк. Становится ещё жарче. Сирена позади продолжает выть, словно бы приближаясь, и я выжимаю газ до предела. Жалобно смотрю на Ру — из-за солнца его голубые глаза кажутся ещё более яркими, того и гляди светиться начнут, — и он, задумавшись на мгновение, выпаливает: — Подумай о годовом отчёте! Ты сидел весь день, но цифры не сходятся. Главный недоволен… Ну же! Я послушно бормочу: — Отчёт… Главный… Сзади доносится голос, искажённый матюгальником: «Водитель “Форда”, остановитесь немедленно, или я буду вынужден применить оружие». Несмотря на смысл слов, звучит голос размеренно, даже как будто со скукой. — Постарайся! Он в бешенстве, весь красный, влетает в кабинет, хлопает дверью и орёт… Что он там обычно орёт? В этот момент я понимаю, что дорога впереди обрывается. Наверное, сворачивает за каменистую гряду, хотя и не понятно, в какую именно сторону. Пока ещё далеко, но с такой скоростью мы будем там через две минуты и очень повезёт, если не вылетим с дороги. От этого — во всех смыслах — неожиданного поворота я скороговоркой выпаливаю: — Что будет ебать меня отсюда и до тех пор, пока цифры не сойдутся, блядь, Ру, это не помогает! — Отлично помогает, держи машину ровно. И мой член наконец-то ныряет в благословенную тесноту трусов. Через ткань чувствуется возня с застёжками. — Всё, тормози. Я втапливаю педаль так, что покрышки жалобно визжат, а салон наполняется вонью горелой резины. Вот и покатались. Машина останавливается за двести метров до поворота. От избытка адреналина пальцы дрожат, а лёгкие накачивают кровь кислородом с бешеной скоростью. Жалко, что здесь некому набить морду, а лучше даже убить. Из матюгальника раздаётся: «Выйдите из машины, руки за голову», — тон по-прежнему устало-скучающий. Мы с Ру переглядываемся и подчиняемся. Снаружи жарче, судя по ощущениям, градусов на двадцать — кожу будто поджаривают. Солнечный свет, в автомобиле приглушённый фильтрами, здесь заставляет морщиться. Из полицейского внедорожника, по-прежнему сверкающего огнями — но теперь хотя бы в тишине, — выбирается верзила повыше нас. Пятнистый. Когда он подходит ближе, становится ясно, что на всех видимых местах его кожа идёт округлыми тёмными пятнами. Странно-приплюснутый нос, по обе стороны рта свисают усы из редких белых волос, контрастирующих с тёмной шевелюрой на голове. Я бы сказал, что он похож на… ягуара? Да, точно. Огромного, накачанного стероидами ягуара. — Хули уставился, зубастый? Я вроде не в бикини. Спиной, руки за голову. И, конечно, пистолет он уже достал из кобуры. — Извините, — я послушно разворачиваюсь. Он ощупывает сначала меня, затем переходит к Ру. — Отошли от машины, — указывает подбородком на десяток метров впереди капота. — Вон туда. Пока я через плечо кошусь на рельеф мышц полицейского, прикидывая, сколько он жмёт, Эйруин спрашивает: — Разве мы не должны сами дать вам документы? — Мне похуй, потому что я не собираюсь сдохнуть из-за пары укурков. Отошли немедленно, — он возвращает взгляд на меня. — А ты, красотка, ждёшь пулю в жопу? По-прежнему держа руки за головой, мы отступаем на указанное место. Полицейский, не сводя с нас глаз, с трудом впихивается на водительское сиденье «Мустанга», открывает бардачок и, зыркая то туда, то на нас, принимается искать документы. Находит. Теми же секундными взглядами сравнивает удостоверения с нашими физиономиями. Выбирается из машины. Достаёт из нагрудного кармана портативный модуль для штрафов. Отходит к багажнику и, столь же бдительно поглядывая на нас, заполняет. — Оплатить в течение трёх дней. Потеряете — ваши проблемы, пеня будет капать. Он оставляет бланк на крыше и спиной отходит к своему автомобилю. Садится. Мотор взрыкивает, полицейский врубает заднюю передачу и на полном ходу разворачивается — задние колёса было идут юзом, но всё же возвращаются на нужную полосу. Очень странное поведение для внедорожника. Переглянувшись, мы с Ру наконец-то опускаем руки и возвращаемся к автомобилю. — Так что, альфач, — Эйруин ухмыляется, — у тебя стоит даже на Главного? Закатываю глаза: — Иди нахуй со своими пиздоблядскими фантазиями! Твоя очередь вести. — После того, как ты сжёг резину? Вот спасибо! — Хочешь обвинить меня в этом? — я бухаю кулаки на раскалённый капот. Несколько мгновений кажется, что он и правда полезет в драку, но всё-таки выдыхает и отводит глаза: — Извини. Тупая шутка. — Ты тоже прости, — подхожу и сжимаю его запястье. — Херня какая-то вышла, но всё ж нормально. В городе поменяем, и обратная дорога твоя. Мир? Он поднимает на меня взгляд и кивает. Однако я чувствую кипящее в нём напряжение — не меньше, чем во мне, — поэтому всё же задерживаюсь рядом, провожу большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Или можем спустить пар... Эйруин усмехается — уже лениво: — В этом пекле? Я не для того всё гладил, чтобы теперь по песку валяться. В гости всё-таки едем. — Ну смотри... Если будет желание... Он мельком улыбается, сжимает мои пальцы на прощание и поворачивает к водительскому сиденью. Подхватив бланк штрафа — семьсот двадцать кредитов, да они ахуели! — обхожу машину и бухаюсь на пассажирское. Включаю музыку и принимаюсь стучать в такт по боковой дверце, время от времени косясь на Ру. По этой жаре так и тянет лизнуть его — как ванильное мороженое, — но нет уж, хватит с меня экспериментов, подождём более спокойной обстановки. *** Экономя покрышки, до Данбурга мы добрались только к четырём. С тем же успехом можно было арендовать семейный седан. Ещё через час наконец-то подъезжаем к моему дому. Долбаные праздничные пробки. Ну, зато насмотрелись всяких придурков по дороге. Ру никогда не был в гетто мутантов, так что для него это непривычно. Уж здесь-то никто не будет пялиться на нас с ним — своих, кхм, особенностей хватает. Выбравшись из машины, Эйруин запрокидывает голову: — Ничего себе. Там облака на вершине. Я тоже оглядываю гору, к подножию которой жмутся такие маленькие по сравнению с ней человеческие строения. Дом, милый дом. — Ага. А под ними снег. Можно покататься на лыжах, если не заебёшься туда лезть. — И который твой? — Ру изучает цепочку двухэтажных домов, идущих по верху высокой каменной площадки над нашими головами. — Предпоследний, — я указываю на дом с оранжево-бежевыми стенами и, подняв с земли камушек, примеряюсь к окну с жёлтыми занавесками. — Мы в детстве, когда хотели пить, то, чтоб не бегать туда-сюда по лестнице… Не успеваю договорить, потому что попадаю с первого броска и через несколько секунд из дома вылетает мама: с кухонным полотенцем в руках, в растянутых трениках и колышущейся парусом чёрной футболке с вытертым принтом какой-то музыкальной группы. Подскочив к перилам площадки, озирает дорогу внизу — на лице явственно читается намерение обматерить в три этажа любого, кто посмел бросить камень в её окно, — но при виде нас замирает в изумлении. — Мам! — я радостно машу руками. Мама у меня мировая: она справляется с эмоциями за пару секунд и всё-таки выдаёт со своей верхотуры отборный монолог, из которого следует, что она очень любит стёкла в наших окнах, но меня, так и быть, любит больше, поэтому не убьёт. Во всяком случае, сегодня. — Ну вот, можно подниматься, — я улыбаюсь Ру. — А она пока нам что-нибудь вкусное сварганит. Если повезёт. Он ёжится. — Ваше родство бросается в глаза. — В смысле? — Ну… Зубы. И характер. Провожу кончиком языка по острым резцам. — Да, я больше похож на неё. У отца крепкие кости, но мне это не передалось. *** Когда мы наконец-то минуем три пролёта широкой каменной лестницы, неторопливо поднимающейся вдоль домов, на верхней площадке мама появляется уже в длинном бордовом платье. Положив руки на бёдра, эффектно замирает, словно киношная дива, и растягивает тёмно-красные губы в приветственной улыбке, показывая зубы не менее острые, чем у меня. Вот уж кто никогда не стеснялся своих особенностей — и за это я ей бесконечно благодарен. Думаю, именно из-за неё я осмелился свалить из города мутантов и поселиться среди обычных людей. — Синхард, неужто на Марсе выпал снег, что ты решил навестить родной дом? — Просто соскучился. Наконец-то добравшись до верха лестницы, сгребаю её в охапку, и мама взвизгивает. — Ну всё, всё… — она придушенно подвывает откуда-то из моей шеи. — Я поняла, что ты меня любишь… — Папа дома? Отпускаю её, и мама демонстративно разглаживает платье, успевая улыбнуться Ру. — А то. Весь в своих статьях. Годы идут, ничего не меняется. — А Берт? — Где-то с друзьями. Может, представишь нас? — Мама, — я указываю на Эйруина, — мой коллега, младший лейтенант Эрик Смит. Моя мама Брунхильда Блэйк. — Просто Хильда, давайте без церемоний. Сверкая улыбкой, мама подаёт руку, и Ру с готовностью подхватывает её, галантно склонившись для поцелуя — будто каждый день так делает. Неожиданно. Вспомнив переживания Ру насчёт подозрительности его визита, послушно добавляю: — С нами должен был быть майор Новак, но в машине только два места. К тому же его жена внезапно начала рожать, так что… О, у тебя новые клумбы? И флюгер… Вблизи оказывается, что за время моего отсутствия дом и сад заметно изменились, и, озираясь по сторонам, я успеваю дойти до крыльца, прежде чем замечаю, что чего-то не хватает. Оглядываюсь. Мама и Эйруин так и остались стоять у лестницы, беседуя и обмениваясь любезными улыбками. Пару секунд жду, что они обратят на меня внимание, но, видимо, не судьба. Да и ладно. Пойду поищу еды. Стоит набить рот печеньем, как на кухню влетает отец, торопливо завязывающий галстук. — Дорогая?.. О, Син, — он сжимает меня в объятиях, хлопает по спине и столь же быстро отстраняется. — Узел ровный? Показываю большие пальцы и одобрительно мычу, дожевывая печенье. — Что, вы голодные? Или всё-таки подождёте до шести? — Угу. Не будем нарушать семейные традиции. — Отлично, тогда я ещё это… — он рассеянно оглядывается на дверь. — Поработаю… Зови, если что. Оставшись в одиночестве на кухне, я прислушиваюсь к тишине дома и, подумав, беру ещё одно печенье. *** Когда часы бьют шесть, все усаживаются за праздничный стол — наконец-то, а то запах жареного мяса уже сводит с ума. Мама, как обычно, садится напротив отца, я — справа от неё, а Эйруину определили место напротив меня. Физиономия у него розовая, и не понять — настолько смущён или всё-таки в пустыне обгорел? Ру говорил, что не особо светочувствительный — что странно, при такой-то бледности, — но там шпарило так, что любой сгорит. Может, даже и я сам, нужно будет потом в зеркало глянуть. Так, салатики, овощи, соус, мясо, побольше мяса… И ещё немного мяса… Мамина нога пихает мою под прикрытием стола, и я с сожалением оставляю блюдо с мясом в покое. — Эрик, а чем вы занимались до службы? Учились где-нибудь? — мама сияет улыбкой. Ру напряжённо замирает над тарелкой и через стол исподлобья зыркает на меня. Ну, и я, живо поняв намёк, беру инициативу в свои руки — тоже озаряю застолье улыбкой и говорю: — Он был профи на нелегальных боях. В голове раздаётся: «Ты ахуел?!» Родители переглядываются, и мама поднимается из-за стола. — Схожу-ка я проверю, как там десерт. Дорогой, поможешь? — Конечно, — отец тоже встаёт. Как только родители уходят, я наклоняюсь через стол к Эйруину и шиплю: — Совсем придурок?! Они же тебя слышат! Он выпаливает — тоже шёпотом: — Извини! Но разве нормально вот так об этом говорить? Мог бы сказать, что я… Ну, какой-нибудь там менеджер или специалист... — Ага, «специалист по ломанию шей». Ру страдальчески закатывает глаза. — А что такого? Занятие не хуже прочих, и ты реально профи. Да записи твоих боёв можно вместо порнухи смотреть! — Ты хочешь обсудить это за семейным ужином? Хватаю ладонь Ру через стол — он, конечно, дёргает руку, но я не отпускаю. — Слушай, я понимаю, что тебе непривычно, но всё нормально. Ты им нравишься, я же знаю. Ещё немного посидим, и потом можно будет расслабиться. В этот момент в комнату заруливает Берт. Ру вырывает руку из моих пальцев и спешно хватается за вилку с ножом, а сеструха, перекинув палочку леденца из одного угла рта в другой, падает на стул рядом с ним. Мою голову чуть не взрывает мысленный вопль: «Ма-ам! Есть уже можно?». Эйруин тоже морщится. — Хорош хайлить! У меня чуть мозг из ушей не потёк. — Было бы чему течь, — сестра ехидно ухмыляется. — Все знают, что у военных мозгов нету, вы ж там стены головами бьёте. — А ну, что сказала?! Я было дёргаюсь к ней через стол, но Берт мгновенно выплёвывает леденец на тарелку и вскакивает. В одну секунду я подрываюсь за ней, мы, разделённые столом, примеряемся друг к другу, а потом начинается погоня. Через несколько минут, подняв вихрь по пути, оказываемся в её спальне, где я всё же загоняю Берт в тупик, хватаю поперёк туловища и начинаю ерошить волосы — непривычно чёрные. — Сейчас получишь у меня! Её каре аж сияет от каких-то там женских штучек, волосы на ощупь очень гладкие, и наверняка она приложила много усилий к этому всему, но никто не смеет критиковать мои умственные способности! — Ай, моя причёска! Син! — Возьми свои слова обратно! Волосы Берт уже превратились в спутанный беспорядок, когда она, смеясь, наконец-то выдавливает: — Ладно, я пошутила! Всё, прости. — Она встаёт на ноги и приглаживает волосы. — И вот что, умный человек будет так себя вести? — На себя посмотри. Тебе уже двадцать четыре, а ты всё… — я замечаю фото в рамке на её тумбочке и демонстрирую сестре, — всё с какими-то байкерами водишься. — Не трогай! — она выхватывает фото и ставит обратно. — Это мой краш. Самый классный парень в округе, между прочим. Я скептически кривлюсь на фото: — Самый кабан точно. Берт закатывает глаза: — Ой, много ты понимаешь в мужиках! Бросив последний взгляд в зеркало на свою укладку, она было собирается выйти из комнаты, но я перехватываю её за талию. — Я понимаю, что если этот «краш» втянет тебя в какое-нибудь дерьмо, то я его задушу голыми руками, будь он хоть трижды кабан. Это ясно? — Я тоже тебя люблю, братец, — Берт сжимает мои рёбра. — Может, пойдём? Есть хочется. Когда мы возвращаемся за стол, все чинно-благородно ковыряются в своих тарелках. Мама поднимает на нас укоризненный взгляд: — Синхард, Синберт. Вы ведёте себя невежливо. Ру непонимающе переводит взгляд между нами, и сестра кивает ему: — Синберт — это я. Типа, по генетической карте должна была родиться парнем, но не сложилось. Можно Берта, но лучше Берт. Мы садимся за стол, и сестра сразу засовывает в рот свой леденец. — Эрик. Приятно познакомиться. — Мм… — она было тянет руку к тарелке с салатом, но замирает. — Стой, а ты, случаем, не помощник Сина? Ру кивает, и Берт распахивает глаза в восторге: — Так вы, типа, это?.. Вместе? Отец поднимает взгляд от тарелки и спокойно произносит: — Синберт. Она тут же притихает. Всегда меня поражало, насколько Берт слушается отца. Какую-нибудь минуту все едят в тишине, а потом в сознании раздаётся шёпот неугомонной сеструхи: «А почему ты не в военном?» Ру бросает взгляд на меня и негромко отвечает: «Хотелось сменить стиль». Тут же в мысли вплетается заговорщицкий шёпот мамы: «Эгей, мы вас слышим». Сестра наклоняется к Ру и бормочет сквозь зубы: — Мне нравится. Возможно, кое-кому стоило бы поучиться. Я через стол смотрю на них с высокомерной усталостью: — Вообще-то у меня идеальный стиль. Потому что я идеален во всём. Берт прыскает со смеху, и Эйруин, хоть и прикусил нижнюю губу, чтобы сдержаться, тоже ухмыляется. В этот момент мама, очевидно, решает вернуть общение в русло светской беседы: — Значит, Эрик, вы участвовали в нелегальных боях? — Да, так вышло. Тут уж Берт не выдерживает — открывает рот от восторга и выдыхает: — Да ладно?! — Но-но, он мой, — я предостерегающе поднимаю палец. — У тебя есть байкер. Ру смотрит на меня со смесью отчаяния и растерянности, и я пожимаю плечами: — Я предпочитаю сразу ставить границы. А то с неё станется. Вот тут сеструха могла бы обидеться, но она — неожиданно весело — окидывает Эйруина заинтересованным взглядом, всасывает стручок фасоли со своей вилки с громким «чмок!» и мурлычет под нос: — Да, с меня станется… Я оглядываю семейство. Все подозрительно спокойны. — Что, Влада уже растрепала? Мама пожимает плечами: — Ну, нам интересны все новости. От тебя же не дождёшься ни сообщения, ни звонка. Я вздыхаю: — Ладно, если вам так нужно — вот. — Я указываю открытой ладонью на Эйруина, представляя его: — Эрик. Мы вместе. Однако охреневшие глаза Ру вселяют тревогу, и я переспрашиваю: — Мы же… вместе? Он косится на моих родителей, возвращает взгляд на меня и едва заметно кивает. Я с облегчением выдыхаю. — Значит, да. Ну, типа, можете поздравлять, дарить вазочки и всё такое. Внуков не обещаю, но мы очень постараемся. Отец поднимается из-за стола и берёт бутылку вина. Открывает. Разливает по бокалам и поднимает свой, явно ожидая, что мы присоединимся. Когда все встают, он провозглашает: — Эрик, мы рады приветствовать вас в нашей семье. Я расплываюсь в улыбке и чокаюсь с отцом, с чинно улыбающейся мамой, хитро-довольной Берт и напоследок — с Эйруином, который удивлённо смотрит мне в глаза. А я говорил, что у меня ахуенные родаки! Слово за слово, бутылка за бутылкой — и вдруг Берт замирает, в ужасе глядя на циферблат часов, спешно глотает остатки желе и опрометью кидается в прихожую с бормотанием: «Фейерверк, фейерверк!.. Скорее, я не хочу из-за вас опоздать». Остальные тоже поднимаются из-за стола. Мама поводит плечами, разминаясь. Отец поправляет узел галстука. Переглянувшись с Эйруином, говорю: — Мы не пойдём. Я обещал Эрику показать нашу крышу, к тому же мясо было такое сытное… Берт высовывает голову из прихожей: — Как не пойдёте?! Отец снова выдаёт спокойное: — Синберт. Сестра замолкает, но, когда родители и Ру уходят на кухню с грязной посудой, выпаливает шёпотом: — Утром, что ли, не могли потрахаться? Воровато оглянувшись на дверь кухни, я шепчу: — Я, может, на крыше хочу! Она кроит недовольное лицо, но потом всё-таки шипит: — Хрен с тобой, ёбарь-террорист! Но я тебе это припомню! В комнату возвращаются родители, голова Берт тут же исчезает, а я ей вслед тяну: — Я тоже тебя люблю! Отец набрасывает маме на плечи какое-то модное кимоно или хрен знает как это называется, она любезно улыбается Ру, тот обещает ей, что мы непременно приедем на следующие долгие выходные, а я перебиваю всю эту идиллию громким: — Хэй, а где чипсы? — В духовке, — мама по-прежнему обращается к Эйруину. — Надеюсь, вам понравится. Это наш семейный рецепт. Пользуясь тем, что на меня снова никто не смотрит, я втихаря исчезаю на кухню. Родня роднёй, а фейерверка без морковных чипсов быть не может. Ру поднимается по лестнице первым, и я передаю ему одеяло и большую миску. Некоторые ступени подозрительно шатаются, нужно будет посмотреть, что с ними. Отец может и забыть про эту лестницу, потому что крыша — мамины владения. Тем временем Эйруин уже обустроился, прислонившись спиной к камням между большой клумбой и каким-то кустом — этих паразитов заносит к нам каждый год, так что все уже устали с ними бороться. У соседей вон тоже такие, даже выше. Если завтра будет время, прополю всю эту хрень. Может, покрасить что нужно… — Чего встал? Чипсы совсем остыли. — Да, иду. А ты чего в кустах засел, а не на лужайке? Всё равно глаза выдают. Два голубых огонька вздрагивают, и мне живо представляется, как Ру прищурился. — Твой навык скрытности ничуть не лучше моего — ты и пяти минут в засаде не можешь высидеть. — Это да. Прятаться я не люблю. Он указывает на свободное место справа, но тут мне в голову приходит мысль. Замечательная. Так что я распихиваю его ноги в стороны и усаживаюсь между, бухнувшись на него спиной. — Эй, я тебе не лежанка! — Ру пихает меня под лопатку. — Вон твоё место… Но меня так легко не спихнёшь, вот уж нет! Более того, я перехватываю его руку и укладываю себе на живот. — Не хочу, здесь тёпленько и мягонько. — Да ты бухой. Несмотря на ворчливый тон, вторая его рука проскальзывает по моим рёбрам и тоже обнимает. Ну вот, я же говорил, что манера общения у Эйруина грубоватая, ещё и бухтит вечно, но меня таким не проймёшь. Я-то чувствую, что на самом деле ему нравится происходящее, просто не хочет этого показывать. Смущается. Это даже мило. Ещё более мило, что в последнее время, если рядом появляются незнакомцы, Ру — понятно, что в такой момент он и близко ко мне не подойдёт, — всегда держит их в поле зрения. Напряжённый внутри, будто в любой момент готов броситься в драку. Я сначала думал, что он сам опасается новых людей — это было бы понятно, учитывая его прежнюю жизнь, — но потом понял, что он боится за меня. Представить только! Кто-то готов защищать меня, как прекрасную принцессу от незнакомых драконов! А когда мы остаёмся наедине, и Ру наконец-то расслабляется, открывается — это ценно вдвойне. Обнимает, потирается лицом, позволяет гладить по голове, даже сам ныряет под ладонь — легко так, чуть заметно — или целует мои пальцы. Приятно, когда ты нужен человеку не только для секса. Что-то в этом есть. Вот и сейчас — вроде бухтит, а сам прижал меня к себе так, что хрен выберешься. Ну, я именно этого и хотел, так что устраиваюсь удобнее и оглядываю небо. — В детстве я каждый вечер сюда приходил. Таких звёзд больше нигде нет. — Хм, — по голосу слышно, что он улыбается, — да ты романтик? — А то. Вон, смотри, луна, тут цветочки с клумбы ароматизируют. Я и стихи могу прочесть. Вот, например, «Разобрал я автомат за одно мгновение: взял за ствол, херак об столб — вот и всё умение». Он гыкает: — Неплохо. Прям повеяло эротической атмосферой казармы — грязными носками и вот этим всем. Я было набираю воздуха, чтобы ответить, но в этот момент раздаётся первый залп фейерверка, и Ру шикает. На чёрном небе распускаются золотые и красные цветы, и каждый залп сопровождается радостными криками, долетающими с площади. Обиженно надув губы, — я ему тут стихи при луне читаю, а он не ценит! — запускаю руку в миску и, не отрываясь от зрелища, пытаюсь на ощупь попасть чипсами в рот Эйруина где-то над моей головой. Синее солнце с зелёными и жёлтыми лучами. Нет, судя по его шипению и крошкам, посыпавшимся мне в волосы, я попал не туда. Но через пару секунд мои пальцы оказываются в приятном тепле, которое посасывает их, неторопливо обводит языком и в конце концов выпускает с влажным причмокиванием. И словно мало мне этих похабных звуков, так ещё и в поясницу упирается что-то такое интересно-твёрдое. Я бормочу: «Просто блядское порно» — и тут же хватаю из миски следующую порцию. Зато теперь я уже понял, где его рот. Снова цветы — на этот раз сиреневые, эти мне нравятся больше. Кошусь на Ру: он замер с моими пальцами во рту, восхищённо уставившись на крутящиеся в небе снопы огненных искр. Вытягиваю пальцы, провожу по его губам и шепчу: — Нравится? Он бормочет: «Угу» — в широко распахнутых глазах отражаются переливы огней — и снова ловит ртом мои пальцы, покусывает и, быстро лизнув на прощанье, отпускает. Вторая часть фейерверка посвящена животным. Фенек с острой мордочкой и большущими ушами. Синяя рыба, на теле которой проступают зелёные узоры. Павлин — хвост распускается будто цветы. Радужная змея. Всё затихает, и Ру, разочаровано вздохнув, ныряет лицом в мои волосы. Тут же удивлённо отстраняется. — Хренасе у тебя тут морковная грядка. — Подожди, — я отряхиваю шевелюру, — сейчас дракон будет! Оборудование ставят в трёх точках, и главное — точно всё замерить. Помню, однажды накосячили, хвост на спину наехал, так народ чуть мэрию не разгромил. Пришлось на следующий день повторять нормально. Гул на площади нарастает: в отдельных выкриках можно узнать слова городского гимна, к ним прибавляется ритмичный топот, и с поразительной скоростью беспорядочный шум превращается в мелодию, распеваемую сотнями глоток. Ру бормочет: — Не хотел бы я разочаровать эту толпу. Я фыркаю. Да, мутанты — они такие. Бух! — и три залпа распускаются в небе, вырисовывая долгожданного дракона. Он растягивается над пустыней, толпа ликующе гудит, и Ру тоже выдыхает что-то нецензурно-восхищённое. Довольно ухмыляясь, я потираюсь затылком о его грудь. Я же говорил, что нужно приехать сюда на фейерверк! Когда последние искры осыпаются в дым, оставшийся от залпов, я поворачиваюсь к Эйруину, по-хозяйски ныряю пальцами под футболку и шепчу на ухо: «Пойдём в дом, пока никого нет». Секс на крыше — это, конечно, интересно, но всё-таки здесь все соседи меня знают, как-то неловко... Голубые огоньки глаз хитро прищуриваются — и мы подрываемся, путаясь в ногах и практически скатившись по лестнице с крыши. Стоит попасть внутрь, как Ру с неожиданной силой впечатывает меня спиной в стену — нет, вы только посмотрите на этого резвого ебаку! — сунув колено между ног, прижимается всем телом, жадно лапая всё, что попадает под руку, и в дополнение к этому счастью ещё и кусает за губу. Хорошо хоть не за язык. Кое-как отвоевав свою губу обратно, шиплю: — Заебал кусаться! В свете ближайшего окна видно, что он усмехается: — И что ты мне сделаешь? — Ах так?! — Да, вот так. Ноздри вздрагивают, стараясь получше наполнить лёгкие воздухом. Пара движений, и уже я толкаю Ру лицом к стене, крепко прижимая его ладони к стене по обе стороны от головы. Прижимаюсь сзади и предельно неторопливо потираюсь о его задницу. Учитывая, сколько уже раз меня обламывали, нужно быть аккуратным, а то кончу прямо здесь. — Как насчёт небольшого должностного взыскания? — Отпустив его правую руку, начинаю пробираться пальцами к пряжке его ремня. — За кусание начальства. Эйруин косит светящимся в темноте глазом: — Я требую официального рассмотрения у Главного. Если он подпишет, деваться некуда. А пока что твой стояк подпадает под категорию «неуставные отношения». Я мурлычу: — Ну-ну, а твой? И осторожно прикусываю Ру за загривок. На языке всё-таки появляется лёгкий привкус крови, и я непроизвольно присасываюсь сильнее. Божественно… Однако буквально через мгновение тело под моими руками напрягается, и Ру дёргает головой, вырываясь. — Да стой ты! Наверху. Отпускаю его и тоже прислушиваюсь. Скрип половицы — в коридоре второго этажа. Через пару секунд, уже на лестнице, я оглядываюсь на следующего за мной Эйруина и показываю, что его часть коридора левая. Он кивает. И совсем скоро я понимаю, что прогадал — потому что в комнатах справа пусто. А вот слева, в спальне Берт, раздаётся грохот и мужской рёв. В два прыжка влетаю в комнату и щёлкаю выключателем на стене. Яркий свет заливает опрокинутую тумбочку, валяющуюся на полу одежду и, посреди всего этого раздрая, затянутую в синюю джинсу широченную спину. Мужик разворачивается — будто тяжеленный линкор, — и я вижу, что он держит под мышкой шею Ру, который на его фоне выглядит ну чисто тростинкой. Всего один удар сердца — знакомая кабанья рожа мужика — в руке Эйруина сверкает металл — и я бросаюсь в драку. Задача номер раз — выбить нож у Ру. Задача номер два… Однако я не успеваю перейти к "номеру два", потому что мне в живот впечатываются моднейшие синие кроссы. Хакнув воздухом, я отлетаю и, проломив спиной деревянную дверь, приземляюсь в темноте шкафа. Ещё успеваю заметить, как Ру, выскользнув из захвата, с размаха прикладывает мужика локтем по шее, а потом мне на голову обрушивается ворох по-женски пахнущей одежды. Пытаясь выпутаться из какой-то бесконечно длинной штуки, я ору: — Он свой! Наконец-то сдёрнув с головы эту цветастую хрень, выглядываю из недр шкафа и с облегчением понимаю, что Ру в самом деле замер над распластанным по полу мужиком — уперев колено ему в шею, — и настороженно смотрит на меня. — Твой потерянный в детстве близнец? Выбираюсь из шкафа, отбиваясь от этих скользких женских штучек. Фу, будто оказался в гнезде змей. — Парень Берт. Видел фотку. Ру скептически кривится, поднимается — и выходит из комнаты. — Эй! — я бросаюсь за ним. — Стой. Ты что, обиделся? Он резко останавливается и, развернувшись, тычет меня кулаком в грудь. — В бою выбивать честно добытое оружие не имеет права никто — ни судья, ни хозяин, ни сам господь бог. За такое убивают на месте. И только тут я замечаю, что он дышит слишком быстро, а глаза лихорадочно блестят. — Так, стой. Тш-ш… — я крепко обнимаю его напряжённое тело. — Этого больше нет. Ты здесь, со мной. Это не арена. Всего лишь парень Берт. Он просто выглядит кабаном, а на самом деле глупый пацан. Залез в окно, хотел пообжиматься с девчонкой… Разве стоило за это его убивать? Ру наконец-то обмякает. — Нет. — Он что, достал нож? Где ты его взял? — У него под курткой. — Видишь, он ведь его не доставал, да? Это глупое недоразумение. И Берт будет очень рада, что ты его не зарезал. Он вздыхает: — Да, прости. Меня сорвало. Он просто схватил меня в темноте, и это напомнило… — Тш-ш… — глажу его по волосам. — Я понимаю. Всё нормально. И ты меня прости, я не знал, что ещё делать. — Да, всё правильно, — Ру напоследок проводит носом по моей щеке и отстраняется. — И что теперь? Я ухмыляюсь: — Есть одна креативная идейка. И тяну его за руку назад, в спальню Берт. Присев над неудавшимся Ромео, даю ему пару смачных затрещин. «Краш» ворчит и наконец-то приходит в себя. Утыкаю острие ножа ему в ямку под ухом. — Не рыпайся. Мужик — впрочем, если сбрить бороду, он может оказаться вообще малолеткой — настороженно замирает, моргая и стараясь сфокусировать взгляд на моём лице. — Хули ты втихаря лазаешь к моей сестре, а? Через дверь ходить не судьба? Он только глазами хлопает. По лезвию ножа неторопливо ползёт дорожка крови. — Или ты идёшь и прямо сейчас делаешь ей предложение, или съёбываешь из этого района, чтоб я никогда больше не видел твою наглую харю. Доступно? — Да… — Вот и ладушки. И что ты выбираешь? «Краш» поднимает взгляд на Ру, подпирающего дверной косяк. Я нажимаю ножом чуть сильнее — но совсем чуть-чуть. — На меня смотри. Что? Он мнётся, сглатывает и наконец-то изрекает: — Да я давно ей говорил — давай, типа, это… А она не хочет. Типа, от шнурков прятаться и в окно лазать веселее… Я закатываю глаза и рычу. Ну да, вполне в стиле Берт. — Ебать, ты мужик или чмо малахольное? Они сейчас на площади. Вот иди, стань перед ней на колено и проси её руки. Ну там помолвка, чтоб родители благословили, то-сё… Даже если в итоге не поженитесь — гарантирую, что она это оценит. Ну? Он косит глазами на нож: — А можно… это… — Да, конечно. Зятьёв не режем. По крайней мере, на испытательном сроке. Убираю нож и встаю. Кабан тоже поднимается — неожиданно быстро для своей комплекции. — Так а как я её найду? Там же толпа. — Не шухерись, сейчас сделаем. Набираю номер отца. «Пап?.. Вы ещё на площади?.. И Берта?.. Отлично. Можете подождать минут пятнадцать возле памятника? Это важно. И чтоб обязательно Берт была, хорошо?.. Узнаешь. Всё, пока». Улыбаюсь мужику во все зубы и машу на окно: — Давай пиздуй. — А через дверь можно? Я милостиво киваю и, пока он удаляется в сопровождении настороженного Эйруина, набираю номер Берт. «Сеструха?.. Не могу сказать деталей, но ты мне должна. Будь мякушкой, задержи всех на час, а лучше дольше. Ну, в кафешку там сходите или что… Ага, а то яйца вот-вот взорвутся. Рассчитываю на тебя! Маме привет». И бросаюсь вниз, где Ру закрывает дверь за моим потенциальным зятем. Хлопнув по дверному замку, чтобы закрыть, хватаю Эйруина за талию и практически волоку к лестнице. — Футболку не рви, она стоит дохуя! — Я куплю тебе новую. Сейчас меня не остановит ничто в этом мире, даже ядерная боеголовка «Вихрь». Он мгновенно успокаивается и, тяжело дыша, дёргает мой ремень, затем стягивает с меня футболку и, конечно, сразу бормочет: — Крови дай… Я послушно провожу ногтем по своей груди — Ру впивается в кожу с таким знакомым жадным выдохом, — а сам кусаю его руку. Где-то посреди пьянящего головокружения он опускается на кровать и тянет меня на себя — оказывается, мы уже добрались до моей комнаты. Моя бедная старенькая кровать, я понимаю, что ты не рассчитана на подобные нагрузки, но ты уж потерпи, потому что если мне помешают ещё раз — я просто кого-нибудь убью! Ру зализывает мою царапину, с ленивым выдохом откидывается на одеяло, и я тоже отпускаю его руку, переключившись на губы — ох, эти его чудесные, божественные, идеальные губы... А он неожиданно быстро — или это после крови кажется? — расстёгивает мои штаны, стягивает трусы и сильно прижимается бёдрами, потираясь, — слишком сильно, чтобы я смог удержаться... — Сто-о-о… — слово тонет во вдохе, переходящем в стон, — ой… Ёй… Ну вот, обломинго... Когда спустил чисто механически, не успев возбудиться как следует, — ощущения на троечку, оргазм только мелькнул хвостом и проехал мимо, пока ты так: «Э-э-э... И всё?!» Обидно. Значит, придётся повторить. Некоторое время ничего не происходит, а потом Ру открывает глаза, фокусирует взгляд на моём лице и выдаёт нейтральным тоном — будто у нас тут светская беседа о погоде: — Что? Я склоняю голову — лбом к его лбу. — Прости… Ну, я же говорил, что куплю новую… Однако Ру вполне спокоен: — Что, прямо на футболку? Я кошусь вниз: — Да и на штаны тоже. — А я — в штаны, — он фыркает. — Да и хрен с ними. Мы поднимаемся, осматриваем масштаб поражения его гардероба и, переглянувшись, начинаем ржать. Кручу головой, оглядывая окрестности кровати. Чёрт, и салфеток-то нигде нет. — Можно сразу в душ. Прямо так. Заодно и стирка. Здесь большой душ… — я игриво поднимаю бровь. Ру продолжает таким же многозначительным тоном: — И я наконец-то тебя выебу… — Почему не я тебя? — Потому что моя очередь. Это указано в твоём расписании. — Ты такой внимательный и ответственный, — я чмокаю его в губы. — Просто идеальный помощник. Что бы я без тебя делал? Не знал бы даже, кто кого сегодня трахает. Да ладно, прикидываюсь. Всё я помню. Просто мне, ясное дело, всё же больше нравится его трахать, но у него та же история, поэтому — соблюдаем очередь. Хотя я не жалуюсь, Эйруин очень аккуратный, и я всегда кончаю, так что претензий быть не может. Ру притягивает меня к себе за шею, целует неспешно, со вкусом — так, что внизу живота снова накатывает приятная волна жара. И, нехотя оторвавшись, мурлычет: — Значит, мне положена премия.