Сказать (и прекратить об этом думать)

— Ты мне нравишься. Тони отрывается от чертежей, развернутых на большой голограмме, и смотрит на него. Питер поднимает подбородок, словно желает казаться выше. Тони смотрит молча, словно слова Питера не дошли или не были услышаны. А затем, видимо, решает, что это шутка. — Приятно слышать, — смеется он. — Надеюсь, теперь смогу слышать это от кого-то кроме Пеппер не только по праздникам. Тони отворачивается к чертежам и уже стоя спиной машет рукой Питеру. — Твоя часть задания там же, где всегда. Ты пришел, это прекрасно. Можешь начинать работу. Питер не двигается. — Питер? — Тони, не услышав шагов, оборачивается, вскидывая брови. Глазами спрашивая, почему не кипит работа. Питер опускает голову и пытается справиться с внезапно накатившей обидой. Он хочет быть спокойным. Хочет не видеть этого лица, этого Тони, который не понимает. Хочет обхватить себя руками. — Все в порядке, пацан? На плечо Питера ложится ладонь. Он скидывает ее почти грубо и тут же жалеет об этом. Тони отступает, непонимающе на него глядя. Черт. Ну почему он решил сделать это сегодня? Почему не в другой день? Завтра? Никогда? — Ты не понимаешь? — спрашивает он. — Я же сказал. Ты не понимаешь? Ты мне нравишься. Слышишь? — Питер заглядывает Тони в глаза, почти готовый схватить его за плечи. — Ты мне нравишься! Тони стоит, и тень от лампы над ним падает Питеру на лицо. Из-за света вокруг его головы, - как будто он какой-то гребаный Иисус, - и размытости в глазах Питера, выражение лица Тони нельзя разглядеть. Питер чувствует себя глупо. Ему хочется сбежать, но некуда, и он просто хватает Тони. — Нравишься! — кричит он. — Слышишь? Ты! Мне! Нравишься! Придурок! *** Питер срывает с головы шлем и бросает прочь. Он наверняка — снова, — его повредил. Плевать. Питер вытирает лицо руками и пытается дышать глубже. Это невыносимо. Черт. Почему каждый раз невыносимо? Питер складывает руки лодочкой и прикладывает к лицу, стараясь успокоиться. Раздается тихий стук в дверь. Он отдергивает руки от лица. Ох, черт. Тетя Мэй. Она, должно быть, услышала. Питер пытается встать, чтобы открыть ей, но запутывается в одеяле грохается с кровати. Ручка двери тут же дергается. — Милый, ты жив? Все в порядке? — тревожно спрашивает тетя. Питер вспоминает, как выглядит. Все совершенно очевидно не в порядке, и он тут же передумывает открывать ей дверь. — Да, тетя Мэй! Все хорошо! — кричит он. — Питер? - ручка двери дергается, а голос тети становится еще встревоженней, - Питер, ты плачешь? — черт. — Питер!.. — Просто плохой сон! — прерывает он и повторяет: — Все хорошо! За дверью становится тихо. — Может быть… ты хочешь поговорить об этом? — тихо спрашивает тетя из-за двери после паузы. О, нет. — Может быть, завтра. За дверью раздается вздох, в котором звучат отголоски неутихшего беспокойства, и тетя уходит. Она доверяет ему. В коридоре раздается шарканье тапочек. Питер падает лицом в подушку и стучит по ней кулаками. Слава богу, обошлось. Спасибо, Господи, что у него есть тетя. Что бы он без нее делал. Но он определенно не готов рассказать ей о некоторых вещах. О том, что потерял очередной рюкзак. О том, что Человек-Паук. О своей влюбленности. Он встает с пола, когда слышит, что шаги разбуженной тети наконец-то затихли. Он подбирает шлем, включает настольную лампу и принимается за осмотр. Треснула внешняя дуга. Питер отрезает кусок скотча и заматывает трещину. Это определенно не хорошее решение для подобных поломок, но оно должно продержаться, пока он что-нибудь не придумает. У того велосипеда должно было остаться еще одно колесо. Если коммунальные службы не добрались до контейнеров, у которых Питер его нашел, он еще будет там завтра. Питер сходит проверит. С отошедшими контактами все оказывается не так просто. Питер включает паяльник. Но электронная начинка не повреждена, это хорошо. Пока Питер копается в проводах, он думает, что давно следует укрепить конструкцию. Вернув все как оно должно быть, он откладывает шлем и открывает лабораторный журнал, в котором ведет записи. Хотя не то чтобы журнал лабораторный, ведь Питер не в лаборатории, но раз он записывает в него ход исследования… а, не важно. Завтра он будет обсуждать это Недом, поэтому важно все записать. Питер записывает изменения, свои чувства и эмоции. В нынешней модификации они добились значительных успехов, но устройство еще не работает достаточно корректно, чтобы можно было заикнуться о полноценно контролируемом погружении, но когда-нибудь… Питер верит, что сможет довести свое изобретение — их с Недом изобретение, — до конца. Возможно, они даже смогут защитить диссертацию по теме контроля над подсознанием. Идея этой штуки — название Питер не придумал, — пришла в голову именно Неду. И Питер загорелся, конечно. Будучи протеже мистера Старка, он мог бы наверняка получить доступ к самому МОРГу, чтобы поработать со своей маленькой проблемой, но это было опасно. Чтобы стирать из программы его присутствие, нужен был Нед, причем непосредственно рядом с МОРГом - эта штука не хранила данные в облаке и даже не была подключена ни к одной локальной сети, чтобы взлом можно было произвести удаленно. Таскать Неда в Башню так часто, как Питер в этом нуждался, было бы подозрительно. Рано или поздно кто-то обратил бы на это внимание. Так что Питер решил сделать свой маленький МОРГ, плевать, что разобрать большой ему не дали, и создавать технологию пришлось с нуля, основываясь лишь на эмпирических наблюдениях. Он считал, что все равно это отличная идея. Хочешь сделать хорошо — повтори за Тони Старком. Тем более и он, и Нед уже придумали кучу клевых штук, которые сделают их изобретение еще лучше. В том числе, полагал Питер, если метод стандартной сублимации ему не подойдет, всегда можно задуматься об идеях более радикальных. У Питера уже были на этот счет мысли. Нет, он не собирался признаваться Тони, что сохнет по нему. Он откладывает журнал записей, взъерошивает волосы и смотрит на Шлем. Рано или поздно эта штука обязательно поможет Питеру справиться со его глупой влюбленностью.