I'm who now?/Кто я теперь?

—Заключительные… Дебаты? Вопрос Макото был довольно хорошо отражен другими, их пристальные взгляды перемещались с одного лица на другое, озадаченные этим новым развитием событий. Кёко с подозрением посмотрела на медведя, явно понимая, к чему я клоню, но решила пока помолчать, чтобы собрать всю информацию, которую я собирался им сообщить. Не желая никого разочаровывать, я ответил на вопрос счастливчика: -Слуховой аппарат нужен? — Самодовольно усмехнулся я, зная, что это взъерошит их. — Да, «заключительные дебаты!» Эти дебаты являются заключительными. Дискуссия, которая наступает в конце. Эпилог. — Ладно, мы поняли, — со вздохом возразил Хиро, выглядя совершенно опустошенным от дневного волнения. А может быть, он все еще приходил в себя после потери крови. -Ты не должен быть грубым по этому поводу. — Я позволю себе не согласиться.- Я отказал, получив некоторое удовлетворение от полученного стона. Я тоже не была в восторге от того, что мы все еще идем, но эти мелочи помогли мне снять усталость. Мондо был тем, кто хотел быть тем, чтобы держать вещи сосредоточенными на этот раз. -Ну и что, черт возьми, это такое? -Если вы все вернётесь на свои места, я с удовольствием объясню, как это работает.- Я заявил, что готов продолжать в том же духе, что и они, и учитывая, как медленно некоторые из них возвращаются, это кое-что говорит. Макото, в частности, казалось, не имел никакого желания идти, но, к счастью для меня, Кёко могла заставить его вернуться, слегка потянув его за руку. Когда он посмотрел на неё с некоторым замешательством, она просто покачала головой и жестом попросила его отойти на минуту. Как только все они вернулись на свои места, я прочистил горло и первым сообщил им плохие новости: -Итак, первое, что следует отметить, — это то, что «заключительные дебаты» являются чем-то исключительным для дополненного суда. Поскольку никто не запятнан, я технически не должен никого наказывать. Така быстро запаниковал от этой новости, его чувство справедливости вспыхнуло с новой силой. — Подожди! Вы хотите сказать, что запятнанный выйдет на свободу?! — Одним словом, да.- Я подтвердил, и так бы все и оставалось, если бы не одно обстоятельство. -Однако именно здесь и начинается «финальная дискуссия». Вы будете решать, должен ли преступник быть наказан или нет. Вся группа выглядела чрезвычайно взволнованной этим замечанием, и не без оснований, учитывая, как все зашло так далеко. Однако я не собирался здесь заканчивать. -В ваших чашах два флага, один черный и один белый. На это у вас тридцать минут и за это время вы можете принять решение, затем вы будете держать флаг, тем самым у вас есть 3 выбора. Поднимая черный флаг, вы признаете и принимаете то, что она является запятнанной, но вы хотите наказать её по-своему. Тогда вы сможете решить, каким будет ее наказание, будь то казнь, задержание или даже порка, выбор будет за вами. Конечно, отаку Хифуми был сосредоточен только на одной части того, что я сказал. -П-Порка… Намеренно игнорируя извращенную ухмылку, появившуюся на его пухлом лице, я продолжил: -Белый флаг символизирует вашу капитуляцию, в частности, вы откажетесь от своих обязанностей голосовать. Вы отбросите все, что вы сделали вместе, соберете все воспоминания, которые вы разделили, и отбросите их в сторону, чтобы преступник был наказан за своё преступление. И я гарантирую, что он не вернётся. -И что же это за выбор? — Спросил Хиро, и его окаменелое выражение лица без труда суммировало мысли остальных, если судить по их лицам. Стряхнув его, я ответил: -Ну, если тебе это не нравится, ты всегда можешь выбрать нейтралитет. Не выбирайте флаг вообще, и ваш голос будет отображаться так, как будто вас никогда не существовало, позволяя другим решить судьбу запятнанного. Это твой выбор.- Это была сделка, которую я придумал, суть моего плана стала очевидной. Но затем возникают проблемы, вытекающие из этого моего плана, одна из которых Селеста была более чем заинтересована в эксплуатации. — Интересно, а что будет, если мы все решим голосовать за нейтралитет? Может ты позволишь нам всем вернуться в школу? — О, как они все просияли при этом, так что многие из них сразу же пришли в восторг от этой идеи. То, что я собирался сделать, было почти преступлением. Я слегка усмехнулся: -О, ты же не хочешь этого делать. — Ну и что? А почему бы и нет, черт возьми? — Спросил Мондо, более чем немного за идею просто пойти прямо к «забудь об этом» и вернуться в школу, не будучи ответственным за чью-то жизнь. К несчастью для них, я не собирался отпускать их так легко. — Ну, просто потому, что голосование будет проводиться большинством голосов. И каждый из них меняет результат. Бьякуя, всегда проницательный, спросил: -Каким образом? — Эхем, если большинство выберет чёрный, — продолжил я свое объяснение. — дебаты будут продолжаться без помех, пока вы решаете между собой важные детали судьбы и решаете как наказать преступника. В основном, вы будете сосредоточены на том, какое наказание будет, как долго оно будет длиться, если вы решите о наказании запятнанного, вроде задержания, кто будет исполнять наказание и тому подобные вещи. Будущее будет зависеть от тех, кто выберет этот путь. Если выберете белый, преступник понесёт соответствующее наказание. Без жалости, без пощады и без страха в сердце. -А что произойдёт, если большинство наших голосов будут нейтральными? — Спросила Сакура своим спокойным голосом, хотя я скорее чувствовал, чем видел, что она напряглась в ожидании бомбы, которую я собирался сбросить на них. И я не буду с ними нянчиться. — Упупу, я надеялся, что ты спросишь об этом. В случае нейтралитета я буду рассматривать это как неуважение к суду, и голосование будет признано недействительным. Если это произойдет, я буду считать это победой для запятнанного. Мне не пришлось долго ждать, прежде чем Бьякуя заговорил, его взгляд был почти таким же холодным, как и его тон. — Тогда нас казнят, и он сможет выйти на свободу. Мрачная новость по какой-то причине застала некоторых из них врасплох. Можно было бы подумать, что они уже предвидели нечто подобное. Така был первым, кто заговорил об этом, его глаза расширились и запаниковали. — Ч-что?! Это…это всего лишь… — Правила, — отрезал я со сталью в голосе. - и если ты не можешь принять их, то мне очень жаль, что это твоя проблема. Те, кто нарушает правила, всегда должны нести ответственность за свои действия, но также и ответственность за тех, кто их окружает, чтобы убедиться, что их действия оцениваются соответствующим образом. Игнорировать свои обязанности просто потому, что это «неудобно» или потому, что вы находите это «аморальным», так же плохо, как и совершать преступление самому! В этой школе, нет, в этом мире, нет ничего более невыносимого для меня, чем кто-то, кто уклоняется от своих обязанностей, чтобы добиться справедливости. — Справедливости?! — Закричала Хина, оскорбленная тем, что я вообще считаю что-то настолько отсталое справедливым. -Да ничего тут такого нет! Макото быстро согласился, -Хина права, это про- — Не имеет значения! — Я быстро перебил его, не желая вступать в дискуссию по этому поводу. Я и так уже достаточно натерпелся от сегодняшней идиотии! -А теперь вернемся к нашей теме. Теперь, если вы избрали чёрный цвет, но осталось несколько белых и или нейтральных голосов, то белым будет разрешено участвовать в обсуждении, чтобы прокомментировать, но не будут допущены к принятию фактического решения по данному вопросу. Черным также будет позволено присутствовать на голосовании, если они пожелают. Нейтралы же будут ждать в лифте, если любая из сторон победит их, и будут только проинформированы о том, что произошло после этого. -Другими словами, чёрные голоса означают, что он будет жить, но будут наказан нами, белые голоса означают, что он будет казнён, а нейтральные голоса приведут ко всеобщей гибели.- Кёко мрачно резюмировала, на самом деле выглядя расстроенной с тёмным взглядом на её лице. Выражение, которое было отражено любым, кто не выглядел абсолютно шокированным этой новостью. -Тогда зачем кому-то вообще пытаться стать нейтральным? — На удивление спросил Мондо, и это было странно, потому что я думал, что кто-то из них должен был спросить первым. Но я не собиралась жаловаться на это. Селеста была единственной, кто ответил ему за меня, хотя она была далеко не права в моих рассуждениях. -Скорее всего, это способ для Монокумы заманить нас в ловушку, чтобы нас казнили, молясь на самых слабых. Досадно, хотел как лучше, а получилось... -Да ладно тебе, ты меня поймала. О, горе мне. -Н-не могли бы вы хотя бы попытаться быть убедительным? — Токо сохраняла невозмутимое выражение лица, хотя дрожь выдавала её. -Но если серьезно, то пора начинать. Саяка не ожидала, что сегодня будет чувствовать себя еще хуже. Сегодня она уже так много страдала от насмешек Монокумы, осознания того, что она сделала, и последствий этих поступков, от нескончаемого потока тёмных эмоций, что эти самые осознания дышали в неё. Были большие сомнения, что когда-нибудь случится что-то худшее. Но вскоре выяснилось, что она ошибается. В ту же секунду, как её протащили мимо этих массивных дверей с кроваво-красной обвивкой, она почувствовала, как её сердце крепко сжалось в груди. Эта напряженность только усилилась, когда медведь втолкнул её в лифт и с оглушительным треском захлопнул ставни. Этот звук, казалось, эхом отозвался в её сердце, когда медведь подошел и запер колеса. Он сказал, что это было сделано для того, чтобы она не скатилась вниз, «Безопасность прежде всего», как он утверждал, если ей нравится думать, что она знает лучше. Скорее всего, это было сделано для того, чтобы она не попыталась спрыгнуть с обрыва и не столкнулась с другими своими преступлениями. Если быть честной, она не была слишком уверена, что не сделает этого прямо сейчас. Затем он начал опускаться, все так же медленно погружаясь вниз. Яркие огни металлического ящика должны были бы служить утешением, когда они спускались все глубже и глубже в землю, но их не было видно. Вместо этого они служили лишь постоянным напоминанием о том, что они все ближе и ближе подбирались к тому месту, где ее будут судить, а затем казнят. Хуже всего было молчание. Ни слова не было сказано с тех пор, как они начали свое постепенное погружение в комнаты внизу, что нервировало её гораздо больше, чем она ожидала. Она ожидала, что он будет издеваться над ней всю дорогу, злобно разрываясь на части от его слов все время до самого конца. Она ни на секунду не поверила, что это садистское создание выйдет из строя навсегда. Честно говоря, её нервировало то, что на протяжении всего пути вниз от её похитителя не было слышно ни звука. Она уже начинала желать оскорблений. По крайней мере, это убережет его от полного уныния. Но он молчал, не произнося ни слова, так или иначе оставляя её пытаться заполнить душераздирающую тишину. Однако это оказалось еще более трудной задачей, чем она могла себе представить. В тот момент, когда она пыталась придумать тему для обсуждения, ее мысли возвращались к тому, почему она вообще оказалась в этом лифте. Накануне вечером, ее действия там, ее мысли, которые безудержно проносились в ее голове все это, все. И когда она думала обо всем этом, ее мысли возвращались к тому, с чего все это началось, к DVD и… Она резко тряхнула головой, как будто хотела еще раз стереть это воспоминание с помощью чистой силы, как собака стряхивает блоху. И точно так же, как в этой метафоре, это была бесплодная попытка, поскольку, как и блоха, воспоминание будет крепко цепляться за её ум, и даже когда она преуспеет, оно просто вернется к ней без усилий. В конце концов, они добрались до самого дна, и она почти вздохнула с облегчением. Ощущение клаустрофобии от большого лифта и, казалось бы, непреодолимого возвращения рвотных воспоминаний начинало действовать ей на нервы. Единственное, что не давало этому облегчению полностью захлестнуть ее, было осознание того, что именно в этот момент все станет еще хуже. Скоро Монокума расскажет им все о своих преступлениях, и тогда ее казнят, как преступницу, которой она и была. Все, что ему нужно было сделать, это подтолкнуть ее вперед и заставить повернуться лицом к музыке. Так почему же он до сих пор этого не сделал? Пока она лениво слушала другую Монокуму, и не было ли это ужасной мыслью, она заметила, что тот, что был рядом с ней, не сдвинулся ни на метр. Он просто стоял там, глядя на процесс, когда они перешли к голосованию. Это было совершенно безразлично, когда странный игровой автомат внезапно появился из центра комнаты и остался таким же, когда ей указали на виновника. Когда она услышала, как Монокума так небрежно объявляет не только о своем преступлении здесь, но и суммирует некоторые вещи, которые она сделала почти сделала это для нее. Здоровой рукой она схватилась за грудь, где было её сердце, и в отчаянии опустила взгляд на придаток. И вовсе не потому, что ей так уж этого хотелось. В её карьере были моменты, когда она была вынуждена делать некоторые довольно…неприятные вещи, чтобы сохранить свою позицию на вершине. Ничего из этого ему не было нужно. Бывали времена, когда другие члены ее группы кумиров делали то же самое, иногда за ее спиной, но это не означало, что она сама не совершала тех же самых преступлений. Просто ей лучше удавалось скрывать то, что она сделала, чем им. Она знала, что это неправильно, все это было неправильно, но чтобы удержать свою группу и себя наверху, она должна была сделать это. Но затем Макото заговорил и сделал то, что она считала немыслимым, он начал защищать ее. Он хвалил ее время в средней школе, ее популярность как кумира среди своих сверстников и ее мечты, ради которых она так много работала. Ее глаза наполнились слезами, когда он заговорил, а сердце замерло, когда он свалил вину на медведя за ее необдуманные действия. Даже после того, как он услышал о том, что она сделала, он все еще защищал ее опрометчивые действия. Он утверждал, что она не виновата в этом. Это не имело для нее никакого смысла. Если бы она услышала, что кто-то сделал хотя бы малую толику того, что сделала она сама, то отнеслась бы к этому с недоверием и осуждением, даже если это было бы лицемерием с ее стороны. Даже среди ее кумиров, несмотря на то, что они были друзьями и соперниками, они все еще настороженно относились друг к другу, потому что знали, какие границы каждый из них поставил бы, чтобы остаться наверху. Снаружи был жестокий мир. Так почему же Макото пытается расстроить медведя, притворяясь, что она не была ужасным человеком? Он явно знал, что она совершила несколько ужасных поступков, так почему же он все еще пытается защитить её? Зачем ему это делать? Но в глубине души она знала ответ. Он считал её своим другом, считал, что её стоит защищать. Для него не имело значения, что она сделала, она была кем-то, кого он хотел защитить. В конце концов, она была его помощницей. Но ведь это была ложь. Ее настроение упало еще больше, когда она подумала об этом, зная, что это правда. Она цеплялась за него не потому, что он был ее другом, не с самого начала, а только потому, что он был таким доверчивым, потому что его легко было понять, и потому, что он верил всему, что она говорила. Именно по этой причине она искала его среди всех остальных. Но она привыкла к нему, она наслаждалась его полным надежд отношением, его светлым мировоззрением и его убеждениями «никогда не говори умирать». Она с нежностью наблюдала за ним, когда он уходил, чтобы поговорить с другими, пытаясь заставить их чувствовать себя лучше в эти трудные времена. Даже когда он уходил, выглядя смущенным, расстроенным или даже обеспокоенным чем-то, что они сказали или сделали, он всегда выглядел счастливым, даже восторженным, чтобы узнать больше о них. Это было очень мило для нее, и именно это вдохновляло ее начинать разговоры с другими, когда Макото был занят тем, что заводил друзей. А потом он попытался ударить медведя. В этот момент волна паники охватила её сердце, боясь, что он получит наказание за то, что навредил психованной игрушке. Он не заслуживал смерти, защищая её от всех людей, только не так. Когда Кёко вмешалась, Саяка вздохнула с облегчением, хотя она не была уверена, было ли это ради Макото, или это была просто её вина, напоминая ей, что это была её вина, что он чуть не погиб, потому что он защищал её в первую очередь. Ее сердце больше не могло выносить эту вину, эту боль от осознания того, что все это было ее ошибкой. Затем Монокума сказал о Заключительных Дебатах, её беспокойство возросло в десять раз. Они собирались решить ее судьбу, проголосовав за то, чтобы наказать её самим или чтобы Монокума казнил её сам, иначе они тоже будут казнены. Это ошеломило её, ужаснуло. Это был выбор, который был более жестоким, чем всё, о чем она думала. Быть вынужденной принять такое решение было хуже всего, что она могла бы ожидать. Но затем наполовину-наполовину медведь продолжил, и то, что он сказал, заставило ее кровь застыть в жила. -Конечно, это зависит от того, за что Мисс Саяка решит проголосовать сама. -О чём ты говоришь? — Спросил Макото, настолько же смущенный, насколько Саяка была напугана. Медведь ничего не сказал в течение секунды, а затем продолжил объяснять то, что она чувствовала, было самой худшей новостью, которую она когда-либо слышала. -Ну, лучшая часть дополненного классного суда заключается в том, что запятнанный может использовать те же самые флаги, чтобы решить свою собственную судьбу, хотя им разрешено выбирать один из трёх вариантов. Если он выберет черный флаг, то он отдаёт своё доверие на то, что вы будете делать с ним. Он признает свои ошибки, которые он совершил, и примет их, независимо от исхода ваших голосов. Однако, если он выберет белый флаг, он сдастся системе, и кто-то будет наказан независимо от вашего выбора. -Кто-то? Что именно ты имеешь в виду? — Спросил Бьякуя, и это было так, как будто она внезапно окунулась в ледяную воду, когда проклятый плюшевый мишка издал поистине зловещий смешок. -Это все зависит от того, есть ли у него ещё спасательный круг. Если вы помните, я говорил вам все это, когда ваша жизнь проходит, так же как и ваша линия жизни; включая казни. Здесь дополненный суд работает на всю катушку. В отличие от обычного, здесь у вас есть шанс спасти её. Если вы примете черный флаг, тогда ваша судьба и судьба вашего спасательного круга будут находиться в руках вашего сверстника. Если они считают нужным позволить вам продолжать существовать, проголосовав за черный флаг, то ничего не происходит. Однако, если вы решите, что она должна быть казнена, с помощью белого флага, так этому и быть… или же она может отказаться от «Моно-Лайфлайн», тем самым убивая своих близких, чтобы продолжить свою жизнь с другими. Конечно, она всегда будет помнить об этом, и это решение будет преследовать её всю оставшуюся жизнь, но, по крайней мере, она продолжит жить с символами надежды, которыми вы и являетесь. Глаза Саяки расширились от этой новости, когда её челюсть отвисла от ужаса. Если она решит отказаться от своей «Моно-Лайфлайн», тогда она будет жить. Это приведет к тому, что её группа будет убита, идолы, с которыми она прошла многое. Вся их борьба, вся сердечная боль, все темные секреты, которыми они делились друг с другом. Все это исчезнет, даже последняя капля усилий станет бессмысленной. Они все сгинут, раз и навсегда. Однако, если она этого не сделает, то другие смогут наказать её. Это было не то, чем она когда-либо хотела рисковать. Но, Сатоми Аоба… Аяка Хамеяма… все остальные никогда бы не простили ей, если бы она позволила им всем умереть, только чтобы спасти себя. Просто отказаться от них всех, чтобы спасти свою собственную шкуру от своих ошибок, было ли это то, что она могла сделать? Может ли она так поступить с теми немногими девушками, которые были рядом с ней в трудные и тяжелые времена, с которыми она делила свои силы и самые слабые моменты? С кем еще она проливала слезы все то время, что была погребена под стрессом этого дела? Только они. Эти четыре девушки были ее единственным утешением, когда они поднялись на вершину доски и изо всех сил старались сохранить это положение в постоянно развивающейся природе музыкальной индустрии. И все же, может ли она быть уверена, что остальные просто не передадут её Монокуме? Но она этого не знала. Даже после недели, проведенной с ними, или, вернее, она провела с ними только неделю, она не была уверена, что сможет так легко доверить им свою жизнь. Просто вручить им всё, что она могла для них решить, это шло вразрез со всем, что она делала всю свою жизнь. Она привыкла сама распоряжаться своей жизнью, сама принимала решения, поскольку была единственной, кто могла принимать решения за себя. Значит, отдать это право кучке незнакомцев, которых она едва знала? Это шло вразрез со всем, что она делала до сих пор. А еще был Макото, тот самый, которого она предала. В его теле не было ни капли кровожадности, но она не могла поверить, что он даст ей шанс после всего, что она сделала. Даже с его заявлением, что он не винит её за прошлую ночь, было невозможно сказать, сохранит ли он свой тон теперь, когда у него был шанс отомстить ей; неважно, насколько мало. У нее никогда не было шанса узнать о нём так много, кроме того, что он был очень милым человеком. Леон тоже. Она чуть не зарезала его насмерть. Если у кого-то и была причина злиться на неё прямо здесь, то это был он. У неё тоже не было никаких сомнений, что это произойдет. У неё не было друзей здесь, в этом зале суда, таково было ее убеждение. Поэтому, когда Монокума, наконец, открыл дверь и показал её им, она проигнорировала вздохи шока, исходящие от её одноклассников, она проигнорировала взволнованное бормотание своего имени, и она позволила медведю закатить её вниз головой, не желая видеть эти глаза. Глаза людей, которых она предала. Она молчала, пока Монокума протягивал ей маленькую чашку с инструментами для принятия решений, которую она вытащила из деревянного контейнера и уронила на пол. Держа в руках эти два флага, она смотрела на них, держа оба в обеих руках: белый-в левой, черный-в правой. Один из них давал ей право решить, от кого она откажется, ради извращенной хитрости чудовищного медведя. Её друзья, с которыми она провела лучшую часть своей жизни и считала своей семьей…или себя и все мечты, над которыми она так усердно работала. Словно напоминая ей о его присутствии, её запястье слегка пульсировало, когда оно был вынужден двигаться так, чтобы она могла держать крошечный флаг. Затем, словно в ответ, запястье в её боку дернулось, напоминая о своём существовании, оно всегда будет там до конца её жизни, напоминая ей о ее предательстве. Но, что еще хуже, это будет видно всегда. Оно всегда будет там, даже когда нить будет снята, неприглядный шрам, который все будут видеть, когда она будет носить любой вид одежды, который показывает её живот; который был чертовски близок к каждому наряду, которым она владела как поп-звезда. Ее бы вышвырнули из каждой студии с чем-то вроде этого, чтобы не привлечь к себе ненужное внимание. У неё не было будущего ни в музыкальной индустрии, ни вне её. Это было всё, что она знала. Поэтому, стараясь не обращать внимания на слезы, которые текли по ее щеке, она приняла решение. Она подняла руку. - Прости… это всё, что я могу сейчас сделать. Пора идолу показать из чего она сделана. Произнося эти слова, я старался не подавиться собственным сдавленным горлом. Все сводилось к этому. Окончательный выбор, который может спасти или сломать её и всех остальных, если они окажутся в этом положении. Мой козырь. Заключительные Дебаты. Честно говоря, это было главным фокусом моих мыслей со второго дня пребывания здесь; что было не так уж и трудно, поскольку я не так уж много мог сделать, запертый в этой комнате двадцать четыре часа в сутки. Я знал, что мне придется провести судебный процесс, если кто-то из них попытается совершить убийство. Это было данностью, это было то, вокруг чего вращалась эта извращенная система в конце концов. Но что произойдет, если они потерпят неудачу? Как я могу заставить их сожалеть о своих действиях, но позволить им выжить, чтобы увидеть ещё один день? А каков же ответ? Пусть они думают, что их действия имели ужасные последствия. Заставьте их поверить, что на кону стоит нечто важное для них самих. Это была еще одна причина, по которой я сделал браслеты «Моно-Лайфлайн», а также «рекламу». Они не только верили, что их смерть приведет к смерти их близких, но им придется бороться с осознанием того, что они будут убивать, не только человека перед ними, но и самого близкого этого человека. В то время как Саяка явно не уделяла этому слишком много внимания, вероятно, слишком занятая попытками сбежать, в других это будет вбито словно гвоздь в крышке гроба, как бы они ни смотрели на свою руку. Однако это было только начало. Сначала у них была причина держаться за надежду выбраться отсюда. Теперь у них было еще больше причин бояться своих неудач и бояться того выбора, который им придется сделать. Предоставив им выбор между тем, чтобы предложить друг друга мне, или спасением их, это повысит их чувство ответственности и действительно заставит их подумать, прежде чем они проголосуют. Я дал им способ спасти себя от смерти только один раз, и я дал бы им способ спасти своего любимого человека, но разработал его таким образом, что он не позволял им использовать оба. Это было бы настоящим испытанием их характера, которое заставило бы их принимать самые трудные решения сейчас, когда они были в безопасности, прежде чем я в конечном итоге отправлю их в сломанный мир, где такое решение будет приниматься постоянно. Кроме того, это также поможет другим узнать, кто из них будет иметь наибольшие трудности в принятии этих решений, а также кто будет гнуть дальше всего под давлением. Нет ничего более опасного, чем человек, который откажется от своей морали ради собственной выгоды. Нет, я понимаю, что это кажется лицемерием с моей стороны, но здесь всё по-другому! Я только подталкиваю их к их выгоде, а не к моей. Тем не менее, если я смогу заставить их думать о рисках на ранней стадии, то это облегчит им жизнь в долгосрочной перспективе. Теперь, возможность отказаться от спас-круга чтобы сохранить свою собственную жизнь, которая служила аналогичной цели. Это скажет всем, что они готовы сделать, чтобы продолжать идти. От кого они отказались бы, чтобы двигаться вперед. И это будет сделано для того, чтобы другие знали, за кем присматривать в будущем. То же самое относится и к тем, кто был готов рисковать своей безопасностью, чтобы защитить себя. Это покажет им, кто был готов рискнуть шансами, чтобы защитить тех, кто был близок к ним. Это даст им возможность узнать, насколько они раскаиваются в своих поступках. Был риск, что другие ученики всё равно попросят их казнить, несмотря ни на что, но это все равно лучше, чем я когда-либо хотел бы. — И всё же я удивлен, что Саяка так решила.- Я поймал себя на том, что смотрю на маленький флаг, который она трясущейся рукой держала над головой. Из всех вариантов, которые она имела в своем распоряжении, я не ожидал, что она выберет чёрный флаг. Я бы предположил, что она избрала бы белый флаг, учитывая тот факт, что у неё всё ещё была вся её мечта, но я не собирался скулить об этом. Было приятно видеть, что она не хотела рисковать жизнью своего товарища по группе, чтобы продолжить свою собственную карьеру, но это всё ещё было подозрительно. Почему именно сейчас она решила поставить их жизнь выше своей собственной, а не раньше всего этого? Почему она ждала до сих пор, чтобы решить, что ей не все равно? Эх, в конце концов это не имело значения. Но сейчас нужно было сосредоточиться на чем-то другом. Прочистив горло, я заставил второго Монокуму подойти и дать пять тому, кто в кресле, прежде чем вернуть его в режим ожидания. Когда он отошел, чтобы вернуться к своим заранее намеченным обязанностям, я обратился к группе: -Итак, теперь, когда все решено, пришло время для дебатов. У вас есть тридцать минут, чтобы поговорить и принять решение о том, за что голосовать, поэтому постарайтесь сделать это быстро. Если хотите, вы можете сказать, за что вы голосуете, и заставить других присоединиться, или вы можете молчать. Что бы вы ни делали, вы должны решить до конца срока. Так что, начинайте…сейчас! -А что тут обсуждать? — Спросила Селеста, теребя при этом волосы. -Наш преступник перед нами на блюдечке, и я не вижу причин, почему мы должны продолжать тратить время на обсуждение того, что с ней произойдёт. — Что? Это чертовски холодно.- Прокомментировал Мондо, и Саяка тоже вздрогнула от безразличного тона игорной королевы. Она как будто говорила о погоде, так монотонно и беззаботно. Бьякуя, конечно, ничего не сделал, чтобы помочь ситуации, заявив: -Несмотря ни на что, нет никакой необходимости обсуждать это. Нам просто нужно решить, что именно с ней делать. — Неужели? — вставил Хиро, — это немного грубо, тебе не кажется? — А? — Спросила Селеста, высоко подняв бровь и глядя на раненого ясновидящего. -Разве не ты сказал, что хочешь провести суд, потому что ты, не мог «отпустить это?» Хиро вздрогнул в ответ, не в силах отрицать ее слова. -Н-ну да, но… Селеста быстро прервала его слабый ответ, широко раскрыв глаза и пытаясь заглянуть ему в душу. -Но что именно? По какой причине ты мог отложить этот результат? -Ну, я имею в виду, мы все еще не знаем, почему она это сделала. Так ли это? — Хиро вздрогнул от взгляда, который он получил от Бьякуи и Селесты, но я улыбнулся, когда остальные, казалось, поняли его смысл. Саяка тоже вздрогнула, но я был далек от того, о чем она думала. Если вывешивание её грязного белья против её воли поможет ей, то мне плевать. Така ухватился за представившуюся возможность, и в его голове возникла идея. -Это правда! Мы никогда не говорили о содержании наших видеороликов! Если бы мы могли видеть то, что было у Мисс Саяки, я чувствую, что это помогло бы облегчить наши сомнения в ней и ее действиях! Саяка молчала. Тихо, как в могиле. Ее голова была опущена вниз, и никто не мог разглядеть выражение её лица, несмотря на длинные локоны, которые струились по лицу подобно голубому водопаду. Но я видел, как она трясет руками сквозь прутья своей трибуны. Я мог видеть её волнение, а её здоровая рука сжимала одежду. Я почувствовал, как холодок сковал мою душу, и дрожь пробежала по спине. Она собиралась сделать что-то радикальное, я не мог сказать вам, как я узнал, но я чувствовал, что все не будет хорошо. — Саяка? — Макото, по-видимому, уловил необычное молчание, исходящее от синевласки, и был справедливо обеспокоен. По вполне понятным причинам каждый раз, когда она на минуту замолкала, что-то шло не так. И как я и ожидал, то, что она сделала дальше, тоже не было похоже на то, что я надеялся увидеть сегодня. -Я не могу тебе сказать.- Сказала она едва слышным шепотом, но в этом зале суда она с таким же успехом могла бы кричать, потому что её голос разносился по всей комнате. На нее тут же устремились взгляды многих учеников. Мондо первым пришел в себя от потрясения, и выражение его лица сменилось на раздраженное, когда он спросил: -Чё? Почему нет? — Тебе этого не понять.- Ответила Саяка, ее волосы развевались, когда она слегка покачала головой, как будто она говорила с ребёнком, слишком маленьким, чтобы понять, о чем она говорит. Байкер сердито фыркнул на это, но, к его удивлению, тут же замолчал. Я ожидал, что он снова набросится на неё, может быть, даже выругается, когда он будет отрицать её претензии. Но если не считать того, что он почти физически плюнул в сторону от отвращения, он молчал. Остальные были не намного лучше, некоторые просто смотрели друг на друга, словно не зная, что на это ответить. Я видел, откуда они могли прийти, они и так едва знали друг друга, и кто им скажет так или иначе, если они поймут, откуда она пришла, если она расскажет им, что видела. Да, они знали, что это был кто-то, кого она любила, это был мотив в конце концов, но чувства, которые она держала, были ее и только ее, и они не смогут сказать, что точно знали, что она чувствовала. Вот почему я чуть не упал со смеху, когда Макото так небрежно заявил удручающим голосом: -Это была ее группа. Монокума что-то с ними сделал. Саяка выглядела так, будто ее ударили в живот, ее широко раскрытые глаза смотрели прямо на счастливчика. Она тоже так говорила, и её следующие слова прозвучали почти задыхаясь. -Как ты?! -Во время следствия, — объяснил Макото, и на его лице появилось виноватое выражение, когда он повернулся, чтобы посмотреть на неё. -Я нашел твой DVD… я волновался, поэтому решил посмотреть его, чтобы попытаться выяснить, что случилось. Извини. Он опустил глаза, не в силах смотреть ей в глаза и видеть ее разбитое сердце. Я не винил его, мне самому было трудно смотреть на это, и я мог позволить себе роскошь камеры, находящейся между мной и всеми остальными. Мне почти захотелось отчитать за нее эту счастливицу, когда она вдруг заикнулась. -Я…вовсе нет… — Мисс Саяка! — Внезапно вмешался Така, властно шлепнув ладонями по деревянному подиуму, и я так испугался, что опрокинул бы свой стул, если бы он не был привинчен к земле. -Хотя я и не одобряю вторжение Макото в вашу личную жизнь, я должен спросить, что произошло в вашем DVD! Мондо снова удивил меня, когда он вскочил с раздражением: -Чувак, нам не нужно заходить так далеко. Наэги только что блять сказал, что этот ублюдочный медведь что-то с ней сделал. Строго говоря, я и сам ничего с ними не сделал. Даже когда я подумал, что старая Джунко могла иметь какое-то отношение к их внезапному состоянию, я очень сомневаюсь, что она лично навредит им. Если и было что-то, на что я мог рассчитывать от фетишистки отчаяния, так это то, что она находила вещи более забавными, когда другие совершали ужасные поступки по своей собственной воле, даже больше, если они делают это от отчаяния. Что бы она ни сделала с группой Саяки, она не приложила к этому свои руки. Это не оправдывает её, хотя и не нарушает дух людей, пока они даже не подумают о совершении этих злодеяний, но я просто говорю, что не виноват. Несмотря на это, Хина, казалось, не понимала одной вещи: - Саяка, просто скажи нам, почему ты это сделала. Почему ты пытался это сделать? Зач-ч-чем убивать Леона? Зачем подставлять Макото? Пожалуйста, мы просто хотим понять. Мне не понравился темный взгляд в её глазах. — Что бы это изменило? — Саяка? — Спросил Макото, обеспокоенный не меньше меня тем, что она собирается сделать. Неужели она действительно собирается? — А что ты можешь знать о том, почему я все это сделала? — Я почувствовал, как копье страха сжало мое сердце, потому что тёмный взгляд её глаз только подтвердил это. Она собиралась попытаться убедить их сделать прямо противоположное тому, на что я надеялся. Кёко была единственной, кто ответил на ее вопрос, ее тон был непоколебим, как обычно, но в нем содержался намек на осторожность, которую я нашел интересной. -Это помогло бы лучше понять ваши мотивы для ваших действий, чтобы мы могли сделать непредвзятое голосование. Бьякуя бросил ей издевательский смешок, его суровое лицо ясно выражало его мысли, но, возможно, он не думал, что все были достойны того, чтобы попытаться прочитать его славные мысли, и решил почтить их своими словами. -А какой в этом смысл? Это не изменит того факта, что она предала нас в первую очередь. Кёко едва взглянула на него с любопытством, прежде чем закрыла глаза и сделала небольшой вдох. — Может быть, и так, но это не значит, что мы имеем право судить её, не зная, на чьей она стороне. Если бы мы это сделали, то были бы не лучше Монокумы. — Ну, это просто неуместно. - Заявил я, почувствовав себя искренне оскорбленным. Эта лицемерная линия мысли была, по общему признанию, верна в отношении личности, которую я пытался изобразить, не поймите меня неправильно, но никто из них не знал моей стороны в этом и не судил меня в любом случае. Такие вещи были одной из многих причин, по которым моя вера в человечество в целом была довольно низкой в первую очередь. Такие люди, как Бьякуя, конечно, не помогали делу. -Если ты не собираешься делать ничего важного, то не трать мое время на бессмысленные комментарии. -Ну, тогда ладно.- Пошутил я, прежде чем заставить медведя лечь. — Пожалуй, я просто немного вздремну. Бьякуя, самозваный придурок, затем повернулся, чтобы посмотреть на обвиняемую, его взгляд был тверд, как всегда, когда он смотрел в ее потемневшие глаза. Не в них, это означало бы, что у него было что-то похожее на обычное уважение к другим людям. -Ну, а теперь, если вы хотите поговорить, то сейчас самое время. Саяка, однако, просто покачала головой в ответ, то ли игнорируя, то ли не заботясь о том, что наследник практически заявил свое отвращение глазами, прежде чем заявить. -Как я уже сказал, какой в этом смысл? Я уже совершила свои поступки, было бы бессмысленно говорить, почему я сделала то, что сделала. Давай просто закончим это. Глаза Макото расширились, как и у всех остальных. Она даже не собиралась пытаться оправдать свои действия, черт возьми, она практически умоляла их казнить ее такими темпами. Хотя почему, вот в чем вопрос. Ну и что это может нам дать? Вопрос, который счастливчик пристально посмотрел, чтобы спросить: - Что? Саяка, что ты…? - …Говоришь? — она прервала его, хотя и отказывалась даже смотреть в его сторону. -Я уже говорю это, и для всех будет лучше, если меня казнят. Мондо никак на это не отреагировал, во лбу у него сильно запульсировал кровеносный сосуд, когда он закричал. — Чего блять?! Какого хуя ты несешь эту чушь типа «лучше для всех?!» -Д-да, если мы проголосуем за это, тогда ты будешь… — начала Чихиро, дрожа в своей позе, когда она попыталась и не смогла закончить своё предложение, последствия слишком много для её пацифистского сердца, чтобы принять. Если бы она могла поступить по-своему, я не сомневался, что она предпочла бы прожить всю свою жизнь, не произнося вслух то, что не могла сказать. К сожалению, Токо всегда говорила то, что ей приходило на ум. -…К-казнена. Это слово. Это проклятое слово заставило их всех замереть, несмотря на то, что они слышали его и даже иногда произносили, это был первый раз, когда казалось, что это может случиться с одним из них. Это стало ещё хуже, если учесть, что один из них на самом деле говорил, что они не только поддерживали эту идею, но и были готовы сделать это с ними. Это было уму непостижимо. Саяка судорожно сглотнула, но звук был таким слабым, что я едва не пропустил его. — Это не имеет значения, все, что случилось-моя вина. Я заслуживаю наказания за свои действия. -Н-ну, это правда, — признал Така, но в его голове явно возникали противоречивые мысли, пока он внутренне боролся между тем, что считал правильным, и тем, что считал правильным раньше. -но казнь? То есть… — То, что я заслужила.- Она снова прервала его, закрыв глаза и пытаясь успокоить дыхание. Она лишь частично преуспела в своих усилиях, поскольку, когда она выдохнула, ее дыхание дрогнуло в конце. Я не знаю, кого она пыталась обмануть, но было ясно, что она не собиралась останавливаться в ближайшее время. Она просто не могла вложить в это всё своё сердце, и это только ухудшилось, когда Макото заговорил ещё раз. — Нет! Саяка, ты сказала мне, что мы должны работать вместе, чтобы выбраться отсюда. Если тебя казнят сейчас, то всё, что ты сделала для своей мечты, будет напрасно. Ты же сказала, что бу- Саяка оборвала его слова, но теперь её заикание сопровождалось слезами. -Как я уже сказала, это не имеет значения…больше не имеет. Просто г-голосуйте за мою, блять, казнь. П-потороптесь уже и покончите с этим. Мое сердце рвалось, как и у всех остальных. Было ясно, что она ломается, её решимость колеблется с каждым услышанным и сказанным словом. Даже тупица с отвисшей челюстью видел, какое напряжение она испытывает из-за всего этого. Мне было больно смотреть, как она продолжает пытаться убедить их в худшем исходе, и я не хотел ничего больше, чем остановить это. Но я ничего не мог поделать. Я сказал им, что они должны сами решить её судьбу, а не мою. Я даже не знал, с какой стати она вообще об этом спросила, А без этого знания я был бы еще более слепым, чем крот с повязкой на глазах. Если бы я вмешался в ближайшее время, то всё пошло бы не так. Мне пришлось пока попридержать язык, как бы мне ни было больно это говорить, и надеяться, что кто-нибудь из них сумеет решить эту проблему, и как можно скорее. -Почему ты пытаешься заставить нас проголосовать за твою казнь? Неужели ты так мало думаешь о себе? — Спросила Кёко, и я уже был готов спеть Аллилуйю, потому что практически видел, как крутятся шестеренки в её голове. Без сомнения, она сможет добраться до сути этого, или даже получить один из других, чтобы добраться туда. Если повезет, это может все изменить для нас. К сожалению, Саяка, казалось, немного восстановила свое самообладание из-за того, что была рядом с ней. -Что ты имеешь в виду? Это совсем не то, что я говорю. Я просто говорю вам, что я думаю, что это должно быть сделано. Просто закончите уже этот фарс. -Вот с этим я могу согласиться.- И тут появляется долбаная Селеста, желающая усугубить ситуацию. Я не знаю, было ли это потому, что она просто хотела покончить с этим, как она сказала, или ей просто надоело обсуждать это после того, как прошло уже столько времени. Трудно сказать. — Подожди, подожди. Что-то тут не так! — Вмешался Макото, но прежде чем он успел что-то сказать, Хиро перебил его: -Я бы сказал, что она совершенно другой человек, чем раньше. Н-неужели она одержима каким-то духом? — Ты серьезно? — Ответила Хина, так же ошеломленная, как и я, тем, что он был так невежествен в отношении маски, которую носил идол. Сейчас действительно самое время для этой ерунды? Саяка снова покачала головой, но на этот раз в её голосе прозвучало раздражение. -Нет, ничего такого уж абсурдного. Я просто перестала вести себя так, как будто собираюсь выбраться отсюда. Почему я должна продолжать действовать так, как будто случится невозможное? Мондо без труда суммировал мои мысли, хотя его целью был скорее гнев, чем мое раздражение. — Ёбаный в рот. — Саяка, мне все еще нужно кое-что у тебя спросить.- Заявил Макото, но выражение его лица застало меня врасплох. Это было намного серьезнее, чем я привык видеть от этого травоядного мальчика, но было что-то…не так. Назовите меня сумасшедшим, но я мог бы поклясться, что он выглядел так, как будто у него был сердечный приступ. У него просто было такое выражение лица, которое говорило, что он знал, каков будет ответ на то, что он собирался спросить её, но он отчаянно хотел ошибиться. Я не знаю, заметила ли Саяка то же самое, что и я, она лишь на секунду взглянула в его сторону, прежде чем прервать свой ответ. — Что же это такое? Макото глубоко вздохнул и задал тот самый вопрос, который, как я надеялся, он будет задавать до самого конца. — С самого начала, с тех пор как мы попали сюда…неужели всё, что ты сказала, было ложью? Саяка на мгновение замолчала, поджав губы и нахмурив брови. Я мог бы сказать, что она размышляла о том, как хотела бы ответить, действительно ли она фальсифицировала свои слова или просто немного растянула правду. Нетрудно было догадаться, что она на самом деле манипулировала Макото, и это было правдой, которую упустили бы только те, кто не знал об этом. Но неужели все это было ложью? Все истории, которые она рассказывала ему, слова похвалы, моменты слабости. Неужели она все это подделала? Ну, я не знаю, верила она или нет, но она явно решила, во что хочет верить. -Конечно. Я думал, что ты уже это понял. Макото вздрогнул в ответ на ее резкое замечание, слова, которые он не хотел слышать от неё, практически ударили его по лицу, оставив ошеломленным и обиженным. Он не хотел верить тому, что она говорила, я это видела, но потом она продолжила. -Я сожалею о своих действиях… я действительно сожалею. Но сейчас это не имеет значения. Я больше не хочу иметь с этим ничего общего.- Ледяной взгляд пробежал по её лицу, превращаясь в отвратительную помесь хмурого взгляда и гримасы, когда она впилась кинжалами в несчастного неудачника. -Мы не друзья, и никогда ими не были. Ты был всего лишь средством для достижения цели. Ничего больше. -С-саяка… — пробормотала Чихиро, совершенно шокированная и потрясенная словесной поркой поп-идола, которую она обрушила на несчастного мальчика. Программистка была не единственной, и Хифуми, и Токо замолчали, пораженные словесной желчью, которая была брошена Макото. Така также был поражен случаем шокового молчания, и судя по тому, как его глаза метались между счастливчиком и идолом, казалось, что ему было трудно решить, хочет ли он кричать о её ужасном отношении, или он хотел предложить свою помощь Макото. -Это просто ужасно! Почему ты так говоришь? — Горячо возразила Хина, явно злясь на то, что мальчик, которого она начинала воспринимать как друга, был так жестоко избит кем-то, кому, как ей казалось, она могла бы довериться в качестве еще одного друга. Я не думаю, что она когда-либо чувствовала такое отвращение к другому человеку в своей жизни, настолько темным был ее взгляд для синеволосого подростка. Она была не одинока в этом тоже, Мондо выглядел готовым перепрыгнуть через перила, чтобы ударить ведьму с синими волосами, и только его вера в то, что мужчина никогда не должен бить женщину, удерживала его в страхе. Однако Сакура заставила меня поволноваться, ее сжатый кулак дрожал у нее на боку, готовый вонзиться в чьё-то лицо; и я знаю, что у неё не было бы никаких колебаний по половому признаку. Однако Саяка оставалась непоколебимой в своей решимости, но я видел туманный блеск в её глазах. Она могла только еще долго держаться за этот фарс. Она потратила так много своей жизни, пытаясь стать любимой иконой, которая сделает всех счастливыми, что было ясно, что это действие причиняет ей такую же боль, как и её товарищам. Это был только вопрос времени, когда она сломается под давлением их ненависти, которую она так готовила. И все же она продолжала идти вперед, несмотря на все это. -Потому что это правда, я бы никогда не связалась с этим неудачником, если бы не думала, что у меня тоже есть. Селеста хихикнула, по-видимому, забавляясь таким поворотом событий. — Похоже, что её истинное лицо было открыто, хотя это не удивительно, учитывая все обстоятельства. В конце концов, это не она пыталась превратить комнату Наэги в место преступления. Как и ожидалось, Бьякуя присоединился к шутке «о, такое счастье принизить кого-то» с его видом превосходства и этой самодовольной ухмылкой, что мне захотелось ударить его в челюсть. -Да, это так. Она действительно была хитрой лисицей, чтобы завербовать Макото для своего маленького номера. Какая же она страшная женщина, правда, Макото? Это не могло быть хуже всего. Саяка сорвала мою попытку спасти её неблагодарную жизнь, Макото выглядел так, будто его сейчас стошнит, почти все были готовы просто убить синеволосого придурка за ее действия, а Кёко теперь была чертовски молчалива! Если бы это продолжалось, у меня не было бы ни малейшего шанса спасти эту идиотку. На какую-то долю секунды я снова задумался, зачем вообще мне её спасать. Она явно не собиралась жить сегодняшним днём и пыталась удостовериться в этом своими фальшивыми словами обмана, которыми она, возможно, и не имела в виду. Почему я должен удерживать её от гибели, если она все равно копает себе могилу? Однако, как только эта мысль пришла мне в голову, я тут же её отбросил. Я уже вовлечён в эту катастрофу, необходимо проверить нанесённый ущерб. — Вау… я имею в виду, какой поворот. Слышать такие бессердечные слова от кого-то, кем ты так широко восхищается. - Я начал, пытаясь заставить Майзоно вздрогнуть и пожалеть о том, что она пытается умереть, прежде чем повернуться к Макото. -И сразу после того, как ты сказал все эти приятные вещи о ней. Должно быть, так тяжело слышать такое предательство от кого-то, в кого ты вложил столько веры. Мне было неловко говорить ему об этом, он уже страдал от пощечины от её предательства, это была просто соль на ране. К сожалению, соль является великолепным очистителем. -Конечно, я ничего не знаю об этом, так как, будучи медведем, я никогда не должен был доверять никому, кроме себя, — быстрая шутка, чтобы сбросить напряжение. Теперь, пора добавить слова, которые заставят их думать. -Но, знаешь, это немного странно, насколько радикальным был этот сдвиг. Ну и какое мне до этого дело? Похоже, мне всё же придется кого-то казнить! -Это очень жестоко.- Пробормотала Чихиро, её лицо было влажным от слез, которые текли из глаз, несмотря на все попытки вытереть их. Казалось, что сейчас в воздухе витали миазмы, удушливое чувство, которое удерживало их всех на месте, когда они либо с презрением смотрели на певицу, либо были на грани срыва. Никто из них не был готов иметь дело с такого рода вещами, несмотря на всё их хвастовство и способности, у них не было опыта с такого рода ситуациями, и они отказались от своих основных эмоций в попытке рационализировать бури в своих сердцах. Также у них не было реального опыта, чтобы обосновать это, и это помешало бы им получить непредвзятое голосование. Слава богам, что у них есть кто-то вроде Кёко, чтобы поставить все на правильный путь. — Подожди, тут есть кое-что, что нужно решить. -Ну и что теперь? Разочарование Саяки было довольно интересно видеть после всего, что она говорила до сих пор. Я не мог сдержать улыбку, появившуюся на моем лице, когда поняла, что её разочарование только возрастет, как только детектив начнёт заносить дамоклов меч. Чтобы доказать мои невысказанные слова, Кёко посмотрела прямо в глаза идолу и с полной убежденностью начала систематически прерывать её аргумент. — Саяка… ты лжешь. Вышеупомянутая девушка застыла, её глаза расширились, когда она поняла, что ее трюк вот-вот будет раскрыт. Однако это продолжалось недолго, и, быстро осознав, что все остальные теперь смотрят на неё, она попыталась выстроить непрочную оборону. -Н-нет, что ты! Я его терпеть не могу! К несчастью для нее, хотя Макото еще раз вздрогнул от её резкой речи, Кёко не собиралась отступать. — Я не это имела в виду. Независимо от того, заботишься ли ты о благополучии Макото, ранее ты сказала, что было бы «лучше для всех», если бы тебя казнили…но кого именно ты имела в виду? Нас…или твою группу. В этот момент мне захотелось поцеловать эту прекрасную женщину. Я также хотел ударить себя, а также Саяку за то, что эта ситуация стала такой чертовски раздражающей! Это была проблема, которая возникает из-за таких радикальных изменений в статус-кво, вы получаете все виды проблем. Когда я делал свою альтернативу «времени наказания», я делал это с мыслью о риске и вознаграждении в виду. Мысль была в том, что поскольку никто не собирается успешно убивать другого, то, возможно, они не будут пытаться казнить друг друга. Если им повезет, они смогут объединиться вокруг этого опыта и стать сильнее после травматического переживания. К сожалению, я забыл, что у людей есть один общий фактор. Чем больше вы знаете людей, тем сильнее они будут удивлять вас. В основном своей тупизной. Но в данном случае было удивительно, как Саяка пыталась спасти кого-то, даже своих бывших коллег по группе. У меня всегда было впечатление, что она ухватилась бы за возможность спасти свою собственную жизнь ценой своего соучастника. Именно так она манипулировала Макото всё время, пока они были вместе, постоянно осыпая его похвалами и в то же время делая вид, что она его самый близкий друг в этой школе. Она всё время наклонялась к его носу, как щенок, которому говорят, что они едут кататься, не зная о планах, которые она готовила. Он просто не замечал ничего плохого в её действиях, пока не стало слишком поздно, настолько наивный к её действиям, что иногда было неловко смотреть. Теперь, когда я закончила свою маленькую внутреннюю тираду, Кёко продолжила: -Вспомни, что сказал Монокума: «Если вы решите, что она должна быть казнена, с помощью белого флага, так этому и быть… или же она может отказаться от «Моно-Лайфлайн». Я видел понимание в глазах других подростков, очевидно, кроме Хиро. Держа руку на подбородке, Хифуми был единственным, кто высказал свои собственные интерпретации. — Хм, кажется, я вижу связь. Вы хотите сказать, что она играет роль жертвенного агнца, чтобы умилостивить нашего похитителя в обмен на жизнь её группы. Классический маневр. Хотя я не уверен, что это практический план в этих обстоятельствах. Однако больше всего от этого был сбит с толку Макото. — Саяка, ты пытаешься заставить нас казнить тебя, чтобы спасти свою группу? - Все эти оскорбления, язвительные замечания, все это было сделано для того, чтобы она могла спасти своих товарищей. В каком-то смысле он мог понять, что мысль о потере любимого человека может сделать с тобой то, чего ты никогда не ожидал. Если бы он не чувствовал необходимости помочь ей, то не мог бы с уверенностью сказать, сделал бы он то же самое или нет. Оглядевшись вокруг, я понял, что он был не единственным, кто мог думать о таких вещах. Сакура, Така, Хифуми и даже Чихиро смотрели на них с разной степенью смятения на лицах, начиная от ярости до ужаса, когда они думали о том, чтобы оказаться в такой же ситуации. Мондо и Хина смотрели на идола со смешанным чувством раскаяния во взгляде, как будто не были уверены, что их резкие слова к ней ранее были чем-то, за что они должны извиниться, и если они все еще должны быть расстроены тем, что она сделала. Это была проблема, о которой им придется позаботиться позже. Единственными, кто смотрел на неё со злобой или другими тёмными эмоциями, были Бьякуя, Селеста и Токо. Отчасти я мог это понять. Бьякуя всегда был безжалостным с самого начала и не будет иметь никакого сочувствия к тому, кто совершил то, что он, вероятно, думал, что было преступлением против него. Возможно, она и не была направлена прямо на него, но её действия всё ещё могли привести к его смерти, и у него не было времени ни на что подобное. Теперь, когда у неё были свои причины для её действий, он больше не находил эту ситуацию интересной, и поэтому у него больше не было причин притворяться, что это не так. Селеста, при всех её недостатках, была игроком, который не любил рисковать или ставить на других, если не было никакой гарантии. Да и сама она была не из тех, кто способна понять мысль о самопожертвовании, заботясь о себе. Она была не из тех девушек, которые легко прощают или забывают неудачи, и презирала многое из того, что Саяка делала до сих пор. Насколько я мог судить, то, что случилось с поп-звездой, не было тем, из-за чего игрок потеряет сон. Насчёт Токо, я знал, что она не будет счастлива в любом случае. Из-за своего ужасного воспитания она уже была невысокого мнения о ком-либо и обо всех. Видя, что Саяка пытается сделать, было вполне естественно, что писательница теперь будет ненавидеть её до глубины души и не захочет иметь ничего общего с ней. Леон все еще был фактором, полностью молчал и смотрел вниз с тех пор, как они закончили голосование. Я уже начал беспокоиться за него. Во-первых, это было так необычно-видеть его таким прямолинейным, с таким неистовым выражением лица, что вы не могли не заметить его. Но сейчас он был молчалив, как могила. Это было очень тревожно. Саяка выглядела так, как будто у неё розацеа, ёе глаза были дикими и расфокусированными, когда она пыталась отрицать заявления Кёко о её действиях. — Н-не смеши! Она могла бы продолжать там, если бы я не решил, что с меня хватит. Если разрушение того, что осталось от её духа, было тем, что нужно, чтобы спасти её, то так тому и быть. -Да, не смеши. Любой, кто действительно смотрел видео до конца, знал бы, что вы можете спасти только одного, а не всех сразу. Глаза Саяки не могли быть шире, а лицо-бледнее. — ЧТО?! -Я имею в виду, насколько это было бы несправедливо? У некоторых из вас есть, например, небольшая армия людей, которую вы могли бы использовать, чтобы спасти себя, в то время как у остальных есть крошечное количество, которое едва ли может заполнить столовую. Нет, это было бы откровенным жульничеством позволить спасти вам больше 1 человека. -Так ты говоришь? — Спросила Саяка, задыхаясь, её здоровая рука сжимала ткань, которую она держала перед своим сердцем. Она отрицательно покачала головой, отчаянно цепляясь за последнюю часть своей надежды, что это была ложь, жестокая ложь, которую она слышала. Что её усилия не были напрасными, что она не пыталась сжечь свои мосты напрасно. -У меня не было намерения чтить эти желания, независимо от того, насколько правдивы они были, так что ваша попытка спасти группу… бессмысленна. -Я…я. - Если бы она уже не сидела в инвалидном кресле, я думаю, что она упала бы на колени. Я практически видел, как метафорическое стекло её души разлетелось на мелкие осколки по всей земле. Я произвёл последний выстрел, которым она попыталась оправдать себя в собственных глазах, и раздавил его своей пяткой, как насекомое. В её глазах ничего не осталось от света, только кажущаяся бесконечной бездна отчаяния поглотила её душу, оставив после себя лишь разбитую скорлупу. Я эмоционально разрушил её. Но хуже всего были слезы. Большие, выпуклые капли солёной воды начали вытекать из боков её глаз, оставляя следы на всём пути вниз по щекам и подбородку, прежде чем они упали на колени, разбрызгивая всё вокруг при ударе только для того, чтобы другая слеза пришла сразу после неё и разделила судьбу своих предшественников. На её лице не было видно никаких эмоций и если бы она не моргала каждый раз, я бы подумал, что она умерла там. Я чувствовал себя… подавленным. Я разрушил самые основы её разума, чтобы спасти ей жизнь. Стоило ли оно того в конце концов? Я не знаю. Така неуверенно произнёс. — П-подожди. Разве ты не говорил, что мы могли бы спасти их, ес- — Спасти? — Я прервал его, — О, нет, нет, нет, нет. Обратите внимание, сказал я, отказаться, добровольное прекращение удержания. Я никогда не говорил, что отпущу их. Это просто означает, что они не умрут вместе с тобой. -Ах ты сукин сын! - Мондо очень красноречиво суммировал коллективные мысли подростков обо мне, а затем крик Хины: -Это нечестно! Ты надул вас! — Ну конечно же! — Сказала я с садистским ликованием в голосе, маскируя тёмные чувства, бурлящие в моём сердце. — А теперь перестаньте просить меня объяснить вам всё, у вас почти не осталось времени. Бьякуя продолжил то, что я сказал, но было очень большое чувство нежелания. -Как ни противно мне соглашаться, он прав. Было бы лучше, если бы мы закончили решать это сейчас.- Затем, к моему удивлению, он повернулся к слушателям и сказал: -Учитывая сказанное, я лично считаю, что мы должны проголосовать за её изоляцию, как за наше надлежащее средство защиты от её действий. — Подожди, серьёзно? — Спросил я, высоко подняв бровь. -Разве не ты был тем, кто стремился к тому, чтобы её казнили? Он усмехнулся, как будто его оскорбили. -Не будь таким самонадеянным. Я никогда прямо не заявлял, что надо её казнить, я просто заявил, что мы должны закончить этот фарс и решить, что с ней делать. Это Саяка, и только она говорила, что мы должны казнить её. Я был…довольно ошеломлён этим. При всём его отношении к идее совместной работы, я думаю, что он был бы гораздо более благосклонен к идее исполнения. Хина тогда убила мое изумление, только заявив: -Бьякуя… Я ненавижу это клише. Произносить имя человека, но не продолжать свои слова. -Не делайте никаких предположений относительно моих действий. У меня просто нет желания доставлять ему удовольствие казнить одного из нас. Именно поэтому я предлагаю проголосовать за то, чтобы ей было предоставлено то же самое лечение, о котором вы упоминали ранее, а не прибегать к вашим услугам.- Он Оджодере. Я говорю это сейчас, это единственное, что имеет смысл. Он настаивает на том, чтобы люди уважали его и доказывали, что он выше их. Он думает, что его семья будет править миром через слова судьбы. Он чистая Оджодере. — Х-хотя меня и беспокоят последствия, я должен согласиться с Бьякуей! — Така на мгновение закрыл глаза, но они тут же распахнулись снова, когда он заявил о своем согласии драматически указующим пальцем. — Мисс Саяка должна продолжать жить и думать о своих поступках! Мондо, с другой стороны, казалось, не был согласен. — Я не знаю чувак. Это действительно хорошая идея? -Что ты такое говоришь? — Спросила Сакура в ответ, её напряженный пристальный взгляд сосредоточился прямо на байкере. К его чести, он только слегка вздрогнул, до такой степени, что я бы пропустил это, если бы моргнул. -Я… я вовсе не хочу, чтобы её казнили или что-то в этом роде, — сказал он, прежде чем почесать затылок. -Я не уверен в необходимости её заточения. Я имею в виду, многие из моей банды и я были в колонии, и, это не то что показывают в фильмах. Я боюсь, что ей станет только хуже, если она застрянет в своей комнате одна слишком долго. Селеста в ответ приподняла тонкую бровь, заинтригованная его заявлением. — Интересное прозрение пришло именно от тебя. И что же, скажите на милость, вы предлагаете? — Черт возьми, я даже не знаю, — сказал Мондо, засунув руки в карманы. -Может быть, нам нужно, чтобы кто-то просто следовал за ней, пока мы не будем уверены, что можем доверять ей снова или что-то ещё. Я взглянул на часы и сделал вдох. -Время почти вышло. Ради бога, ребята, прекратите говорить о том, что вы собираетесь делать и решите, за что вы будете голосовать! Они все съёжились от этого, они ненавидели то, что это было то, что должно было прийти. Но это было необходимо сделать. Удивительно, но Хиро заговорил с беспокойством: -О, да, так что… я собираюсь выбрать черный флаг. Это застало всех врасплох, особенно меня. Какого черта он это делает? Токо вышла на сцену с выражением отвращения на лице и осуждающим пальцем, указывающим на него с обвинением. -Ч-что? А почему вы выбрали именно этот флаг? У тебя есть какой-то и-извращенный план для неё, ты о-отвратительный бродяга? — Эй! Я не бродяга! — он отреагировал на её грубое замечание, но потом успокоился. -И, ну, я всё ещё не получил своего объяснения, почему она ударила меня ножом. Так что, я хотел бы услышать правду, прежде чем она умрет. -Это холодно.- Заявила саркастически Хина. Однако мне было наплевать на его доводы, по крайней мере, это было в мою пользу. — Как бы то ни было, это один голос. Кто-нибудь ещё? Может быть, Чихиро. Чихиро был застигнут врасплох внезапным включением в этот разговор. — А?! -До сих пор ты вела себя ужасно тихо, как ты думаешь? — Ответил я, мой тон был спокойным, хотя и безразличным, несмотря на моё бешеное сердцебиение. Надеюсь, все пройдет хорошо -Я… я… — заикаясь, пробормотала программистка, не привыкшая, чтобы её ставили в такое положение. Это было нервирующе для неё, я знал это, но мне нужно было быстро продвигаться вперед. Мондо быстро встал на её защиту, и его громкий голос поразил некоторых присутствующих своей интенсивностью. — Эй ты, кусок дерьма! Хватит к ней лезть! Чихиро, казалось, вырвалась из своего беспокойства, хотя, так что я не собирался комментировать это. -Я… я не хочу голосовать. Я не могу выбрать ни то, ни другое, они оба просто… ужасны. Если мы не накажем её, это сделает Монокума…но я не могу этого сделать, это будет то же самое, что причинить ей боль самим. Мне очень жаль, но я…я… Оттуда за дело взялся Хифуми, выглядевший таким же нервным, как и она, его большие руки сжимали галстук, когда он бессмысленно поправлял его. -Я…я должен согласиться. Это слишком сложно для меня прямо сейчас. Я действительно хочу оказать свою помощь…но, я просто не уверен, что делать. Я мог бы посочувствовать им в их решении. По их мнению, это было так, как будто они сами были теми, кто могли навредить ей, если бы они проголосовали так или иначе. Они знали, чем рискуют, не голосуя, но не могли смириться с тем, что им придется сделать. Токо заняла позицию, сердито провозгласив: -Н-ну, я знаю, что я в-выбираю. Я н-не верю, что она не п-попробует что-нибудь ещё в будущем. Это было удивительно, я никогда не воспринимал её как человека, который так сильно… кого я обманываю? Она бы точно сделала это сейчас. Хина была единственной, кто прокомментировал это. -Ты говоришь ужасные вещи! Неужели ты не видишь, что она уже достаточно настрадалась? -З-заткнись! Я просто думаю о своем собственном с-выживании здесь. К-Кроме того, откуда нам знать, что это не к-какой-то трюк? Она уже однажды предала нас, ч-что помешает ей сделать это снова? — Честно говоря, она не ошиблась. -Н-ну…эм… — Аои изо всех сил пытался противостоять этому. Токо была довольна этим. — Видишь, т-ты не можешь сказать наверняка. Твоя голова так же пуста, как и твои аргументы. На Хину это не произвело никакого впечатления. — Эй! Сакура заговорила следующей, -Несмотря ни на что, это не имеет значения. К её действиям нельзя относиться легкомысленно… Да, я постараюсь сделать так, чтобы она это поняла. -Так ты говоришь…? — Спросил я, просто желая быть абсолютно уверенным. — Несмотря на мои собственные опасения, я считаю, что будет лучше, если я откажусь от пути капитуляции и приму чёрный флаг. Я надеюсь, что придёт время, когда Майзоно преодолеет это испытание. Затем вмешалась Хина: — Да, я согласна с Сакурой по этому вопросу. Я не хочу наказывать ее, но я не могу просто отпустить это. Мне очень жаль, но это то, что я думаю. Это приятно слышать. Куда идёт Сакура, туда же идёт и Хина. Так это и будет. Ну, это было почти все. Все, что оставалось, -это заполучить игрока, звезду и детектива. Я уже знал, что Макото, скорее всего, не будет голосовать, или если он это сделает, то это будет чёрный голос, чтобы спасти ее жизнь, и Киоко, вероятно, сделает то же самое. Я не был слишком уверен на Селесте, её маска была одета не ней прямо сейчас, поэтому трудно было догадаться, куда она пойдет, но я уверен, что она выберет белый. Назовите это интуицией, если уж на то пошло. Все, что оставалось, — это выслушать мысли Леона по этому поводу. -А как насчет вас, мистер бейсболист? Что ты хочешь сказать? Леон молчал. Тихо, как в вакууме. Я не мог не волноваться, что он попытается саботировать все это дело. Но потом он начал говорить. И то, что он сказал, то, что он сказал, потрясло меня до глубины души, по крайней мере на какое-то время. -Я… я думаю, что все это чертовски глупо. Наказывать её… Казнить её…? Какого хрена мы сами решаем этот вопрос! Мы же не какие-то присяжные, судьи и гребаные палачи! Это… это несправедливое судебное разбирательство, в нём нет ничего справедливого! Я была поражен, как будто в его глазах снова вспыхнула искра, пылающая страсть, которая проложит путь через это отчаяние, которое я готовил для них. Оглядевшись вокруг, я заметил, что некоторые из присутствующих подняли головы при этом замечании. То ли смущенные, то ли нет, но некоторые из них выглядели несколько иначе. Я не был уверен, была ли это надежда или нет, но они не выглядели такими потерянными, как некоторое время назад. Макото, о котором я беспокоился больше всего, похоже, тоже немного пришел в себя, кивнув в знак согласия с тем, что говорил Леон. Остальные выглядели далеко не так взволнованно, но они справятся теперь, когда кто-то начал их путь к выздоровлению. Затем я посмотрел на Саяку, и мне стало грустно, но я надеялся. Она не переставала плакать, и я беспокоился, что она будет сильно обезвожена после всего этого, но это было ослаблено в количественном отношении. Но что еще более важно, ее глаза вновь обрели часть своего света. Это было немного, и у меня были сомнения, что он когда-нибудь полностью восстановит истинное тепло, которое он когда-то держал, но я был уверен, что она сможет оправиться от этого с помощью Макото, Леона и других. — А? — Спросила Селеста, её маленькая улыбка наконец-то появилась после того, как она отсутствовала так долго на суде. -Ну, это сюрприз, исходящий от тебя. Разве не она пыталась убить с самого начала? Я бы предположила, что ты был бы вне себя от радости, увидев, что она получила свое возмездие. Леон вздрогнул, и я могла догадаться почему. Возможно, в тот или иной момент такие мысли и приходили ему в голову. -М-может быть и так, но смерть никогда не должна быть вариантом! Ты же ничем не отличаешься! Любой из нас мог бы начать эту глупую так называемую «игру»! Я думаю, что мы должны оставить ее в живых, хотя бы для того, чтобы она могла получить реальный суд, когда мы выберемся отсюда. — Если ты выберешься отсюда.- Язвительно заметил я, вызвав его гнев. — ПОШЁЛ НАХУЙ! Ха! Он хотел бы, чтобы я…конечно, я тоже так думаю. Я больше не хотел этого делать. Я почти убил кого-то, и теперь есть шанс, что я их точно убью. Они могут говорить, что хотят, пока жребий не будет брошен, ибо нет окончательного ответа на то, какой будет её судьба. Я не хотел рисковать, но я уже приготовил себе постель, пора было лечь в неё. — Как бы то ни было, ваше время истекло! Пожалуйста, выберете предложенный вами флаг и выберите судьбу для Саяки Майзоно! С этими словами они все снова замолчали. Каждый из них поднял свои два флага размером с зубочистку, некоторые более нерешительно, чем другие, некоторые более смелые. После того, как они держали свои флаги, они на мгновение остановились, чтобы посмотреть друг на друга с осторожностью. Они практически могли видеть их мысли, написанные на их лицах. Кто за что будет голосовать? Что будет с Саякой или с ними, если уж на то пошло. Останутся ли они верны тому, что сказали ранее, или же изменят своё мнение под давлением сверстников? Кто из них рискнул бы всем этим, чтобы быть исключенным из этого как нейтральный? А как насчет тех, кто голосует за капитуляцию или наказание? Когда все это закончится, что будет с их продолжением совместной жизни здесь, если они даже выживут? Никто не мог ответить на эти вопросы, независимо от того, как много они изучали друг друга для секретов, скрытых в каждом разуме здесь. Почти все они закрыли глаза, то ли из уважения…то ли из страха перед тем, каким будет голосование. Именно по моему счету они подняли свои флаги, взяв на себя обязательство принять решение. Некоторые из них вздрогнули, испугавшись, что сделали неверный выбор, когда услышали мои подсчеты, ни одно упоминание о том был ли победитель или нет. Ни малейшего намека на то, кто победил, они не знали и не хотели видеть. Наконец, когда напряжение достигло высшей точки, я велел им открыть глаза и посмотреть, за что проголосовали все остальные. Большинство из них, если не все, колебались, не желая знать, приговорили ли они кого-нибудь к смерти, но в конце концов они открыли глаза, чтобы посмотреть, какова судьба их товарища.