I'm who now?/Кто я теперь?

Делать было нечего. Это была мысль молодой девушки, когда она оглядывала свою комнату, как ей казалось, в миллионный раз, её глаза расфокусировались, когда она увидела то же самое, что и весь её мир. От простого обеденного стола на четыре персоны, на котором она сейчас лежала, до странной маленькой картины в рамке на белых стенах с видом Земли и Луны. От неоправданно массивного 72-х дюймового плоского телевизора, находящегося в небольшой части одной из стен, до шкафа рядом с ним, украшенного единственным цветочным кустом в горшке. Затем её взгляд переместился на большое скользящее стекло, которое должно было привести к балкону, но в конце концов она отвернулась, когда свет заходящего солнца ударил ей в глаза и заставил задуматься, не стоит ли закрыть зеленые шторы. Повернув голову, чтобы посмотреть вверх с того места, где она лежала, она увидела красное дерево дискового шкафа, в котором не было ничего, кроме нескольких маленьких тарелок на верхней полке, остальные были такими же прискорбно пустыми и скучными, как и тогда, когда она впервые приехала сюда, а рядом с ним была простая мини-кухня, где можно было готовить еду, если бы не её обстоятельства. На мгновение она задумалась о кухне маленькой квартирки с её простым дизайном, маленькой двухконфорочной плитой и духовкой, которая не имела ожогов от использования, холодильником, полным бутылок с водой, и рядом с ней набором шкафчиков с микроволновой печью, вставленной примерно по пояс, которая показывала, что никакие номера никогда не были подключены. Все это было заблокировано по большей части небольшой подачей и подготовительной зоной, которая выходила из стены и пола, чтобы создать небольшую блокаду в случаи пожара, где вспыхнет огонь. Жаль, что печь не была подключена, и что у неё не было мышц, необходимых для перемещения плиты, чтобы подключить их, иначе у неё мог бы быть шанс их использовать. Рядом со всем этим были две большие белые двери, которые она оставила закрытыми на данный момент, которые вели и в небольшую прачечную, и в комнату для хранения обуви, и в то, что было бы выходом в эту довольно большую квартиру, если бы не тот факт, что она была укреплена и переоборудована в непримиримую блокаду, удерживающую её здесь. Даже почтовый ящик был запечатан. Кроме того, в стене рядом с дверью, ведущей в большую личную спальню, было свободное место, но сейчас она находилась не там, поэтому ей не хотелось об этом думать. Её зеленые глаза приняли всё это без единой мысли, скука доминировала в её уме и заставляла чувствовать себя вялой и беззаботной. Но что ещё ей оставалось делать? Она смотрела в большое окно из пуленепробиваемого стекла и железных прутьев, которое вело на балкон, откуда она едва могла видеть людей, блаженно не знающих о её существовании и тяжелом положении. Нет, это просто заставит её чувствовать себя ещё более подавленной, чем сейчас. Может быть, просмотр одного из двух журналов, которые она перечитывала так много раз теперь, что она, вероятно, могла бы сказать вам по памяти каждую строчку из каждого объявления повсюду. Чёрт возьми, если бы она хоть немного верила в свой талант рисовальщицы, а также в карандаш и бумагу, то могла бы даже нарисовать эти картины. Но нет. Даже если бы у неё была бумага, она не стала бы тратить её на это. Нет, она бы попыталась каким-то образом подать сигнал о помощи, может быть, просунуть бумагу через швы в стеклянном дверном проёме и надеяться, что ветер сможет донести её до кого-то, кто сможет прийти и помочь ей. Кто же тогда мог спасти её от этой тюрьмы? Она знала, что этот план был глупым. Мало того, что у неё совсем не было бумаги для отправки, даже если бы она могла очистить бетонные перила, она даже не знала, где находится. Всё, что она могла предположить из контекстных подсказок, это то, что эта квартира, превращённая в камеру, была по крайней мере на несколько этажей выше земли, и это было довольно много. Не имея ни малейшего представления о том, что это за адрес, не говоря уже о номере квартиры или этажа, она никак не могла позвать на помощь. Это оставило её в таком состоянии. Она безумно скучала, ожидая чего-то, что никогда не произойдет, лениво развалившись на разных предметах мебели, как ленивая кошка, когда она не выполняла свой ритуал стучать в дверь, требуя выйти. Ритуал, как будто она на самом деле вкладывала всё своё сердце в это больше. По правде говоря, она уже давно потеряла надежду на то, что кто-то придёт и спасёт её или что она сама сможет убежать. Это невозможно. Почему это случилось именно с ней? Почему её держат здесь в плену? Она ведь не сделала ничего плохого…правда? Она хотела это знать, но поскольку её единственным взаимодействием с похитителями были подносы с едой, которые проталкивались в комнату через щель в стене у двери, и когда она протолкнула этот поднос обратно после того, как съела то, что на нём было, она знала, что не получит никакой информации из уст в уста. По крайней мере, еда была хорошей, даже если она намеренно ныла о выборе кухни, это было мелочно. Но это не значит, что она полностью сдалась. В противном случае она не стала бы вставать и переодеваться каждый день, или даже выполнять свои ежедневные акты неповиновения. Хотя это вовсе не означало, что ей должно нравиться то, что она носит. Даже сейчас она время от времени возилась с формой Академии для девочек Сент-Томоэ, которую ей выдали, — Школьная форма представляла собой белую блузку, красный галстук, бирюзовый воротничок и юбка. Там был даже школьный герб на нижней правой части задней части воротника, галстука, кармана рубашки и наружных сторон носков, которые были единственной причиной, по которой она знала, откуда эта одежда. Тем не менее, было очевидно, что тот, кто получил этот наряд для неё, явно не имел представления о её размерах, так как все это было, по крайней мере, на один размер меньше. Чёрт возьми, юбка едва прикрывала её важные части, когда она поднялась примерно на дюйм, а сама блузка была плотно прижата к груди, что затрудняло быстрое движение её рук и туловища. Честно говоря, она подумала, что выглядит словно в манге, которые она любила читать, чем на первокурсницу. Но как бы она ни ворчала по этому поводу, это был единственный вид дневной одежды, который ей давали. По крайней мере, это лучше чем ничего и даже при том, что она была немного расстроена, она должна была признать, что привыкла носить его. И всё же ей по-прежнему нечего было делать. Ничто её не возбуждало, ничто не развлекало, ничто… Ну, теперь это было уже не совсем так. Её глаза снова обратились к огромному телевизору, но на этот раз она сосредоточилась на маленьком пульте дистанционного управления, стоящем перед экраном. Он лежал на одном из подносов, которые ей подали во время утренней трапезы чуть больше недели назад. Она предположила, что это было для телевизора, и когда она попробовала его, она в то время была в восторге, когда это оказалось правильным. Наконец-то у неё было что-то, что она могла наблюдать, что-то, что поддерживало её. Может быть, она могла бы посмотреть из своих любимых аниме, которые она пропустила, или поймать несколько повторов одной из других программ, которые она пропустила. Чёрт возьми, в этот момент она была бы готова смотреть скучный новостной канал, если бы это означало, что у неё есть что-то, что даст ей мотивацию вставать утром. Но всё это умерло в течение нескольких коротких минут после включения и узнав, что единственная вещь, которая была включена, это действительно дерьмовое реалити-шоу о людях, запертых в школе. Поначалу это выглядело не так уж плохо, но вскоре стало рутиной смотреть, когда выяснилось, что всё это было в прямом эфире всё время, и что все это было снято через то, что должно было быть подпёрто камерами в высоком углу только с одним на комнату. Чтобы сделать всё более раздражающим, это было буквально на каждом канале, даже те, которые, как она знала, должны были быть зарезервированы для таких вещей, как новости. Итак, она выключила его и с тех пор не удосужилась включить снова. В конце концов, если там нет ничего, что стоит смотреть, тогда зачем беспокоиться. И вот он, нежеланный телевизор, у которого было только одно шоу, и его предназначение- собирать пыль. Однако, возможно, это было потому, что ей было любопытно, или, возможно, ей было просто чертовски скучно, она поймала себя на том, что хочет попробовать ещё раз. Если повезет, может быть, там будет что-то действительно стоит посмотреть на экране. Именно с этой мыслью она в конце концов скатилась со стола на яркий зеленый ковер под столом и четыре стула рядом с ним. Выпрямившись, она подошла к пульту, взяла его и, нащупав кнопку питания, включила телевизор и снова уселась на стол, наблюдая за происходящим. К сожалению, как она и думала, это было то же самое раздражение, которое она видела раньше. на этот раз он стоял на чем-то вроде библиотеки, но на этот раз там было только два человека. Одна из них была похожа на молодого человека, вероятно, на пару лет старше её, в этом белом наряде, который она считала похожим на что-то вроде дисциплинарного ученика с короткими черными колючими волосами и красными глазами, разговаривающего с кем-то, кто выглядел устрашающе похоже на модель на обложке её журнала; но это было невозможно, так как эта девушка взяла себе за правило никогда не сниматься. Она должна была знать, что в том же журнале была целая страница с изображением вмешательства с частью, заявленной как таковая. Они даже дали этой девушке костыль, чтобы она выглядела сочувственно. Это должен был быть просто очень хороший актер, который одевался как она, она была довольно популярна в конце концов. Честно говоря, то, что индустрия развлечений будет делать, чтобы привлечь внимание и популярность. Но это не остановило ее от наблюдения. Даже с очевидным захватом внимания со стороны девушки, это не убирало от того факта, что ей было просто чертовски скучно, что даже это было бы лучше, чем ничего вообще. Но всё равно это было довольно скучно. Было ясно, что она ухитрилась подойти ближе к концу разговора, так что она мгновенно растерялась. И так как она никогда не смотрела много из этого раньше, у неё даже не было контекста, необходимого, чтобы вложить их слова в любую форму понимания. Затем красноглазый чувак ушёл, и она вздохнула, готовая выключить телевизор, так как не чувствовала, что там может быть что-то важное, чтобы увидеть. Но затем раздался голос, который заставил её остановиться. Это был голос мальчика. Знакомый мальчишеский голос. Очень знакомый мальчишеский голос. А потом мальчик бросился в поле зрения камеры, когда девочка упала, и у нее перехватило дыхание. Этого не может быть. Но…но похоже на то. Он выглядел так же, как… как он. Но… Но ведь этого не может быть… верно? Он… он должен был быть в убежище. Он должен был быть в безопасности, так почему же он… почему её брат на телевидении? Её глаза, которые до этого были открыты лишь наполовину, широко раскрылись от ужаса и смятения. Раздался глухой стук с земли, когда пульт выпал из её рук, когда её руки дрожали, но это было совершенно незаметно для неё, поскольку её глаза оставались приклеенными к экрану, и на мальчика с каштановыми волосами и ахоге, который помогал модели встать. Это… это не может быть он…верно? Это был просто… ещё один актёр… верно? Это должно было быть…потому что если бы это было не так… тогда это было бы… Такие мысли кружились в её голове, кружились и кружились снова и снова в бесконечном водовороте замешательства и сомнения. И чем дольше она смотрела, тем больше он становился. Даже думая, что она была заключена в тюрьму так долго, она узнала бы этот голос где угодно, это лицо, даже эту дурацкую куртку, что это все усложнило и запутало ее мысли. Каждый раз, когда он говорил, хотя слова проходили прямо через пространство между её ушами без какого-либо сопротивления, знакомый голос делал всё труднее и труднее цепляться за веру, что это был просто актер на каком-то задании где-то. Она даже не обратила внимания на шутку, которую другой человек рассказывал мальчику, не сводя с него глаз. Она даже не чувствовала времени, когда оно проходило мимо неё, так сосредоточенно она смотрела на экран. А потом он произнес её имя. Её имя. Этот человек знал её имя. Этот человек, который был на экране и выглядел, звучал и действовал точно так же, как её брат, знал её имя. Это было сюрреалистично, и у неё закружилась голова, всё внутри скрутилось так, что она была уверена, что это невозможно, а горло стало суше, чем песок пустыни. И эти симптомы только усугублялись, когда мальчик продолжал говорить о родителях, своих родителях. Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз думала о них, затерявшись в этом сумасшедшем мире, задаваясь вопросом, где она и её брат были. Неужели они всё ещё ищут их? Где они? Она этого не знала. Её внимание привлекло ощущение влаги на щеке, и она рассеянно попыталась вытереть её, но это ощущение не проходило. А потом она начала чувствовать и с другой стороны, так что она попыталась стереть и это тоже. Но это просто продолжало возвращаться. Именно тогда она поняла, что плачет. В тот момент, когда в её голове что-то щелкнуло, это было похоже на взрыв шлюзов. Все больше и больше солёных слез текло по её лицу, не обращая внимания на то, что она требовала прекратить. Как затопленная плотина, она не могла остановить прилив. Её переполняли воспоминания о пропавших родителях и обо всём хорошем времени, которое они провели вместе. Они были похожи на то, как мать смеялась с ней и над выходками брата, как отец разрешал ей кататься на своём плече, когда она была маленькой, как они все вместе играли и плакали. Так много счастливых воспоминаний, времён, которые они могли бы никогда не иметь шанса иметь снова. -Если честно, она вообще-то немного ведёт себя как ребёнок.- А потом она услышала, как он говорит о ней, и её слезы высохли. Её взгляд стал непроницаемым, а бровь начала подёргиваться. Но ещё больше она разозлилась, когда светловолосая женщина начал громко смеяться. Эй, зачем такое говорить о своей сестре? Но по мере того, как разговор продолжался, раздражение исчезло, когда она услышала, как он продолжает и говорит о чем-то, что, честно говоря, заставило её немного покраснеть от смущения. Она только хотела немного подшутить над ним, когда узнала, что он был принят в школу, из которой, казалось, были сделаны мечты. Просто внутренняя шутка, которую она сказала, знаете? Она, конечно же, не собиралась так поступать, как он утверждал, но это заставило её чувствовать себя так хорошо внутри, чтобы услышать такие приятные слова от своего брата. Это не означало, что он никогда раньше не говорил ничего хорошего, но обычно это было не то, что он хотел сделать. В основном он говорил о семейных прогулках или сложных моментах, а не разговаривая с незнакомыми людьми в прямом эфире. Сама эта мысль заставила её покраснеть от смущения. Но затем он сказал, что она дала ему надежду и что…что заставило её почувствовать яркое тепло в груди, начиная от сердца и быстро циркулируя по груди, прежде чем перейти к рукам, шее, ногам и лицу. Она… она никогда не знала, что он так много думает о ней. То, что она вызвала у него такое чувство, заставило её задрожать всем телом. Черт бы его побрал за то, что он так хорошо отзывался о ней по телевизору! Однако некоторые из них были смягчены чувством вины и негодования. Это должен был быть частный момент между двумя людьми, говорящими о чем-то, что их волнует, а не о чем-то, что можно посмотреть по телевизору. И что ещё хуже, здесь она подслушивала разговор собственного брата, как какой-то жалкий подслушиватель. Это заставило её чувствовать себя так ужасно, видя такой момент, который должен был быть оставлен за закрытыми дверями, что она просто выключила телевизор тогда и там. Но как только она собралась взять пульт, чтобы сделать это, белокурая девушка задала мальчику вопрос, от которого у неё задрожал позвоночник и кровь отхлынула от лица. Когда её глаза вернулись к экрану и разговор продолжился, это чувство только усилилось. Её брат… чуть не умер? Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти эту девушку? Девушка, которая затем утверждала, что она была груба с ним в некотором роде, была ли её жизнь поставлена в такое положение, что он должен был сделать всё возможное, чтобы вырвать её из объятий смерти? Так вот откуда взялась её рана? И это было вызвано чем-то под названием «Монокума?» Что…? Что же она упустила из виду?! В какое безумие был вовлечён её брат?! Вскоре этот страх начал уступать место разочарованию, когда он сказал девушке, что сделал это, потому что они были друзьями. Судя по тому, что она только что услышала, они определенно не были друзьями, и всё же он рисковал своей жизнью, чтобы спасти её? Даже зная о риске, он всё равно пошел на него? Честно говоря, если бы не их обстоятельства, мешающие этому, она бы пошла прямо туда и дала ему по мозгам за его безрассудство. Она винила в этом его школу и всех его так называемых друзей, кем бы они ни были. До сих пор он никогда не был таким опрометчивым и безответственным, а особенно после того случая, когда они расстались. Это должно было быть дурное влияние в его жизни, это была единственная мысль, которая имела смысл для неё. Но на этот раз она не знала наверняка, потому что после его, по общему признанию, вдохновляющей речи белокурая девушка одарила его улыбкой, комплиментом и направилась к выходу из библиотеки, едва не прихватив с собой какого-то богатого на вид мальчика. И с этим, всё, что у неё осталось, это её мысли о том разговоре. Эмоции плыли в её голове, как водоворот цветов, смешиваясь и смешиваясь в один большой беспорядок чувств, пока она не смогла их различить. Это заставило её почувствовать тошноту, её голова закружилась, когда она попыталась и не смогла разделить их. Но всё это время ей казалось, что она очень важна для своего брата, что она дала ему надежду, в которой он нуждался, чтобы принять приглашение школы своей мечты, когда у него были сомнения в себе. Она дала ему повод продолжать жить, даже в тяжелые времена, даже когда его жизнь была под угрозой, он продолжал жить. С этой мыслью она встала и повернулась к дверям, которые удерживали её здесь, больше не заботясь о том, что телевизор все еще был включен. Распахнув две белые двери, она повернулась лицом к более крепкой из черного металла, удерживая её внутри стальным взглядом. Она больше не думала о том, чтобы сдаться, не было больше мыслей только о себе. Теперь у неё была причина выйти из тюрьмы, которая выходила за рамки её собственного заключения. Мысленно она поклялась, что найдёт способ выбраться отсюда, она доберётся до школы, в которой учился её брат, вытащит его оттуда, и после того, как она даст ему один очевидно запоздалый разговор о важности его жизни, тогда они найдут своих родителей и снова будут вместе. Но сначала, думала она, бросаясь к двери с новым огнём в глазах и сердце, подпитываемая звуками телевизора и своим собственным яростным боевым кличем, когда её тело ударилось плечом о дверь, она должна была убежать. В конце концов, Макото, ее невероятно оптимистичный брат, ждал её, и она отказывалась его подводить.