Ничего общего с фарфором

Альфред не в первый раз замечает, какие длинные у Артура ноги. Он как-то видел его в шортах и помнит, что они еще и стройные, изящные, почти как у девушки. Артур весь изящный и тонкий, как красивая фарфоровая статуэтка, обманчиво-хрупкий, и вместе с тем холодно-колкий. Сейчас это не так заметно, когда его непослушные пшеничные волосы рассыпались по ковру в комнате Альфреда, когда его длинные, тонкие пальцы перебирают струны его, Альфреда, гитары, когда его узкие, бледные губы сжимают короткую сигаретку, которую Альфред собственноручно свернул для него. Его глаза закрыты, он кажется сейчас таким расслабленным и умиротворенным, когда покачивает ногой в такт играемому им мотиву. Что это? Что это за песня? Альфред слышал ее, точно слышал, но его мозг словно неспособен сосредоточиться на двух вещах одновременно, и сейчас все его внимание принадлежит случайно оголенным ключицам, что виднеются в вырезе свитера Артура. Желание дотронуться до них нестерпимо. Альфред почему-то уверен, что вместо теплой кожи Артура почувствует прохладу фарфора. Он хочет приблизиться к нему, лечь рядом, вдохнуть привычный запах дождя и тумана, но гитара в руках Артура мешает ему, поэтому он просто сидит в его ногах, жадно оглядывая острые английские коленки. Его собственная сигарета уже давно потухла. Артур, не открывая глаз, чуть приподымает гитару, проигрывая соло, словно читает его мысли, и Альфред, не медля, плавно опускается на пол рядом с ним. Артур продолжает играть, возвращая руки в исходное положение. Вблизи его ключицы еще притягательнее, их бледная кожа просто просит оставить на них следы, хотя бы только от слюны, и Альфред ловит себя на самой реалистичной своей фантазии, мечте или… галлюцинации, в которой его губы скользят по гладкой коже, прикусывая, зацеловывая, помечая… И Артур стонет. Он стонет. ― No, no, no… ― на самом деле он поет. ― I can’t get no satisfaction, ― мурлычет. Хах, улыбается Альфред, ― мурлычет! Что за бред в его голове?! Откуда там это слово? Почему оно относится к Артуру, который может делать что угодно, но только не мурлыкать? Но это так. Альфреду невыразимо хочется зарыться носом в его волосы. С чего он взял, вообще, что Артур похож на фарфоровую статуэтку?! Вот он Артур, здесь рядом, лежит на его ковре, близкий, теплый, живой, солнечный. Альфред протягивает руку и касается его ключиц кончиками пальцев. Все как он думал ― ничего общего с фарфором. Артур на миг прекращает напевать и играть, поворачивает голову и смотрит на Альфреда такими бездонными глазами ― что Альфред чувствует себя кроликом перед удавом. Странное дело, он не находит это отталкивающим. Он продолжает гладить его шею и ключицы. ― And I try, and I try, and I try, no, no, no, ― снова мурлычет Артур, не отводя от него своего колдовского взгляда. ― Может, ты не все еще попробовал? ― говорит Альфред и чувствует себя абсолютно смелым, а оттого невозможно счастливым. Артур не отталкивает его руку. Артур замолкает. Артур откладывает гитару и поворачивается к нему целиком. «Эй, продолжай петь, мне нравится, как ты поешь, ― хочет сказать Альфред. ― Мне нравится твой голос, мне нравятся твои ключицы, твои коленки, твои брови… Мне нравишься весь ты. Так нравишься, что я хотел бы запереть тебя в стеклянной витрине и любоваться тобой вечно…» Вместо этого он говорит: ― Хах, я тут вдруг подумал, что ты фарфоровый… Нужно было убедиться, ― его пальцы горячие. Кожа Артура под его ладонью тоже горячая. Жилка его пульса бьется под большим пальцем Альфреда. ― Убедился? ― Почти, ― кивает Альфред, не разглашая, в чем именно. Кажется, Артур и так это знает. ― Считаешь, мне нужно попробовать что-нибудь новое? ― Может быть, что-нибудь старое, ― пожимает плечами Альфред и прижимается ближе. Если быть честным, то он не понимает, о чем они говорят. Его всегда уносит с травки. Кажется, они флиртуют. Глубокий и теплый взгляд Артура говорит, что они флиртуют. Только с Артуром сложно. Он имеет особенность извращать его слова, интерпретировать их так, как удобно ему. Альфред может думать, что они флиртуют, а на самом деле они могут обсуждать погоду в Англии. Его пальцы рисуют на коже Артура какие-то символы. Тот совершенно не возражает против его руки на своей шее. ― Если это старое, значит, я определенно это уже пробовал, ― он откладывает гитару в сторону и тушит остатки косячка в используемое вместо пепельницы блюдечко. ― Может, ты не распробовал? ― Альфреду наскучивают ключицы, и он перебирается выше. Стоит ему прикоснуться к его уху, как по коже Артура бегут мурашки, и судорожный вздох не остается незамеченным Альфредом. Он проводит по ушной раковине еще раз, чувствительнее сжимая между пальцев хрящик. Гладит за ухом, слегка уводя ладонь в его волосы. Артур закрывает глаза. ― Эй, ― вдруг говорит он после пары секунд поглаживаний. ― Сверни мне еще. Так и есть. Артур динамо. Альфред знал, что Артур динамо. Он убирает пальцы с его затылка. Интересно, если он сейчас встанет, выпуклость в его джинсах будет очень заметной? ― Мне лень. ― Тогда поделись своим. Альфред тянется к тому самому блюдечку через Артура, не осознавая, что тому гораздо проще подхватить потухший и позабытый косяк. Он прижимается бедрами к колену Артура и осознает это, только когда тот шевелит своей ногой в ответ. ― Черт, надеюсь, этим ты тоже поделишься. И внезапно их губы встречаются. И Артур не динамо, вовсе нет. Артур самый отзывчивый, самый горячий, самый сексуальный парень на свете. Его рот самый вкусный, его язык самый умелый, его руки самые ловкие, они уже под его рубашкой, гладят его живот, жадно и без тени сомнений. Альфред стонет в его рот. ― Хочу тебя, хочу! ― признается ему Альфред, пока руки сжимают его бедра. Надо аккуратнее, ведь Артур фарфоровый, Артур может разбиться, и Альфред никогда не склеит осколки. Артур кусает его за нижнюю губу и нажимает коленом вперед, отчего Альфред вскрикивает. ― Ты ведь не девственник, Америка? ― вдруг спрашивает Артур, его пальцы беспрепятственно пробираются за пояс джинсов, гладят тыльной стороной самый низ живота, но не касаются, не касаются! ― Что? Да! Нет! Черт возьми, Англия! Я хочу тебя! Артур мелодично хихикает. Но больше не издевается. Расстегивает ширинку и обхватывает член рукой, твердо, уверенно, как надо. И Альфред плывет. Он всхлипывает, утыкаясь носом Артуру в шею, и толкается, толкается в его руку, словно это все, что он может сейчас делать. Но, кажется, Артур это знает, потому что сам расстегивает свои брюки и соединяет их члены. И коротко стонет, почти взрыкивает, когда Альфред сплетает свою руку с его между их животами. Потом, когда все заканчивается, Артур старательно оттирает свой свитер от спермы, а Альфред блаженно раскинулся на ковре и глядит в потолок. Затем Артур, усмехаясь, произносит: ― Я удовлетворен. Альфред поворачивает голову к нему и улыбается. ― Я рад. Он действительно рад, тоже удовлетворен и очень-очень счастлив. ― Нет, ты не понял. Я попробовал кое-что новое, или, может быть, старое, и теперь удовлетворен. Альфред тупит пару секунд, а потом смеется и тянется к нему с поцелуем. Как он и думал ― ничего общего с фарфором.