Дождь

Dark clouds suddenly covers the sky The weather forecast can't be relied upon. There's a thing even they can't predict, And that, that's… the rain of love.        События, произошедшие в храме Гуаньинь, все еще были свежи в памяти Цзян Чэна, хотя прошло уже три года. Узнав правду о золотом ядре внутри него, он почувствовал себя потерянным. У него всегда была цель, которая поддерживала его на протяжении многих лет; будь то воспитание племянника, месть псам из клана Вэнь, восстановление своего дома или поиски Вэй Усяня. Он никогда не колебался, приводя в исполнение свои замыслы.        Теперь он был растерян, не уверен в том, что будет дальше. Его племянник вырос и стал больше подходить на роль главы клана. Пристани Лотоса вернулась былая слава, что сделало ее еще более величественной и могущественной, чем тогда, когда она была под властью его родителей. Ненавистные Вэнь были почти стерты с лица земли.        И, кроме того, не было никакого смысла искать Вэй Усяня. Он делал все что делал, лишь следуя девизу клана. Образцовый ученик Юньмэн Цзяна никогда не колеблется, даже если весь мир против него. А он был тем самым неудачником, о котором люди шептались за спиной.        Безумный. Сумасшедший. Кровожадный.        О нем говорили приглушенным шепотом, видя только глубоко укоренившуюся жестокость, оставшуюся в наследство от трагического прошлого и многих лет борьбы с чувством неполноценности и сравнения с человеком, который пожертвовал своим золотым ядром ради него.        На небе собирались облака, затеняя солнечный день. Лето в Лотосовой пристани было самым ярким временем года, приносящее сезон дождей. А после дождя небо проясняется.        Но независимо от того сколько идет дождь, облака в сердце Цзян Чэна никогда не рассеются.        Три года.        Три года, а предательства и гибель названых братьев все еще вызывали в нем тупую ноющую боль. Его уединение не заканчивается. Он не нашел в себе безмятежности, и Лань Сичэнь чувствует, что никогда не сможет обрести ее. Нет никакого страха при мысли, что он не сможет вернуться. Понимая свои чувства, Лань Сичэнь думает, что никогда не сделает этого.        Лань Ванцзи посещает его, когда может, чтобы смягчить вину и помочь преодолеть эту слабость. Он ценит то, что у него такой любящий брат, но он не может постоянно беспокоить его.        Лань Сичэнь слишком долго наблюдал за скорбью брата. Он помнит ту боль, когда смотрел на Ванцзи, оплакивающего человека, которого пытался, но не смог защитить. Помнит мелодию призыва, сыгранную на гуцине, резонирующую с сердечной болью, призывающую человека, который вернулся только после тринадцати лет траура.        Он знает, как ему было тяжело видеть Ванцзи таким, и не хочет вызывать те же чувства. Он может только заверить его, что это пройдет, и он покинет уединение, когда будет готов.        Вверху нависли облака, в отдалении мягко пророкотал гром. Когда в Гусу идет дождь, он туманит Облачные глубины, превращая гору в дом эфемерных бессмертных, в скрытый город в лоне спокойствия. Становится настолько холодно, что даже местных жителей бросает в дрожь.        Холод пробирает и Лань Сичэня до костей, но он даже не вздрагивает. Глубины его сердца уже окоченели.        Ни Цзян Чэн, ни Лань Сичэнь не предполагали, что окажутся там, где находятся сейчас, и как много они значат друг для друга. Ливший в тот день дождь разлучил многих людей, но двоих свел вместе.

******** ********

The sudden passing shower of love leaves me not knowing what to do. Why is it that, at that day, at that time, on that bench, we met? I've no words within me to describe it, other than 'Fate'.        Ханьши Лань Сичэня находилось в отдалении от всех оживленных и важных мест. Дядя позаботился о том, чтобы его уединение никто не нарушил. Это было небольшое знакомое поселение, где его часто навещали названые братья. Все вокруг было наполнено связанными с ними воспоминаниями, как хорошими, так и плохими.        Погода была прекрасная, поэтому для медитации Лань Сичэнь вышел на улицу. После многолетнего уединения в комнате, где почти не было солнечного света, он был настолько бледен, будто вся краска сошла с его лица. Он закрыл глаза и сосредоточился на звуках природы: щебетание птиц, пение сверчков, едва различимый громкий шепот кого-то из младших Лань и шорох сапог?        Лань Сичэнь открывает глаза и напрягает слух. Звук очень тихий, словно человек намеренно был осторожен. И он, кажется, движется в его направлении.        Лань Сичэнь покачал головой. Этот человек может просто проходить мимо.        Шаги прекратились. Прямо за стеной, где он обычно медитировал. Лань Сичэню было любопытно узнать, кто это, но в своем уединении он не чувствовал желания говорить с кем-либо. Возможные вопросы могли вновь открыть его раны.        Затем человек уходит, и раздается легкий звон колокольчика, который впервые за все время проясняет его ум. В кои-то веки он почувствовал умиротворение, будто ему и не снились кошмары каждую ночь.        Лань Сичэнь резко вскочил. Ему нужно знать, кто находится по ту сторону стены. У него уже были догадки, но чтобы узнать наверняка, кому принадлежит этот колокольчик, необходимо поторопиться. Лань Сичэнь легко и неслышно вскочил на стену, чтобы его никто не увидел. Он посмотрел по сторонам, прежде чем заметил под деревом пурпурные одежды. Большая часть тела человека была скрыта листьями.        Он сделал три шага по стене, к дереву, и обнаружил другого главу клана, Цзян Ваньиня. Тот сидел на скамейке, закинув ногу на ногу, закрыв глаза и прислонившись к стволу дерева. Казалось, что он спит. Его дыхание было неглубоким и спокойным. Не было обычной морщинки между бровями, как не было и привычного хмурого или презрительного взгляда. Во сне он выглядел совсем другим человеком.        Лань Сичэнь даже не осознавал, что затаил дыхание, пока не почувствовал, что грудь сдавило. Тихий выдох не ускользнул от чуткого слуха Цзян Чэна. Его миндалевидные глаза резко распахнулись, и он увидел Лань Сичэня, смотрящего на него сверху вниз своими медовыми глазами.        — Простите, если я нарушил Ваше уединение, Цзэу-цзюнь. Я сейчас уйду, — сказал Цзян Чэн, почтительно поклонившись главе клана, стараясь не задаваться вопросом, почему тот стоял на стене.        — Подождите! — Лань Сичэнь спрыгнул и схватил его за запястье. Это действие удивило как Цзян Чэня, так и его самого. Он разжал пальцы и откашлялся.        — Я приношу извинения главе клана Цзян. Просто с тех пор я больше не видел Вас… и задавался вопросом, все ли…        Он замолчал, заметив, как потемнело лицо Цзян Чэна. Лань Сичэнь чувствовал себя полным идиотом. Он сам не хотел, чтобы прошлое снова причиняло ему боль, и все же именно он сейчас разбередил чужую рану. Он опустил глаза, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.        — Я приношу извинения главе клана Цзян. Это было очень нетактично с моей стороны.        Цзян Чэн не ответил, и тишина показалась удушающей. С Ванцзи молчание приветствовалось, но только потому, что он мог читать брата как книгу. С Цзян Ваньинем это не работало. Выражения его лица всегда было хмурым или презрительным, что делало его непроницаемым.        — Глава клана…        Цзян Чэн оборвал Лань Сичэня:        — Глава клана Лань, у меня все хорошо. Спасибо, что спросили.        — Но…        — Достаточно, — этот краткий приказ заставил Лань Сичэня слегка поморщиться. Независимо от того сколько терпения было у окружающих его людей и несмотря на его хорошую репутацию, все еще были моменты, когда он переходил черту. А Саньду Шэньшоу был печально известен тем, что не заботился о приличиях, когда нарушались его границы.        От внимания Цзян Чэна это не ускользнуло, и он вздохнул про себя. Даже достопочтенный Цзэу-цзюнь вздрагивает от его слов. Ему пришлось подавить циничный смех в свой адрес.        — Глава клана Цзян, простите мою навязчивость, но могу ли я задать вопрос? — Лань Сичэнь посмотрел на выражение лица молодого мужчины, прежде чем продолжить. — Только что за стеной были Вы?        Он указал на место, за которым медитировал прямо за стеной. Цзян Чэн проследил направление взглядом. Именно там он ненадолго остановился, любуясь маленькой красивой синей птицей, которая пролетала мимо.        — Да. Неужели мне теперь нельзя даже стоять за стеной? — ответ был резким и саркастичным. Эта привычка намертво укоренилась в его манере говорить.        Однако Лань Сичэнь ничуть не смутился. Даже больше, его губы растянулись в легкой искренней улыбке, когда он покачал головой.        — Конечно, нет. Просто я так давно не был в компании, что обрадовался больше, чем следовало.        — Я думал, что Вы в уединении, — Цзян Чэн вопросительно выгнул бровь.        — Да, но так как один из моих товарищей взял на себя инициативу посетить мой клан, было бы невежливо хотя бы не подать чай.        На этот раз Цзян Чэн нахмурился в замешательстве. Лань Сичэнь сдержал смех, который рвался наружу.        — Если глава клана Цзян готов выпить со мной чаю, — в его тоне не было и намека на возможность отказа.        — Старик Лань не будет рад узнать, что я пью чай с его племянником, который якобы находится в уединении.        — Если ни ты, ни я не проболтаемся, то он ничего не узнает.        На этот раз миндалевидные глаза Цзян Чэна округлились от удивления.        — То есть… глава клана Лань призывает меня нарушить правило?        — Я просто обошел его, — ответил он, и его губы изогнулись в озорной улыбке. — Итак, выпьешь со мной чаю?        Лань Сичэнь уставился на Цзян Чэна, ожидая ответа. Тот только вздохнул, выражая покорность.        — Раз глава клана Лань так любезно настаивает на приглашении.        Совпадение. Возможно, именно такой была их первая мысль, когда они увидели друг друга. Один стоял на стене, глядя вниз, словно эфемерный Бессмертный. Его белые одежды развевались, а лобная лента танцевала с ветром и шелковистыми волосами. Другой сидел под деревом, глядя вверх. На его поясе висели серебряные колокольчики, а пурпурная лента, что удерживала волосы в пучке, развевалась на ветру.        Когда они встретятся позже, то скажут, что сама «судьба» привела их друг к другу.

******** ********

Ah, even when we're so close, I feel so far away from you. I know it's reckless, in my head I understand; …but I can't stop.        Лань Сичэнь и Цзян Чэн продолжили свои рандеву. Их встречи были спонтанными, так как виделись они только когда Ваньинь посещал Гусу. Ни один из них не пытался ткнуть пальцем в чужие, еще свежие раны, находя утешение в одной лишь светской беседе. Иногда о Цзинь Лине, который проводил слишком много времени в Гусу, иногда о появившемся новом клане, сплетнях в мире заклинателей, принесенных Лань Сичэню Цзян Чэном, чтобы он был более осведомлен в делах, когда решит покинуть уединение.        Если они случайно наталкивались на тему, затрагивающую их душевные страдания, то просто молчали, пока кто-то, обычно Лань Сичэнь, не уводил разговор в другое русло.        Они всегда сидели по разные стороны стола, не дальше и не ближе. Небольшое расстояние, которое можно преодолеть, просто протянув руки. Но они никогда не пересекали эту черту. Расстояние, которое было не слишком далеким, но и недостаточно близким.        Они чувствовали, что сближаются. В друг друге они неожиданно нашли друга. И все же, в их словах можно было услышать и то, о чем они умалчивали. Они все еще не могли полностью раскрыться, понимая, что если зайдут слишком далеко, то потеряют общество друг друга.        А это было еще страшнее, чем любые враги, с которыми приходилось сталкиваться.        Вопреки всем желаниям, им приходилось сдерживать себя, чтобы не потерять друг друга.

******** ********

Opening my umbrella in this downpour will only drown me in my love even more I don't mind if it's only for a second, I want to see you I'll throw everything away, and run It's to the point that I think it' be okay if I never felt the light of the sun again.        В тот день, когда Цзян Чэн должен был навестить Лань Сичэня, шел сильный дождь. Он опаздывал, и Лань Сичэнь беспокоился. Он ждал внутри ханьши, смотря на ливень.        Точно так же лил дождь в тот день, в храме Гуаньинь. Будто ради того, чтобы скрыть злодеяния и смыть грехи с кровью с его рук. Теперь, когда он узнал правду о названых братьях, воспоминания стали тупой болью, которая все еще сдавливала грудь. Но сейчас уже было терпимо. Уж не потому ли, что Цзян Чэн никогда не осуждал его за то, что он сделал — или чего не сделал?        При мысли о молодом главе клана в груди потеплело.        Лань Сичэнь слышит шаги в сторону ханьши, неторопливые и уверенные. Он улавливает этот звук даже в шуме усиливающегося ливня, ведь он так привык к их владельцу. Затем мужчина останавливается; останавливается там, где они впервые встретились за стеной. Лань Сичэнь взял зонтик и направился туда.        Он нашел Цзян Чэна, под дождем протягивающего руку к дереву. Синий птенчик спрыгивает с его ладони и возвращается в гнездо. Губы мужчины растянуты в самой нежной улыбке, которую когда-либо видел Лань Сичэнь. От него, обычно столь холодного, буквально веет теплом. Он весь в росе, которая создает ослепительное мерцание вокруг человека, за спиной которого шепчут о его жестокости.        Цзян Чэн прекрасен.        Лань Сичэнь понимает, что не может отвести взгляд от этих миндалевидных глаз и нежной улыбки.        Он подошел к Цзян Чэну, который уже заметил его, и протянул ему открытый зонт, укрывая от дождя. Мужчина поблагодарил и взял зонтик. Лань Сичэнь перевел взгляд на гнездо, которое теперь явно прочнее держалось на ветке.        — Малыш упал с дерева, пытаясь взлететь, — сказал Цзян Ваньинь, заметив его взгляд. — Я просто помог ему вернуться, пока его не отнесло ветром.        — Ты очень добр, глава клана Цзян, — похвалил Лань Сичэнь, а его искренний пристальный взгляд прожег мужчину насквозь.        Цзян Чэн почувствовал, как лицо покраснело от редкого комплимента, буквально заливаясь прекрасным алым оттенком. Он пробормотал что-то в ответ, прежде чем быстро пройти мимо, оставляя Лань Сичэня позади. Когда Цзян Чэн заметил, что мужчина не последовал за ним, то остановился и озадаченно обернулся.        — Сичэнь.        Цзян Чэн нахмурил брови в еще большем замешательстве, когда глава клана Гусу Лань выкрикнул собственное имя.        — Мы с тобой уже некоторое время проводим вместе, в общении за чаепитием. Я чувствую, что «глава клана Лань» звучит слишком официально. Так что ты можешь называть меня Сичэнь, — объяснил тот, увидев эту растерянность.        Цзян Чэн был сбит с толку таким предложением. Он немного поколебался, прежде чем кивнуть.        — Тогда ты можешь звать меня Ваньинь, — он покраснел так, что побагровели даже кончики ушей. Он не привык быть настолько фамильярным с кем-то кроме членов семьи.        — Тогда, Ваньинь, может попробуешь позвать меня по имени?        Выражение ужаса промелькнуло на лице мужчины, и он отвел взгляд. Но Лань Сичэнь просто продолжал стоять там же, лучась от предвкушения. Если бы Цзян Чэн мог покраснеть еще сильнее, его щеки уже бы кровили. Он искоса взглянул на Лань Сичэня и, откашлявшись, позвал дрожащим голосом:        — Сичэнь-сюн.        Тут же развернувшись, он умчался прочь, даже не зайдя в ханьши на чай. Но Лань Сичэнь не был разочарован.        Он стоял, будто прикованный к месту, устремив взор туда, где только что стоял Цзян Чэн. Он мог видеть только румянец на острых скулах и нежную улыбку, которая смягчала взгляд серых миндалевидных глаз. Он мог видеть только Цзян Чэна.        Что-то сжалось в груди: замерзшее сердце снова начало биться.

******** ********

Though I know I'm just bluffing, it keeps falling, Like the rain's forgotten how to stop. It even started to comfort me, listening to the sound of the rain, as I wish that this sudden evening shower is falling in your town, too.        Цзян Чэн знал, что его сердце украли. Его любовь лилась рекой из глубин души. Чувства становилось все труднее контролировать. Он не хотел их принимать. Он притворяется, что не чувствует всего этого. Он запирает сердце, заставляет себя быть бесчувственным. Он продолжает жить, не обращая внимания на мольбы закованного в цепи сердца позволить себе быть с кем-то, с кем он действительно счастлив. С тем, кто кричит ему отпустить все скрываемые за семью печатями страхи.        Он боится любить. Все, кого он когда-либо любил, так или иначе ушли из его жизни, оставили его одного. Он не хочет снова открываться и быть преданным, но сдерживаться с каждым днем становится все труднее.        Проливной дождь больше не напоминает о событиях в храме Гуаньинь. Теперь он вспоминает день, когда Лань Сичэнь позвал его по имени. Только по имени, но это сделало его счастливым, хоть он уже давно не надеялся испытать это. Он мог видеть только подаренную ему мягкую улыбку. Эта улыбка не раз успокаивала его, если их разговор сжигал изнутри.        Его захлестывают чувства. Он уже задыхается. Он понимает, что должен уйти, но не может. Он хочет быть с Лань Сичэнем, даже если это означает, что он погибнет в своей привязанности.

******** ********

Ah, if even the thought of having you all to myself is enough to summon the rain… Even knowing it's bad, even knowing I'll be punished, I'm prepared.        Лань Сичэнь, наконец, понимает, почему отец, Цинхэн-цзюнь, ушел в уединение из-за их матери.        Лань Сичэнь, наконец, понимает, почему брат, Лань Ванцзи, принял тридцать три удара за кого-то, кого раньше называл ошибкой.        Они любили.        Для Цзян Чэна он был готов сдвинуть горы и пересечь океаны. Он понесет любое наказание, будь то уединение или удары дисциплинарного кнута. Даже если нужно будет пожертвовать жизнью, ради своего избранника он готов на это.        Он понимает, что Цзян Чэн, возможно, не любит его. Может даже не видит в нем друга. Но Лань Сичэню это безразлично. Он будет всегда на его стороне, даже если все вокруг отвернутся. Он хочет защитить израненного мужчину от боли. Он хочет быть его опорой, тем, на кого он может положиться, когда почувствует себя уязвимым. Он укроет его от дождя и будет его солнцем, каким он был для Лань Сичэня в самые страшные времена.        Он готов безоговорочно любить Цзян Чэна.

******** ********

My feelings for you gather in the clouds, and change into the countless drops of pouring rain. They'll tell you I love you by touching your hand, becoming heavier with each dried drop. This force that accelerates in vain is one that even I can no longer stop. At least your sleep is serene as you're wrapped in your dreams… Before long, the rain that fell will dry away, but the fever in my chest will rise again, and fall as rain throughout this town.        Цзян Чэн боится любить. Лань Сичэнь боится быть любимым.        Они обходили свои чувства стороной. Признавали их, но отказывались действовать. Не хотели терять друг друга, так они прикрывали свою трусость. Но в одном оба уверены: как бы они ни старались скрыть чувства, те только усиливаются.        Вскоре, Лань Сичэнь выходит из уединения и возвращается к обязанностям главы клана. Ему выпадает шанс отправится в Юньмэн, что он и делает. Характер Цзян Чэна не изменился: он по-прежнему излишне прямолинеен, не смягчает слов и так же ласков с животными.        Но все же кое-что теперь по-другому — они стали осознавать свои чувства. Лань Сичэнь сдерживает себя, не желая пугать Цзян Чэна своей привязанностью. Цзян Чэн сдерживает себя, слишком боясь любить из страха быть отвергнутым.        Но окружающие видели, что эти двое небезразличны друг другу. Пока один не смотрит, в глазах второго можно заметить тоску, которую быстро прячут, когда другой поворачивается обратно.        Лань Сичэнь не скрывает привязанности во взгляде, когда говорит с Цзян Чэном. Лань Сичэнь любит его, любит его, любит его. Он не может сдержаться, и Цзян Чэн тонет в этих чувствах.        — Я люблю Цзян Ваньиня, — шепчет Лань Сичэнь, отвечая брату.        Цзян Чэн пытается подавить любовь, ищет способы отстраниться. Он ругает себя за то, что украдкой бросает взгляды и тихо шепчет имя Лань Сичэня, когда никто не слышит.        «Я его очень люблю,» — думает Цзян Чэн, пока пытается это отрицать, отвечая Вэй Усяню.        Но мне страшно.        Два сердца, одна мысль.        Облака в конце концов уступают место солнцу. Как облака, нависшие над Лотосовой пристанью в сезон дождей. Как облака, которые собираются над Облачными глубинами. Они хотят, чтобы проливной дождь смыл их трусость и дал мужества открыться друг другу. Даже если дождь прекратится, их любовь останется.