побежали?

      Манхэттен, пятая авеню, на часах 21:45, прохладный осенний ветерок, гуляющий меж высоток и ярких витрин, заставляет Джуто мелко вздрогнуть. Начало сентября в Нью-Йорке кажется более холодным, нежели в родной Йокогаме, особенно после теплого и уютного бара, спрятавшегося за одной из стильных неоновых вывесок, стаканчика виски и каких-то фирменных коктейлей. Саматоки краем глаза замечает и накидывает ему на плечи свою куртку с вышитыми черепушками и листьями на груди. Сам остается в темной рубашке с длинным рукавом. Ирума с упреком поглядывает из-под оправы очков, но Саматоки лишь поправляет куртку на чужих плечах, чтобы не спадала. Тогда Джуто понимает, что спорить бесполезно, и он со скрытой радостью придерживает куртку за край одной рукой. Они идут вдоль по огромной улице, переполненной людьми. Пятница. Рев моторов и гул сигналов машин в пробке смешивается с людским шумом, песнями, доносящимися из то и дело открывающихся дверей бутиков и кафе. Джуто внимательно листает статью «Десять мест в Нью-Йорке, которые должен посетить каждый», чтобы решить, куда они пойдут дальше. Саматоки обнимает его за плечо, прижимая к себе ближе, склоняет голову и поглядывает на экран смартфона, отражающийся в линзах очков.       — И куда нам? — спрашивает Аохицуги возле уха, чтобы тот его слышал. Ирума отвлекается от статьи от слова совсем, закрыв ее случайным нажатием.       — Мы же не дома, — с легким смущением говорит Джуто, снова открывая на смартфоне вкладку.       — Вот именно, не дома, — повторяет Саматоки с довольной улыбкой на лице. — Посмотри вокруг.       Джуто поднимает глаза, смотрит по сторонам, медленно огибая взглядом поток людей, в середине которого они вдвоем неспешно шагают, прижавшись друг к другу. Людское течение такое быстрое, шумное, но абсолютно безразличное. Кто таращится в экран смартфона, кто громко говорит по телефону, рассказывая обо всех новостях за неделю, кто-то идет компанией и заливисто смеется, кто-то целуется у входа в кафе. Все заняты чем-то своим и вовсе не обращают внимание на двух взрослых мужчин, идущих в обнимку. Ирума поправляет очки, облегченно вздыхает и с улыбкой на лице возвращается к путеводителю.       Чужой город, где их никто не знает. Где можно расслабиться и быть собой. Саматоки довольно спускает свою руку на чужую талию, все еще крепко прижимая Джуто к себе, согреваясь его теплом, не желая отпускать его. Нет никаких формальностей, которые вечно сковывают и заставляют держаться в кем-то установленных рамках «приличия». Здесь у них нет ролей и должностей, нет никаких обязанностей. Они лишь пара туристов, поглощенная бурным потоком шумного пятничного мегаполиса. Саматоки и Джуто предоставлены сами себе, абсолютно свободны. Прохожих вовсе не волнует, как близко и как крепко один прижимает к себе другого, как кончик носа случайно касается чужой щеки. Все вокруг увлечены собой.       Когда Джуто обращает внимание на несколько женских и мужских влюбленных пар, он будто еще раз успокаивает самого себя, убирая прочь ненужные мысли. Сейчас Ирума думает о том, как пройти в центральный парк, о запахе сигарет, въевшимся в куртку Саматоки, и о нем самом. О том, что он рядом и очень теплый.       Джуто открывает карту на смартфоне, набирает в поиске «центральный парк Нью-Йорк», внимательно разглядывает сплетение разноцветных полосок-дорог. Ирума осматривается по сторонам, пытаясь высмотреть нужный поворот, и маркер-указатель на карте следом за ним вращается то влево, то вправо. Саматоки тоже охотно смотрит на карту, слушая как Джуто проговаривает путь, следует глазами за указаниями, предлагает срезать в каком-то из небольших квартальчиков, из-за чего начинается спор, сопровождаемый тыканьем пальцами в смартфон. Точку в их перепалке ставит капля, глухо ударившись о стекло девайса, разбившаяся на более мелкие капельки. Саматоки вскидывает бровью, поднимает голову вверх и чувствует, как на нос падает еще одна, вытирает его рукой. В считанные мгновения к городскому гаму присоединяется раскат грома и шум ливня. Люди в толпе разбегаются по сторонам, создавая еще больший хаос. Ирума быстро убирает телефон в карман брюк и ежится. Мокро и холодно. Саматоки снимает с плеч Джуто куртку, накидывает ему ее на голову. Другой рукой берет за запястье и ведет куда-то под первый попавшийся свободный навес, за который, кстати, приходится побороться, ускорив шаг. Навес булочной. Через стекла витрин все еще чувствуется аромат жареного теста и кофейные нотки, которые отчаянно пытаются не исчезнуть в запахе дождя и городской пыли. В самом кафе ни единого свободного столика, везунчики, которые оказались ближе к помещениям, пьют горячий кофе, едят пончики в глазури, победно, а кто-то сочувствующе, глазеют на людей снаружи. Вода на стеклах очков Джуто раздражает, он хочет вытереть ее чем-то, только вот на них обоих вряд ли есть что-то сухое. Он смотрит на Саматоки: с его прядок стекают мелкие капельки, челка мешается, пристает ко лбу, из-за чего тот хмурится и отчаянно пытается сдуть ее. Синяя рубашка, уже на пару тонов темнее из-за влаги, почти насквозь мокрая, липнет к его телу. Притягательный.       — В который раз убеждаюсь, — начинает говорить Аохицуги, зачесывая рукой ненавистную челку назад, — прогнозам погоды верить нельзя. Прям вообще никак.       Джуто смотрит на него и искренне удивляется, почему влага на одежде не испаряется, ведь Саматоки так горяч. Ирума мотает головой, куртка с его головы вновь спадает на плечи. Прохладно.       — Видимо парк мы посмотрим завтра, — Джуто вздыхает, снова достает телефон, пытается заказать в приложении такси. — Как назло, пятница, сейчас почти нет свободных машин.       — Даже если мы словим машину, то проведем в ней целую вечность. Пробки почти ничем от наших и не отличаются. Если еще не медленнее, — отвечает Аохицуги.       Они стоят молча пару минут. Саматоки все еще не отпускает чужую руку, скрещивает пальцы и греет ладони, свою и Джуто.       — А дождь прекращаться и не собирается, — Ирума раздраженно цыкает. — Не хочу стоять весь вечер здесь.       Аохицуги поворачивает Джуто к себе лицом, смотрит прямо ему в глаза и ухмыляется.       — Не хочешь стоять — тогда побежали? В этот твой парк, ты же туда хотел.       — Куда побежали?! Посмотри на этот ливень, — его голос становится тише. — Мы промокнем. Ты простудишься.       Саматоки подносит ладонь Джуто к своей груди и его пальцами оттягивает мокрую насквозь рубашку от тела.       — Мы уже промокли. Так что без разницы. Давай, побежали.       — Нам лучше попытаться словить такси.       — Мы ближайший час отсюда не уедем, ты сам сказал, — лицо Саматоки все ближе.       — Бегать под дождем… Ты что, ребенок? — Ирума хмурится, но противостоять ему становится сложнее.       — Здесь можно подурачиться.       Саматоки кладет обе ладони на щеки Джуто и целует его, не думая о людях вокруг. Ирума краснеет, отвечает на поцелуй, понимая, что попадает в искусно расставленную ловушку. Ребячество Саматоки заразно, передается через прикосновения и поцелуи, и Джуто сам прячет свою серьезность куда подальше. Здесь и сейчас, в чужом городе, где они такие же случайные прохожие, как и сотни, тысячи людей вокруг них, все это ни к чему.       — Бежим? — полушепотом спрашивает Саматоки, вновь берет Ируму за руку, переплетая пальцы. Джуто крепко сжимает его ладонь, вздыхает и улыбается — лучше любых слов. Оба на счет три срываются с места и бегут по улице, шлепая дорогими туфлями по лужам. Брызги разлетаются во все стороны, пачкая чужие брюки и обувь. Мысли также спешно сменяют одна другую. Шум дождя, шлепанье по лужам, крепкая хватка Саматоки и его смех, прерываемый руганью, когда вода от брызг попадает в обувь. Он всегда так забавно ругается, и Джуто не может сдержать смеха. Через минут пятнадцать оба наконец добираются до парка, переходят на шаг, не отпуская рук друг друга.       — Честно, не знаю, нахрена мы прибежали именно сюда. Ты ведь тут не посидишь на лавке, они все мокрые, — громко говорит Аохицуги, проводя рукой по лицу, убирая прилипшие пряди волос назад.       Джуто смотрит на него и заливается смехом. Саматоки пихает его в плечо, но видит, что он прекращать не собирается. Ирума даже, кажется, утирает слезу. Искренний, радостный, счастливый с покрасневшими щеками от бега и смеха. Саматоки отпускает руку Джуто, кладет ладони на его лицо, всматривается в него, словно хочет увековечить в памяти, поглаживая кожу щек большими пальцами. Ирума прикрывает глаза и тянется за поцелуем, сначала нежно и мягко касается чужих губ, затем целует уже жадно и напористо, крепко обнимает, сжимая пальцами насквозь промокшую ткань рубашки. Саматоки целует в ответ, покусывая нижнюю губу.       Дождь постепенно затихает и вовсе заканчивается.       Оба смотрят друг на друга и ухмыляются. Джуто немного дрожит от холода, Саматоки прижимает его к себе.       — Ты весь мокрый и совсем не греешь, — шутливо врет Ирума.       — Тогда я отпущу? — Саматоки отстраняется, но Джуто тут же тянет обратно на себя. После чужого «конечно же нет» чуть более тихим голосом на лице Саматоки ухмылка.       Через час движение становится свободнее, и они наконец ловят такси. Джуто решает заплатить водителю очень щедрые чаевые за мокрые задние сидения автомобиля. И еще сверху за то, что таксист тактично не смотрел в зеркало, пока те целовались на заднем сидении всю дорогу до отеля.       Наконец в комнате на десятом этаже они переодеваются в теплые махровые халаты, лежа на кровати обнимаются и планируют завтра пойти в парк и не забыть с собой зонтик, даже если синоптики обещают ни единого облачка.       Утром первым просыпается Джуто, кашляет и будит Саматоки громким чихом. Тот просыпается абсолютно здоровым, без малейшего признака простуды. Ирума бормочет, что дураки не болеют.       — Да чтобы я еще раз пошел у тебя на поводу! — Джуто вздыхает и падает обратно в постель. Саматоки думает про себя, что обязательно пойдет и не раз, усмехается, быстро одевается и спускается вниз на ресепшн за стаканом горячего кофе и лекарством от простуды.