Long Past Friendship

      Когда дверь таверны распахнулась, Лютик как раз отыграл последний аккорд. В свете двух фонарей, раскачивающихся от метели, окруженный снежинками и врывающимся пощипывающим холодным воздухом стоял Геральт.       Все взгляды устремились на ведьмака, а разговоры резко прекратились. Слышно было только завывание ветра, пока Геральт стоял в дверях, занимая почти всё пространство и опираясь на оба косяка.       «Ну что за драматичное появление», — с удивлением подумал Лютик.       А затем Геральт шагнул вперёд и споткнулся, почти падая на колено, но ему удалось схватиться за спинку стула. Кто-то бросился закрывать дверь, и, когда свет от огней в таверне наконец перестал нервно мерцать, Лютик понял, что среди чёрных склизких внутренностей, покрывающих кожаные доспехи Геральта, была значительная часть собственно ведьмачьей крови. Улыбка соскользнула с лица Лютика. Он кинулся вперёд, подставляя плечо Геральту, который только хмыкнул болезненно и загнанно, потому что пришлось выпрямиться.       Лютик обеспокоенно оглянулся на других посетителей. Но они, к счастью, были всё ещё ошеломлены, чтобы с обычным гневом реагировать на мутанта в их среде.       — Давай позаботимся о тебе, – пробормотал он Геральту, начиная идти.       Тот последовал за ним без единого звука. Старый фасад скрыл их от посторонних глаз, но Лютик чувствовал, как Геральта потряхивает от напряжения. Он тяжело опирался на плечо Лютика.       К тому же, от него не по-божески несло. Лютик выудил из кармана пару монет и сунул в руку девице, когда они проходили мимо неё.       — Полотенца и горячая вода, — заказал он.       Она оцепенело кивнула, и Лютик потянул Геральта наверх, в комнату, которую он снимал, пока Геральт занимался ведьмачьими делами в городе.       Когда они добрались до комнаты, Лютик повернулся, чтобы закрыть за ними дверь, но Геральт, вообще не отражающий, какие у него габариты, продолжил идти вперед.       — Чёрт, — ругнулся Лютик.       Он знал, что произойдет дальше, ещё прежде, чем увидел: из-за вернувшегося веса ноги Геральта подогнулись. Без капли грации он тяжело свалился на колени, прямо на деревянные доски пола, отчего Лютик поморщился. Однако Геральт не остановился на том, чтобы просто сесть и передохнуть, нет, его торс подался вперёд, но, по крайней мере, он успел подставить локти, прежде чем его голова стукнулась бы об пол.       — Геральт!       Лютик снова оказался рядом с ним, опускаясь на колени и беспомощно мельтеша руками.       Он не знал, где может дотронуться, где это будет безопасно. Было темно, лампы в комнате ещё не горели, лишь слабый лунный свет пробивался в окно.       — Дерьмо. Это плохо. Очень плохо.       И это случилось с лучшим ведьмаком. Даже больше, с самим Белым Волком. Это был яд, если сдержанные рассказы Геральта о прошлых битвах были достоверным источником.       — Что мне делать? — умолял Лютик в надежде на полезный ответ.       Сейчас он был бы рад услышать один из бесцеремонных приказов Геральта. Но единственное, что он получил, так это ещё один стон. Засранец. Лицо Геральта закрывали белые волосы, он всё ещё стоял почти что на четвереньках. Лютик не был целителем или магом. Что он, простой человек, мог сделать? Что бы сказал делать Геральт?       Яд. Геральту нужно противоядие! Ведьмак держал много зелий в своих сумках. Наверняка среди них было лекарство или усилитель способностей мутанта к восстановлению.       Внезапный стук в дверь напугал их обоих, пойманных совершенно беззащитными. Лютик мог понять состояние Геральта по его напрягшимся плечам. А затем их окликнула прислуга:       — Милсдарь, я принесла свечу и Вашу лютню.       Лютик взглянул на пустые руки. Чёрт, должно быть, он уронил её, когда ввалился Геральт. Он приоткрыл дверь, чтобы забрать подсвечник и свою лютню, пряча Геральта в его беззащитном положении от любопытных глаз.       — Вода скоро будет готова. Я постучусь снова, — сказала девица, прежде чем поклониться.       Следующие задачи были предельно ясны, так что волна спокойствия окутала Лютика. Он убрал лютню в угол и быстро зажёг три масляных лампы в разных концах комнаты. С подсвечником в руках, он схватился за сумку, в которой звенели маленькие бутылочки и пузырьки. Геральт уже передвинулся и выпрямил руки, сидя на корточках. Но теперь он начал дрожать, а неконтролируемые судороги, должно быть, свидетельствовали о распространении яда.       Лютик сел на колени рядом с Геральтом, торопливо разложил зелья на полу между ними, держа подсвечник рядом, чтобы можно было различить множество темных жидкостей.       — Что-нибудь из этого поможет?       Спустя момент и слишком много бешеных ударов сердца Лютика Геральт дёрнулся. Спустя ещё движение он снова застонал. Так было до тех пор, пока он не смог опираться на одну руку достаточно долго, чтобы указать на одну из склянок.       Лютик немедленно откупорил баночку.       — Эта?       Волосы всё ещё были разбросаны по лицу Геральта, измазанного в его собственной крови и слизи монстра. Лютик осторожно их откинул. Показался один глаз, открытый, с ожесточенным взглядом, застилающим всё остальное.       Боги, Геральт, должно быть, ненавидит это.       Зависимость. Беспомощность. Лютик подумал, что в одиночку в этот раз Геральт не исцелился бы.       Лютик взял его за подбородок, помогая поднять голову, подставил к губам флакон.       — Я с тобой, — прошептал Лютик, подумав: «Надеюсь».       Глаза Геральта расширились, золото в них потускнело, становясь почти коричневым, человеческим. А сердце Лютика разрывалось, ведь он увидел — он посмел подумать, что увидел — в них страх. Это длилось мгновение, прежде чем Геральт полностью откинул голову назад, позволяя эликсиру попасть в рот. Лютик был впечатлён тем мигом, что он застал, но магия брала своё. Он заметил, при движении головой обнажилась шея Геральта. Именно так он и застыл, будто парализованный. Каждый мускул подрагивал и, полностью по милости Лютика, тот был в такой подчинённой позе.       Лютик вдруг осознал масштабы собственной ответственности. Он еле нащупал пузырек и закрутил его. Сейчас его тревоги не имели значения, и он напоминал себе об этом.       — Ты в порядке, Геральт, — успокаивал он, наблюдая, как капелька пота скатывается со лба Геральта, надеясь, что это знак, что противоядие работает. — Ты в безопасности.       «Я защищу тебя», — решил он про себя.       Несмотря на то, что Геральт всё ещё был неподвижен, как камень, его глаза выражали так много (ну, или это было воображение Лютика). Наверное, он просто так сильно хотел увидеть прогресс, хотел быть уверенным, что это нормально, что Геральт вот-вот придет в себя и никак не хотел видеть эту тревогу в его глазах, противящуюся возможной отставке. А это могло быть именно этим, это могло быть началом конца, и ох, сердце Лютика разбивалось ещё больше.       — Святая Мелитэле, — пробормотал он.       Громкий стук заставил Лютика подняться на ноги. Он подскочил к двери, получив не просто кувшин, а целое ведро с горячей водой и, возможно, немного переборщил с благодарностями служанке, которая также вручила ему мыло и стопку полотенец, которые пахли свежестиранными. Лютик случайно не дал ей золотую монету?       К тому моменту, когда он отложил всё в сторону и окунул полотенце в воду, аккуратно, чтобы не обжечься, он заметил движение пальцев Геральта.       — Ох, хорошо. Хорошо. Ты приходишь в себя, — прошептал он, чувствуя облегчение, охватывающее всё внутри. — Ты уже можешь ворчать?       В ответ прилетело только короткое и резкое хмыканье.       Лютик широко улыбнулся.       — Посмотри на себя! Уже возвращаешься к своим прежним коммуникативным навыкам. Хорошо! Тогда, я полагаю, я могу начать с того, что сотру грязь с твоего лица, если у тебя нет возражений.       — Хм-м-м.       Прозвучало мягче и дольше, так что Лютик принял это за согласие. Он откинул прилипшие к неестественно напряжённому лицу волосы, а затем осторожно провёл полотенцем по лбу. В некоторых местах нужно было постараться, чтобы оттереть грязь, как с щетины, например. К тому времени, когда Лютик закончил с большими плоскостями лица, он мог видеть, как Геральт следит за каждым его движением. Это заставляло его чувствовать себя… изучаемым.       — Закрой глаза, — попросил Лютик.       Геральт дернулся назад самую малость, но с такого близкого расстояния Лютик не мог этого не заметить. Он снова настороженно прищурился. Чего же такого он ожидал от Лютика?       — Это просто… У тебя грязь на веках… И кишки на бровях и ресницах, — объяснил Лютик.       И спустя мучительную секунду представления, как его вздергивают и мучают в совершенно темном переулке, он добавил:       — Но всё в порядке. Это может подождать. Мы можем сделать это позже, когда ты...       Его прервало очередное мычание и очень характерно зажмуренные глаза.       Лютик сделал медленный судорожный вздох, чтобы успокоить руки. Он выжал тряпку и снова осторожно взял Геральта за подбородок — теперь чистый, — делая опору. Ноздри Геральта раздулись, вероятно, ощутив аромат Лютика, запах его мыла; другие чувства обострились, силясь восполнить потерю зрения в уже знакомой позе. Лютик не мог винить ведьмака, в котором большинство людей видели только камень, сталь и кулаки. Он прислонил ткань к закрытому глазу Геральта и несколько раз мягко провёл по опущенным ресницам, по впадине глаза и выступу кости. Пришлось взлохматить брови, чтобы оттереть кровь чудища, а после — снова разгладить их. Затем он перешёл к другой стороне, повторяя проделанное ранее.       Закончив, Лютик повесил полотенце на край ведра. Геральт открыл глаза и взглядом, к которому вернулось прежнее золото, следил за Лютиком. Лютик заметил, что теперь его зрачки были шире, а дыхание чаще.       — Ты в порядке? Становится лучше?       Геральт снова промычал, руки сжались в кулаки, а ничем не поддерживаемая голова начала опускаться.       — Я могу начать снимать броню. Ты ведь ранен где-то там, да?       Лютик не смог сдержать укоризненного тона к ведьмаку, который никогда достаточно о себе не заботился и не отступал, даже если Лютику в одиночку приходилось бежать за помощью, если что-то начинало идти не так, если они сталкивались буквально с целым долбанным гнездом монстров...       Лютик не озвучил тираду, но Геральт всё равно напрягся, потеряв прежнюю с трудом заработанную расслабленность в шее и плечах, и снова замычал.       Лютик начал интерпретировать это ворчание как неохотное геральтово соглашение.       «Мне это не нравится, но ты прав», — интерпретировал он его ворчание. Или даже так: «Я знаю, я проебался».       — Чёрт, извини. Так что да, снимаем броню.       Он занялся развязыванием шнурков снизу, затем открыл застежки на внутренней стороне запястий. Шаг за шагом и — посеребренный кожаный доспех оказался на полу рядом с ними.       Во время своего занятия Лютик — в основном для себя — поддерживал тихий разговор, но Геральта это тоже успокаивало. А может, Лютику просто нравилось так думать, в то время как чужие мускулы просто ослабли под воздействием магии.       — Я просто беспокоюсь, ты знаешь? Ты ведь не неуязвимый. Но ты хорошо справился, ты выжил. Это самое главное. Ты смог вернуться сюда, даже был в состоянии сказать мне, как тебе помочь. И если ты вернулся, значит, ты справился со всеми чудовищами, контракт выполнен. Мы заберём твои монеты завтра. Ещё одно дикое приключение, о котором ты мне ничего не расскажешь. Мне придется приукрасить четыре скупых факта, которые я знаю, собрать их в историю, достойную того, чтобы её рассказать, достойную твоей смелости, чтобы петь её целую вечность и приносить тебе уважение, которого ты заслуживаешь.       Геральт ничего не ответил, но уголок его губ дрогнул.       А сердце Лютика замерло.       Он только что отстегнул ножны для меча и начал расшнуровывать кожаную кирасу, как вдруг Геральта начало трусить. Резким движением, будто им управляли, он сел в свою обычную медитативную позу.       — Геральт? – позвал Лютик, надеясь на прогресс и опасаясь, что это нехороший побочный эффект от магического исцеления. — Геральт, это нормально?       Геральт повел челюстью, медленно сжимая мышцы, прежде чем смог выдавить из себя «Да».       Что ж, одно слово. Ничего не меняется.       — Ладно. Хорошо. Тогда продолжим. Просто… Подними руки.       Лютик потянул ремень, держащий ножны, над головой Геральта и снял через левую с готовностью поднятую руку, а затем то же самое повторил с кирасой.       — Рубашка? — спросил Лютик.       Геральту даже удалось самостоятельно вытащить её из брюк и снять, хоть и под протестующий треск пары швов. Она всё равно уже была разорвана во многих местах и нуждалась в приведении в порядок.       Лютику понадобилось время, чтобы на полуголом теле, всё ещё измазанном черным липким месивом, найти источник крови: вдоль лопатки, с краю правой стороны, где кончалась толстая кожа кирасы. Лютик притянул ведро поближе, вручил Геральту влажное полотенце и взял одно себе.       — Я помогу вымыть спину, — объяснил он.       Геральт бросил на него тяжелый взгляд, но жаловаться не стал. Начал только оттирать руки и грудь.       Лютик не был уверен, что это за взгляд. Было ли это молчаливым предупреждением не делать ничего тупого за спиной ведьмака? Или старая добрая гордость, что никто Геральту не нужен, даже чтобы очистить раны в тех местах, где он сам не мог дотянуться без акробатических навыков? Лютик размышлял, пока первым делом смахивал грязь, затем промывал липкие участки и возвращался к ним с мылом.       Он позволял себе наслаждаться своим занятием, наблюдая, как мышцы Геральта перекатываются, пока тот оттирает себя спереди. Вдоль позвоночника, описывают рёбра, опускаются к талии… Телосложение ведьмака было волшебным даже при том, что было испещрено шрамами. Они рассказывали Лютику истории, которые он жаждал превратить в песни, что было недозволительно. Но затем Лютик снова сосредоточился, осторожно проводя по ране уже новым полотенцем. Всё должно быть предельно чистым, особенно если это то место, куда просочился яд, сбив с ног могучего Белого Волка.       — Лютик.       Лютик вынырнул из своего почти гипнотического состояния и заметил поднесённую к нему банку с мазью. Выражение наполовину отвёрнутого лица Геральта было громким. Это было выражение пожалуйста и спасибо, причём, с нежностью, которую раньше Лютик замечал только по отношению к Плотве. Так что Лютик окунул палец в мазь и мягко нанес её.       Единственной реакцией, которую позволил себе Геральт, был только глубокий вдох, из-за чего Лютик предположил, что это ужасно жглось.       Спустя некоторое время, — возможно, когда утихла самая жгучая боль, — Геральт продолжил раздеваться, иногда прерываясь. Обувь, брюки. Ему почти всегда удавалось по большей части оставаться чистым снизу, исключая пары пятен на талии, от которых Лютик помог избавиться.       — Сейчас нужно вымыть волосы.       Геральт вздохнул, наклоняясь над ведром и полностью погружая в него голову.       — Конечно, это один из способов, — пробормотал Лютик.       Он проверил температуру воды, которая успела остыть спустя всё это время. Намылил пальцы, пропуская их сквозь волосы на затылке уже вынырнувшего Геральта. А затем ушёл за мылом для остальной части волос.       Если это и удивило Геральта, то виду он не подал. Просто оставался на месте, позволяя Лютику делать то, что он хочет, а когда чужие руки исчезли, то снова опустил голову в воду. На этот раз вода в ведре перелилась через край, и — ох — хозяин не похвалит их за весь беспорядок, что они натворили в комнате.       — Это последний раз в жизни, когда они позволили ведьмаку остаться в этих комнатах, — пробормотал Лютик себе под нос.       Снова вынырнув, Геральт указал на пузырьки, разбросанные по полу.       — Уксус, — попросил он.       Это была единственная бутылочка, наполненная более менее светлой жидкостью, поэтому Лютик сразу её нашел. Он был свидетелем этого обычая и раньше, поэтому сразу плеснул уксус в жестяную кружку и передал Геральту, а тот разбавил его водой и вылил на волосы.       Затем Геральт выжал лишнюю влагу из волос, и Лютик захватил ещё пару полотенец, подсушивая влажные волосы. Он снова опустился на колени, позволяя своим пальцам пробегать по белым прядям, ощущая их невозможную мягкость после полоскания. А Геральт просто позволял ему: позволял продолжаться непрошенному интимному прикосновению, тогда как в дороге избегал даже случайного.       Было ли это чем-то, чем он в тайне наслаждался, но уж точно не признался бы в этом? Он просто не хотел показывать какие-либо человеческие слабости на публике? Неужели прошедшая битва и яд размыли обычные границы?       Несмотря на это, в Геральте всё ещё оставалось что-то едва заметное опытному взгляду Лютика, что доставляло ему дискомфорт. Сжатая челюсть или напряженная осанка, — Лютик не мог сказать точно, но он был абсолютно уверен, что стойкому ведьмаку было больно.       — Давай, надо поудобнее устроиться.       Лютик положил руку на плечо Геральта, чтобы направить его к кровати, но мышцы ощущались такими напряженными, словно железо. Но это, конечно, было неудивительно. Схватка с чудовищем и побочные эффекты от противоядия, — от этого они и были перенапряжены. С этим Лютик уж точно с радостью мог бы помочь. Он подтолкнул ещё сильнее:       — Ну же, поднимайся.       С гораздо меньшей грацией, чем привычные плавные движения, Геральт сделал, как ему сказали. Даже минимально ворча. Может, дело было в заманчивости мягкой кровати или чрезмерной усталости, чтобы возражать, но он всё же встал, переступая через броню и склянки, направляясь к кровати.       — И на спину, если не возражаешь, — добавил Лютик.       Геральт снова подчинился инструкции, хоть и бросил взгляд с поднятыми бровями, ложась на соломенный матрас, который был незначительно шире его внушительной груди. Лютик нахмурился: ничего хорошего это не сулило для его предстоящей ночи. Он мог бы лечь спать на пол сразу, чтобы не рисковать, норовя свалиться с кровати посреди ночи. И всё же, здесь он надеялся на больший комфорт, нежели при их ночёвках в лесу.       — Лютик, — нетерпеливо заворчал Геральт.       Понимая, что он пялился на почти что обнаженного Геральта в течение неуместного времени и что это могло бы быть истолковано неправильно, Лютик приступил к действию. Из одной из седельных сумок он выудил собственную, в которой хранились ценные вещи. В ней он нашел своё любимое ромашковое масло.       Геральт закатил глаза и сказал:       — Только не снова.       Но Лютик был непреклонен.       — Можешь даже не прикидываться. Мы оба знаем, если бы тебе действительно что-то так сильно не нравилось, ты бы просто вышвырнул меня на улицу.       В ответ ему прилетело очередное хмыканье.       Лютик засмеялся. Стоящий аргумент. Присаживаясь у края кровати, он выдавил пару капель масла и растёр его в ладонях, чтобы согреть. А затем аккуратно распределил его по левой ноге Геральта до лодыжки и стопы, а потом между пальцами под настороженным взглядом Геральта.       — Что ты делаешь? — низко, с подозрением прорычал Геральт.       Ногу, тем не менее, всё же оставил в руке у Лютика.       Мягко улыбнувшись, Лютик нажал сильнее, позволяя большому пальцу скользить по лодыжке, с каждым разом надавливая сильнее и сильнее, пока Геральт невольно не дернулся.       — Это массаж, необразованный ты дурачок, — наконец ответил Лютик, по-любимому оттягивая слова. — Мышцы и сухожилия разминают до тех пор, пока они не расслабятся, что облегчает боль и возвращает былую эластичность. Давление может причинять дискомфорт, но большинство говорит, что конечные результаты довольно приятны и стоят того, чтобы потерпеть боль.       Он прервался, нажимая пальцем на особо чувствительную точку под подушечкой стопы. Колено Геральта рефлекторно дернулось, и Лютик тут же прекратил давление.       — Только незначительную боль, прошу заметить, — добавил он, встречаясь взглядом с Геральтом, чтобы подчеркнуть важность. — Это не должно причинять вреда.       — Я могу потерпеть, — заявил Геральт.       Лютик отчаянно замотал головой.       — Ведьмачьи мутации и прочее. Я знаю. Но это не тест для твоей выдержки. Смысл в том, чтобы облегчить боль, а не причинить её.       Поскольку Геральт только немигающе смотрел в ответ, Лютик вздохнул, потерпев поражение. Он не мог рассчитывать на то, что Геральт скажет, когда станет слишком неприятно, чтобы не задевать свою ведьмачью гордость. Нет, он просто будет осторожен и будет принимать во внимание рефлексы, даже если те будут безжалостно подавлены.       Он прервал зрительный контакт и сосредоточился на сухожилии пятки, плавно переходя к голеностопному суставу и ниже, к пальцам. Он нажимал так, насколько осмеливался, особенно в тех местах, где большинству людей было больно, если они много бегали. Внезапно палец ноги дернулся, а рука Геральта почти что сжалась в кулак, так что Лютик продолжил надавливать и ослаблять нажатия до тех пор, пока мышцы не стали податливыми, а суставы не задвигались как нужно. Только тогда он приступил к другой ноге.       В процессе Лютик начал напевать легкую спокойную мелодию, старую рабочую песню, которой их учили в Оксенфурте. Когда он закончил со стопой, то позволил своим рукам проверить мышцы вдоль голени, скользя вверх к коленке и замечая, что Геральт прикрыл глаза. Его дыхание стало глубже, но быстрее — не как при сне, — ноздри раздувались, вероятно, всё еще ловя окружающие запахи. Геральт уже говорил, что улавливает определенные эмоции, намерения, но никогда не уточнял, какие именно и когда, так что Лютику оставалось только гадать. Хищники чувствовали страх, а добыча старательно избегала встречи со своим охотником. Было ли обоняние ведьмака ещё более проницательным?       Проводя вверх и вниз по ногам, он иногда приподнимал их, чтобы массировать икры, проходя по ним пальцами или скользя вдоль. Поначалу челюсти Геральта были сжаты, но теперь он был более расслаблен. И время от времени сердце Лютика пропускало удар от чистого доверия, исходящего от человека, который до сих пор отказывался называть его другом.       Быть может, они уже давно оставили простую дружбу позади.       «Продолжай убеждать себя в этом», — предостерег себя Лютик.       Удовлетворенный состоянием ног внизу он намеренно оставил руку на коленке Геральта как точку соприкосновения, пока снова потянулся за маслом. Он пытался держать себя в руках на случай, если Геральт вдруг почувствует, что в животе у Лютика разливается что-то горячее и тягучее при виде этих накаченных бедер, к которым так хотелось прикоснуться. Лютик и сосчитать не мог, сколько раз он терялся в своих мыслях во время их путешествий, пялясь на эти самые бедра, обхватывающие Плотву и плотно обтянутые мягкой кожей.       Геральт нахмурился из-за перерыва, а может, из-за нового запаха ромашки, но совсем — Боже милостивый — не из-за пробуждающегося возбуждения Лютика. Этого в любом случае было достаточно для того, чтобы Лютик вернулся к своему занятию.       Он огладил правое бедро Геральта, взлохмачивая волоски, а затем пригладил обратно, нажимая при этом чуть сильнее и — ох — он накосячил. Бедра Геральта не поддавались, было бы проще размять сталь.       Лютик нажал подушечками больших пальцев на впадинку между коленом и мышцей, разминая круговыми движениями, проводя пальцами вверх, к самым сильным мышцам бедра, пытаясь соединять и разъединять их, действуя так, как обычно не делал. Геральт схватился пальцами за матрас, поэтому Лютик ослабил давление, большими пальцами скользя по мускулам по бокам, касаясь левой ноги и достигая тазобедренной кости. Лютик очень старательно пытался не думать о том, как близки его руки к– к…       Его большие пальцы скользнули под нижнее белье Геральта, из-за чего тот вздрогнул и резко выдохнул, поднимаясь на локти, бросая взгляд золотых глаз с круглыми зрачками.       — Лютик, — произнёс он грубо, даже грубее, чем обычно.       В этом единственном слове Лютик услышал такую растерянность, почти панику, что ему не оставалось больше ничего, кроме как шикнуть на Геральта, как на испуганного коня:       — Всё в порядке, Геральт. Прости, я буду осторожнее.       Чудо, что Геральт вообще не швырнул его в другой конец комнаты.       Подтверждая свои слова, Лютик с едва заметным давлением снова огладил его бёдра. Широкая грудь Геральта всё ещё вздымалась, но всё же он медленно опустился обратно на кровать, готовый попробовать снова. Довериться снова.       — Блять, — пробормотал Лютик.       А затем, прежде чем Геральт вопросительно промычал бы, добавил:       — Ты очень напряжен. Я удивлен, что ты вообще смог двигаться.       Он снова начал с колена, уже с левого, также работая над мышцами по бокам, осторожно огибая рубец, оставленный кинжалом Ренфри. Лютик работал мягко, костяшками пальцев водя по мускулам, пока Геральт снова полностью не расслабился. Только после этого он начал давить сильнее, поднимаясь выше, к обделённым связкам, находящимся в таком же плачевном состоянии, как и на правой ноге, а может и хуже, и следя взглядом за лицом Геральта, чтобы видеть даже намёк на дискомфорт.       И он был: нахмуренные брови, сжатые кулаки. Продолжая свое дело, Лютик разводил пальцы, намеренно надавливая на уплотненные мускулы. Помня о каждой неуловимой реакции, он кружил пальцами вокруг очередного уплотнения, но в этот раз…       Послышался резкий выдох Геральта, и он откинулся головой на подушку. Челюсти были сжаты, костяшки на руках побелели, но он повёл правой ногой, отводя её в сторону и открывая доступ, позволяя Лютику продолжать его занятие.       Сердце Лютика забилось чаще. Он не мог сказать, что именно было причиной — неиссякаемая похоть, растекающаяся по всему телу, или стремительно нарастающая привязанность к человеку-мутанту, который сдался под руками Лютика. Он тяжело сглотнул. Это не имело значения. Всё, что было важно, — помочь мышцам Геральта расслабиться. Подарить ведьмаку спокойный сон и обновлённые к утру силы.       Он продолжал работать руками, справляясь с жёсткими мышцами, постепенно надавливая сильнее, смотря, как лицо Геральта разглаживается, а пальцы больше не цепляются за постельное белье. Плавными движениями Лютик переключился на другую ногу, выпрямляя её в колене и разогревая мышцы, прежде чем начать.       Геральт был неподвижен. В особо неприятных местах у него перехватывало дыхание или поджимался брюшной пресс, но он, казалось, полностью отдался заботе Лютика, больше не переживая о том, что несёт в себе каждое прикосновение.       Лютик улыбнулся самому себе, а гордость в его груди боролась с изумлением.       Как только его начали удовлетворять ноги, за исключением лёгкого напряжения, Лютик позволил своим ладоням скользнуть к груди, широко расставляя пальцы, надавливая совсем чуть-чуть, чтобы проверить состояние грудных мышц и плеч. И затем, несмотря на весь свой профессионализм, не смог удержаться от того, чтобы пробежаться пальцами по мускулам, находящимся по обе стороны от трахеи, к ушам, просто чтобы посмотреть на реакцию, которую это может вызвать.       Геральт проскулил, поднимая подбородок и обнажая шею, из-за чего Лютик почти что вторил ему.       «Блять, — пылко выругался Лютик про себя. — Блять».       Он догадывался о текущем состоянии Геральта: успокоение мыслей и заглушающий все заботы белый шум. Спокойствие, пришедшее от абсолютной уверенности в том, что о нём заботятся и защищают.       Было абсолютно опьяняюще видеть, что он — слабый, раздражающий всех вокруг и мелкий Лютик — смог успокоить Геральта, Белого Волка, сильнейшего из всех ведьмаков. Этого было достаточно. К чёрту дружбу.       Колени Лютика после долгого сидения на полу разболелись, но, кроме нильфгаардского вторжения, ничто бы не остановило его сейчас. Поглаживая руки и грудь Геральта, он понизил голос, чтобы спросить:       — Ты можешь перевернуться для меня, Геральт? Твоя спина заслуживает такого же внимания.       Геральт, возможно в знак благодарности, проворчал. Лютик не признал в этом ничего из обычных невербальных ответов. Его глаза были открыты, но затуманены, не особо фокусируясь на лице Лютика.       Лютик поддержал его, помогая перевернуться, ни на секунду не отрываясь от кожи Геральта, сразу же начиная поглаживать широкие плечи, усыпанные шрамами, и талию.       — Ты такой молодец, дорогой, — похвалил Лютик.       Он с радостью подметил, что это заставило Геральта потянуться и уткнуться лицом в подушку, что совсем немного говорило за него. Лишь маленький жест, который Геральт никогда бы себе не позволил при других обстоятельствах.       Это было отрезвляющим осознанием и напомнило Лютику, что не стоит пользоваться этим в своих целях, потому что Геральт понятия не имел, во что ввязывается. И он, скорее всего, пожалел бы о многих вещах, которые сделал, — или позволил Лютику сделать — пока был в таком состоянии.       Лютик вернулся к работе, наливая ещё больше масла. Мышцы вдоль позвоночника, уходящие под лопатки, к плечам и шее, — каждые из них были размяты мягко, сильнее и настойчивее, пока напряжение не ушло.       Геральт вздохнул, заводя руки над головой и хватаясь за подушку каждый раз, когда Лютику удавалось найти особенно чувствительную точку, что по большей части было приятно. Если он надавливал где-то слишком сильно, Геральт шипел, не беспокоясь больше о сдерживании звуков из-за дискомфорта. Сейчас, когда его разум был затуманен, было не до проявления мужества. И благодаря этим реакциям было проще работать, потому что Лютик больше не видел лица Геральта.       Тем не менее, были места, на которых Геральт задерживал дыхание и подрагивал, как будто это было так же больно, как и приятно. Лютик снова вернулся к плечам, прежде чем слишком близко подойти к свежей царапине, которая уже затягивалась.       Он наслаждался спокойствием, которое приносил ведьмаку, при том что собственные руки и ноги уже горели. Это была цена за то, что ему позволяли находиться так близко к его неприкрытой спине и за то, что он смог сделать Геральта таким податливым. Ох, было так много вещей, которыми Геральт явно наслаждался, но не позволял их себе по причинам, о которых Лютик мог только догадываться.       Но сейчас Геральт с ними смирился. Позволил Лютику увидеть и использовать это. Или Лютик просто мог читать между строк. Как бы то ни было, он решил проверить ещё одну маленькую догадку. Его пальцы пробежали по затылку Геральта, отбрасывая серые пряди волос. Как только шея Геральта обнажилась, он накрыл её обеими ладонями, скользя пальцами с обеих сторон, к линии челюсти, а затем вверх, к мышцам, ведущим к плечам. И чтобы касаться так, нужно иметь преимущество. У Геральта перехватило дыхание и послышалось скуление, заглушенное подушкой, так что Лютик начал быстрее разминать ткани. Святая Мелитэле! Зачем он начал это? Это было мучение для него же самого!       Но он всё ещё не закончил, нет. Оставались бедра и ягодицы, будучи в таком же состоянии, как и всё остальное, после длительных поездок на лошади. Пока Геральт следил, чтобы Плотва была чиста и суха, а её спина никогда не болела, о себе он так не заботился.       Лютик провел пальцами вверх, нажимая и кружа у основания черепа, по мышцам, соединяющим шею и плечи, а затем снова проходя по всей спине. Он убедился, что не пропустил ту неопределённую точку, просто чтобы услышать судорожный вздох Геральта. Затем он двинулся дальше, в этот раз не поддаваясь собственной застенчивости, разминая мышцы спины прямо до начала ягодиц, упираясь большими пальцами и заставляя Геральта снова заскулить. Круговыми движениями он разминал кожу под пальцами, пуская мурашки по шее Геральта, а затем продолжая водить вверх и вниз.       Когда мышцы пришли в норму, Лютик коротко провел ладонями по плечам, поднимаясь, чтобы прошептать на ухо:       — Ты отлично справляешься, дорогой.       Геральт выдохнул.       Лютик вернул ладони на его бёдра с ещё большим количеством масла, хорошо его растирая. А затем стремительно скользнул под белье, между ягодицами, снова используя пальцы, скользя вверх-вниз.       Геральт застонал, прижимаясь бёдрами к матрасу, а затем подаваясь назад, следуя за руками Лютика, потому что тот отпрянул. Он не хотел, чтобы это случилось. Не так.       Ладно, возможно, он хотел этого самую малость, потому что — чёрт возьми — Геральт заслуживал чувствовать себя хорошо, хоть и называл Лютика пустышкой, пока тот находил его привлекательным. Так что… никаких ожиданий, верно?       Но он в любом случае не собирался оставлять Геральта без выбора. — Геральт? – позвал Лютик.       Он приблизился к изголовью кровати, но продолжал держать руку на талии у Геральта.       — Геральт, ты со мной? Если ты чего-то хочешь, извини, но тебе нужно быть немного более конкретным, дорогой.       Геральт повернул голову, показывая лицо из подушки, и Лютик мягко откинул его волосы, чтобы увидеть его глаза. Они были наполовину прикрыты, а дыхание было порывистым. В лучшем виде растрепанный.       — Лютик...       Лютик улыбнулся ему.       — Я здесь, любимый. Никуда не ухожу, — пообещал он.       — Пожалуйста, — выдохнул Геральт, снова ведя бедрами, и Лютик провел рукой ещё ниже по спине.       «Боже, дай мне сил», — молил про себя Лютик.       Об этом он мог только мечтать.       — Всё, что захочешь, дорогой, нужно только попросить. Мне нужно услышать это. Я хочу, чтобы ты был уверен.       Одной рукой Геральт сам потянулся к белью, спуская его к бедрам.       — Больше, пожалуйста… Твои руки...       Лютик кое-как вылез из собственных штанов, почти загораясь во всей своей уличной одежде.       — У тебя они есть, любимый, но где ты их хочешь?       Он позволял своей руке скользить по передней части бедра Геральта, легко добираясь до низа его живота, потому что Геральт призывно приподнялся. Лютик повернул руку, беря твердый член Геральта в кулак.       — Здесь?       То, как Геральт зажмуривает глаза от удовольствия и стонет сквозь стиснутые зубы, — должно быть, лучшая вещь, которую Лютик когда-либо видел. Но затем Геральт, с проступившим румянцем на щеках, потряс головой, разводя колени настолько, насколько позволяло спущенное белье.       Оххх...       Или Лютик только что испытал сухой оргазм, или у него аритмия.       Он отпустил член Геральта, провёл ладонью вверх по спине, затем снова вернулся вниз, прямо к этим греховным округлостям, пока его пальцы не коснулись напряженной мышцы между ними. У Геральта перехватило дыхание.       — Просто будь честен, хочешь мои пальцы здесь?       Геральт снова заскулил, так восхитительно отчаянно и требовательно.       — Л… да, Лютик.       Лютик не видел необходимости просить его дважды. Он провел по кольцу сфинктера масляным пальцем, прежде чем войти лишь на одну фалангу.       Геральт охнул, подогнул под себя локти, опуская голову и подаваясь бедрами назад, к руке Лютика.       Чтобы успокоить его и восстановить тактильный контакт, Лютик положил свободную руку на плечо Геральта, поглаживая вдоль спины до ягодиц.       — Прекрасный, ты такой прекрасный, — хвалил Лютик, проникая пальцем ещё глубже.       — Ты подарок самой Богини, дорогой, — протянул он, просто чтобы услышать стон Геральта снова.       Вскоре Лютик прислушался к немой просьбе покачивающихся бедер и добавил второй палец медленно, позволяя Геральту привыкнуть к растяжению. Он начал оглаживать гладкие стенки внутри, намереваясь найти определенную точку.       Рыча и выгибаясь в спине, Геральт тяжело дышал, эрекция твердо ощущалась под ним, но он не касался себя. Если он хотел кончить только от пальцев Лютика, что ж, Лютик был бы только рад помочь ему с этим. Он добавил третий палец, в ответ получая ещё более громкий стон и наблюдая, как Геральт принимает его.       — Ох, ты прекрасное создание.       Лютик продолжал бродить рукой по спине Геральта, надавливая и разминая мышцы в самом низу позвоночника, в это же время слегка сгибая пальцы другой руки внутри Геральта, заставляя его нетерпеливо ерзать и усмехаясь самому себе, потому что Геральт начал подвывать от удовольствия.       — Отлично, Белый Волк.       Геральт прорычал в ответ, возможно, с угрожающим посылом, но, наоборот, звуча действительно отчаянно.       Тем не менее, Лютик прижался губами к низу спины Геральта, словно извиняясь. Он ускорил движение пальцев. Словно второй припев в песне, становящийся быстрее и громче, Лютик ускорялся, и Геральт становился громче. Время от времени он целенаправленно толкался в ту самую —сладкую — точку, заставляя Геральта распадаться на части и, Боже, надеяться, что он, простой человеческий бард, сможет так же собрать ведьмака обратно.       Вот такой Геральт мог бы позволить ему это.       — Ты так близко, — прошептал Лютик ему в кожу. — Я чувствую это. Всё в порядке, я помогу. Отпусти себя, — подначивал он Геральта, который почему-то сдерживался.       Прошло много времени с того момента, как они начали, но этого всё ещё было мало.       — Чего ты хочешь?       Геральт тут же потянулся, рукой находя руку Лютика и переплетая их пальцы. Большего не потребовалось, лишь несколько движений лютиковых пальцев и поцелуй в бедро. Геральт кончил с тяжелым выдохом, сжимаясь вокруг пальцев.       Он выглядел восхитительно, будто все стены рухнули или, быть может, Лютик оставил их позади, потому что сейчас ему открылось всё. Он впитывал происходящее, будто был измучен жаждой, уже предвидя долгие дороги с Геральтом, который снова будет играть в недовольного всем вокруг, и лишь хотел, чтобы они остались прямо здесь навсегда.       Геральт, наконец, обмяк, расслабляя колени и локти, не обращая внимание на мокрый беспорядок под собой.       Осторожно вытащив пальцы, Лютик сполоснул руки в холодной воде остатками мыла. Он коротко взглянул вниз на собственную позабытую эрекцию, плотно обтянутую брюками, и лишь пожал плечами. Сейчас это не важно. Он вернулся к кровати с флягой Геральта и парой чистых полотенец.       Он поставил фляжку на пол, так, чтобы Геральт мог дотянуться, а затем подтолкнул его, всё ещё расслабленного, не реагирующего ни на что вокруг, на другую сторону кровати, натягивая обратно его белье и прикрывая полотенцем испачканную простынь.       К комнате прилагалось жёсткое шерстяное одеяло, лежащее на хлипком столе рядом с обычной раковиной и кувшином холодной воды. Но у них были и собственные постельные принадлежности, из которых Лютик вытянул своё мягкое хлопковое одеяло и прикрыл им спину Геральта.       Стоит ли ему лечь на полу? На кровати действительно будет тесновато. Но после того, что Геральт только что испытал, — что, вероятнее всего, для него было неожиданно и впервые, — тесный контакт был бы лучшим способом избежать переживаний. По правде говоря, решение принялось само собой, и Лютик быстро скинул верхнюю одежду, залезая к Геральту, укрываясь уголочком хлопкового одеяла, и сверху – шерстяным.       Когда он подполз ближе, Геральт пробормотал что-то похожее на имя Лютика, на что тот только протиснул ногу между ног Геральта, приобнимая его рукой и утыкаясь губами в шею сзади.       — Спи сейчас, смелый ведьмак, — пробормотал он. — Мы поговорим об этом утром.       Но Геральт, медленно и сонно, обернулся в сторону Лютика. Длинные волосы прикрывали лицо, и он слепо потянулся к губам Лютика и...       Ох!