Ключ к Верховенскому

В номер постучались. Постоялец, который до этого с взволнованным видом кусал кончик пера, сидя над пустым листом бумаги, вздрогнул, боязливо оглянулся, но пошёл открывать. Ключ быстро повернулся в замочной скважине, и дверь отворилась. Пётр Верховенский невольно сделал несколько шагов назад, увидев гостью. Бледная, взволнованная Даша Шатова поспешно переступила порог, однако тут же остановилась, вопросительно смотря на Верховенского, который никак не мог собраться с мыслями. Они пристально смотрели друг на друга несколько мгновений. — Если вы здесь, то и… — наконец с неизъяснимым волнением начал Верховенский. В его глазах засверкали огоньки надежды. Даша нахмурилась. Ей не нравился такой поворот событий. Она надеялась, что Верховенский не сразу спросит о Ставрогине, хотя знала: будет именно так. Даша слишком хорошо понимала чувства Верховенского. — Варвара Петровна поехала навестить Юлию Михайловну и её мужа, — Даша наконец прервала молчание, заговорив о посторонних вещах. Она волновалась. Очень волновалась. Однако Верховенский не обращал внимания ни на её бледность, ни на дрожащий голос. Даша опустила глаза. — Я напросилась ехать с ней, чтобы встретиться с вами. — Что? — глухо спросил Верховенский, тоже опуская глаза, — Зачем? Я должен быть вам… Даша быстро его перебила: — Должны-то должны, но… Не будем об этом. Я вас не презираю и не ненавижу. Мне вас жаль. — Жаль? — снова глухо переспросил Верховенский, — П-почему это? — Можно пройти? — проигнорировала вопрос Даша. — Да-да, естественно, — засуетился Верховенский и с шумом придвинул ей стул. Они сели. Даша взглянула на Верховенского и с расстановкой сказала: — У меня будет ребёнок от Ставрогина. Верховенский несколько секунд пристально смотрел на Дашу, а потом просиял: — Значит, он здесь? Дашино лицо исказилось. — Он повесился три месяца назад в Скворешниках. Верховенский не двинулся с места. Однако Даша заметила, как поменялись его глаза, как в них пропал этот порой пугающий лихорадочный блеск, будто что-то внутри навсегда потухло. Казалось, он даже не дышал. Это было страшнее любой истерики. Прошло сколько-то времени. Вдруг Верховенский попытался встать, однако ноги его не слушались, и он упал на стул. — Даша… — сказал Верховенский сдавленным голосом, — Даша, скажите… Скажите, почему я говорю с вами? Даша испуганно посмотрела на Верховенского. — Почему я услышал и… сразу не умер? Он всё… Это ошибка… Ошибка! Я должен умереть и я умру! — тут он снова попытался встать. Даша усадила его обратно. — Знаю! Сидите, — властно крикнула она, — я потому-то и сказала вам о ребёнке! — Даша специально говорила громко, чтобы её голос не дрожал. Она была готова разрыдаться, видя состояние Верховенского, понимая его, чувствуя то же самое. — Что? — спросил Верховенский ещё более бледным и безжизненным голосом. — Вы живы, потому что знаете про его ребёнка. Потому что не всё рухнуло. Верховенский помолчал. — Нет, — он мотнул головой и продолжил с ужасающим хладнокровием; с хладнокровием конченного человека, — Я должен умереть и я умру. Он смотрел на Дашу в ожидании. Она потерялась окончательно. Не знала, что сказать или сделать. И вдруг вспомнила один из её разговоров со Ставрогиным. Это было давно, ещё в Швейцарии. Он часто говорил ей то, чего даже не упоминал в разговорах с другими. В тот вечер Ставрогин доказывал ей: к каждому можно подобрать некий ключ — слово или действие, которое мгновенно позволяет взять человека под контроль. Даша сначала не поверила и спросила, почему он так решил. Ставрогин ответил, что его на эти мысли натолкнул один случай. И рассказал об этом. — Верховенский как-то изъявил желание научиться ловить бабочек. Как вы понимаете, не бабочки ему были нужны, но суть не в этом. Мы провозились с ними довольно долго, его упорство меня забавляло. Под конец мы просто дурачились. Он посадил одну из бабочек на руку себе, а я подошёл сзади и на неё дунул. Глупости. Ладно. Бабочка почему-то полетела прямо в лицо Верховенскому, он отшатнулся и — прямо ко мне. Я тогда его придержал, потом обнял — обстановка располагала. Он вдруг заплакал и прижался сильнее. Я удивился, а Верховенский объяснил, что его никогда и никто не обнимал. Для него это что-то особенное, сокровенное. Вот и ключ… это было просто, — тут он задумчиво покачал головой, видимо, припоминая что-то ещё. Этот разговор, как и многие другие, состоялся в той же гостинице, где сейчас находились Даша и Верховенский, только в соседнем номере. Когда Даша ехала сюда, она точно знала, что именно здесь найдёт Верховенского, и не ошиблась. Сейчас откровение Ставрогина спасло жизнь. Даша дрожащими руками обняла плечи Верховенского, который прижался к ней и безутешно зарыдал. Даша выдохнула. *** Теперь Даша постоянно находилась рядом с Верховенским. Их объединяла бесконечная любовь к одному человеку и общее горе. Отчаяние так давило на них обоих, что лишь вместе, поддерживая друг друга, они могли выдержать этот груз. От прежних Даши и Верховенского осталась лишь блёклая тень. Однако, осталось хоть что-то. Вскоре они приехали в кантон Ури и обвенчались. Тихо, скромно и не по любви. Точнее, не по любви друг к другу. Так было легче всегда находиться рядом, так было нужно ребёнку. Даша здраво рассудила, что нельзя ему расти без отца. Верховенский поддержал её. Энтузиазм Верховенского, который он раньше растрачивал на попытки подрыва российской государственности, вернулся к нему и целиком вылился в заботу о сыне. Те немногие, с кем общалась эта семья, называли его идеальным отцом. И действительно, ему удавалась эта роль как ни одна другая. Даша же в меру строго обходилась с сыном: заботясь о безопасности, она давала ему некоторый простор, чтобы не повторить ошибок Варвары Петровны, которую теперь бросило в другую крайность: она души не чаяла во внуке; когда приезжала в гости, задаривала его с ног до головы и не на минуту не отходила. *** Однажды Верховенские втроём зашли в новую бакалейную лавку. Там продавщица всплеснула руками и громко выразила своё восхищение по поводу поразительного сходства сына с отцом. Видимо, она обратила внимание лишь на цвет волос. На обратной дороге Верховенский впервые заговорил о Шатове. Пятилетний Николя бодро шёл вперёди и не слышал его слов. — Удивительно… кровь Ставрогина, Шатова и фамилия Верховенского. Даша остановилась, приставила руку козырьком ко лбу, защищаясь от яркого солнца, и пристально-пристально посмотрела на своего мужа. Они постояли некоторое время в молчании. Николя тоже остановился, но не подходил к ним, потому что его внимание привлекло что-то в траве. А Верховенский стоял и думал о том человеке, которого он не упомянул, хотя его имя было в одном ряду с этими тремя. Даша угадала его мысли, подошла и обняла за плечи: — Я тебе не всё тогда рассказала. Верховенский с удивлением посмотрел на неё. — Придём домой, покажу. Супруги ускорили шаг и поравнялись с Николя, который быстро вскочил с земли, отряхнулся и взял их за руки. Дома Даша быстро нашла фотокарточку и показала её Верховенскому. На первом плане была сама Даша, а сзади — строящийся мост. Верховенский тут же догадался. Он уже видел этот мост, правда, на бумаге. Верховенский пристально посмотрел на Дашу, потом — на фотокарточку, потом — снова на Дашу. Она медленно кивнула. Решили вставить фотокарточку в рамку и повесить над камином. Пока Верховенский делал это, в комнату вбежал Николя, размахивая в руке тетрадкой. Даша подошла к нему и спросила с мягкой улыбкой: — Что случилось? — Как называется этот цветок? — в упоении спросил Николя, протягивая тетрадь. — Клевер, — ответила Даша, — а зачем тебе? — Я хочу приклеить в эту тетрадку все-все-все цветы! Ещё будут названия и будет красиво! Даша быстро обернулась на Верховенского. Он смотрел на Николя и грустно улыбался.