Другая сторона жизни

Ты вытираешь капли с разбитого экрана телефона и пишешь в твиттере, что твоя жизнь — дерьмо. А у меня и Твиттера-то никогда не было. Зачем ковыряться в чужом нытье? Ты зарываешься лицом в подушку и думаешь, что тебя никто не любит. А я даже не знал, как должна проявляться любовь ко мне у других людей. Ты боишься, что у тебя нет будущего. А я не думал о будущем. Меня грузила мысль о мнимой свободе выбора. Зачем грузиться? Как пел слащавый Баттерс в одном из своих школьных номеров: «Смотри на жизнь с хорошей стороны». Вообще, я всегда считал себя по-своему удачливым человеком. То есть как, удачливым… Например, однажды, когда нам было семь лет, мы устроили гонки на санях. Соревновались мы с девчонками. Я предложил утяжелить санки кирпичами, чтобы уж точно надрать девкам зад. Триумф не состоялся. На крутом повороте кирпичи полетели вниз, я тоже полетел вниз, упал в грузовик на мешки с сухим бетоном. Этот грузовик заехал потом на горную дорогу и перевернулся, скатился по склону. Мелкий я не помнил, как выбрался из-под мешков. Помнил только, как побрёл потом по лесу наугад. Даже не брёл. Тащился. Словно меня кто-то тащил. Я зализывал ссадины на ладонях, сглатывал песок и грязь. И вышел к лагерю скаутов. Водитель умер. А вот ещё случай. Однажды на уроке труда завязка моей парки оказалась в смертельной близости от циркулярной настольной пилы. Ещё доля секунды — и от моей головы остался бы только фарш, но тут электричество вырубилось и не вернулось до конца урока. Иногда мне казалось, что всё, к чему я прикасался или приближался, начинало разваливаться. Клянусь, если собрать все предметы, что прилетали в меня или пролетали мимо меня, в одном месте, то можно организовать музей. Чего бы там только не было: от бутылок, которыми любил швыряться бухой батя, до иракских ножей, ракет и пианино. Ракета взорвалась прямо перед носом, и я отделался тогда только больной башкой, круто, да? А нож тот поцарапал мне плечо, в конце застряв в стене. Что тут сказать, тоже своего рода удача, да. Один случай вообще абсурдный. Ты, наверное, помнишь, как мы с пацанами играли в ролевку по фэнтези, и я был принцессой. Японцы предложили мне поработать моделью и организовали фотосессию на крыше небоскреба. Я, в лилово-белом платьице и белокуром парике, в обнимку с поросячье-розовым резиновым пони, позировал, как будто лечу. Впереди меня очертания бетонных джунглей растворялись в золотистой дымке. Видимо, я переоценил свои актерские способности, потому что пони подо мной не выдержал, прогнулся, и я сорвался. Упал на мойщика окон, который работал тридцатью этажами ниже, и сломал ему руку и ногу. Таких историй я бы мог рассказать много, но не вижу смысла продолжать. Во-первых, часть из них ты уже слышала. Во-вторых, я бы и сам точно не сказал, как всё было. Когда что-то происходит с тобой постоянно, ты привыкаешь к этому настолько, что не обращаешь внимания. Я привык к своим травмам и ссадинам. Иногда забывал, откуда они у меня. Не запоминал, не следил. Какая разница-то? Вылечишь одну — появятся новые. В какой-то момент я перестал бояться. Чего-либо. Вообще. Начал экспериментировать: если вселенная троллит меня, то почему бы и мне не потроллить ее? Если смерть постоянно хватает тебя за штанину, но добить не решается, то почему бы не подразнить её специально? Я уходил в чизинг-трипы на неделю, выпивал бензин, глотал пауков, мышей и собачье дерьмо. В том дурацком шоу показали далеко не всё, поверь. Хорошо, что ты тогда была маленькая, и когда мое шоу крутили по телевизору, ближе к полуночи, ты уже спала. Ты просто радовалась, что у нас наконец-то появились деньги. Ела свежую, а не замороженную пиццу, играла с новыми куклами. А я думал о том, как давился какашками. Я ненавидел себя и считал себя лучше других одновременно. Незнакомые пацаны на улице просят автограф, девочки подкатывают, сами на коленки садятся — «А, ну, Маккормик не откажет!» — бабло идёт. Конечно, как тут не чувствовать себя крутым. Хотя… какие у меня были преимущества, кроме моего секрета? Да и тот напоминал, скорее, чью-то чёрную жёсткую шутку. Но то, что ты видела в шоу, не может сравниться с самой мерзкой вещью на свете, которую я сделал. Однажды, когда мы с пацанами изображали аниме-героев, я сюрикеном проткнул Баттерсу глаз. Чем я тогда думал? Конечно, воображал себя суперниндзя, а Баттерса — суперзлодеем-психопатом, но это была лишь тупая игра. Зачем нам вообще продали недетское оружие? Баттерс упал и больше не вставал. Я смотрел, как из его серого и сморщенного, словно пожёванная жвачка, лица торчали металические зубцы, как алая жижа стекала по лбу, склеивала между собой светлые пряди волос, и чувствовал нарастающее омерзение к себе. Дома я навис над унитазом, надеясь, что моё омерзение выйдет наружу зловонной гнилью, но, к сожалению, это был лишь сандвич. Меня прогнал батя, которому приспичило пропоноситься. А Баттерс… а что Баттерс, очнулся он только на следующий день, а из больницы вышел через месяц. Моя звезда проломила ему череп. Его родаки долго расплачивались за глазной протез. А я даже не навестил его в больнице ни разу — стыдился. Баттерс был самым уязвимым человеком из всех моих знакомых. Как и ты. Он никогда не делал мне ничего дурного, считал меня своим кумиром, супергероем, хотя какой я, к черту, супергерой? Всего лишь бедовый, отбитый наглухо школьник, который любил кидать в групповой чат мемы про сиськи и члены. После этого я понял, что занимаюсь херней. А что, если моя способность — это не троллинг вселенной, а подарок? Ты знаешь, что было дальше. Я напялил на себя безвкусный супергеройский костюм, с капюшоном настолько большим, что в нем исчезала моя голова, и полез драться за справедливость на улицы. Боже, какие пафосные речи я толкал! Называл себя то ангелом-хранителем города, то хирургом, вырезающим раковые опухоли, то ночным кошмаром злодеев. Неужели надеялся, что меня начнут воспринимать всерьёз? Помню, когда ты узнала про мою двойную жизнь, ты обрадовалась и растерялась одновременно. Так ты узнала, что ангелов-хранителей в дурацких капюшонах на самом деле не существует. «Я молилась на Мистериона! Чтобы он защищал и моего брата тоже! — сказала ты тогда. — А теперь на кого молиться?» Не на кого, а за кого. За себя. За нас. Что ты сейчас и делаешь, перевернувшись на спину. Молодец. Зачем я тебе это рассказываю? Наверное, потому, что мы мало друг другу чего-либо рассказывали, сидели в одиночестве в разных комнатах. Я никому не говорил про свой секрет, про отвращение к себе. Теперь ты знаешь. Думаю, также тебе стоит узнать историю, что началась в этот четверг. Она и ответит на вопрос, который ты задаешь постоянно. В общем, как ты знаешь, Картман — жирный кусок говна, но в креативности, иногда граничащей с гениальностью, ему не откажешь. Два месяца назад он организовал подпольный клуб. Нелегальный алкоголь для несовершеннолетних был главной фишкой этого клуба. Сам клуб располагался в подвале дома Картмана. Конечно, там было темно, тесно и душно, но народ валил туда толпами. По-моему, там даже готы засветились, но не суть. В общем, Картману взбрело в голову устроить рейв-вечеринку. — Продажи падают, — сказал он мне, — и мы будем расширять список услуг. Как человек, который любит торчать на чем угодно, ты мне поможешь, Кенни. Ты-то точно должен знать, где можно раздобыть самую мощную дурь. Я ответил ему, что как человек, ебанутый на всю голову, Картман улетит в космос даже с одного миллиграмма «самой мощной дури», а снос башки у Картмана — это пиздец как страшно. — Так я же сам употреблять не буду, это для привлечения клиентов только, — не моргнув глазом, сказал он. — Дай мне контакты твоих чуваков, а я с ними договорюсь. Кто бы сомневался. К его заплывшему жиром лицу намертво приклеилась наглая ухмылка, но когда надо, он мог изобразить любую эмоцию, войти в любой образ. Мог дать собеседнику именно то, чего от него ждали. Гений, чего уж там. Уломал он и меня. Хотя я давно не употреблял ничего, кроме травки, да и то редко, я выдал ему контакты — имена, адреса и телефоны. Да, тупо, знаю. Бухло Картман добывал через свою мамку, которая его же и прикрывала, оправдываясь своим алкоголизмом. А дурь… Он так или иначе вытянул бы из меня или кого-нибудь другого нужную информацию, верно? Понятия не имею, о чём он с ними договорился, но в четверг вечером, когда я, как обычно, возвращался из качалки, куда ходил после работы, парни выловили меня. Так тупо: я иду на парковку к своему велосипеду, фонарь высвечивает меня апельсиновым светом, словно прожектором — как звезду драмы, блин — и тут из машины выскакивают братья и буквально сбивают меня с ног. Я шмякаюсь подбородком об асфальт, толчок в бок — и я уже на спине. Два косматых урода, с помятыми, потёртыми рожами, в потёртых джинсовках, нависли надо мной. На фоне идеально лилового, без разводов, неба они смотрелись чужеродно. Нефиг им тут делать. Я поднялся, несмотря на адскую боль и помехи в голове, и один из братьев тут же направил на меня пистолет. — Ты говнюк тупой, трахаешь жирного в жопу. — Голос у Финна был необычно писклявый, из-за чего некоторые не воспринимали его всерьёз. Рано или поздно они об этом сожалели. — Что надо? Всего два слова, но как же больно говорить. — Вы с жирным заодно. Ограбили наш дом и копов натравили, — сказал Кларк, тот, что без пистолета. Он всегда говорил так, как будто у него был вечный насморк. — Я дал ему контакты. Всё. — Вчера нас обворовали, — продолжал Кларк, не меняя интонаций. — Кто-то спиздил половину запасов. А утром копы подвалили. Был обыск. Нас чуть не засадили, блядь. — Жирный наебал нас, отказался сначала, не взял ни хуя, потому что не хотел платить, — пищал Финн. — Я сказал ему, что подешевле он только парашу найдёт. А он наебал! — Идите к Картману. Я тут ни при чём. Мне это начало надоедать. Парни спятили. Как будто за убийство на парковке, где ходит куча народа, их точно не посадят. Вообще, можно было убить меня как-нибудь быстро и нескучно. — Мы не будем тебя убивать. — Кларк прочитал мои мысли. — Сейчас ты поедешь с нами и вернёшь то, что принадлежит нам. Ясно? — Да, но у меня ничего нет. — Пиздишь, нищеброд. — Финн брезгливо скривил рот, и мне тоже стало брезгливо. — Все знают вашу вонючую семейку, весь город позорит. Тебе недоразвитый братюня твой слил, где мы колёса держим? Пиздит говно из магазинов, а потом приходит к нам, обдолбается, ляжет на полу и рассказывает, как бы он выебал свою сестрицу… Блядь! —… она такое уебище, как её вообще можно ебать… Думаю, ты меня простишь. Не знаю, что на меня нашло, у меня почернело в сердце и перед глазами, и я как следует вмазал Финну по переносице. И ещё раз. Финн отшатнулся, уронил пистолет, кажется, его подобрал Кларк, я не видел, потому что меня шарахнули со всей дури по голове. И вот тогда темнеть перед глазами начало взаправду. Упав, последним я услышал «Да он ебанутый», потом какую-то возню, писклявые и гнусавые вопли, а потом всё стихло, потому что я отрубился. По крайней мере, думаю, что отрубился, и нелепая сцена на парковке мне не приснилась. Очнулся под своим одеялом. Плотная шершавая ткань привычно окутывала меня, но к ней добавилось и что-то непривычное. Умиротворение — вот что это было. Оно окутывало меня бархатом. Я поддался ему, расслабил тело, мысли стали легки и прозрачны, челюсть и спина больше не ныли. Быстро же в этот раз исцелился. Вместе со мной в комнате находился кто-то ещё. Я не видел его, но ощущал кожей, как будто от его движений вибрировал воздух, и эти микроскопические вибрации каким-то образом сообщали мне нужную информацию. Я не видел его, но знал, что сейчас он стоит возле моих ног и сосредоточенно печатает что-то. Ожидая в качестве спасителя увидеть кого угодно, хоть Картмана, я поднялся. Чего не ожидал, так это обнаружить рядом с собой незнакомого парня в синей стёганой куртке. Высокого, почти неподвижного, если не считать пальцы, которыми он тыкал в планшет. Ноги вместе, руки прижаты к телу, ни один лишний мускул не дрогнет. Похож на манекена, только искусно сделанного. Шедевр от мира манекенов, я бы сказал. Симпатичный парень. Глянцевые чёрные волосы, вытянутая фигура прыгуна-легкоатлета. В школе, наверное, многие хотели его трахнуть. — Привет, — сказал я. — Это ты спас меня от этих мудаков? Ну, спасибо что-ли. Нет ответа. Тычет в планшет. — Не ты? Тогда что, блин, ты тут делаешь? Парень, наконец, обратил на меня внимание. Опустил планшет, вытянулся по струнке, хотя куда уж вытягиваться? Непроницаемая мина на его лице сменилась на противотанковую. Серьёзно, даже такие отбитые имбецилы, как Финн и Кларк, с отбитым инстинктом самосохранения, зассали бы, столкнувшись с этим парнем. Причём, в самом его лице не изменилось почти ничего, разве что чуть нахмурились брови, зато какой контраст! Сначала — «Я красавчик, и не ебет», а потом — «Не влезай, убьёт». Чёрт, да он с характером. — Как тебя зовут? — Я Крэйг, — сказал наконец он ленивым сочным басом. — Ваш ангел-хранитель. Да, тот самый Крэйг, которого вы с батей видели. Батя тогда спросил тебя, не отсасывал ли я этому парню, а ты… немного испугалась его вопроса. В общем, со своеобразным чувством юмора парень, подумал я тогда. Еще раз вгляделся в его насупленное лицо, но оно ничего, кроме насупленности, не выражало. — Ангел? — заржал я и сел на кровати. — А чего такой хмурый? — Я задолбался. Тут я заржал в полный голос. Мне определённо нравился этот пацан. — За восемнадцать лет, что я работаю на вас, мне ни разу не приходилось отдыхать, — продолжил он, ничуть не смутившись моей реакции. — От переутомления начались ошибки. Когда вы три месяца назад сломали ногу, поскользнувшись на мокром полу в школе, этого не должно было случиться. Да, странная хрень тогда вообще произошла. То, понимаешь ли, с крыш и деревьев прыгал, то с лестниц падал, со скейта много раз — и ничего, синяками да ссадинами только отделывался, а тут… на три недели в бандаже застрял. Батя тогда ворчал, что он не для того устраивался на адскую работу сортировщика, чтобы платить по моим медицинским счетам. — Чтобы спасти вас от Финна и Кларка, мне пришлось нарушить правила и наслать на них паническую атаку. Я уже нарушил правила на несколько тысяч лет штрафа и теперь не знаю, когда получу повышение. Голос этого парня — словно ровный пульсирующий бас. Закрыть глаза и медитировать. Но я просто потянулся за пачкой сигарет в кармане парки. Надо бы обдумать, что произошло. Выставить за дверь парня, если тот окажется псих, я всегда успею. — Ладно, спасибо ещё раз, — сказал я, безуспешно щёлкнув зажигалкой. Она не работала. — Только ты это… поясни за прикол, какие тысячелетние штрафы, какое повышение и при чём тут я. — Когда третья по счету сигарета рассыпалась в моих пальцах в пыль, я посмотрел на парня. Тот дырявил взглядом пачку «Ньюпорта». — И сигареты мои верни, — добавил я. — Что за фигня, дорогие же. — В истории вашей семьи часты случаи смерти от рака лёгких. — А тебе что, ты моя женушка? — Я только что продлил вам жизнь на полчаса. И да, я же сказал — ангел-хранитель. Крэйг. — Отлично, а я Кенни. Тоже ангелочек. Глянь, разве не похож? — сказал я и взъерошил сам себе волосы. Конечно, я ему не поверил. Парень снова потыкал в свой планшет и сказал: — Кеннет Маккормик, родился двадцать второго марта две тысячи второго года в десять часов двадцать минут на диване в гостиной. Зачатие произошло во время собрания оккультной секты Ктулху, которую посещали в то время ваши родители, с чем и связана ваша повышенная склонность к травмам. В первые полчаса вашей земной жизни отец уронил вас на пол, так как находился в состоянии среднего алкогольного опьянения. Мне удалось сделать так, чтобы намотанное на вас полотенце облегчило падение. Безусловно, некоторые особенности вашей внешности, например, привлекательное лицо, яркие голубые глаза и светлые волосы традиционно ассоциируются в популярной культуре с внутренней красотой и чистотой, таким образом, вы можете удовлетворять примитивным земным стереотипам об ангелах, если не считать, конечно, явное отсутствие у вас крыльев. Признаюсь, я немножко онемел после такой речи. Этот парень — сталкер. И находит меня привлекательным. Только изъясняется заковыристо. — Ладно, допустим. — Я решил ему подыграть. — А твои крылья где, ангел? — Я предполагал, что вы спросите об этом. Крылья и белые одежды — это примитивные земные представления об ангелах. На самом деле вы не смогли бы увидеть меня в моем реальном состоянии, людям оно недоступно. Чтобы отправиться на земную миссию, мне пришлось выбрать образ, наиболее близкий к вам и который лучше всего вписался бы в местное общество. Я выбрал себе имя и образ. Теперь я Крэйг, старшеклассник. — Зануда с наклонностями гопника? А что не грудастая блондинка? — спросил я в штуку, но парень окатил меня взглядом, как ведром холодной воды. Я взаправду похолодел. Меня странным образом потянуло вверх, только потянуло не тело, а как будто… мою внутреннюю сущность, что ли? Я почувствовал себя невероятно маленьким и ничтожным, увидел себя на кровати и свою обшарпанную комнату со стороны, они уменьшались и уменьшались, пока я не стал оранжевой точкой внизу. Крэйг же, напротив, стал большим, огромным, точнее, это был уже не Крэйг, а… нечто. Оно обняло меня, окутало войлочным шариком, и я повис в коконе между двумя мирами. Куда-то пропало сердцебиение и дыхание, и вообще это уже был не цельный я, а водоворот эмоций и воспоминаний. Прутья кроватки, испачканные штанишки, страх, голод, мамины пальцы гладят волосы, покой, счастье, скорость убыстряется, интерес, лицо молодой женщины с короткими темными волосами, любовь, дно самой большой лужи, чумазый Картман, смех, падаю с горки, боль, мама держит младенца на руках, все быстрее и быстрее, катаю по парте шарики из бумаги, скука, бессилие, металлические зубцы, отвращение, ненависть, мой язык на ее клиторе, дрожь, гордость, изрисованное сердечками письмо, огонь, пожирающий костюмы принцессы и Мистериона, все быстрее и быстрее, пока картинки не смешались в смазанную кашу, я окончательно потерял себя… и глубоко вдохнул, потом что снова очутился на кровати в своём теле. — Что ты сделал? — выпалил я, сердце (ко мне вернулось сердце!) колотилось. — Я подумал, что уже сдох нафиг. — Прошу прощения за то, что поступил не по протоколу, — сказал Крэйг, не меняя интонаций, позы или выражений лица. — Я предполагал, что вы мне не поверите. Я затронул лишь самые чувствительные точки, те, что составляют основу вашего самосознания. — Ладно, верю, только в голову мою больше не лезь, это… до фига странно. Из кармана джинсов я достал телефон. Было одиннадцать вечера, ужин съели без меня. Обычно мне удавалось заглушить голод сигаретами, а потом передёрнуть пару раз и лечь спать. Но не с этим парнем. Пока мой бурчащий живот не начал пожирать сам себя, я решил расковырять что-нибудь в холодильнике, хотя бы запас завтрашних вафель, батя убьёт — пофиг. Я встал с кровати, и тут Крэйг выдал: — Вы хотите пиццу? На самом деле, я действительно мечтал в тот момент о сочной, ароматной пицце, с беконом, колбасками, грибами, да чем угодно. Во входную дверь кто-то заколотился, слышно было из моей комнаты, и Крэйг одним движением глаз показал мне в сторону стука. На крыльце дома и вправду стоял парень с пиццей. Протянул мне коробку, стаканчик кофе, сказал: «Заказ уже оплачен» и растворился (не шучу!) в воздухе. Пицца от боженьки? Не знаю, но запах у неё был точно божественный. Если бы на него сбежались все крысы в нашем доме, не удивился бы. В комнате Крэйг стоял столбом там же, где я его оставил, с зажатым планшетом в руках. Я засомневался, живой он вообще или нет, но тем не менее предложил, кинув коробку поверх тетрадок на столе: — Бери, угощайся. Он зашагал, высоко задирая ноги, как марионетка на верёвочках. Оно живое! Вытащил кусок из коробки и вытянул перед собой. Посмотрел, как я отправил треугольник пиццы в рот, сделал также. И так старательно зажевал, так заворочал челюстью, что лицо перекосило. Я заржал. — Чувак, сделай лицо попроще, — сказал я, садясь обратно на кровать и смакуя на языке вкус этой божественной пиццы. — Ты не сможешь охранять людей, если будешь их пугать. — Должен вам признаться, я нахожу это тело слишком неудобным, — он говорил и жевал одновременно. — Оно слишком привязано к конкретной точке пространства и времени. — Расслааабься, ты как деревянный. И улыбайся иногда. Вот так, — я показал ему, как, и он ответил мне оскалом-заборчиком из зубов. — Ладно, не надо, — вздохнул я. — И давай на «ты», что ли. Значит, ты пришёл направить меня на путь истинный и рассказать, какой я клёвый и важный? Показать, какой бы хреновой была жизнь в Южном Парке без меня? Как в том фильме, да? — Нет, ты не важный и не клёвый, как ты выразился. Как я уже говорил, у меня случилось переутомление. Такое у ангелов бывает редко, но бывает. Результаты моей работы по некоторым пунктам сочти неудовлетворительными. — Крэйг взял второй кусок и снова зажевал, как дебил. — Но уволиться я не могу, перейти на другое место — тоже, поэтому я попросил себе напарника. Никто из свободных ангелов к тебе перейти не захотел, и я прекрасно их понимаю. Я много раз ходил и просил что-нибудь сделать, и в конце концов, мне поменяли условия работы. Теперь я на земной миссии до тех пор, пока не будет улучшений в твоём поведении. — То есть? — Теперь я полностью контролирую твою жизнь. Над общим отношением к миру тоже придётся поработать. Опять взгляд строгого препода. Вот это попадалово, подумал я. Две противоположные половинки боролись внутри меня. С одной стороны, наконец-то кому-то была небезразлична моя жизнь. Признаюсь, иногда, когда Баттерс или Кайл жаловались на своих чересчур авторитарных родаков, я хотел оказаться на их месте. Ну и что, зато о них заботятся, когда они болеют, а ещё Кайлу «Мерседес» за отличные оценки подарили, а ещё Баттерса родаки во все свои поездки по миру берут, а ещё ему покупают квартиру в Лос-Анджелесе, а ещё… много всего, чего мы с тобой никогда не видели. С другой стороны, личное пространство и свобода — это единственное, чего у меня было много, и делиться ими с кем попало я не любил. Сейчас, конечно, жалею, что жадничал, ты уж прости меня. Но тогда… миллионы вопросов толпились в моей голове, клонировали сами себя, особенно один из них: «Почему я? Чем я заслужил такое внимание боженьки?». Молодец, Маккормик, заигрывал с жизнью и смертью, вот и доигрался. Твой ангел недоволен тобой. — Тогда предлагаю отдохнуть до утра, — сказал я ему. Перед сном, в постели, мне думалось особенно хорошо. И снова этот взгляд. — Что? Ляг, отдохни, — я похлопал по кровати. — Не будешь же ты всю ночь тут стоять. Ты утомился, сам сказал. Ночью со мной ничего не случится, обещаю. Осторожно, чтобы не будить тебя, я отнёс в твою комнату остатки пиццы, потом вернулся к себе, разделся. Крэйг уже лёг в постель. Остался в чёрной водолазке, повесив куртку на стул. Уткнулся в свой странный планшет, как будто высеченный из белого однородного камня. Что было на экране, я не мог разобрать, только яркое свечение видел. Миллионы вопросов в голове, наконец, выстроились в более-менее стройную очередь, и самым первым встал… — Ну так что, как боженька-то выглядит? — спросил я, укрываясь одеялом. — Правда ли, что он похож на смесь кота, слона и носорога, как некоторые говорят? — Наступит время — ты сам его увидишь. Сейчас моё описание тебе ни о чём не скажет. — И что? Когда наступит мое время? Сколько ещё мне осталось до того, как я встречусь с боженькой? — Не могу сказать. — Не можешь? — я повернулся к нему. Свечение от планшета слепило мне глаза. — Стоит ли сейчас пахать, чтобы стать крутым и богатым, или не стоит? Я же должен знать, правда? Я вообще смогу стать крутым? — Если бы это было заранее известно, мы были бы не нужны. Мы не можем предугадать целую жизнь. Когда ты рождался, мне пришёл приказ. Когда ты должен будешь умереть, мне придёт приказ. Если я отработаю благополучно до этого приказа, я получу повышение. — А если нет? — Продлят срок службы на несколько тысяч лет. Или отправят на сортировку запросов. Или на регистрацию грешников к Сатане — в худшем случае. Послышались бульканье и глухое рокотание, но не из моего живота. Я заржал. — Ангелам тоже пучит животики? — Должен признаться, это тело оказалось слишком чувствительным к внешним стимулам, например, запаху еды. Я не должен был ничего есть. — А хочешь ещё что-нибудь тебе постимулирую? Из-под одеяла я потянулся к его промежности и через ткань брюк нащупал то, что хотел. Большой. Умеют же на небесах тела продумывать. Я навалился на Крэйга, растянулся на нём, отбросив планшет в сторону. Крэйг не сопротивлялся. Бревно бревном, но красивое. У него была гладкая кремовая кожа, как у корейских певцов, в уличном свете, проникавшем в комнату, она казалась молочно-сливочной. Я засосал кожу у ворота водолазки, провел языком по выемке в шее, по скулам, подбородку. На языке оставался сладковатый привкус, а тело массировали тёплые частые волны. Какие же охрененные ощущения они дарили мне: кайф больше, чем от травки, больше, чем от чиза! Я готов был лизать его вечно, круглыми сутками, прерываясь только на еду и туалет. Когда я слегка укусил Крэйга за краешек губ, массивная волна жара захлестнула меня настолько, что я чуть не задохнулся. А потом нахлынула вторая волна, более плотная, и меня отбросило обратно на кровать. Смешно, на самом деле. Не знаю, что было в моей голове, наверное, отходняк от недавнего стресса, или всё дело в том, что я уже недели три только передёргивал. Мои отношения с Лиззи закончились, толком не начавшись: Лиззи исчезла из Южного Парка. По крайней мере, я тогда так думал. В общем, нарастающее одиночество наложилось на любопытство — не каждый может похвастаться, что засосал своего ангела, верно? — и я не сдержался. И сделал себе хорошо. — Мне запрещено вступать с тобой в сексуальные отношения, — послышался монотонный голос. — Поняятно. У работы на боженьку есть свои минусы, — я толкнул Крэйга локтем. — Жаль, такое тело зря пропадает. — Нет, обычно нам не запрещают это делать, потому что оно не требуется. Но в случае с тобой мне пришёл специальный запрет в трёх вариантах. Еще инструктаж отдельный провели. — Как строго. — Я похлопал его по животу. — Всего лишь немного потискал и пососал. Не считается. — Ты подумал о сексуальном взаимодействии со мной. Считается! — В первый раз за наш разговор я услышал от него что-то похожее на эмоции. Раздражение? Замешательство? Смущение? — Ладно, — вздохнул я, — можно тогда просто посплю на тебе? Ты клёвый. Крэйг повернулся ко мне, согнул и разогнул шею, что, вероятно, означало одобрительный кивок. Я лёг сверху, обхватил его за талию, уткнулся в грудь. Вроде ничего не сделал, а ощущения были как после оргазма или кайфа. Мне просто хотелось ещё сильнее втереться в его кожу, слиться с ним телом. Пусть и не в сексуальном смысле. Крэйг же вернулся к своему планшету. Я спросил его, что это за штука. — Выдали для земной миссии, — ответил он, не прекращая строчить. — В обычные дни он не нужен. Использую его для связи и пишу отчёты. — Отчёты? — Что ты сделал, что сделал я. Твои запросы. Много всего. — Запросы? — Я потёрся носом о его водолазку. От неё шёл какой-то мягкий цветочный запах. — А, понял. Тогда почему, когда я просил, чтобы Кевин не приходил под наркотой домой и не избивал Карен в моё отсутствие, ты ничего не сделал? — Слишком сложно. Здесь ещё ангелы-хранители указанных людей задействованы, я не могу контролировать их работу. — А что ты вообще можешь? Встретишь ангела Карен, надавай ему от меня. Он вообще чем занят? Молчание. — Ну, хотя бы новый велик или скейт, когда я просил… Крэйг пальцами поднял мое лицо и посмотрел прямо в глаза. — Ты понимаешь, какая у них очередь, сколько им запросов ежедневно приходит? Миллиарды! Сначала они сортируют случаи вроде тяжелобольных, пропавших без вести, жителей горячих точек и участников опасных операций. Это сотни миллионов. Потом идёт всё остальное, запросы на детей, например, или гениальные идеи. И тут прихожу я с «преданной ласковой цыпочкой с упругими сиськами» и «новым скейтом». Я хихикнул. — Я отправляю все твои запросы. Без цензуры. Чтоб ты знал. Если бы у меня были глаза, как, например, сейчас, то я бы сказал, что мне иногда хотелось их себе выколоть. Подумай о том, что именно ты просишь. А много ли я обращался к Богу, просил его о чём-либо? Совсем нет. Во-первых, я не был таким верующим, как ты, мне Бог представлялся великим инженером, математиком, программистом, грандиозным в своей бесконечности разумом. Что ему наши ерундовые желания, часто взращённые тщеславием, завистью и ослабленной волей? Как такой разум может оскорбить то, что я подрочу на движущиеся картинки, отлижу девочке или поцелую парня? Разве он не готов принять меня всяким: после похмелья, в разодранных джинсах, с расквашенным лицом, провонявшим кошачьей мочой? Во-вторых, когда ты всю жизнь привык получать отказы, то отвыкаешь просить. Бог с самого начала отказал мне в спокойной и лёгкой жизни. А о большем я и не спрашивал. — Если я такой проблемный, то почему нельзя было сразу отправить меня в семью олигарха, например? Сидел бы сейчас в шикарном особняке, а ты был бы спокоен. — Я зевнул. В голове стало мутно и глухо. — За это отвечаю не я. Буду, если получу повышение. — Понятно. Жаль. — Твой недостаток сна за восемнадцать лет составил полтора года. Нужно его восполнить. И тут я отрубился. Погрузился в сон, как нырком в воду — сразу и полностью. Проснулся в полпятого утра. Не помню, чтобы вставал в такое время, скорее уж ложился, особенно летом. За окном начинало светать. Несмотря на по-мертвому ранний час, я чувствовал себя живее, чем когда-либо. Мне хотелось выскочить на улицу и побежать по освещённому фонарями шоссе в сторону серо-голубых гор. Но, конечно, на пробежку я не пошёл. Только в ванную почистить зубы. В это время Крэйг поджидал меня у стола с готовым завтраком. Яичница, стакан сока, тост с сыром, грейпфрут. Крэйг заметил, как я посмотрел на тарелку, и сказал: — Я пересмотрел твоё меню. Питание вафлями придётся прекратить, так как уровень гемоглобина за последний год снизился до критического, как при анемии. Уничтожая вкуснейший в своей жизни завтрак, я сказал: — Может, ты и домашку за меня сделаешь? — Нет, тогда это помешает твоему духовному и умственному развитию личности, а я должен, наоборот, этому способствовать. Сейчас ты сделаешь домашнее задание сам. — С-мхмхм-а, так ты поэтому разбудил меня в пять, б-мхммхм? — Вместо «сука» и «блядь» прозвучал лишь жалкий мык, как будто рот заткнули кляпом, но это было не так. — Мхххм, что это? — Полтора часа на домашнее тебе хватит. И да, твои общие интеллектуальные, а также лингвистические и писательские способности, в совокупности со словарным запасом, слишком высоки, чтобы тебе стоило опускаться до столь непотребной лексики. — То есть, ты меня сейчас отцензурил? — Отодвинув пустую тарелку, я нехотя потянулся к распечаткам с домашкой. — Про писателя ты сейчас серьёзно сказал? — За ночь я сообразил, как мне заблокировать словесный мусор. И да, ты действительно мог бы написать достойную книгу. Если нужны идеи для романа, муза или вдохновение — обращайся, мы, ангелы, тоже этим занимаемся. Наверное, так как этот парень побывал в моей башке, он был прав. Наверное, так как английский был единственным предметом, по которому я получал только оценки «А», а один раз даже «А+», за эссе про актуальность романа Оруэлла в современных реалиях, у меня были способности к литературе. Я любил обсуждать на уроках судьбы героев, образы, которые скрывались за тем или иным описанием или деталью, секреты построения сюжета. Только вот на уроках я больше молчал, а отвечали в основном Кайл, Венди и Баттерс. Надо было говорить больше, но вот этого я как раз не любил. Сколько невысказанного осталось! А, наверное, ты ещё помнишь сказки, которые мы сочиняли вместе, когда ты маленькая была. Про игрушечную страну. Там был Барби Сити, и Лего Сити, и плюшевый лес, и пластилиновое болото, и город, в котором жили разумные машинки, самолётики, паровозики. Вот, улыбаешься, значит помнишь! Мы сочиняли сказки и представляли, что у нас на самом деле есть эти игрушки. С помощью слова легко почувствовать себя богом. С помощью слова ты можешь описать те явления, которые никто никогда не изучал и не видел. С помощью слова, если очень захотеть, можно и судьбы реальных людей, как и целого мира, развернуть на сто восемьдесят градусов. Правда, это не про меня. А про гениев. Вот, собственно и всё, что случилось до того, как ты встретила Крэйга тем самым утром. Теперь ты знаешь. А тогда ты сидела на диване, ждала, когда за тобой заедут родители подружки, и, увидев Крэйга, испугалась. Вы с батей подумали, что это мой любовник? Ладно, сам виноват, что вы так подумали. Вспомни лицо Крэйга и впечатай его в памяти. Это важно, потому что сейчас он выглядит по-другому. Я тоже сейчас выгляжу по-другому. События, которые произошли дальше, стали тому причиной. На самом деле, если вдуматься, это был лучший день в моей жизни. В плане событий, конечно, отнюдь не лучший, даже разрушительный. Но в психологическом плане — однозначно лучший. Мои мысли были ясны и стройны, как никогда, я как будто острее воспринимал всё окружающее и происходящее. Умиротворение, которое раньше окутывало меня снаружи, расстелилось теперь внутри. В школу я пошёл вместе с Крэйгом, он сказал, что на земной миссии ему нужно влиться в местное общество на сто процентов. У него появился синий рюкзак с учебниками, который идеально сидел на его идеальной спине, а чуть позже, когда мы отошли немного от дома, сверху прилетела и синяя шапка с жёлтыми кисточками и помпоном. Я заржал: — Модная шляпа у тебя. — Пришлось попросить шапку, так как мои уши оказались неожиданно чувствительными к холоду. Движения Крэйга уже не напоминали деревянного Пиноккио, шаг пружинил, ноги были почти прямые, руки неподвижно вытянуты вдоль туловища и напряжены, в одной руке — планшет. Шли мы не быстро, Крэйг не торопился и внимательно всматривался в то, что попадалось нам по пути — дома, деревья, холмы, проезжающие машины. Перед одной невзрачной ёлочкой он остановился, взял щепотку снега с ветки и положил себе в рот. На мой недоуменный взгляд он ответил: — Перед земной миссией высшие ангелы, которые уже побывали на земле, провели со мной тренинг. В моём новом теле. Мне показали цвета, их названия, провели демонстрацию ощущений, таких как вкус, холод, жара, боль и так далее, объяснили, какие хорошие, какие нет. Но должен признать, испытывать эти ощущения в реальном времени для меня до сих пор в новинку. Мы отправились дальше, и я спросил его, потому что мне стало интересно: — И что, часто ангелов отправляют на земную миссию? В остальное время вы на облаке сидите? — В примитивном представлении людей — да, сидим на облаке. Но фактически, я всегда здесь с тобой был. Мне известно, что во время Второй Мировой войны ангелов довольно часто посылали к людям, как сейчас — не знаю. Мы проходили мимо церкви. В обычное время я не обращал на неё внимания, но рядом с Крэйгом вспомнил, как когда-то по воскресеньям ходил сюда, как от скуки чертил пальцем пенисы на спинке стоящей впереди скамейки, слушал пошлые шутки Картмана и разглядывал девочек. Я даже книгу не всегда открывал. Родаки тогда ещё не окончательно на нас наплевали, а с Кевином можно было поговорить, хотя бы изредка. Не знаю, замечала ли ты, как внимательно он слушал отца Макси, как старательно повторял и зачитывал псалмы? Интересно, понимал ли он значение слов, которые я сам порой не мог выговорить? Тем не менее, его лицо преображалось, становилось одухотворённым и… живым. Как будто Кевин становился нормальным человеком. Как будто у него появлялась душа. Если человек перестаёт узнавать родителей и брата, забывает своё имя и что он делал несколько минут назад — есть ли у него душа? От этой мысли мне стало страшно, прежде всего от того, что мне вообще пришло такое в голову, и я снова спросил Крэйга: — А если я стану сатанистом или нациком, к примеру, ты будешь меня спасать? — Я не имею права отказаться. — Интересненько. То есть, вы любых мудаков спасаете? Даже Картмана? У Гитлера тоже был ангел-хранитель? Почему вы сразу его не убили, когда могли бы спасти миллионы людей? Крэйг снова строго посмотрел на меня, и, клянусь, я услышал в его голосе усмешку: — Ангелы и Бог не могут убить человека просто так. Сейчас ты продемонстрировал примитивный человеческий образ мышления, основанный на эмоциях: «Это нам не нравится, это плохо, значит мы это уничтожим». У ангелов, как и у Бога, нет эмоций. — Нет эмоций? Отец Макси говорил, что Бог милосерден и любит людей! — В примитивном понимании людей — да, любовь — это совокупность чувств, где на первое место выходит чувство глубокой привязанности, а также совокупность идей и концепций человека о счастливых отношениях и привлекательности людей. В божественном… — Ладно, хватит лекций, Спок (*), — прервал я его. — Сам ты примитив. Я ещё до школы не дошёл, а мои мозги уже взрывают. Чтобы разрядить обстановку, я на ходу взял горстку снега и высыпал Крэйгу на голову. Никакой реакции. Тогда я резко дернул его за кисточки на шапке, так что та сползла ему на глаза. Крэйг поправил шапку и — честное слово — улыбнулся. Слабо-слабо, приподняв уголки губ, но для него это было великое достижение. — Смотрите, — заржал я, — он улыбается! Потом он почему-то отстал от меня, и когда я обернулся, чтобы узнать, как у него дела, в грудь мне залетел ровный, как шарик от тенниса, снежок. — Бл-мхмхм, ты чего жестокий такой, ангел тоже мне, больно же! Крэйг не сказал ни слова, просто пошёл дальше, продолжая улыбаться. В школе никто из учителей не удивился присутствию Крэйга на уроках. Как будто он всегда тут был. Крэйг сидел на всех моих занятиях на последней парте. В основном он пялился в планшет, но иногда ему даже удавалось что-то отвечать, впопад причём. Что же, с помощью боженьки отличником был бы даже я, наверное. Повторюсь, мои мозги, в другое время разжиженные скукой и усталостью, работали, как часы. Я отвечал на всех уроках, за год столько не отвечал. Временами я косился на Крэйга и думал, что не просто так он здесь появился. Зачем бы ему отправляться на землю и пускаться в такую крутую авантюру только ради того, чтобы исправить моё поведение? Там, наверху, они же должны знать, что я безнадёжен, верно? Вдруг у боженьки насчёт меня какие-то планы, и это экзамен, а я даже вопросов и критериев оценки не знаю? К середине дня я расслабился и почти забыл, что Крэйг — необычный парень, да и не парень вовсе. Тем не менее, за обедом он об этом напомнил. Мы стояли в очереди, чтобы расплатиться, на подносе Крэйга громоздилась гора тарелок — он собрал, наверное, все блюда, которые были в меню в тот день — и я спросил его: — Ты обожраться собрался? У тебя ещё и аппетит божественный? — Я собираюсь попробовать незначительную часть каждого блюда, чтобы проанализировать и лучше запомнить вкус. — Крэйг вытащил из кармана джинсов пачку денег. Он ещё и мажорик, блин. — Должен признаться, знакомство с физическими ощущениями оказалось для меня чрезвычайно занимательным. Также, я нахожу интересным то, что цвет неба в данное время суток совпадает с цветом твоих глаз. Я вздохнул. Хотелось курить, что обычно я делал после обеда. Но пачка «Ньюпорта», которая хранилась про запас до недавнего времени и которую я только недавно распечатал, исчезла. В общем, остался без сигарет до конца дня. Понятно, по чьей вине. Что же, стрельну у кого-нибудь, подумал я. Может быть, удасться уломать этого ангела, и хотя бы одну сигаретку он разрешит выкурить, а то жесть какая-то. Мы сели за наш стол к Стэну, Кайлу и Картману. Жиртреста мне не хотелось видеть, но я почему-то понадеялся, что смогу стрельнуть у него. Чем я тогда думал? Хотя он значительно добрее, после того как пожрет… Как бы то ни было, мои надежды улетучились моментально, когда жиртрест оторвался от еды и обратился к Крэйгу с привычной для него подъёбкой: — Ты ещё кто такой? — Знакомьтесь, это Крэйг. — Я решил взять ситуацию под контроль, пока этот чудик с небес не наговорил им лишнего. — Мой ангел. Стэн и Кайл, которые до этого пялились в телефоны, подняли на нас глаза. Картман выпрямился на стуле с самодовольным видом. — Оу, я даже не удивлён, что ты теперь по парням пошёл, — сказал он. — Всех девок уже переебал, да? — Не, вы не поняли, — продолжил я, — он на самом деле ангел. Ангел-хранитель. Спасает меня. Долгая история. Стэн начал тереть переносицу, как он делал всегда, когда слышал что-то, по его мнению, очень тупое. Кайл беззвучно открыл рот, видимо, хотел что-то сказать, но его опередил Картман: — От недотраха он тебя спасает? Слушай, Крэйг, — он наклонился через стол к нам поближе, — ты, видимо, тут недавно, я тебя раньше не видел, чтоб ты знал, захочешь его трахнуть — не забудь резинку надеть. А лучше две. И хорошенько помойся потом. — Благодарю за заботу, в этом нет необходимости, — подал голос Крэйг. Он надкусил пиццу, сандвич, листики салата и взялся за курицу. — Я уже осведомлён о всех сексуальных связях Кенни Маккормика, спасибо. Тут охренел уже я. — Оу, сочувствую, — ухмыльнулся Картман, — сколько говна натерпелся. — Сочувствие принимается, — Крэйг надкусил горошек. — Сложно с вами не согласиться. Почему мой ангел такая язва? Видимо, какая жизнь — такой и ангел. Я решил перевести разговор на более важную тему: — Финн и Кларк думают, что ты их слил, жиртрест. Что ты им наговорил? Картман скривил лицо: — Во-первых, я никого не сливал, я же не идиот, чтобы и себя в это дело впутывать. Во-вторых, ты не предупредил, что они светоходящие уроды. — Да, они мерзкие, но если их не злить, бизнес они ведут более-менее адекватно, в отличие от… — Вы о ком сейчас? — спросил Стэн, который, на пару с Кайлом, сидел с непонимающим видом. — Что он задумал? — обратился он ко мне насчёт Картмана. — Жиртрест хочет устроить рейв-вечеринку с украденной наркотой, — ответил я. Картман покраснел, раздулся, как шарик, иголкой проткни — и вместо воздуха из него выйдет злость. — Я так и знал, что не стоило к тебе идти за помощью, нищеброд вонючий! А сейчас у тебя хватило наглости посадить свою новую шлюшку за наш стол! Тут уже знакомая волна плотного воздуха чуть не сбросила меня со стула. Стэн и Кайл тоже немного подпрыгнули на месте. Лицо Картмана из красного перекрасилось в белый. Лицо Крэйга и его взгляд… клянусь, еще немного — и от Картмана бы остался ледяной столб. По моей коже пробежал озноб непонятного происхождения. — Я ангел второго разряда и не собираюсь выслушивать несправедливые оскорбления. — Крэйг поднялся со стула. — Будь я человеком, я бы послал вас к чёрту, но, к сожалению, у Сатаны очень много работы и без вас, живым вы ему не интересны. Крэйг пошёл прочь, оставив груду надкусанной еды на подносе. Я взглянул напоследок на охреневшего Картмана и побежал за Крэйгом. Позади послышались вопли: «Фу, бля, что это?», и я обернулся. Жиртрест схватился за рот и нагнулся над полом, как будто его рвало. На его подносе шевелилось что-то бесформенное, а Стэн и Кайл испуганно пересаживались за соседний столик. — Я поступил не по протоколу, — протянул Крэйг на выходе из столовой. — Моё тело слишком восприимчиво к земным эмоциям, я этого не учёл. Прошу прощения. Я поддел его локтем и сказал, что всё нормально, так как это Картман. Ещё в тот день я увидел Лиззи. Не то, чтобы она была моей девушкой. Мы встречались по выходным, сотрясали кровать, а в остальное время почти не общались, хотя и виделись в школе. Насколько мне известно, она с батей жила в трейлере возле автозаправки на выезде из города. Но я мало что знал про её семью, мы вообще мало разговаривали. Два молчуна — не самое лучшее сочетание, верно? Своё шикарное тело и роскошную светлую шевелюру она прятала под дурацкой бесформенной курткой с капюшоном, когда ей надоедало слушать, она отходила в сторону покурить сигарету, зато целоваться ей никогда не надоедало, а её локти, ладони и колени всегда покрывали свежие синяки и царапины. В общем, мы должны были сойтись. Лиззи три недели не появлялась в школе. Я сначала подумал, что она заболела или получила травму, но её подружки сказали, что дома Лиззи тоже не было. Батя только отмахивался, говорил, что она свалила в Денвер к своему тридцатилетнему любовнику, который работает в банке. Я представил себе этого любовника, которого никогда в жизни не видел: прилизанные каштановые волосы, белая до рези в глазах рубашка, на которую страшно чихнуть, вот он едет на своём чёрном, отмытым до блеска «Форде»… Чем чётче рисовалась в моей голове картина, тем больше остальное тело её отвергало, а потом начало тошнить. Я не искал Лиззи. Кроме секса по выходным нас ничего не связывало. Исчезла она уже на следующий день после того, как я предложил встречаться каждый день после школы. И вдруг появилась. Я подбежал к ней, оставив Крэйга стоять в одиночестве посреди коридора. Лиззи в глубокой задумчивости складывала учебники в шкафчик и заметила меня не сразу. А заметив, не сказала ничего кроме: «Привет, Кенни». Естественно, я сразу же спросил, где она была. Ответ меня удивил: — Так, по делам ездила. Ни тени игривости в голосе, ни нервной уклончивости, что бывает у людей, которые не привыкли много врать, ни смущения. Она говорила абсолютно серьёзно. — Ты разве не к тридцатилетнему любовнику ездила? — выпалил я. Не самое лучшее, что можно сказать девушке, признаюсь, другая бы послала меня к черту и прочь из своей жизни. Но Лиззи сказала: — Я с ним больше не встречаюсь. И только. Что же, спасибо за честность.  — Ты пойдёшь сегодня к Картману? — спросила она, захлопывая дверь шкафчика. Я пожал плечами. Меньше всего мне хотелось спонсировать Картмана на свою зарплату официанта. Я получаю восемь долларов в час, а сколько за ночь получит жиртрест? — Как хочешь, — Лиззи тоже пожала плечами. — Я там не была ни разу. Он обещал что-то очень крутое. — Награбленные колёса, которые нам всё равно будут не по карману… — сказал я и покосился на Крэйга. Клянусь, столько боли на его прежде бесстрастном лице я ещё не видел. — Пойдём ко мне сейчас? — спросила Лиззи. Мы оба поняли, что означало это предложение. Я кивнул и сказал ей подождать минутку. Ох уж этот взгляд! Я тогда не на шутку испугался за безопасность Лиззи, вспомнив, что случилось в столовой с Картманом. Пока Крэйг не начал швыряться ледяными молниями, я поспешил к нему. Крэйг, не дожидаясь моего вопроса, сказал: — Общение с этой женщиной повышает риск появления угрозы для жизни на сорок процентов. — Как именно? Молчание. — Чем так опасна Лиззи? Или ты гонишь, потому что ревнуешь? — повторил я с нажимом. Становиться участником сцены ревности посреди школьного коридора мне вовсе не хотелось. — Мы, ангелы, не можем предвидеть всю жизнь человека, — начал Крэйг, — но можем увидеть несколько вариантов развития той или иной ситуации. Это помогает нам спасать людей. — Он потыкал в свой планшет. — Если ты сейчас пойдёшь к этой женщине домой, вероятность негативного развития событий составит пятьдесят процентов. — Уже пятьдесят? Слушай… — К тому же, — прервал он меня, — я сверил информацию с ангелом Лиззи Аррен. Предыдущий партнёр из Денвера прогнал её, потому что увидел её с молодым человеком у себя дома, также встаёт вопрос исключения Лиззи из школы за пропуски и... — Так, зачем ты это все говоришь? — я отвёл его за руку к крайним шкафчикам в конце коридора. — Ничего серьёзного не будет, мы просто сходим к ней на часика два развеяться. Хочешь, пойдём с нами, тройничок замутим, — я похлопал его по плечу. — Или это не по протоколу? Крэйг опустил планшет и, пронзая меня взглядом, сказал подчёркнуто холодным голосом: — Мне запрещено вступать в сексуальные отношения. — Окей, я понял, ты… — Прошу прощения, кажется, я провалил эту миссию, — сказал он, не спуская с меня глаз. Я похолодел. — Почему? Ты только начал, чувак, смотри, я в порядке, лучше не бывает, — я похлопал себя по телу. — Пока всё путем, спасибо. — Я уже предупреждал, что мое земное тело оказалось слишком восприимчивым к эмоциям. Это моя ошибка, которую я по неопытности в подобных миссиях не учёл. — Крэйг на минуту замолчал, его рот скривился, губы задрожали. Потом он подтянулся, снова стал прямым, как столб, сжал губы в линию и заговорил снова: — Больше всего эмоциональных реакций в моем теле вызываешь... ты. Я скрыл от тебя важную информацию. Сегодня в столовой я испытал учащённое сердцебиение при взгляде на тебя, а при виде этой женщины рядом с тобой — отвращение. Тут сердце забилось уже у меня. — Это неприемлемо с моей стороны, и поэтому я не могу продолжать миссию, но и не могу закончить, потому что результатов нет. — Он сглотнул. Губы его начинали дрожать, и он снова их сжимал, так продолжалось некоторое время, мы стояли и молчали, мимо нас проходили ученики, уходящие домой, так как занятия уже закончились. А потом он прерывисто шепнул: — Про…сти. Я должен. хочу у-знать… — Узнать что? Крэйг поцеловал меня в губы. Волна… Нет, торнадо кайфа подхватило меня и вознесло вверх. Я снова оказался как будто в войлочном шарике, в пространстве без пространства и времени, растворился в ощущении блаженства и счастья, слился с ними. Я как будто сам стал одними лишь ощущениями и эмоциями, без тела. Я согласен был провисеть в вечности вечно, но тут чуть не свалился на пол. Знакомый, уже изрядно опустевший коридор снова возник передо мной. Крэйга рядом не было. Я не искал Крэйга. Он бы сам меня нашёл, так ведь? Но, признаюсь, в тот момент у меня защипало в глазах. На что я надеялся? Что будет как в кино? Сначала ангел решит все мои проблемы одним махом, поможет раскрыться моим талантам и повысит самооценку, а потом я уговорю его остаться на земле навсегда, я же такой отбитый, и мы свалим из Южного Парка, поселимся в какой-нибудь уютной чистой квартирке и будем жить вместе, пока я не сдохну, а потом Крэйг отведёт меня в рай, где мы с ним останемся на веки вечные. Так, что ли? Фу, какой ты нелепый, Маккормик. Даже не воспользовался шансом, не расспросил его хорошенько, а столько всего нужно было спросить! Лиззи подошла ко мне со спины, а я даже не заметил ее. — Ушёл твой друг? — спросила она. — Он мне не друг, — я покачал головой. — И вряд ли он вернётся. — Жаль, — сказала как ни в чем не бывало Лиззи. — Он симпатичный. Девочки сегодня его целый день обсуждали. Я молча согласился, и мы, взявшись за руки, пошли домой к Лиззи. В её трейлере было всего две кровати, один рукомойник, заставленный посудой, ванна и унитаз, огороженные занавеской, один столик, заставленный консервными банками, с электроплиткой и микроволновкой посередине, и новый плазменный телевизор, прибитый к стене. В её трейлере почти не бывало бати, который часто приходил ближе к полуночи. В её трейлере мы провели пять часов до вечеринки Картмана, почти не покидая постели. Особо делать было нечего. Когда мы не занимались сексом, мы целовались, возбуждали друг друга пальцами, курили (я мог курить! и свободно ругаться матом!), ели консервы из банки и смотрели телевизор. Описанием подробностей я тебя грузить не буду — твоё эмоциональное состояние и без того оставляет желать лучшего. Я успел принять душ, чуть не упав на скользком потемневшем полу. Поблагодарил про себя Крэйга. А потом мы отправились в клуб, которого, кстати, уже не существует, впрочем, об этом ты уже знаешь. Из подвала Картмана музыка пыталась пробиться сквозь стены наружу. Побольше басов и драм-машин, поменьше смысла. Картман всегда ставил такую музыку. В самом центре нестройно тряслась потная толпа. На другом конце подвала стоял освещённый розовым неоновым светом бар. Картман почему-то любил включать этот мерзкий розовый свет. Остальные гости разместились по краям, за раскладными садовыми столиками. За одном из столиков сидели Клайд, Токен и Джимми. Они помахали нам рукой. Интересно, чего они в таком месте? Рядом с нами под лестницей яростно целовалась какая-то полуголая пара, девушка запрыгнула на бёдра парню, и оба в итоге повалились на пол. Интересно, они уже попробовали новинку меню? Я решительно не знал, чем заняться. Планировал немного выпить (потому что тратить деньги ради Картмана точно не хотелось), и уйти домой почитать книжку, но Лиззи уходить не торопилась. Она потащила меня к бару, за которым в тот день хозяйничал незнакомый мне паренёк — светловолосый, растрёпанный и дрожащий. Увидев нас, он пискнул, достал из-под прилавка баночку разноцветных таблеток и сказал: — Добрый — аргх! — вечер! Только сегодня! Акция! Возьмёте одну — получите два напитка в подарок! — Сколько? — спросила Лиззи. — Аргх! Десять долларов за штуку, но если вы берёте две или больше — восемь. Десять долларов за таблетку, которая жиртресту задаром досталась. В руках у Лиззи появились две купюры. Откуда она взяла деньги, я не поинтересовался. Спустя минуту-другую она протягивала мне стакан с виски и колой одной рукой, а в другой вертела бледно-зелёную таблетку. — Разделим? — спросила она. Я помотал головой. — Согласна. Рановато, — сказала она и кинула таблетку в карман куртки. Дальше события развивались стремительно. Мы выпили коктейлей, которыми щедро угостил нас Токен, немного потанцевали и потом засели целоваться под лестницей, когда услышали запах дыма. Курить в клубе не разрешалось, только во внутреннем дворике наверху, но это и не был запах курева. Ритмично танцующая толпа вдруг беспорядочно и совсем не ритмично засуетилась, остановилась музыка, кто-то крикнул: «Горим!», и народ повалил к выходу. Откуда-то выскочил жиртрест с огнетушителем и заорал, что всё под контролем, но включить огнетушитель он не смог. Я не следил за его успехами, потому что тут же почувствовал другой характерный запах. Стоя в дверях, Кевин щедро поливал лестницу в подвал бензином. Да, наш Кевин, не Стоули. Возле двери уже собралась группа людей, один из них был парень из бара. Он попытался протиснуться между Кевином и дверным косяком, но Кевин влёгкую столкнул его с лестницы. Толпа ахнула. Я в три прыжка забрался наверх, обращаясь к Крэйгу: «Вместе мы справимся, чувак», и одним толчоком вышвырнул Кевина из прохода. Толпа поспешила наружу, кто именно, была ли там Лиззи — я не увидел. Кевин схватил меня за плечи, припечатал к стенке и со всей силы вдарил кулаком по голове. Теряя сознание, я запомнил только запах гари и жар, ударяющий меня в спину. Что же именно произошло в тот день? Финн и Кларк устроили поджог клуба и привлекли Кевина. Чтобы такой человек, как Кевин, справился с заданием, они решили организовать поджог немудрёным способом — с помощью бензина и горящей тряпки. Сначала они сделали это с улицы, разлив бензин через подвальное окно. Потом Кевин проник в дом и перекрыл лестницу на выход. Картман не считал нужным тратиться на охрану, а в часы работы клуба дверь в его дом была открыта. Таким образом, Финн и Кларк воспользовались брешью в безопасности. Говорят, всё это время я пролежал наверху полыхающей деревянной лестницы. Подступиться ко мне было проблематично, да и опасно, особенно когда половина людей — в стельку пьяна, а другая половина — «под кайфом». Подоспевшие позже пожарные погасили огонь, подоспевшая «скорая» отвезла всех пострадавших от огня и дыма, а подоспевшая полиция повязала Картмана за продажу наркотиков и алкоголя. Подоспевшая мамка Картмана выручила его в ту же ночь за пятьдесят долларов. Что же делал я? Видел сны про ад. Прежде я не верил в существование ада, но во сне он выглядел до ужаса правдоподобным. Меня раздели и варили, жарили, запекали. На сковородке и кастрюле, гриле и углях. Сначала я орал от боли, но потом перестал, потому что слился с болью. Я сам стал болью, от меня не осталось ничего, кроме боли. Потом невероятная сила потащила меня наверх, невероятное чувство дежавю охватило меня, и я проснулся. Проснувшись, не чувствовал ничего. Больно? Нет. Страшно? Нет. Ужасно или кайфово? Ни то, ни другое. Всё, что я знал, любил, ценил, ненавидел в этом мире, исчезло. Исчез клуб, исчезла Лиззи, Южный Парк исчез вместе с его круглогодичным снегом, свежими ветрами и самыми красивыми в мире горами. Всё, что было дальше Южного Парка, тоже пропало. Остался только я и… Крэйг, которого я ощущал, но не видел. Я позвал его, и не услышал своего голоса. — Крэйг? Хорошо, я спроецирую изображение, чтобы тебе было удобно. Он появился передо мной в своей нелепой шапке с кисточками, короткой куртке и планшетом в руках. — Крэйг, дружище, — сказал я ему, — рад тебя видеть! Верни меня назад, а? Надоело тут висеть, скучно. — Я очень сожалею, но это не представляется возможным. — Даже не посмотрел на меня, тычет и тычет в свой планшет. А ведь еще сегодня целоваться лез, подумал я. — Я ещё раз прошу прощения за своё непрофессиональное поведение сегодня, — сказал он, как будто услышал мои мысли. — Я проявил слабость, свойственную земному человеку, которым я не являюсь. Такого больше не повторится. — Да ладно, гм. Если вдруг захочешь вернуться, можешь целовать сколько влезет, только не при девчонках, гм. — Ты не понял, — Крэйг наконец оторвался от планшета. — Я не вернусь. Ты умер. Сгорел в клубе. Я не успел тебя спасти, потому что отвлёкся на твоего брата. Теперь я должен отвести тебя, куда тебя назначат, потом мы попрощаемся, и будем надеяться, что меня хотя бы к Сатане не отправят. — Чёрт! Блядь! Что я должен был почувствовать в этот момент? Злость? Досаду? Обиду на вселенную? Но какой смысл? Даже если бы я захотел заплакать, ничего бы не вышло: эта способность потерялась с утратой тела. Теперь незачем жалеть себя. Лучше пожалеть тех, кого ты оставил. — Что же, это должно было случиться, — только и смог сказать я, перебирая в голове ворох мыслей о тебе, и о Кевине, маме и бате, Лиззи, Стэне и Кайле. Я попробовал посмеяться. Не получилось. — Добила меня, сучка. Жаль, что ты уходишь, Крэйг. Ты был хорошим ангелом. Хотя нет. Наврал. Я все-таки тогда заплакал. Беззвучно. Бесслёзно. — Куда теперь? В рай? Или в ад?.. Крэйг молчал. Вместо того, чтобы ответить на мой несомненно важный вопрос, он, не переставая печатать, пробубнил себе под нос четыре фразы: «Странно, мы не должны так долго тут находиться, чего там они медлят», потом «Это он сейчас матерился, не я», потом «А что я с ним сделаю?», и, наконец, «Этого не может быть. Они издеваются». Кто матерился и кто издевался, я так и не узнал, потому что после этого он обратился ко мне командным тоном: — Ты идёшь со мной. Теперь я — твой наставник, а ты — мой напарник. — Напарник? — Одного из ангелов отправляют на сортировку, а меня переводят на его место. Вместе с тобой. Не знаю, чем ты им так понравился. — Потому что похож на ангела? — Я не нашёлся, что ответить, кроме как несмешно пошутить. — Прямо сейчас ты идёшь со мной на инструктаж. С завтрашнего дня — на работу. Смотри, не подведи меня ещё раз!

***

Здесь я закончу свою историю. Во-первых, у неё нет продолжения, и добавить мне нечего, во-вторых ты уже спишь. В первый раз по-хорошему спишь за три дня. Не буду тебе мешать. Но думаю, что буду теперь каждую ночь рассказывать тебе истории, как в детстве. Ты спокойно заснёшь, запомнишь, что я рассказал, и днём запишешь, я подскажу, как. Это будет наша с тобой книга сказок, детских и не очень. А потом ты запишешь ещё много-много историй, которые прочитает много-много людей. Я поспособствую, не переживай. Главное — ничего не бояться. Вспомни, что пел слащавый Баттерс на недавнем школьном концерте: «Даже когда жизнь кажется гнилой, не забывай улыбаться, танцевать и петь. Жизнь — это шоу, забудь о своих огрехах и заставь зрителей улыбаться! Но помни, что последний смех за собой!». (**) Как-то так, точно не помню слова. Утром ты включишь эту песню и вспомнишь. Ты написала в Твиттере, что тебе одиноко. А я никогда не был одиноким, ни один, ни с кем-либо. Хотя и проводил большую часть времени в одиночестве. И ты не одна, Карен. Куда бы ты ни пошла, что бы ты ни делала, я всегда буду с тобой. (***) Твой ангел-хранитель.