Ложь

      Ночное небо подсвечено яркими звездами. Холодные шарики надменно взирают на Землю, на него, в одиночестве сидящего на скамейке в парке.       Мукуро усмехается своим мыслям и встает, бездумно бредя куда-то в ночь. Листва деревьев тихо шепчет ему романтическую чушь, а стук каблуков по асфальту созвучен с музыкой ветра. И ему наплевать, что это чужая жизнь.       — Мукуро, тебе тяжело… там? — Смущающийся голосок очень подходит Тсунаеши-кун.       — О чем ты говоришь? — удивляется Рокудо. — Разве я не перед тобой? Разве я нереален?       Он хватает Саваду за руку и прижимает подрагивающую ладошку к своей щеке.       — Но… ведь… Реборн говорил…       — Не забивай голову чепухой, Тсунаеши-кун, — смеется Мукуро. — Это так нелепо! Я и какая-то колба.       — Конечно! — Тсуна робко улыбается, и Мукуро мысленно хмыкает: «Какой же ты идиот».       Это так просто войти в доверие: всего-то показать, что его интересует личность мелкого «босса», а не все эти титулы и прочая чушь наподобие восторженного «Джудайме!». Пара добродушных улыбок и дело в шляпе. «Мы ведь теперь друзья?» — на предсказуемый вопрос — такой же очевидный ответ: «Конечно, Тсунаеши-кун».       Мальчик с динамитом злится и ругается, повторяя бесконечное число раз, что Мукуро нельзя доверять. Это настолько по-детски, что остальные давно перестали обращать на него внимание, лишь Ямамото иногда мягко посмеивается над паранойей друга.       Тсуна верит ему так, как никому другому. И даже влияние Реборна ослабевает с каждым проведенным днем. Мукуро ждет, выжидает, когда сможет закончить мозаику их отношений, и устранить последние препятствия для его великолепного плана. Мафия должна умереть, и она умрет.       — Поцелуй меня, Тсунаеши-кун. — Разноцветные глаза смотрят внимательно, выжидающе, с продуманным легким оттенком отчаяния. От робкого касания мягких губ внутри разливается тепло. Добился, завладел… осталось малое — подчинить.       — Тсунаеши-кун, давай сбежим?       — Куда? — Удивление в широко распахнутых глазах.       — Есть одно место, — лукаво улыбается Мукуро. — Тайное убежище. Отдохнем пару дней и вернемся. Даже Реборн нас не найдет.       Глаза вспыхивают радостью. Приглашение принято.       На заброшенном складе нет ни души и никогда не будет.       — Сюда, — зовет иллюзионист, открывая проржавевшую крышку люка. — Там выход.       Тсуна испуганно смотрит в черноту под ногами и отшатывается.       — Иди за мной, если что, я поймаю, — говорит Рокудо, змеей скользнув в круглое отверстие.       Тсунаеши неуверенно заглядывает вниз, но при свете зажигалки темнота исчезает, и все, что он видит — самую красивую улыбку самого замечательного человека. «Наивный ребенок», — с ностальгией думает Мукуро. Ему уже почти грустно.       Прекрасное место действительно оказывается таким. Заброшенный парк с кучей стареньких скамеек и разбитых фонтанов, почти таких же, как в парке Намимори, но в то же время других. Деревья, кряжистые зеленые гиганты, мелодично шуршат листьями, но ветра нет — Мукуро забыл его.       Бревенчатый домик в глубине парка, оканчивается прямо у озера — широкого, полноводного с кристально-чистой, нетронутой никем ранее водой. Тсуна садится на корточки и в восторге смотрит на дно, усыпанное разноцветными камешками, и на серебристых рыбок, снующих туда-сюда.       — Никогда бы не подумал, что рядом с Намимори есть такое место!       — Не стоило спать на уроках географии, — укоризненно цокает языком иллюзионист.       — Я ведь школу пропустил… — удрученно говорит Тсуна, опустив плечи. — Маме это не понравится.       — Я приду к тебе и все ей объясню, хорошо? — Обещания так просто давать.       — Спасибо! — В порыве чувств мальчишка обнимает его за шею, прижимается и счастливо замирает, когда руки Мукуро обхватывают за талию в ответ. Потом ему будет этого не хватать. Может быть.       — Нам не надо уже уезжать?       — Куда?       — Я… не помню… — Тсуна тщетно морщит лоб, но его мир — это иллюзия.       — Значит, не надо. Разве плохо быть со мной? — Мукуро обходит обеденный стол и опускается на колени перед мальчишкой.       — Нет, — счастливо улыбается тот. — С тобой я счастлив.       — Пойди поспи, — спокойно говорит Рокудо. — Ты устал.       — Конечно. — Трогательный поцелуй в лоб ему безразличен. Личность будущего Десятого почти порабощена. Еще немного и этот мирок поглотит ее, растворит в себе и, может быть, у него будет время вспомнить, что такое ветер.       В конце все-таки все срывается. Это так обидно, но Мукуро все равно улыбается, скалит зубы перед этим сбродом — Хранителями.       — Джудайме тебе верил! — обличающе кричит Хранитель Урагана.       — Как ты мог! — зло вторит Ямамото.       Мукуро молчит. Мукуро нечего сказать этим людям. Но ему будет, что рассказать Тсуне. Много-много красивых слов и незаезженных фраз. Тсуна снова ему поверит, не сразу, но так и будет, он такой — наивный и добрый, глу-у-упый.       — Доброе утро, Тсунаеши-кун! Неужели ты думал, что все эти люди меня остановят?       — М-Мукуро…       — Я так скучал, а ты, жестокий, даже не сообщил в какой больнице! — Он пододвигает к кровати стул и садится, закинув ногу на ногу. Тянет руку потрепать взъерошенные волосы, но подросток резко отшатывается.       Смотрит как загнанный дикий звереныш, а потом плачет. Беззвучно. Просто катятся по щекам крупные слезы.       Рокудо изумленно замирает и откидывается на спинку стула, попутно залезая рукой в карман.       — Где-то у меня был платок…       — Нет… Не нужно… — Простыней, накрывающей худое тело, грубо стирает капельки, оставляя чуть покрасневшие глаза. — Никогда больше не нужно…       — Тсунаеши-кун, — он улыбается самой лучшей своей улыбкой, — ты на меня обижен?       — Мукуро, ты врешь, как дышишь…       — О чем ты? — Удивление почти настоящее, почти искреннее. — Мне жаль, что я не подумал о времени, и мы застряли там дольше, чем планировали, но ведь ты сам не хотел уезжать!       — А дышишь ты постоянно, — устало заканчивает Тсуна и с горечью на него смотрит. Абсолютно потухший, разочарованный взгляд. — Разве было хоть что-нибудь, в чем ты был со мной искренен?       — Конечно, — продолжает играть свою роль Мукуро, все еще на что-то надеется. — Когда говорил, что поймаю тебя, если упадешь.       Тсуна невесело смеется.       — Ну что, начнем все с начала? Без лжи и пустых сожалений о прошлом?       — Было бы что начинать. Нет ведь ничего, и никогда не было! Знаешь, Мукуро, ты ведь сам такая же иллюзия, как те, что создаешь — потому что тебя такого, какого я знаю, моего Мукуро, никогда и не было.       — Горечь и разочарование бьют наверняка, и ему даже кажется, что он чувствует боль потери.       Потом они долго молчат. Тсуна сидит, сгорбившись, отводит взгляд. Рокудо пристально смотрит на знакомое лицо, дрожащие ресницы и плотно сжатые губы и думает, что в этот раз проиграл. От звука отодвигаемого стула мальчик вздрагивает, ежится, но на прощание все же поворачивает голову и ловит его взгляд.       — Ну, прощай, Тсунаеши-кун, моя колба по мне соскучилась.       — До свидания, — тихо доносится в ответ.