17:22

— Что ты знаешь о предназначении, Легоси? — медленно спрашивает Луи, и его взгляд рассеянно плывет по прокуренной комнате. — Зная тебя, ты должен был много об этом думать. Так что ты надумал? — Ничего хорошего, — тихо говорит Легоси и идёт открывать окно, чтобы хоть немного проветрить квартиру. От запаха сигарет хочется чихать и слезятся глаза — слишком интенсивный запах для псовых. Луи знает об этом и словно только поэтому дымит как паровоз. Легоси предпочитает думать, что делает он это назло, а не из мести. Хотя, если разбираться, это просто две стороны одной медали. — Не хочешь отвечать? Ну и ладно, — Луи безбожно пьян и его несет. За последние семь лет их… дружбы, Легоси видел его в самых разных состояниях, но вот такое он ненавидит больше всего. Частично, потому что Луи умеет провоцировать, а Легоси все еще ведётся, частично, потому что когда Луи трезвеет, он презирает себя за все сказанное и сделанное так, как никому никогда не снилось. Легоси забирает початую бутылку скотча с кофейного столика перед Луи и пропускает мимо ушей взбешённое «а ну поставь на место!». Остатки алкоголя сливает в раковину на кухне, смывает острый запах водой из-под крана и упирается лбом в новомодную дверцу кухонного гарнитура, пытаясь понять, что он вообще здесь делает. Он приходит к Луи, потому что тот манипулирует им, отправляя свои предупредительные сообщения, вроде «я напился, мало ли что случится, приедь»? Или хочет этого сам? Его толкает вперед набившее оскомину чувство долга или предвкушение от того, что он знает, чем все закончится? Легоси честен с собой, поэтому признаёт, что любит финальные аккорды таких одиночных попоек Луи в виде бешеного секса. Но при этом ему все равно тошно от всего происходящего с ним самим, и уж тем более с Луи. За спиной слышатся шаркающие шаги, но Легоси не оборачивается и даже не вздрагивает, когда Луи прислоняется сзади и мягко обнимает его за пояс, соединя ладони в замок на животе. Между лопатками остро, но не больно тычутся рога — Луи пытается прижаться к Легоси щекой. — Сегодня я думал над предназначением, — серьезным, но пьяным голосом делится он и глубоко вздыхает, а Легоси терпеливо ждет. — Знаешь, в этих делах нет ничего сложного. Можно придумать много всего интересного, чтобы запутать себя и других, и даже сделать это с целым миром, но суть вещей все равно никак не меняется. Есть травоядные и хищники. Жертва и охотник. Я и ты. Луи отстраняется и настойчиво тянет за плечо, заставляя развернуться. Легоси подчиняется. — Ты полжизни угробил, чтобы доказать, что это не так, но все это полная чушь. Каково чувствовать подобное разочарование, м? — Нет никакого разочарования, ты просто пьян, Луи, — говорит Легоси и проводит когтями по обнаженному горлу, практически чувствуя, как бешено бьется под шкурой пульс. — Тебе надо поспать, и все придёт в норму. Ты устал, поэтому в голову лезут всякие дурацкие мысли. — Возможно. Но ты точно знаешь, чего я на самом деле хочу, — Луи не спрашивает, а утверждает, и у Легоси сжимает в груди, потому что он действительно знает. Луи цепляет пальцами ворот его футболки, тянет к себе и заставляет наклониться, а затем шепчет на ухо. — Хочу, чтобы меня сожрали. Так хочу, Легоси… Его голос утомленный и просящий, в нем нет никакого заигрывания или соблазнения. — Я рождён, чтобы ты съел меня, ты понимаешь? — Нет, — честно отвечает Легоси и прикрывает глаза, стараясь расслабиться, потому что напрягаться нет смысла. Он думает — Луи болен. Есть хищники, которые подчиняются собственной дикой природе и слетают с катушек по теме мяса, а есть травоядные, для которых собственное съедение становится идеей-фикс. В основном Луи адекватен и прекрасно контролирует свои порывы и мысли, но иногда его переклинивает, и вот в такие моменты Легоси действительно за него страшно. И, конечно, он чувствует бесконечную вину, потому что именно он был тем, кто сорвал Луи резьбу. — Ты сделаешь это, Легоси, — в тоне Луи появляются железные ноты, он отходит на шаг назад и со второй попытки берется за пуговицы своей белоснежной рубашки. Взгляд плывет, Луи немного шатает, но брюки и рубашка идеальные, без единой складки. Странно, но что бы он ни творил, одежда у него всегда чистая и аккуратная, и приятно пахнет проклятым кондиционером, который время от времени ассоциируется у Легоси то с удовольствием, то с безумием, то с болью. Сегодня, вероятно, это будет все вместе. Легоси сглатывает и прикрывает глаза, тянется к Луи, но тот отпихивает его руки и тяжело смотрит исподлобья. Вставший член оттягивает ширинку и, черт, наблюдая за неловкими, но целенаправленными движениями, Легоси тоже начинает возбуждаться. Запах похоти сладко оседает у основания языка, слюны становится слишком много, приходится снова сглотнуть. В дёснах просыпается зуд, и мышцы сводит от напряжения, но Легоси упрямо стоит на месте, игнорируя желание сделать рывок вперед и прикоснуться. Наброситься. — Вот видишь, — наставительно говорит ему Луи, от которого не укрылось изменение настроения. — Я прав. Он педантично расстёгивает манжеты, затем скидывает рубашку на пол и остро смотрит Легоси в глаза. — Не двигайся, — приказывает коротко и тащит подол футболки вверх. — А это — снимай. Легоси подчиняется. Луи запускает пальцы в густой мех у него на животе, безошибочно находит подушечками один за другим многочисленные шрамы и на какое-то время растворяется в этом почти медитативном занятии. А вот Легоси ведет. Он больше не думает, насколько пропахла квартира сигаретным дымом, и насколько сладко и отвратительно было сбегать с работы посреди дня, чтобы приехать сюда. В голове глухо и пусто, все силы уходят на то, чтобы стоять ровно, не сдвигаясь ни на миллиметр. Луи, тем временем, утыкается носом в середину грудной клетки и прикрывает свои огромные, до смешного невинные глаза, крепко прижимаясь всем телом. — Обними меня, — требует он, и Легоси, конечно, обнимает. Плечи под его большими ладонями кажутся хрупкими, а весь Луи худосочным и миниатюрным, но это очень обманчивое ощущение. Легоси заводит ладони дальше, обхватывает спину, легко царапая шкуру когтями, и стонет, когда Луи притискивается бедром к ширинке. — Ты тоже хочешь этого, — напоминает Луи. — Можешь пытаться обманывать меня или даже себя сколько влезет, но правды это не изменит. Я хочу другого, — отчаянно думает Легоси, но не успевает ничего ответить, потому что Луи одним текучим движением опускается перед ним на колени и кладет пальцы на пряжку ремня. В памяти мимолетно всплывает картинка из школьного прошлого, когда Хару стояла точно так же, но стоит Луи выпустить из штанов твердый, влажный от смазки член, становится не до воспоминаний. Легоси не может сдержать облегчённого вздоха, когда язык мягко скользит от основания до головки. Ударивший в нос, запах собственного возбуждения сводит с ума, безумно хочется уткнуться в шею Луи, чтобы сделать глубокий вдох всей грудью и уловить все оттенки его аромата тоже. — Луи, — хрипло шепчет он и осторожно берется за основание рогов. Это вопрос. Ответ на него — мелкий кивок и прикрытые веки, после чего Легоси обхватывает рога крепче и настойчиво тянет за них на себя. Удовольствие прошивает вдоль позвоночника, когда Луи начинает двигаться, подчиняясь заданному ритму. Берет неглубоко, но быстро. Легоси облизывается, расставляет ноги пошире и до последнего не выдаёт своих намерений, пока после очередного движения назад, резко не насаживает Луи прямо до основания. Слышатся протестующие всхлипы и мычание, Луи пробует вывернуться, цепляясь за бедра, но Легоси только тянет сильнее, толкаясь глубже в глотку и вдавливая чужой нос в лобок. Даже делает твердый шаг вперед, ставя ноги по бокам от Луи, и не отпускает, пока горло вокруг члена не начинает сжиматься в рвотных позывах. Слюна стекает из уголков рта Луи, и дышит он судорожно и надсадно, но требует: — Еще. Легоси послушно дергает снова, на этот раз задерживаясь внутри немного дольше. Луи так нравится, когда Легоси продавливает его, намеренно подчеркивая разницу в физической силе, но, в то же время, он всегда сам руководит процессом, никогда по-настоящему не выпуская контроль. Легоси толкается ему в глотку еще несколько раз, прежде чем тот смотрит снизу вверх, блестящими от слез глазами, и даёт команду «хватит». Легоси поднимет его на ноги, тут же припадая в смазанном поцелуе, и бережно держит под спину, принимая большую часть веса. От углов глаз у Луи мокрые линии, дыхание сбито, но весь он безумно горячий и заведённый, так что не получается сожалеть ни о его грубых желаниях, ни о том, что Легоси их выполняет. Он тычется носом в чужую шею, как и хотел, и дышит смесью запахов, пока Луи нетерпеливо трется эрекцией о бедро. Два слоя ткани, отделяющие их, кажутся неоправданно большой преградой. — Сейчас, погоди, — шепчет Легоси и тянется к шкафчику, в который недели две назад по глупости сунул смазку, да так и забыл. Луи недовольно фыркает и путается трясущимися пальцами в ремне и пуговицах. — Ты просто отвратительный хищник, — язвит он. — Я мог бы сбежать уже тысячу раз. Но ты не бежишь, — проносится беспомощная мысль. — Но я заставлю тебя, — Луи хватает Легоси за шерсть на груди и резко притягивает к себе. — Стать хорошим. Легоси не глядя выдавливает на пальцы гель, потому что лучший способ заставить Луи замолчать — это сделать то, что он хочет, и помогает ему стащить одну штанину. Наскоро смазав и себя, и его, подхватывает Луи под бедра и ждет, пока чужие лодыжки не скрещиваются за спиной, а руки не хватаются за шею. Луи меньше Легоси, и не очень тяжелый, но поза все равно ужасно неудобная. Сделав несколько шагов, Легоси отпихивает с пути тяжелый, дорогой, как и все в этой квартире, стул и укладывает Луи на обеденный стол, благо тот настолько большой, что на нем можно разместиться и вдвоём. Но Луи грубо толкает кулаком в плечо. — Сдурел? — шипит он. — Неси меня в спальню. Жаль. С твёрдой поверхности стола было бы куда легче убирать кровь. Хотя, после парочки испорченных матрасов, на постели Луи уже давно натянута непромокаемая простынь. Легоси опускает его на кровать, отточенным движением отстёгивает протез и откладывает его на пол, вместе с запутавшимися на нем брюками и бельем, затем раздевается сам. — Быстрее, — Луи злится на медлительность, но это не мешает ему жадно смотреть за каждым движением. Он коротко вскрикивает, когда Легоси дергает его за ноги на себя и переворачивает, ставя на колени на край высокой кровати. Плечи и руки выше локтя у Луи все покрыты мелкими шрамами от зубов. Их трудно разобрать, если не знаешь что это — они прикрыты гладкой жесткой шерстью и выглядят как рябь на воде. Как странная, но приемлемая особенность роста шерсти. Легоси с болью воспоминает, как хотел, чтобы на Луи никогда не было никаких шрамов. Это почти насмешка мироздания — тот факт, что абсолютно все имеющиеся шрамы Луи, оставил именно он. Но лучше уж так, чем позволить сделать это кому-то еще. Луи всегда умел добиваться чего хочет, и если с ним не будет Легоси, в один из его порывов жажды острых ощущений, он очень быстро найдет другого хищника, который не откажет в опасной игре и может не остановиться на относительно безопасных укусах. Легоси бросает в дрожь от этой мысли, и самое ужасное в ней, что такой конец для Луи вполне реален. — Ну? — нетерпеливо хрипит тот, переступая коленями и прогибаясь в пояснице. Легоси кивает самому себе и делает все четко и быстро — входит одним стремительным толчком, сжимает когти на боках Луи, ровно с той силой, чтобы хватка была угрожающей, но не ранила. Он ненавидит и презирает себя за это, но уже через несколько движений в голове становится тихо и пусто. Тело прошивает удовольствием, и оно начинает работать на инстинктах, подчиняя себе более мелкого зверя. Нужно совсем немного контроля, чтобы держать пасть сомкнутой, но скоро и в этом пропадает необходимость. Луи поднимается на вытянутых руках, подавая сигнал, и Легоси берется за рога, чтобы тот его ненароком не ранил. Поддерживает под живот, заставляя встать на колени и, наконец, прижимает спиной к груди. Луи загнанно дышит через рот, кривясь от возбуждения, Легоси видит, как крепко у него стоит и хочет взяться за член, но Луи перехватывает ладонь. — Позже, — говорит он и отклоняет голову вбок, открывая беззащитную шею и плечо. С правой стороны у него все еще не сошли мелкие коросты, а вот левая зажила, и кто бы знал, как Легоси не хочется ранить ее снова. Он прижимается к предложенному месту носом, делая глубокие вздохи, и даёт себе пару секунд. Ну почему, почему Луи хочет именно этого? Почему он не может по-другому? — Давай! Луи прошивает крупная дрожь, когда Легоси его кусает. Он старается быть мягче, но Луи не проведёшь, он требует больше, и от крови, попавшей на язык, у Легоси темнеет перед глазами. Он двигается быстрее, сжимая зубы и делая так, как говорит Луи. Он всегда делает так, как говорит Луи, потому что тоже не может по-другому. Когда Легоси обессилено лежит, распластавшись на кровати, и переводя дыхание после оргазма, за приоткрытыми шторами виднеется рыжее закатное небо. Луи сбоку копошится в тумбочке в поисках салфеток или чего-то еще, чем можно промокнуть мокрое от крови и слюны плечо. — Выглядишь, как побитая псина, — говорит он, позже, после очередной затяжки. Как оказалось, искал он пачку и зажигалку. Пепельница стоит на кровати между ними, и у Легоси нет ни сил, ни желания чтобы ее отодвинуть. Кроме того, Луи курит сигареты без запаха, созданные специально для псовых, а они чуть лучше обычных. Это похоже на жест доброй воли. На поощрение. — Просто думаю о том, насколько опасно это для тебя. Все эти желания… — Легоси растирает между пальцами засохшую кровь. Вкус ее уже давно перестал сносить ему крышу. По крайней мере так, как это могло быть. — Я не должен был это делать с тобой. Луи смотрит пристальным протрезвевшим взглядом. — Считаешь, это все потому что ты тогда откусил мне ногу? — с удивительной проницательностью спрашивает он, и Легоси требуется несколько мгновений, чтобы собраться с силами. — Да, — говорит он предельно честно, чувствуя ужасную опустошенность, но Луи его чувств не разделяет. — Идиот. Это мой самый ценный подарок в жизни. Спасибо за него. Как же коробит от того, насколько искренне звучит его голос. — Ты ведь нихрена не понимаешь, Легоси. И берёшь на себя слишком много, — Луи смотрит ему прямо в глаза. — Все началось гораздо раньше нашей с тобой встречи, с момента, когда я родился в этом теле. В теле травоядного. Или еще раньше, когда зародился наш мир, и на нем появилась жизнь, поделённая на тех кто ест, и кого едят. Равенство — миф. Травоядные придумали его, чтобы не бояться хищников, но знаешь, я действительно вас не боюсь. Зато, ты боишься меня. — Когда ты протрезвеешь, будешь сильно жалеть обо всем, что наговорил, — шепчет Легоси, старательно не вслушиваясь в то, что несет Луи. Он болен, напоминает себе Легоси. Как хищники, подсевшие на мясо. Как все помешавшиеся на чем-то звери. То, что большую часть времени Луи выглядит и ведет себя как нормальный, не означает, что это так. Его пристрастия опасны для жизни, и будь на месте Легоси другой хищник, Луи давно был бы мертв. Только вот сам Луи это как будто не понимает. Легоси достаточно давно знаком с Гоухином, чтобы знать: первое, что нужно, чтобы снова стать нормальным — поверить в собственный недуг. Второе — осознать, чем он опасен. Третье — найти силы сделать с ним хоть что-то. Пока, к сожалению, Луи не достиг и первого пункта, а сам Легоси даже близко не представляет, чем ему помочь. Потакать происходящему тоже не правильно, но так Легоси хотя бы уверен, что другой хищник не перекусит Луи горло, что, в принципе, не исключает, что в один прекрасный день это сделает он сам. Вся ситуация безумно выматывает. Пускай срывы случаются не часто, но кроме сражения с демонами Луи, каждый такой раз ставит Легоси перед лицом его собственных решений. Он ни с кем не говорит о проблеме Луи, хотя в его окружении есть звери, способные помочь. Он продолжает кусать его, хотя физически сильнее и может сказать «нет». И, наконец, каждый раз, получая особое сообщение, он приходит, прекрасно зная, чем все закончится. Дело в сексе, в том, что это Луи, или в том, что Легоси тоже подсел на сумасшедшую игру, он не знает. Все очень сильно запуталось. Он мог бы выйти из этого круга, по крайней мере, он так думает, но единственное, в чем он точно уверен — он не собирается этого делать. Черта с два он выйдет один, не вытянув за собой Луи.