Убер до... сада

— Луи, что с тобой? Опять любовался улеем? Это нормально — волноваться в первый учебный день или даже паниковать, предвещая встречу с одноклассниками, которые наверняка приобрели пару новых качеств за прошедшее лето и отчасти стали малознакомыми персонами. Заново устанавливать дружеские отношения с одними, параллельно не давая другим повод посчитать себя мальчиком на побегушках, втягиваться в рутину учебного процесса… Приводить в порядок сбившийся набор настроек, если быть кратким. Хьюи в первую очередь делал акцент на последнем, оставляя право за фортуной решать, с кем большую часть времени между уроками он будет перекидываться любезностями, а, может, даже и на следующий год продолжит приятельское сотрудничество. Луи игнорировал всё, что мог: возможности заручиться поддержкой учителей, отказываясь демонстрировать ответственное отношение к их поручениям, попытки одноклассников проявить дружелюбие по отношению к нему. Младший всегда был сам по себе и редко мог о чём-либо волноваться всерьёз, разве что, испытывать лёгкое раздражение. А вот у Дьюи с социальной частью школьной повседневности проблем не возникало. Даже когда он творил что-то настолько несуразное, что его братьям оставалось только прикрывать лица, заливаясь испанским стыдом, и разбегаться в разные стороны, мечтая стереть из своих биографий либо ту часть из глубокого детства, когда они только осознали, что являются его братьями, либо ту, в которой становятся свидетелями театра, устроенного им с огромным талантом. Синий был любимчиком у многих в школе: у учителей, которых хоть и не впечатляли его сумбурные поступки, но они были восхищены его пылким нравом и неугасающим энтузиазмом, у учеников, находившими его интересным и забавным. Даже старший и младший брат не скрывали, что в семье он — их фаворит. Когда не творит нечто крышесносное, соответственно. Правда, сегодня с ним происходило невесть что. Остальные этого даже при желании не смогли бы заметить, но Луи — Луи прекрасно видит, что средний Дак чем-то всерьёз обеспокоен, и даже имеет представление о том, что могло послужить тому причиной. И сейчас, находясь с ним за одним столом в школьном кафетерии, сдерживает себя от комментариев по поводу его состояния. Ведь это не его дело. — Я не нахожу ничего более романтичного, чем откашливание цветов из-за безответной любви, — почти что пропела девушка за соседним столиком. — Ты представь, как это было бы красиво: лилии, белые розы или даже пионы! Вот бы заболеть ханахаки. Дьюи с шумом оборачивается на неё, будто бы и намерен привлечь внимание, и одним лишь взглядом показывает, насколько оскорбительным посчитал её высказывания. Автору слов становится некомфортно от подобного вторжения в зону комфорта, даже если её обидчик не произнёс ни слова, а то и вовсе находился на приемлемом расстоянии от неё. Младший наблюдает за действом со смешанными чувствами, стараясь понять, что именно не понравилось синему близнецу, и не находит ответов. Дьюи встаёт со своего места и держит курс на аудиторию, где вот-вот начнётся следующий урок, оставив брата в недоумении допивать свою газировку. — И как это трактовать? — прикрываясь от привлечённых взглядов присутствующих, спрашивает у самого себя зелёный. Он понимал — если уж что-либо и способно вызвать негативные эмоции у Дьюфорда, то, вероятнее всего, к этому стоит отнестись серьёзно. Но, чтобы этим чем-либо стали глупые слушки о городской легенде… И в голову не приходило. Вчера вечером в новостях всплыли подробности об очередном случае заражения цветочной болезнью, но уже не в формате эмоциональной статьи на «пикрябу», а по TV. И опять нет никаких неопровержимых доказательств, что это не выдумка журналистов, тщетно пытающихся поднять рейтинг своего канала; никто и не верит. Но многие активно обсуждают случай Кэндис, если это, конечно, настоящее её имя. Даже учитель по биологии рискнул поднять эту тему, создав тем самым полемику среди учеников. Кто-то умудрился напридумывать, что заболевшие промышляют торговлей цветов, кто-то, что заболевание передаётся через прикосновения. Многие же продолжали считать, что ханахаки не может быть в принципе. Никакой полезной информации, множество бредовых домыслов и только. Хьюи вздыхает, понимая, насколько далеки от истины его одноклассники и утыкается в учебник истории, чтобы не терять время и не забивать мозг надуманной ерундой. — Может ли быть, что больные, на самом деле, не откашливают цветов? — Вайолет привлекла к себе внимание окружающих вопросом. — Это единственное, что было подтверждено, так что, не пытайся казаться умнее остальных — не прокатит. — Почему вы так уверены, что… — но слушать девушку уже попросту больше не собирались. Сказала что-то, что другие посчитали глупым — потеряла голос. Тем временем средний Дак теряет терпение. Под шумок он покидает аудиторию, жалея, что вообще сегодня пришёл на занятия. А единственным вариантом в качестве укрытия до конца занятия посчитал школьный туалет. Парень был уверен: они не имеют понятия, насколько опасна болезнь. Даже он этого не знает, хотя, почему-то ощущает давление на почве своих представлений. Желая отвлечься, Дьюи залез в мобильник и нервно обновлял новостную ленту, подсознательно выискивая хоть какие-либо упоминания ханахаки. Жаль, что его внимание в этот момент привлекает совершенно другое: обновление в профиле племянницы Магики. То была фотография с каким-то неизвестным среднему близнецу типом в обнимку. И подпись — конечно же, подпись есть. «Прогуливаем первый учебный день, кто знает, что произойдёт дальше?». Как выстрел, предназначенный ему одному. Стремящийся точно в цель и достигающий её, не предоставляя возможностей обжалования. Почему Лина делает это? Она ведь знает, что Дьюи влюблён. Она в курсе, что он будет страдать и не находить себе места, она всё это понимает. И, вроде бы, самое глупое, что можно сделать — окунуться в лаву, которую так старательно избегал, однако Дак отказывается себя контролировать и лезет напролом. Дрожащими руками он набирает текст сообщения, в которое вмещает одновременно свои вопросы и возмущения и сидит над диалогом, карауля ответ. При этом больше всего на свете боится его содержания, словно там определится его дальнейшая судьба. О, упс. Прости, я совсем забыла о тебе. Это даже хуже, чем назло. Ей наплевать. Дьюфорд задыхается от собственных слёз, будучи застанным врасплох. Организму кажется, что это — не предел возможностей на сегодня, и Дак сталкивается с рядом рвотных позывов, которые усиленно старается сдерживать. Он обещал, что будет хозяином своей судьбы и продолжит оставаться примером бодрости для братьев, ведь так? В определённый момент он не выдерживает и, зажмуривая глаза, отдаёт унитазу «частичку себя». Остаётся только посмотреть, в какую форму оно, буквально, вылилось. Объятия с белым троном помогают удерживаться в сознании, но сконцентрировать зрение представляется чем-то невозможным. Когда спустя некоторое время удаётся, Дьюи нажимает на кнопку слива и спешит к раковине, чтобы смыть с себя следы пребывания в этом месте и заодно охладиться. Это были всего лишь вафли с сегодняшнего завтрака. Дак переволновался и ничего больше. Остаётся только зайти на следующий урок со всеми остальными и забыть о случившемся. Осталось всего лишь… — Дьюи, я могу узнать, что тебя тревожит? — младший заходит издалека, рассчитывая узнать, насколько это деликатная тема для его брата. Дьюи делает опечаленное лицо, даже не пытаясь притвориться, что всё хорошо. Он этого никогда не умел и не считал, что нужно учиться скрывать свои эмоции. Их что, украдут, по-вашему? — Много что. Не могу больше ничего слышать про ханахаки: это делает меня нервным. — Да брось, чем бы оно ни было, нас точно не коснётся, — абсолютно не понимая переживания среднего, подбирает слова Луи. — Даже если и коснётся, то ничего не поделаешь. — От этого мне не становится лучше, — переходя на пару тонов повыше, заявляет парень. — Каждую ночь я засыпаю в страхе больше не проснуться прежним. И могу уснуть только не раньше трёх. Мне страшно, что вы каждый день будете видеть, как я блюю цветами и по-доброму улыбаться, скрывая то, как переживаете. Я не хочу так жить. — Я понимаю, что тебе плохо, — зелёный, напротив, спокоен. — Но ты не предотвратишь появление ханахаки тем, что будешь относиться к этому так болезненно. Ты же Дьюи. — Да как ты не поймёшь? К этому ни в коем случае нельзя относиться наплевательски. — Можно. Я же отношусь, верно? — Тебе легко говорить, — синий всегда думал об этом, но не рисковал размышлять вслух. — Прости? — парень надеялся, что понял немного не так, как было нужно. — И почему же легко? — Тебя меньше всех волнуют такие вещи, ты вообще не беспокоишься ни о чём, кроме собственного комфорта, Лу. Как ты можешь меня понять, если заранее не попадаешь под риск заражения? Для тебя всё легко, — вечно оптимистичное лицо синего исказилось нотками саркастичности. — Хочешь сказать, что я бессердечный? — Нет, не совсем, — средний проходит к кабинету истории, но отчётливо можно услышать: — Ты не способен любить, Луи. Младший Дак ненавидит начало учебного года. Может, потому, что старшие, как по традиции, найдут себе компании недальновидных друзей, которые, между делом, будут шептать им что-то похожее на: «Твой брат всегда себя так ведёт?». Да как «так»? Почему в их глазах он не соответствует норме, когда проблема как раз в них? Луи понятия не имел, как заводить друзей и насколько близко их можно к себе подпускать. Всё, что он знал: ему нужны те, кто похож либо на Хьюи, либо на Дьюи. Даже если совсем немного, даже если похожими будут только ощущения от общения. Ведь он знал, что на время учебного года его братья могут быть слишком увлечены теми, кто больше разделяет их интересы. Их всегда кто-то «забирал», и зелёный оставался один, не представляя, как можно проводить время с кем-то еще. Как вообще можно видеть смысл в ком-то другом. Луи ненавидит начало учебного года. Очередное. Потому что теперь у него ещё меньше шансов что-либо сделать со своим положением.

— Ты не способен любить, Луи. — Тогда почему я сейчас убегаю?

Парень неторопливо направился к выходу из школы, будучи сопровождаемым растерянным взглядом среднего близнеца, затем сорвался с места, грезя лишь о том, чтобы оказаться дома прямо сейчас. Дьюи сделал ему больно, задел, где не стоило. Заставил чувствовать себя каким-то поехавшим тираном, который всегда в стороне подтрунивает над чувствами окружающих, не понимая, что же им всем не живётся так весело, как ему. Но инициатору ссоры остаётся только крепче прижать учебники к себе, и войти в класс, стыдливо осознавая, что каким-то образом он смог довести даже своего младшего брата. Хотя, выглядел он, скорее, так, словно забыл нечто важное, так что, может, он прямо к началу урока ещё вернётся с язвительным комментарием. Но какой бы обобщённой эта теория ни была, она не подтвердилась. — Какой же я дурак.

***

Луи ненавидел физические нагрузки и большую часть жизни избегал их настолько, насколько это возможно. Но сейчас у него есть причина побежать. Потому что кто-нибудь мог увидеть. То, о чём он привык молчать. Парень вовремя подоспел к поместью, остановившись у чёрного входа за правом передышки, и с облегчением обнаружил, что только сейчас его… Огромный цветочный секрет дал о себе знать. Маленькие зеленоватые ростки показались, по крайней мере, на большей части площади открытых участков тела младшего Дака. Располагались они в самых разных местах, совершенно не заботясь о пропорциональности и симметрии: на некоторых пальцах рук, включая левого мизинца; на лице в самых даже неожиданных местах, как, например, край века. Ллуэллин не выглядел встревоженным, напротив, он знал, что нужно делать, и потому набрал себе горячую ванну и немедленно погрузился в неё, как только расстался с одеждой. Он был в курсе, что в их жилище должна была находиться только миссис Бикли, которая в это время в основном занималась уборкой спальных комнат, поэтому особенно не беспокоился, продолжая пребывать в воде. Почему, собственно, подростку вообще потребовалась ванна? После продуктивного бега? Нет, на самом деле, было лишь парочку весомых на то причин, одна из которых — факт, что растения на его теле быстрее отрастали за счёт влаги, способствуя высвобождению из заботливых объятий бледно-зелёного существа. Обычно получаса для процесса было достаточно. Каждый раз как в первый Луи был увлечён разглядыванием инородной растительности на своём теле. Он проводил пальцами по стеблям, изучающе прощупывал листья, в очередной раз отчаянно пытаясь понять, каким образом недуг выбрал именно его. Нет, конечно, он несказанно благодарен, что его братьям не посчастливится испытать цветочные приступы, от которых одни только проблемы и причины для тайн, но всё ещё не находит ответов, похожих на правду хотя бы приблизительно. Хьюи — первоклассная ищейка приключений с неутешительным исходом, везде норовит поучаствовать, будто бы намеренно игнорируя возможные последствия; достаточно сильно заинтересован в выяснении подробностей цветочной болезни. Дьюи — первоклассный генератор крышесносных приключений и неутешительных исходов и, с каких-то пор, помешанный на Де Спелл, неудачник герой-любовник, одержимый безумными идеями, что у него — ханахаки. И Луи, стремящийся находиться как можно в менее тревожной обстановке. Так как это, собственно, работает? Когда начали выглядывать чёрные бутоны, зелёный вылез из ванны, накинул на себя одежду, чтобы не мёрзнуть и спешно спустил воду, закатывая глаза в ожидании момента, когда жидкость целиком улетучится прямиком в канализационную систему. Дальше он вновь наполняет ванну, но в этот раз прохладной водой, прекрасно осознавая, в чём заключается смысл ритуала. Вот только процесс был до того до нудного долгим, что Луи был готов повиснуть на борту гигантской купальной чаши, упёршись коленями в пол, и уснуть ровно до того момента, пока не почувствует, что ткань джинс полностью пропитана жидкостью; так же, как и худи в области локтя, который ранее был отправлен внутрь ванны с целью создания опоры. К счастью, потоп не заимеет место быть и не случится, ведь у младшего Дака всё всегда под контролем. Всё, включая эмоции. Повторно раздевшись, подросток смиренно полез в прохладную воду, проклиная её за то, что по ощущениям она была ледяной. А тёмные бутоны начали постепенно окрашиваться в жёлтый цвет и распускаться, позволяя живой лужайке в воплощении утки облегчённо вздохнуть. Цветы на теле отрастали практически всюду: где это вполне терпимо и где мешает настолько, что не может не раздражать. Ллуэллину было сложно делать что-либо руками, не обращаясь к аккуратности. В среднем их размер колебался от шести до пятнадцати сантиметров. Правда, иногда это заметно зависело от масштабов потрясения. — Б-бабушка? — послышалось за дверью. Но этого не могло быть, ведь… У Вебби занятия по стрельбе, которые она не пропускала ни при каких условиях. — Прости, что дёргаю в такой момент, но ты не видела мой лук и стрелы? Зелёный недовольно промычал, вспомнив, как его братья одалживали у девочки её оружие и даже не потрудились вернуть. Он определённо ударит кого-нибудь из них, даже если не сможет объяснить причину. — Упс… Это же не бабушка. Дакворт? — Слушаю, мисс? — талантливо передразнивая тон голоса дворецкого, парировал Дак. — Что вы делаете? — Кхм. Принимаю ванну? — Не сочтите меня слишком любопытной, но… — Вандеркряк выдерживает паузу. — Призраки разве моются? — Вы меня критикуете? Может, и мои методы подвергнете осуждению? — Нет-нет-нет, что вы! Извините меня, пожалуйста, я не хотела. Правда-правда! Я могу что-то сделать для вас в качестве извинений?.. Это было даже слишком просто. — Для начала, мисс, не могли бы вы предоставить мне уединение? Я… Очень стесняюсь. Веббигейл старательно уносила ноги с места своего «позора», испытывая внушительное чувство стыда. Младший знал, за какие нити нужно дёргать, чтобы заполучить желаемый результат. Осталось только воспользоваться её отсутствием и самому испариться, иначе место позора Вебби в ту же секунду обернётся местом сломанной лопатки Луи. Дак выбирается из ванны, натягивает бельё с джинсами и прижимается к двери в надежде распознать по ту сторону абсолютную тишину и чистый горизонт для осуществления побега. Прямо сейчас он проклинал дизайнеров за создаваемые ими тенденции и моду: ткань одежды болезненно сдавливала цветы, припечатывая их к основной плоти юноши. Что было плохо — растения ощущались почти так же, как и другие конечности тела. Они были неотъемлемой частью Ллуэллина, хоть и совершенно отличались по структуре, строению и внешнему виду. Будь его воля, он бы носил до жуткого мешковатые багги, складки которых свисали бы до пола, а то и вовсе килты и брюки состоящие скорее из дыр, нежели чем из самой ткани. Было бы уместно диктовать свой собственный стиль, если бы он жил один в целом городе и не должен был сбегать из школы, а затем от Вебби, чтобы старательно скрыть свой недуг. Однажды в его распоряжении будет целый район: он будет расхаживать по улицам нагишом и не переживать о своей… Необычной комплекции. Если, конечно, какой-нибудь Дьюи выкинет что-то эдакое на расстоянии, что заставит зелёного частично стать буквально зелёным. Зато к худи претензий было меньше — цвет, создающий пусть и ничтожный, но хоть какой-то эффект маскировки. К тому же, одеяние достаточно свободное, чтобы захотелось уделить внимание дополнительным жалобам. На фоне джинс с адски раздражающей молнией, защемившей один из жёлтых лепестков, худи — дар божий. К сожалению, её было недостаточно, чтобы скрыть аномалию от глаз окружающих. Для данной цели существовал широченный пушистый шарф, который Луи называл «мантией-невидимкой», но, пожалуй, в летний период он скорее напоминал грёбанную печь, в которой получается думать лишь о том, что было бы неплохо сыграть в ящик. Младший тройняшка клялся, что как только его кошмар закончится, он утопит шерстяное изделие в ледяной воде, представляя его муки во всех красках. Но до тех пор шарф красуется на лице у парня, скрывая большую его часть и позволяя прохожим предоставить простор фантазии в попытках додумать его внешность. Он определённо привлекал лишнее внимание, хоть и как раз старался его избежать таким путём. Но лучше так, чем заручиться уймой проблем с, бог знает, каким исходом. Да и главное, что Вебби не зафиксировала его прогул в первый же день учёбы — это бы вызвало лишние вопросы и подозрения, от которых отвертеться было бы тяжелее, чем от допросов окружающих по поводу растений, нескромно расположившихся на его клюве. Курс на лабораторию Джайро, но если быть точнее, на его гараж — ключ у Дака имелся ещё с незапамятных времён. Нет, он его не стащил и не выпросил путём шантажа и манипуляций. Более того, инициатива принадлежала изобретателю. Самого Гиарлуза, видимо, в лаборатории не оказалась, хотя это было довольно странным: магазины он посещал редко, не стесняясь пользоваться «курьерскими» услугами своего стажёра. Мужчина буквально жил, работал и отдыхал в одном помещении, изредка лишь посещая конференции с целью поделиться своими прорывами, не обернувшимися катастрофой. Впрочем, даже наиболее удачные и сложные эксперименты воспринимались обществом как бездарные безделушки поехавшего, но для тройняшек это имело мало какое значение. Да и Луи был нужен только угол в гараже, где он спокойно сумеет переждать своё, мягко выражаясь, недомогание. Он заранее оставлял себе наиболее интересные вещи Джайро, которые можно было использовать в качестве развлечений, потому что знал, что ещё минимум четыре, но максимум шесть часов ждать до полного сбрасывания стеблей. А ещё всякие пледики и подушку, поскольку эти процессы достаточно утомляли. — Да где этот чёртов скотч? Почему у него есть всевозможные растворы, все виды современной техники, центнер сплава осмия с танталом, ДНК курицы «Фаберже» и светящиеся лего-носки, но нет обыкновенного скотча? Неудивительно, что он уже полгода не делал никаких открытий, как можно чем-то промышлять без скотча? — Фэнтон не особенно стеснялся выражаться, будучи уверенным в том, что ни единая пара ушей не навострены на его возмущения. — И почему он такой этот… Взгляд мужчины начал блуждать по помещению, когда тот заметил, что на слегка пыльной тумбочке находятся некоторые свежие поделки его коллеги. Он сделал ещё несколько дополнительных шагов, рискуя подтвердить свою нововозникшую догадку. — Кхм-кхм!.. Маленький мистер «прилёг поспать», прогуливаем первый учебный день? — не стал церемониться Крякшелл, распознав юную фигуру под шерстяной баррикадой. Луи сообразил прикрыться и раскрываться не планировал даже будучи обнаруженным. Это ещё не поражение. Он еле как поднялся на лапы, абсолютно не рассчитывая на ориентацию в пространстве из-за того, что был целиком облачён в спальный плащ и не был намерен выставлять на всеобщее (в данном случае на фэнтоновское) обозрение ни единой своей конечности. — Я помогал Джайро тут с перестановкой. И, вынужден признать, кое-каких успехов мы добились. — Я сбит с толку, Луи. Даже не знаю почему: потому что разговариваю с одеялом или… Ладно, всё остальное вытекает с этого. — Да ладно, ты же говоришь со мной, а не с моим видом. Просто продолжай, — Дак не жестикулировал, не совершал каких-либо движений, потому как боялся, что плед с него сползёт. А Фэнтону от такого становилось только жутко. — У Джайро есть я и сомневаюсь, что он стал бы прибегать к… Даже нет, уверен, что это вообще не в твоей компетенции и вряд ли ты бы вызвался браться за то, что не сулит тебе финансовых успехов, поэтому я делаю вывод… Сними ты уже это одеяло! — А смысл? Может, это и есть моя помощь: поставить эксперимент над подопытным Крякшеллом и не рассказывать ему его суть. Пока всё неплохо идёт. Прилично держишься. — Это больше не сработает на мне! — Попытаться стоило. Ну, тебе пора: у тебя ещё столько дел сегодня. Скотч там купить, кофе принести и другие важные функции научного ассистента, — голос Ллуэллина звучал монотонно, а выражение его лица было недоступно для глаз собеседника. Потому и сарказм явно выражался лишь в очевидном противоречии в содержании его слов. — Что ж, время — открытия, — помощник Джайро пожал плечами и спешно направился к выходу; и, остановившись прямо перед ним, повернул голову в сторону подростка. — Тебя это тоже касается. Я вернусь сюда через полчаса проверить, ушёл ли ты учиться. И покинул гараж под досадный вздох младшего Дака. — Он даже не спросил, «зачем» или «почему» я прячусь в этом одеяле. А я столько безумно смешных и просто забавных реплик заготовил в ответ. Типа «неудачно набил тату» или «перья покрасил в белый». Ну, хотя бы «я впервые забыл принять гормоны, делающие меня уткой». Неудивительно, что он мне не нравится. Клерк понятия не имеет, каково играть в переодевания. Чёрт, и почему сегодня понедельник. И тоже покинул гараж под тот же досадный вздох, не досидев пары часов до нужного момента. После того, как ему пришлось самому выдернуть цветы со всей поверхности своего тела и горестно сложить их у ближайшего дерева на улице, лишая прохожих возможности посчитать, что букет он купил, должно быть, для своей любимой. Без поправки на любимого, такое у них пока не приветствовалось.

***

— Луи, что с тобой? Опять любовался улеем? Голос обеспокоенного брата — сердечный бальзам, который мог бы снять любую боль зелёного. Но на многочисленные внушительные волдыри действовал едва ли. — Я наговорил лишнего сегодня… Но сейчас тебе, наверное, скорее нужен врач, чем мои извинения. Выглядишь ужасно. Серьёзно ужасно, — Дьюи путался в своём отношении к происходящему, так как не знал, на чём делать акцент в первую очередь. — Веб! Луи плохо, срочно звони дяде! — Нет, это просто… Аллергия на шпинат. Овощи — не моё; всё зелёное — отстой. Извинения, кстати, приняты. Пока я ещё жив, — через силу выдавал Ллуэллин, пытаясь казаться комичным, одновременно медленно удаляясь от своего брата в сторону их комнаты, мысленно умоляя его не идти следом. Зализывать раны лучше всего наедине с собой. Досадно, ведь основная проблема в том, что безлюдные дендрарии, в которых обычно прячется Луи, сливаясь с обстановкой, испокон веков считают понедельник нерабочим днём.