Осень
Листва на деревьях желтеет, срываясь с веток и падая на сырую землю. В такой сезон погоды дождь — это естественное явления, и в этот момент не исключение. Внутри дома стояла мрачная тишина, единое, что издавало звук, исходил за окошком ливень. Сидя за письменным столом, молодой парень вглядывался в даль улицы. Следы слёз, промокший шиворот — только одно, что можно было описать про него. В этот момент мысли заполнялись один человеком, человек в которого он безумно влюбился. Влюбился как девчонка. Это самое худшее что он чувствовал, не каждый может влюбиться в врага, на которого он сам же и напал. Вёл четыре года ужасную войну… В помещение резко раздались телефонное оповещение, неожиданно Рейх в спешке подхватил мобильный, но сразу же он полетел на пол. Он успел прочитать сообщение, однако надо ли идти туда? Встречать знакомые лица, да и терпеть унижения за свои ошибки, если их можно так назвать. С силой вставая на ноги, нацист поплёлся в ванну. Открывая перед собой дверь и мигом включая свет, он зажмурился от такого порыва освещения. Продолжая стоять у входа, с гостиной слышится тиканье настенных часов с перемешкой грома за окном, однако не теряя время, немец приоткрывая глаза пытался уверенно пройти в комнату. Получилось конечно не так, как было задумано, но в этот момент было не так и важно. Оказавшись прямиком у зеркала Третий Рейх практически вглядывался в отражение. Парень сразу нашёл пару «ласковых» слов для себя. — Ненавижу себя, — омерзительно прохрипев, Рейх начал скрипеть своими когтями о поверхность отражения, пока на стекле не остаются следы. В один миг по зеркалу проходится разъярённый кулак немца, на кафель падают осколки того самого зеркала с перемешкой алой жидкостью, называемой кровью, переводя взгляд на всё сотворившее, Третий Рейх только лишь усмехнулся. Закрывая входную дверь, и не забывая поймать по дороге зонт, Дитрих выходит из дома. В следующие пару секунд в голове летают мысли об собрание. Что будет с ним, да и как тоже, всё остаётся только в мыслях. Может прекратить так переживать? Несколько минут и Рейх заявляется в здание. Очередной поток взглядов наваливаются на Дитриха. Он привык. Внутри присутствует холод, почти в каждой из стран, лишь некоторые до сих пор не мог простить его. Сохранились давние воспоминания о Второй Мировой Войны. Каждый человек потерял кого-то дорогих своих людей, а может быть не одного.Кто-то остался сиротой: без матери, отца, братьев и сестёр. Все оставили частичку своих душ на этой холодной земле. — Я… Мне немного не хорошо… — под нос бубнит Тройка, смотря на присутствующих уже в самом кабинете. В глазах расплывается вся картина, он пытается удержать равновесие. Всё тело обмякает не находя силы его контролировать. Самого тебя бросает жар, кажется что ты вот-вот не сможешь держать себя на ногах. Сознание мутнеет и Третий Рейх уже теряет его.***
Больница. — В последнее время у него часто случаются панические атаки, если и так дальше пойдёт, то и умереть можно, — с каменным лицом говорил врач. Не каждый захочет обслуживать самого виновника войны, — Сейчас ему нужен простой покой, пока что на этом достаточно, — договорил врач и быстрым темпом скрылся в каком-то из кабинете. Войдя в палату к больному, Союз заметил что, тот уже очнулся и не придавая значению пялился в окно. — Рейх… Как самочувствие? Ты чертовски всех напугал своим обмороком, — нацист повернулся на звук. — Я удивлён, что жив, — оскал заполнил лицо, — И всё же, какой смысл тебе сюда приходить? Разве это не я устроил ту самую войну, длившееся четыре года? — Закрой пасть, псина. Не забывай кто подарил тебе вторую жизнь. Чтобы стало с тобой если я не нашел тебя с пистолетом у виска? — воспоминания так и текут рекой, заставляя окунутся в них полностью. Между двумя странами повисла неуютное молчание. — Союз… — хрипло позвал того, — Моя жизнь довольна пуста и я не в силах продолжать такое дальше, — каждое слово отдавалось звоном в палате. Один из них пытался принести разгор смысл, другой не понимал значение слов, — Прости меня за это, за все мучения, принесённые мною, хотя такое и- — Простить? Простить?! — срывался на крик СССР, — Да ты ни капли не изменился, какой был, таким и остался. Хотя бы мог почувствовать, что терпели те люди, которые узнавали что близкая им родня не вернётся?! Когда на поле бою погибали тысячи людей?! Когда мне сообщили, что без объявления ты напал?! — Рейх опустил голову, вглядывалось (как казалось), в простынь. — Я осознаю свой провал, всё то что причинял всем. Я… Я люблю тебя Союз… Это странно испытывать чувства к врагу, — коммунист впал в осадок, а нацист не мог предотвратить слёзы, — Прошу теперь выйди отсюда. Просто оставь меня в покое. — Рейх… — не встав продолжать диалог, Союз мирно покинул комнату. За дверью раздался крик. Он не предал инициативу заглянуть обратно, по просьбе Дитриха тот направился к выходу. Только вот его остановила толпа медиков, торопивших по коридору к Третьему Рейху. «Скажите мне, что я ошибаюсь» — проскочило в мыслях у СССР. Но и ведь эта бригада вторглась в ту самую комнату, — «Чёрт», — эмоции вспыхнули внутри, он понял что такое «любить врага». Как можно быстро коммунист достиг назначения цели, он смотрел как те, пытались спасти фрица, мало времени. Кардиограф дал о себе знать — запищав. — Записывайте время смерти.