Краткое пособие о каникулах в Японии

Кью недовольно и очень упёрто дергал Дазая за рукав рубашки. Осаму цыкает, что ему сейчас некогда, но кивает, чтобы Кью озвучил так интересовавший вопрос. Дазай не отрывается от документов, лишь мельком бросив взгляд на быстро усевшегося на стол мальчишку. Ему уже тринадцать, но ведет себя порой на пятилетку. Поправляет свой пиджак и, выпрямляясь, спрашивает с горящими от азарта глазами: — Как вы с Чу-куном познакомились? Элис-чан говорила, что это забавная история. — О, ты решил послушать то, как я троллил Чиби? — Осаму откладывает бумаги, поправляя манжеты и довольно разминая пальцы, будто ему предложили чемпионат по дартсу. — Этот Чиби вывихнул тебе плечо, если мне не изменяет память, — для убеждения Кью ткнул пальцем в правое плечо Дазая, слыша от него тихое шиканье. — Мелкий засранец. — У тебя учился. — Хорошо, но уверяю тебя, что история не для слабонервных, — сверкнул глазами Осаму, слыша от своего младшего коллеги лишь обреченный вздох. — Не для слабонервных было отнимать у меня игрушку. Поэтому давай рассказывай! — Ну хорошо. Это произошло при интересных обстоятельствах. Я не знал о ярком существовании Чиби из-за своего отпуска, но я был хорошо знаком с Сантокой…

***

Ладно, хорошо, окей, допустим. Нет, не ладно, не окей, не допустим. Наверное, всё-таки ладно. Дазай бегает глазами, всматриваясь в лица совершенно одинаковых мужчин в черных костюмах. Ему до жути захотелось узнать, где этот долбаный Твен таких выцепил. Неужели из инкубатора? И эти мысли посещают человека, на которого нацелено — пять человек умножаем на две руки с автоматами и пулемётами — десять пушек. И не то чтобы его напрягало, что в затылок упирается холодный металл и щекочет нервы, нет, просто… да, сука, это мешает думать и придумывать план побега! Знаете, это не комильфо, что все десять штук заряжены и готовы сделать не просто решето (такое сравнение совсем неуместно), а москитную сетку для окошка Твена. Самое оно будет. Осаму осматривает мужчину справа и прикидывает его силу и скорость, вспоминая его реакцию на появление некого скромного человечка (хотя, когда это Дазай был скромным?), шедшего своей дорогой, пока его не остановили дулом у лба. Вот ни минуты нельзя спокойно пройтись: сразу кидаются на невинных людей! Возмущению нет пределов, и Осаму думает: если получится смыться живым, то уже можно начинать писать книгу о великих подвигах его скромной персоны. — Это, ребят, давайте я вам подкину деньжат на новый шмот. А то хрен различишь вас. Кутюрье Твена совсем не знает ни стиля, ни моды двадцать первого века. Все молчат. Только один слева слегка замешкался. Наверное, что-то хотел сказать, но выразительный взгляд соседнего — в темных очках, на минуточку, были все — остановил эту мысль, и он снова сжал покрепче автомат. Ах, жаль, совсем потенциал загубят ведь. — Ну, — тянет лениво Дазай, держа руки в карманах своего черного пальто. Ага, в жару с плюс двадцать пять носить черное пальто — самое то. Показушник хренов. — На свой самолёт я уже опоздал, поэтому хочу возмещение ущерба. Тут есть терминал? Парочка спереди немного рассеянно смотрит друг на друга. Они, наверное, ожидали, что поймать одного из самых бесящих Твена людей будет сложнее, чем зажать его в подворотне. Они ожидали, что будут какая-то дымовая шашка, пара каких-нибудь пистолетов или хотя бы сумка с вещами, которые из ряда «положи, где взял». И они напрягаются из-за этого ещё сильнее, ведь у этого черта в башке отсутствует серое вещество. Такие выводы легко сделать, когда Дазай сиганул с пятьдесят третьего этажа вместе с сумкой красивых побрякушек, за которыми сто процентов пришли эти ребята. И что они видят? Что этот «я такое опасное создание, вам стоит удирать» сейчас кусает шоколадную палочку и предлагает вторую тому, кто может прострелить висок. То, как он оставил их без, кхем, одежды, осталось загадкой для каждого, кто медленно просыпался от тряски за плечо. Они дружно помнят эту чёртову шоколадную палочку, ту полуулыбку, когда Осаму-мать-его-Дазай с размаху въехал по и без того еле работающей печени своего друга, который не принял предложенное лакомство. И всё. Всё. Больше ничего не помнят. А самое херовое так то, с каким испугом и усмешкой проходили прохожие, кидающие мимолётный взгляд на тёмный угол между двумя брендовыми бутиками. Одна мамаша с мелким пацаном заорала на всю улицу об извращенцах и что-то из ряда «как вам не стыдно, среди белого дня, посреди улицы». А Дазай только подавлял смех с крыши одного из этих бутиков, смотря на этих голых «суперсерьёзных злых бандитов» и держа в одной руке парочку тряпок — остальные валялись рядом. Осаму великодушно оставил им обувь, так уж и быть. По времени он успеет на следующий рейс, если ему на пути не встретится следующая поджидающая кучка. И нет, Дазай не из киношного боевика сбежал, даже не с самого примитивного. Он просто сильно любит эту пафосность и крутость плохого парня. Хотя Рюноскэ бы назвал это дуростью и ебанутостью. Кстати о нём. — Как там отдыхается в стране восходящего солнца? — Дазай поправляет стыренные — «это моральная компенсация!» — очки и смеётся с чертыхающейся брани на том конце. — Прекрасно, а ты решил ко мне присоединиться? — шипит отчего-то Акутагава и ругает кого-то. — Конечно, не могу же я позволить своему подчинённому отдыхать без босса, — он перепрыгивает через ограждение покрашенной лавочки и быстро шагает к аэропорту. — С учётом того, что ты не звонил больше трёх месяцев, а здесь не был четыре года, я могу не слушать твой трёп и скинуть прямо сейчас. — Фи, как грубо! — Что надо? Если планируешь присоединиться к нашему отдыху, то тебя здесь не ждут. — Жаль. Но мне похер. Если получится, — Дазай осматривается по сторонам. — То могу уже завтра подарить тебе сувенирчик из Польши. — Стесняюсь спросить, что ты забыл там, — с присущим Акутагаве скепсисом в голосе он усмехается. — Ничего такого. Я захотел порадовать свою девушку новыми украшениями, — кивая миловидной девушке на входе в аэропорт, Дазай идёт к камерам хранения. — Девушка у тебя? Не смеши. — Я абсолютно серьёзен, — Осаму достает из камеры хранения самую обычную дорожную сумку и ищет в кармане одну хорошую бумажку, которая поможет избежать проверки багажа. — Если ты забыл, то её зовут Аврора. — Когда это твой маузер заслужил такой чести, как ожерелье Буччеллати или Тиффани? — опять это пренебрежение в голосе. Что-то на заднем фоне громко рвануло. — Чёрт, Хигучи выведи отсюда Мотоджиро! Это больница, а не минное поле! Осаму легко и ядовито хихикает, весело прощаясь с Акутагавой, который предупреждает, чтобы духу Дазая здесь не было. Фи, как его не любят. Ой, помираю от горя, смотрите, уже упал! Ха, Рюноскэ даже не догадывается, как сильно Дазай хочет его приложить виском о косяк двери. Так сказать, приветствие по-дазаевски. Не, не, не, он не садист, он просто хочет, чтобы этот пацан не зазнавался. И пофиг, что пацану уже двадцать с длинным таким хвостиком в виде ещё пяти годиков. Эх, если бы Огай узнал, что его ученик натравил на себя ещё и Марка Твена, то его недавно прошедший нервный тик дал о себе знать снова. Ну ничего, вот прилетит Осаму обратно в Японию и поставит её на уши, как восемь лет назад. Его можно было бы даже записать в знаменитости, если бы он ставил на уши своими выступлениями на сцене, а не от какого-нибудь взрыва в час-пик где-нибудь на этаже шестидесятом: чтобы было видно за несколько километров. У Дазая веселье через каждые восемь часов, если не через пять. Он не любит сидеть на одном месте, но Рюноске больше считает, что это — врождённый дефицит мозгов. Шутка о роняющей матери игнорируется. Осаму не может не позлорадствовать, что интересные брюлики у него, а в охуеть каком дорогом офисе за стеклом и кучей сигнализаций валяются идеальные копии. И ладно с этими драгоценностями, больше всего Дазай хочет видеть лицо Марка, когда все пятеро его «бойцов» приедут исключительно только в одних ботинках, прикрытые какими-нибудь одеялами, если таковые будут в машине. Он игнорирует крики Акутагавы в трубку, когда приземляется и довольно идёт из аэропорта в Токио. Вообще он звонил Хигучи, но, видимо, её телефоны так часто проверяются или она находится всегда слишком близко к Акутагаве, что тот сразу среагировал, что это «сволочь, чтоб тебе пусто было или ты в люк упал и ноги переломал» звонит с радостной весточкой, чтобы все в клинике готовили автоматы и брали его на прицел. Конечно, если Мори не отдаст приказ стрелять, то ничего не случится. Но Мори может ради смеха всё-таки отдать приказ стрелять. И поэтому Дазай даже бровью не ведет, когда Мотоджиро приветливо расставляет руки у такси. Скорее, Осаму пресекающе заламывает ему руку и достает из кармана его самодельной сумки парочку гранат. Усмехается и любезно, что аж тошно слушать, начинает: — Четыре года прошло, а ты так и носишься со своими гранатами, Каджи. — Четыре года прошло, а ты так и носишься со своим маузером. — Подъёб засчитан. Осаму отпускает руки и слышит тихую брань, что кожа нежная, а он, паршивец такой, так грубо с ней обращается. — Ты как со своим боссом разговариваешь, нечто с ужасной прической? — Дазай открывает дверцу машины и не зло зыркает из-под чёлки. Он застывает, сжимая в руке сумку со своим добром на ближайшие пару дней, когда слышит следующую фразу: — Босс вычеркнул тебя из наших рядов. Дазай заторможенно поворачивает голову на серьезного Мотоджиро и осматривает его с ног до головы. За четыре года особых изменений нет. Всё такой же стремный балахон и вечно любимый им шарф. Очки Мотоджиро предусмотрительно натянул на лоб, чтобы смотреть четко на хмурящегося Дазая. Слышит какой-то мат, но не разберёт какой, да и нахрена? Этот может такое произведение нецензурного искусства выдать, что Каджи останется только открывать и закрывать рот, как рыба. Осаму качает головой и отбивает пальцами какой-то мотив, а потом очень оптимистично прыгает в машину, не удостаивая Мотоджиро чести прокатиться с ним, захлопывая такси прямо перед носом своего некогда подчиненного. И с пугающей водителя ухмылкой начинает довольно набирать чей-то номер в телефоне. И неудивительно, чей, раз Рюноскэ сбросил, присылая смс с лаконичным «чтоб я не видел твою морду в радиусе пятнадцати километров». Ничего не меняется: ни Акутагава, ни Дазай. Ни Дазай, который появляется на пороге высокого и практически самого центрального здания в Йокогаме. Неприветливые буквы «Mori Corporation» видны издалека, Осаму крепче сжимает в руках сумку с драгоценностями, в которых затесалась кобура, обшитая изумрудами. Казалось бы, нахуя это нужно Осаму Дазаю? Но он задаст встречный вопрос: «нахуя это нужно Марку Твену», и только хмыкнет. На входе двое охранников даже очки свои снимают и трут глаза, пристально следя за фигурой, которая так свободно заходит в здание и ухмыляется в своей привычной манере. Они переглядываются, молча общаясь. «Нет, не может быть». «Да, это он». «Он ещё не сдох?» Осаму отрешенно отмечает, что Мори следует их как-то разнообразить, а то вон, стоят тут двадцать четыре на семь в своих чёрных костюмах и никакого веселья. Скукота. — Дазай? — Хигучи недоверчиво останавливается со стопкой медкарт и наклоняет голову, чтобы кое-как поправить свои грубые в толстой оправе очки уголком одной из карточек. Осаму весело машет ей свободной рукой, потрепав свои волосы. — Приветики, не ждали? А я вот он. — Я думала, что по дороге тебя накроет кто-нибудь, и мы не увидим больше твою паршивую морду. Жаль, что я не навожу порчу, — Ичиё фыркает и быстрым шагом идёт дальше по коридору. Она слышит тихий разочарованный вздох и причитания, что никто его, бедненького, не любит в этом мире. О боже, ну что за детский сад. Если Акутагава встретит это чертово создание на каком-то этаже, то есть процент, что ни от Аку, ни от Осаму ничего не останется. Придётся соскребать их останки со стен и пола — это нисколько не радует Ичиё, которая видит, что Дазай свободно идёт следом за ней. Она наблюдает за рассыпающимися и пытающимися слиться со стенами несчастными подчинёнными, которые тихо охают. И неудивительно, раз никого не предупреждали о неожиданном возвращении «того обдолбанного на всю голову». Уже в лифте Осаму интересуется, на какой этаж нажимать и достает свой телефон, что-то проверяя. — Он тебя убьет, если увидит. Хигучи говорит неожиданно, разрывая такую привычную тишину. Осаму хмыкает, пряча телефон в карман и сверля взглядом отметку этажей. Пятый этаж. — Он меня убьет, если узнает, что я в Японии. — Он тебя убьет, если узнает, что это пока не удалось сделать кому-то другому. Десятый этаж. — Он будет рад, что его «блудный сын» вернулся! — И от радости случайно пустит пулю в лоб. — Ты у Акутагавы такого скепсиса набралась? — Осаму усмехается и, чтоб скоротать время, берет самую первую медицинскую карту. Какой-то больной похерил свои лёгкие и теперь пытается как-то выбраться из этого положения. Смешно. О, двадцать третий этаж. — С ним наберешься скорее табуированной лексики, чтобы не прибить раньше времени. — Вай, он настолько невыносим? Неужели кто-то притесняет меня? — Дазай тянет привычную самодовольную лыбу и натыкается на авитаминоз у этого идиота-курильщика. Двадцать восьмой этаж. — Ты всё равно на первом месте. Хотя, есть у нас уже претендент. Думаю, вы хорошо впишитесь на один трон. — Не-а, я один такой хороший. Остальные нахрен идут. — Ты это передай Мори, когда он приставит автомат к виску, — Хигучи шипит, чтобы Осаму положил карточку на место и недовольно поправляет очки. Тридцать четвертый этаж. — Ну и ну, он наконец выкинул свой скальпель? Где в этом мире случилось землетрясение? — Там, где был ты, — отрешенно отвечает Хигучи, закатывая глаза. — У меня к тебе очень и очень большая просьба. Я надеюсь, что ты сможешь её выполнить. — Ох, аж страшно стало. Так, что там? — Не издевайся над Акутагавой, когда увидишь его. И знаете, что сейчас смешное? Знаете, почему Осаму еле держится на ногах от смеха? Вот знаете, почему его распирает спросить о новом имидже? А всё очень просто: Рюноскэ собственной персоной заходит в лифт на сорок восьмом этаже и застывает напротив Осаму. И Дазай искренне пытался сдерживаться и не заржать в голос, но получилось отвратительно, и он через полминуты согнулся пополам в приступе смеха. Потом, правда, согнулся сильнее от удара ногой в живот, но восторг это не испортило. — Ты из какого салона такой модный сбежал? — хватаясь за поручень, чтобы не свалиться окончательно на пол, Осаму наблюдал, как Рюноскэ до скрипящих зубов хотел сам достать дазаевский маузер и застрелить им его владельца. Не, ну вы посмотрите на этого клоуна! — Кто из нас ещё клоун! Не, Дазай конечно знал, что в один из неудачных опытов в лаборатории был, так скажем, минивзрыв, из-за которого у Акутагавы была смена имиджа. Его и без того несильно крепкие волосы побелели — поседели, как выражался Осаму, — и чёлка была спалена без шансов на её восстановление. Но ничего, тогда восемнадцатилетний пацан неособо сильно реагировал на некую изюминку в его внешности, которую добавил «ну, мы все и так знаем его имя, но тыкать не будем». Осаму откровенно ржёт с красного от злости Акутагавы, которого останавливает только Хигучи, трезво оценивающая последствия от действий Рюноскэ. Хмурится, но это выглядит для Осаму слишком угарным, и он только успевает вытирать слёзы. Правильно, конечно угарно, когда за четыре года ты успел побыть в пятнадцати странах и везде оставить о себе «доброе» слово, а твой бывший подчинённый кроме нервов и нового уровня сарказма заработал, а не, не так — лишился бровей. И вместо слов поддержки Дазай лишь говорит, что без бровей и в своей тряпке с подобием жабо, по ошибке названной рубашкой, он похож на какого-то очень херового экзорциста, ушедшего в двухлетний запой. И Хигучи искренне жалеет, что Акутагава не пользуется пистолетом, а у неё самой на руках стопка карточек. Сейчас пристрелить эту собаку было бы хорошим решением, которое, возможно, даже одобрил бы Огай. Но, увы — единственный вооружённый здесь человек вытирает слёзы с глаз и пытается отдышаться. До семидесятого этажа они едут молча, хотя Осаму жутко хотелось узнать историю о потерянных бровях Акутагавы. Но его и без того убийственный взгляд пресекал желание гадко пошутить. Ну ладно, так уж и быть, Осаму не жестокий, на больную мозоль давить не будет. О, сколько же теперь шуток можно на этой почве придумать! Лифт открывается со звоном колокольчика, и Рюноскэ в прямом смысле выпихивает Дазая из кабины, зло шикая, что может помочь боссу избавиться от тела. — Сколько же мы не виделись? — хмыкает Осаму. — Четыре года, верно? — Возведи это число в квадрат и поймёшь, сколько ещё я не хочу тебя видеть, — у Рюноскэ раздражение бьёт через край, и это забавно. Особенно, если это раздражение вызывает Осаму Дазай. — Боюсь, за такое длительное время ты умудришься окончательно полысеть. — Беги. Осаму смеётся и быстро скрывается за одной из двух дверей на этаже. Ему откровенно весело, и его совсем не пугает этот мрак в кабинете. Его бы больше насторожили приветливый приём и ядовитая улыбка на бледных губах Огая. — Я взял тебя к себе под крыло, когда тебе не было и шестнадцати. Воспитывал, учил стрелять и резать, но ты всё равно решил предать меня. Голос Мори спокойный, такой, когда он заполняет всё пространство и ты практически не понимаешь, откуда он. Такой, когда он вроде и доволен возвращению, но будет ещё довольней, если почувствует под своими руками хруст шейных позвонков. — Давайте несколько перефразируем. Не «предал», а отправился в кругосветное путешествие. Давайте называть вещи своими именами! В темноте сложно понять, в какую сторону говорить, но Осаму ставит на то, что босс сидит в своем кресле. — Ты побывал в пятнадцати странах, где в каждой теперь хотят получить твою голову. Желательно на красивом золотом подносе с драгоценностями, но и просто в мешке тоже будет неплохо. Ты почти сравнялся с Мотоджиро в цене своей безмозглой башки. — Вы хоть представляете, как тяжело догнать Каджи, когда он успевает опять что-то сделать со своими гранатами! Огай щёлкает пальцами, и шторы медленно поднимаются. На Дазая смотрят восемь пушек, и ему даже как-то обидно, что всё так предсказуемо. Надо будет посоветовать Мори какую-нибудь книгу о креативе и оригинальности, а то за своими окнами только и может видеть верхушки домов. Мори складывает пальцы в привычный замок и ставит на них подбородок, чуть наклоняя голову. — Вас как-то сильно жизнь всех потрепала что ли? — Дазай не пытается оскорбить, хотя очень хочет. Он нагло плюхается в кресло напротив Огая и смотрит выжидающе. У Мори прибавилось морщин, опять круги под глазами от бессонницы и тяжёлый уставший взгляд. Если не знать, что он одним скальпелем спокойно перерезал больше пятнадцати людей, то на вид обычный мужчина с обычным задолбавшимся от рутины видом. Можно было реально поверить, что это обычный врач в обычной клинике. Увы, но его выдают опасный блеск в глазах и кисти, постоянно спрятанные в белые перчатки, чтобы не было видно ссадин и шрамов. И, конечно, его выдает лежащий по правую сторону пистолет. — Не поверишь, но после твоего ухода у многих поднялось самочувствие, — сдержанно хмыкает Мори, кивая одной из своих собачонок, и тот подходит ближе к Осаму, ровно держа автомат у затылка. — Я приношу жизнь, вот видите! — Ты её губишь. — Но я помогаю полицейским! Я избавляюсь от криминала! Я законопослушный! Мори выгибает бровь и саркастично ухмыляется. — Ты в розыске уже пятнадцать лет. Ты считаешь, что законопослушные граждане стоят в розыске? — Они просто хотят поблагодарить меня, вот и всё, — Осаму пожимает плечами и кидает свою сумку в ноги, разминая шею. Огай переводит взгляд на эту дорожную вещь и поднимает брови немного удивлённо. — Ты банк ограбил? Мне начать переживать, что к нам скоро нагрянут? — А, это… — заминка. Надо придумать что-то правдоподобное, чем желание ради прикола стырить кобуру с цацками. — Ну, я просто зашел в гости к Твену… Решил, что он плохо встречает гостей, и взял у него парочку вещиц на память. — Там где-то пятнадцать лямов босс. Дазай криво усмехается, когда Акутагава бесшумно появляется за спиной и держит какую-то папку, не отрываясь от неё, продолжает: — Там и цацки от Тиффани, и известная в узких кругах кобура, обшитая камнями. Куча каких-то перстней из фамильного музея семьи Твен. Всё уже успели объявить по своим как пропажу и повысили на три процента стоимость башки этого кретина. — О, скоро сровняемся с Мотоджиро! — весело говорит Осаму, будто его совсем не смущают щекотливая ситуация и не очень удачное время, в которое он вернулся. — Босс, может, мы сами его пристрелим и сдадим правительству? От него вечно проблемы. Нам только людей Марка не хватало на это несчастное руно, — голос Акутагавы уставший, и он закатывает глаза, как только представляет эту картину. Дазай смутно понимает, о чём он так тяжело вздыхает, но чует, что нужно было переждать где-нибудь на Мальдивах, может, если повезло бы прилететь на недельку позже и не пришлось бы спрашивать, что за руно. — Видишь ли, предложение Рюноскэ оправдано, и я тоже не против прямо сейчас сдать тебя Твену или правительству, — увы, но Огай не блефует. Он серьёзен. Дазай напрягается, слыша щелчок снятия с предохранителя. — И если вспомнить, что ты обязан мне своей жизнью и восемью миллионами евро. — Я слышу нотку надежды на свое будущее. — Нет. Ты знаешь, что нет. Дазай цокает, что слишком вы все серьёзные. Четыре года прошло с того разгрома, а вы всё припоминаете мне это. — Акутагава, будь добр, введи своего подчинённого в курс дела, — махает рукой Мори, устало потирая переносицу. — Конечно, босс. Больше всего Осаму мечтал, что он не застанет в своей рискованной жизни тот момент, когда Акутагава станет выше него по должности. Это снится в страшных кошмарах. Но есть плюс: его пока не собираются убивать. Радости мало, раз его возвращают так резко в ряды и под чьё руководство! Ужас. — Пока ты развлекался в Польши и Болгарии, я уже полгода занимаю должность главврача клиники, — с легким превосходством отвечает на немой вопрос, написанный прям на лбу у Осаму, Рюноскэ, доставая из папки какой-то лист бумаги. — Ты работать будешь кем? У нас свободна вакансия санитара, — издеваясь, наклоняет голову Акутагава, слыша тихий мат и проклятья в сторону заслужившего своё место Рюноскэ. У Дазая желание достать пистолет и всадить пулю меж глаз, чтоб знал, как издеваться над своим бывшим начальником. Не очень приятно, когда твой подчинённый тыкает тебе в лицо резюме санитара, аккуратно поправляя свой бейдж с красиво написанной должностью чуть ли не правой руки Огая. До правой руки Акутагаве далеко, да и Хиротсу — если он не помер — вряд ли так просто отдаст сопляку место. — Я, пожалуй, останусь на своей скромной должности заведующего, — Дазай поправляет воротник и слышит злорадный хмык Акутагавы. Осаму чувствует, что дуло перестаёт упираться ему в затылок, и видит боковым зрением, что почти все медленно опускают свои автоматы. Не то чтобы они напрягали, но без них вести разговор проще. — Так, Рюноскэ, прекрати издеваться. — Я не издеваюсь. Над убогими нельзя. Осаму посылает злую улыбку Рюноскэ, как бы предупреждая, что стоит Акутагаве выйти за порог и Дазай не поленится удавить его стетоскопом. Правда, потом его могут тоже этим же стетоскопом удушить. — Извините? — прекрасный поток мыслей прерывает вошедшая в кабинет Гин. Она практически не изменилась за четыре года. Волосы всё также «ананасом», на лице ноль косметики, и глаза полуоткрыты. Она лопает розовый пузырь жвачки и с отрешённостью смотрит на Дазая. — Вау, не сдох. Осаму цокает и закатывает глаза. — А мне сказали, что Твен уже успел сесть тебе на хвост. Я ради таких гостей даже винтовку достала. — Твен уже в Японии? — Аку хмурится и бросает короткий взгляд на невозмутимого босса. — Я не знаю, мне только сказали, что он может быть здесь. — Хана. Нам срочно нужно что-то придумать. Босс, руно перевозят уже завтра в полдень. — Что за руно? Мори-сан, неужели вы надумали приобрести себе шубку на осень? — Осаму закидывает ногу на ногу и ждёт. Огай задумчиво наклоняет голову и кивает охране. В и так просторном кабинете становится свободней, и Осаму принимается рассматривать все обновки за его отсутствие. Но, увы, всё практически такое, как и раньше. Осаму не может не обращать внимания на постоянно лопающую пузыри из резинки Гин, и ему приходится развлекать себя, пиная свою сумку носком ботинка. — Нацумэ-сэнсей, — начинает Огай с таким видом и разочарованием, будто ему сообщили о умершей кошке. — Недавно встречался со мной. — Тот старик-маразматик? — не удерживается от комментария Осаму, на которого не действует тяжелый взгляд. — Я думал, он уже давно в могиле. Если не весь, то одной ногой точно. — Это ты сейчас одной ногой в могиле, а если не заткнёшься, то весь туда упадёшь. Ага, как же, Дазай и «заткнуться» — вещи несовместимые. Он только ухмыляется, внутри не понимая, что забыл этот старик у Огая. — Насколько мне известно, но по Нацумэ плачут все службы и банды. Мы с Мотоджиро вместе не сделали столько подвигов, сколько он. Что он забыл у нас? — Я освежу твою память. Он был моим наставником, ещё когда всё было практически гладко. Он первоклассный лидер, здесь нельзя не согласиться. Но то, что он решил восемь лет назад неожиданно раскинуть какой-то слушок о своем деле всей жизни, перевернуло всю идиллию. И ладно, пусть он и пустил этот слух, но то, что потом он исчез, заставило поверить, что его просто кто-то очень качественно убрал. — Но вот он недавно заявился на ваш порог и предложил выпить чашечку чая? — чуть наклоняя голову в бок, перебивает Дазай. — Да. Он предложил мне интересную вещицу, которая по огромной ошибке оказалась у Сантоки. — О нет. — О да, Дазай. — Нацумэ-сэнсей просит руно, в котором спрятана та самая вещица. — Я пас. — Нет, Дазай, — Акутагава оставляет папку на столе и серьёзно поправляет поседевшие пряди у лица. — Да он же меня за милю увидит и пристрелит к чертям собачьим! — Осаму встает с места и нервно обходит кресло. — Раньше надо было думать, когда ты подрывал его здания! — фыркает Гин. Ах, ни капли сострадания к своему сэмпаю! «Бывшему, дурень»! — Тебя не смущает, что ты половину мира бесишь, но всё равно продолжаешь ходить на своих двоих? — Не, детка, здесь другой случай. Это же Танедa-мать-его-Сантока! От меня живого места не останется. — Вот и хорошо, — Мори хлопает в ладоши и встает с места. — У тебя будет повод придумать план с пользой для нас всех. В противном случае твои останки будут соскребать с окон Особого отдела. Осаму недовольно бурчит, подбирая свою сумку и направляясь к выходу. Он слышит тихий смех Огая и незлобно желает тому скорейшей смерти. Акутагавы плавно следуют за ним, стараясь не вякнуть, что «попал наш мальчик, ой попал». Хотя, Гин очень неймётся. — Ты пропал, — нараспев начинает она, гадко ухмыляясь. — Ты в конкретной жопе. — Спасибо, что проинформировала, — закатывает глаза Осаму, нажимая на кнопку вызова лифта. — Но я же права. Я же права, Аку? — она поворачивается через плечо и смотрит на брата таким взглядом, как бы говоря «не согласишься и я тебя четвертую». — Конечно, Гин. Его задницу теперь спасет только чудо или метеорит. — Ой поговори мне тут. Смотрите-ка, Рю-чан до сих пор боится свою младшую сестричку, — Осаму выделяет слово «младшую» и слышит недовольный скрип зубов. Он доволен, его бесящая тварь внутри довольна. — А, кстати, — начинает Осаму, первым заходя в лифт. — Это руно из чего, раз оно понадобилось Сантоке? — Вроде из золота, — немного неуверенно отвечает Рюноскэ, ещё не до конца ознакомившись с делом. — Я, конечно, всегда знал, что я миллиардер, но почему-то не припомню, чтобы строил собственное денежное хранилище. — Он же сейчас не… — Да, Рюноскэ, тебе не показалось. Это чудо сравнило себя с МакДаком. — Не, вы лучше скажите, там гарпии будут? Мне принаряжаться? А? Ну чего вы на меня так смотрите? — Осаму искренне изумляется, закатывая спектакль одного актёра. — Что? Не верите в идеальный суицид? Ай, неверующие, постыдились бы! — Будь добр сдыхать не в мою смену, — только и говорит Гин. — Была бы ты прелестной девушкой, и я бы подумал. Они выходят на пятьдесят восьмом этаже под ворчание Рюноскэ, что пустить на органы Дазая мало. Осаму только смеётся, говоря, что Рю-чан силёнок не хватит такое провернуть. Дазай наблюдает, как одна секретарша при виде него спотыкается и роняет стопку документов. Он смутно помнит её, но вот она похоже очень даже хорошо, раз так испугано таращилась. Недовольный Мотоджиро выходит из какого-то кабинета, табличка сообщает, что это гинеколог, от чего у Дазая так висит вопросик. — Неужели ты скрывал свою половую принадлежность всё это время? — Осаму всё же озвучивает его, видя, что лицо Каджи бледнеет при виде этого засранца. — Ах, Дазай, ты как раз вовремя, — Мотоджиро быстро двигается в сторону своего бывшего начальника, злорадно потирая руки. — Мне нужен помощник в отделении. Не оформишься санитаром на полставки? — Боюсь, что с вашими возможностями я смогу занять ваш кабинет проктолога уже через час, Мотоджиро-сан, — запихивая руки в карманы, Осаму принимает самый невозмутимый вид «странно, я думал клоунов не пускают сюда» и видит ещё более широкую улыбку. — О, вы хотите ко мне на сеанс, Дазай-сан? Я польщён. Что же вас беспокоит? — С тем учётом, что он без конца скачет с места на место, могу предположить, что у него шило в заднице, — подает голос Рюноскэ, делая самое серьёзное лицо а-ля я действительно ищу объяснение твоей ебанутости. — Почти ваш клиент. — Ха, ха. Как остроумно, Рю-чан, — в который по счёту раз Дазай закатывает глаза, периферическим зрением улавливая что-то яркое. Он слышит, что Акутагава недовольно шипит, чтобы Дазай перестал звать его «Рю-чан», но Мотоджиро пускает какую-то колкость, начиная самостоятельно с неё смеяться. Осаму щурит взгляд, видя, как подросшая Элис-чан настырно что-то требует у какого-то пацана. Он с «рожей кирпичом» быстро проговаривает отрицательный ответ и вчитывается в чью-то карточку. Маневрирует между остальными так плавно, будто его не напрягает тряска карточки при этом и не следящий за собой медперсонал. Каджи активно жестикулирует, объясняя семейке Акутагава, что его профиль очень даже важный и интересный, и его не парит, что Гин — венеролог уже около восьми лет, а Акутагава теперь тыкать носом может Каджи за все его косяки. Мотоджиро недовольно размахивает рукой с сигаретой, которую неизвестно когда успел взять. Он закатывает глаза, а потом опять хихикает. Точно псих. Осаму замечает, что пацан вблизи больше уже походит на мужчину, но некая юношеская черта ещё присутствует. Он в стандартной салатовой форме с крашеными фиолетовыми волосами, собранными в лохматый хвост. По идее, парень непримечательный и самый обычный. Был бы обычным, если бы работал не здесь. — Эй, Рю-чан, — игнорируя крик «прекрати меня так называть», Осаму легонько ткнул его пальцем. — Что то за чудо такое? Я его не помню. — Тебя четыре года не было, конечно мы взяли ещё людей, — Акутагава следил за тем, как быстро этот парень приседает, чтобы рука Мотоджиро его не зацепила. Чуть клонит голову вбок — сигарета могла попасть по лицу. Кладет на блондинистую макушку Элис-чан ладонь и двигает девчонку в сторону, четко рассчитав момент, когда Каджи шагнёт назад. — Это наша новая звезда. Твой конкурент, чтобы тебе было понятно. — На моё место решил забраться этот гном? — рост парня подкачал, собственно, ему похоже очень даже удобно. — Аккуратней с ним. Наш новый патологоанатом очень любит своих клиентов, — шурша фантиком, усмехается Гин, быстро закидывая в рот конфету. — Лично помогает появляться новым. Осаму неубеждённо хмыкнул, провожая взглядом новенького патологоанатома. Кадр будет интересный, если узнать его получше. Хотя, зачем париться, когда к нему на стол и так скоро попадёт тело ленивого и придурковатого бывшего исполнителя. Статус, если всё выйдет, может подняться, но Осаму больно упрямый. Дазай видит Хигучи с её ужасными очками, но девушке очень даже комфортно с ними. Она просит всех пройти в ординаторскую на тридцать девятом этаже и прихватить с собой что-нибудь пожевать. — Тебе лишь бы что-то в рот кинуть, — закатывает глаза Гин, игнорируя красноречивый взгляд Дазая, так и говорящий, мол, это говорит та, у которой леденцы по карманам напиханы. — Я не успела позавтракать. Знаешь ли, тяжело уследить за Мотоджиро. Каджи, сохраняя невозмутимость, лишь бровью повёл, что не при делах он. И это вполне в его духе: стырить еду чужого, а потом с самыми честными глазами и ровным дыханием, что даже полиграф не будет в состоянии доказать что-либо, будет чётко уверять, что не его рук дело. Впрочем, в проходе на полиграф Дазай ему не уступал. Стыдно было бы, если б кто-то в этом здании не смог бы обмануть такую простую штуку. А кстати… — А на чём специализируется наш патологоанатом? — поправляя пальто, Дазай заинтересованно уставился на Гин, нажимающую на кнопку лифта. — А мне откуда знать. Спрашивай у своего начальника, — по больному, сука, бьет. — На прекрасный женский пол я руку не подымаю, но ты к ним не относишься, — беззлобно шикает Осаму, видя, как насупился Акутагава. — Ну так, что с группой? Куда его кидать? — Я сам ещё не знаю, что он может, кроме орудования скальпелем и бензопилой. Он только месяц у нас, мы ещё не определились. — Вы не проверяли его? Как вы вообще его взяли? С улицы первого попавшегося? — Ну не совсем так, но очень близко, — подала голос Хигучи, до этого втыкавшая в телефон. Смотрит на мелькающие этажи и добавляет: — Он сам к нам пришел. — То есть, следуя твоему красноречивому объяснению, то он просто пришёл и вы его взяли, — не то чтобы Дазай был возмущен, но он был недоволен, когда сам пытался получить специальность около полугода, а тут приходит какой-то пацан, и вуаля! Он принят. — Не кипишуй, мы его по базам пробили — чист, как белый лист, — Акутагава ободряюще похлопал по плечу. — Тест хорошо прошёл, полиграф тоже. Вспомнил. Он неплохо стреляет. — «Неплохо» не значит «прекрасно», — саркастично подметил Осаму, первым выходя из лифта. — Как хоть величать его? — Яцу, кажется. Хигучи достала ключ-карту и одним движением разблокировала дверь. Огай никогда не скупился на высококлассное оборудование и повышенный «люксовый» вид. Тем более, когда большинство криминальных лиц чаще всего обращались именно к нему. Территория нейтральная, но тёрки всё равно у клиники были. Вот вам наглядный пример в виде Сантоки. Его история болезни валяется в архиве, но он с такой тяжелой неохотой идёт на консультацию, такое чувство, что он гранаты несет на себе. А ведь понадобился всего раз, когда этот кретин нуждался в рискованной операции, чтобы Огай хорошо прижал ему горло. И пусть при желании Сантока может раздавить их всех и сравнять с землей, Дазаю нравился этот риск. Ему вообще риск нравился, он пихал его буквально везде. — Если я сейчас услышу идею с навыками Бэтмена, то готовь свою паршивую голову под скальп. Рюноскэ хмуро сел на один из двух диванов и перекинул ногу на ногу. Стол чуть ближе к панорамному окну был загромождён какими-то бумагами, и среди них еле виднелась чья-то макушка. Мичиздзу бросил невозмутимый взгляд на прибывших и остановил его на Дазае, быстро потеряв к нему интерес. — Надо же, а, судя по слухам между бандами, ты уже месяц валяешься на кладбище у Твенов, — Тачихара забил по клавиатуре еле видного за хаосом ноутбука и добавил: — Ты когда мне долг вернёшь? — Какой ты мелочный, Мичи-чан, — состроив разочарованную мину, Дазай быстро плюхнулся напротив Рюноскэ. — Я не мелочный, я просто хочу вернуть свои деньги с процентами до того момента, когда тебя пристрелит Сакагучи. — Он всё ещё на побегушках? Боже, чувствую, что вы скучно живёте. — Ты хоть иногда японские новости читал бы, — цыкнул Мичидзу, забирая ноутбук со стола и присаживаясь рядом с Рюноскэ. — Узнал бы, что Анго метит в следующего главу Отдела. — Мне некогда было. Знаешь, отдых в Болгарии — нечто! А та брюнетка, с которой я… — О боже, избавь меня от подробностей своей кобелиной жизни, — прикрывая глаза ладонью, Акутагава тихо застонал. — Ну-ну, Рю-чан, не всем же девственниками быть до двадцати пяти, — с злорадной усмешкой Дазай прям чувствовал, что Акутагава готов взять бензопилу и отрубить ему какую-нибудь конечность. Дазай нервно догадывался, какую. — Успокойтесь оба. Гин встала посередине, четко разделяя собой Рюноскэ и Дазая, готовых до пены изо рта спорить. И поэтому она пихнула второго по колену, угрожающе предупредив, что и прострелить его ей не составит труда. — Какая ты жестокая, Гин-чан. Хигучи с полным равнодушием и терпеливостью ждала, когда все сядут и можно будет начать. Она приказным кивком указала Мотоджиро на место рядом с Тачихарой и спокойно выдохнула. Из всех здесь присутствующих она была самая равнодушная и непоколебимая, не реагировала на шутки Осаму и терпеливо ждала, когда всем надоест валять дурака. И хотя это занятие не надоедает никогда, Осаму постарался взять себя в руки. — Итак, начнем с ввода в курс дела, — она поправила очки и стала рядом с доской, где уже были прикреплены несколько фотографий и какие-то заметки. — Завтра в три часа дня Танеда и его люди будут в Ханеда или Нарита, нам не удалось найти точную информацию о выборе аэропорта. — Я и эту с трудом достал, — фыркает Мичидзу так, будто ему предъявили претензию за некачественную работу. — Мы можем лишь посмотреть, — Дазай искренне завидовал отрешенности Хигучи. — Куда он будет двигаться, и там уже действовать по обстоятельствам, а можем заранее приехать на место. Сантока будет как минимум с четырьмя людьми, сопровождающим будет Сакагучи. Операция должна пройти как можно тише и легче. Хотя, судя по твоему лицу, тише не получится. Дазай самодовольно качнул головой, убирая лезущую в глаза челку и закинул щиколотку на колено. — Детка, я актер, а не клоун. — Я бы поспорил. — Мы поставим прекрасную пьесу, — игнорируя саркастические комментарии Акутагавы, Дазай не прекращал ухмыляться. — Билеты будут проданы, а представление запомнится всем на долгое время. — Ты давай не устраивай масштаб восьмого года. С нами до сих пор Кадокуджи не хотят сотрудничать. Не заставляй нас втираться потом к половине Японии, — Гин тянет в предлагающем жесте тянучий сыр Хигучи, которая кивком благодарит, забирая его. Каджи быстро встает с места и перемещается к уголку с мини-кухней, включая электрический чайник. Удивительно, что с вечным желанием усовершенствовать что-то этот горе-механик не испортил чайник и, похоже, даже не притрагивался к нему. Жаль, Дазай надеялся увидеть какой-нибудь взрыв или очередное короткое замыкание. — Это было на прошлой неделе, — отвечает на вопросительно поднятые брови Гин. — Каждый раз, когда ты думаешь о новом подколе, то это прям написано у тебя на роже. — У меня прекрасное личико, Гин-чан! В отличие от тебя! Дазай знал, что младшая Акутагава не комплексовала из-за своего нулевого размера груди, не парилась над косметикой, а волосы отращивала лишь для того, чтобы сохранить хоть каплю женственности. Вообще, за её большой кофтой, которая не показывала фигуру, у Гин была эта самая фигура. Осаму помнил тот новогодний корпоратив и то, что Сестрица умудрилась впихнуть в платье эту самую Гин. — Следи за языком, существо бесхребетное. — Эй, Мичи-чан, поумерь пыл своей бывшей, пока я не сломал её пальчики! Впрочем, если Дазаю не изменяет память, то после этого корпоратива Мичидзу начал вилять хвостом перед Гин. — Хигучи, разреши вырвать ему язык, а? — с надеждой в глазах спрашивает Тачихара, потирая свои кулаки. — Перестаньте, — Мотоджиро ставит на стол между диванами сразу четыре кружки с чаем и специально для Дазая ставит фиолетоватую воду. Он отбирает у Хигучи какую-то штуку, которую Дазай не успел рассмотреть, и шикает, что так она скоро посадит себе здоровье. — Имей совесть, Хигучи-сан, ты диетолог или кто? Как ты ставишь питание пациентам, если сама не можешь проследить за своим? Ичиё отмахивается от наставлений Мотоджиро и быстро забирает свою кружку с ложкой, наконечник которой выполнен в виде какого-то голубого мишки. Она демонстративно кидает в рот кусочек сыра вместе с шоколадом и щелкает Каджи по носу. — Мотоджиро-сан, вам не идёт серьезный вид, — хихикнув, Хигучи присаживается и внимательно смотрит на Дазая. Осаму кривится, не сильно желая что-то рассказывать и разъяснять. Он вообще хочет опять устроить себе отпуск, желательно лет на пять, а лучше — десять! Ему приходится напрячь свои извилины и взять свою чашку с фиолетовой жидкостью. — Каджи-кун, ты так мил, помнишь, что я пью только черничный чай, — с приторной похвалой Дазай салютует ему чашкой. — Знаешь, — подает голос Рюноскэ, чуть приподнимая голову. — У меня такое чувство, будто ты намеренно тянешь время и не можешь придумать ничего стоящего. Неужели наш гений боится облажаться? — Черта с два! Дазай пружинисто поднимается с места и быстро оказывает у доски. Он берет маркер и пишет чуть корявым почерком, обводит в овал и делает стрелки. — Значит так. Здесь есть несколько веток событий. Первая и самая примитивная, по которой мы должны были бы последовать, — он тыкает на первую стрелку и дописывает какую-то закарлючку. — Дождаться, когда выедет машина, проследить за ней и на трассе перехватить. Но где гарантия, что в этой машине будет это дрянное руно? Вдруг нам просто решили кинуть приманку, а потом лихо переправить руно, мм… скажем судном? — Можем раскинуть портовых по территории, — пожимая плечами, предложил Каджи. — Можем, — кивает Дазай. — А если они не собираются перевозить руно вообще? Если он просто кидают нам куклу, а сами спокойненько по внутренним каналам перекидывают руно из рук в руки, пока оно не пересечет границу с восьмым потоком? — Они должны тогда использовать кого-то из токийских или хотя бы управление, иначе — откуда Сантоке взять столько людей для одного жалкого руна? — Мичидзу что-то забивает в своем ноутбуке и добавляет. — Они как минимум должны сотрудничать с Гильдией, раз собираются в Америку. Но, по моим данным их удаленок, Гильдия отказала им в поддержке. — Именно, Гильдия не станет тратить время на эту хрень, пока не услышит выгоду для себя, — Гин заглядывает в монитор и довольно кивает. — О чем я и говорю. Слишком просто вот так поймать их на трассе. Мы не глупы, и они это знают, — Осаму задумчиво останавливается, кусая колпачок от маркера. Он неспешно растягивает губы в неуравновешенной улыбке и смотрит куда-то сквозь пол. — Но они не знают, что Дазай Осаму вернулся.

***

— Прям так и сказал? — интересуется Кью, уже нагло растянувшись на столе и болтая ногами в тапочках в виде плюшевых зайцев. — Ага, Мичи-чан аж побелел, — кивает Осаму, расстегивая несколько пуговиц рубашки. Время уже перевалило за одиннадцатый час, а Юмено и не думает идти спать. Если Дазай не закончит с повествованием как можно раньше, то Коё из него душу вытрясет.

***

Тачихара готов биться головой об стену, когда Дазай, светя своей раздражающей всех вокруг улыбкой, шел по коридору и махал папкой с какими-то документами. Он надел линзы, стащил очки у Хигучи и выцепил где-то блондинистый парик. Если не присматриваться, то даже не похож на того, кто пятнашку в розыске. Сам Мичидзу сидел в минивене и чертыхался, когда Дазай в очередной раз перемещался к какой-то девчонке и камера смещалась. Эта падла не упускала ни одной короткой облегающей юбки. — Вот скажи мне, ты вроде серьезный человек. Тридцатка уже, а всё не можешь выбрать, какой типаж твой, — Тачихара хмуро наблюдает за вырезом блузки одной секретарши, Дазай, кретина кусок, специально дал Тачихаре такой ракурс, злобно хихикая. — Я не могу устоять перед такими обворожительными созданиями, — хмыкает Осаму, слыша в наушнике какой-то шум и мат Гин. — Гин-чан, ты завидуешь той девочке с четверочкой? — Озабоченный, — фыркает она, чуть прикусив губу. Она быстро пробежалась взглядом по груди Тачихары, бросая взгляд на свою. Даже смешно, что она почти не отличалась. Мичидзу закрывает микрофон ладонью и быстро говорит Гин прекратить думать о каком-то выдуманном недостатке. — Что, развлекаетесь уже? Мичи-чан, ты жесток, я же не выдержу ваших утех! Хорошо, что коридор, ведущий к кабинету Миказу, пустует и никто не видит и не слышит Дазая. Он быстро информирует, что на месте, и просил не начинать тешиться, хотя бы пока Дазай будет в кабинете. — Я же там коньки и отброшу, — шутит он, останавливаясь в нескольких метрах от кабинета. — А что такое? Неужели та брюнетка в Болгарии не удовлетворила твои потребности? — язвительно фырчит Мичидзу. — О, она была шикарна, но когда это было? Я молодой и растущий организм! — Ты старый тридцатилетний ребенок. Дазай фыркает и отключает связь. План по добыче этой золотой хрени был прост до невозможности. Вчера вечером взлом базы (с помощью превосходного, восхитительного и обаятельного Тачихары), потом письмо от верхушки о помощнике в лице гримированного Дазая. Дело простое и довольно тихое, если какая-нибудь собака не узнает в этом придурковатом блондине придурковатого Дазая. А шансы на такое есть, если Осаму не возьмёт себя в руки. Мичидзу — да в принципе все — знал, что если Дазай реально захочет, то даже «экстрасенсы» не смогут помочь. У Дазая все планы похожи на один чётко работающий механизм. Механизм, в который всегда попадал какой-то камень. То, что Осаму любил чуть приукрашивать и проделывать трюки из фильмов, было такой обыденностью, что когда он вырубил Миказу одной папкой, Акутагавы даже бровью не повели. Лишь спросили, как он собирается теперь сматываться, если охрана на камерах всё очень хорошо увидела. И нет, они тактично умолчали, что система безопасности у Сантоки была такая дерьмовая, что справиться с камерами было таким плёвым делом, что стало даже как-то не по себе от простоты. У Мичидзу было липкое чувство, будто у Танеды есть ещё один ряд охраны, отвечающий за внутреннюю скрытую безопасность. — Ну не могут в этом здании работать только идиоты! — шипел он, смотря на план этажей. — Тише, Мичи-чан, — «прекрати так меня называть»! — У них наверняка ещё и восемь потайных комнат имеется. Может, прикинешь, где бы они могли быть? — С чего ты взял, что в этом здании помимо сотни кабинетов будут ещё и скрытые? — Дазай не видит, но чувствует, как скептически поднимаются невидимые брови Рюноскэ. — Если ты опять хочешь засунуть нас в задницу, то я раскрошу твой череп раньше Твена. — Ой-ой, боюсь. Рю-чан такой злой. — Всё-таки я понижу тебя до санитара. — Если он выберется живым, — подает голос Хигучи, сидящая в другой машине за другим компьютером и напряженно что-то высматривающая. — К тебе идет охрана. — Сколько? — Восемь. — А я говорил, зачем ты вырубил Миказу! Теперь спасай свою задницу. С меня Мори три шкуры спустит, если провалимся! — Не паникуй, братец, — Гин шустро открывает дверь и скидывает свой плащ, быстро снимая кофту. Она умела очень качественно и быстро переодеваться, особенно, когда нужно было срочно куда-то сматываться. — В конце концов, не зря же твоя сестренка винтовку доставала? Рюноскэ хмурится, но кивает ей. Он настороженно смотрит на экран планшета, где кучка красных точек движется о направлению к кабинету Миказу. Дазай захотел повыпендриваться — он сделал. Дазай захотел усложнить операцию — он сделал. — Я вырву тебе ногти, если ты попадёшься мне на глаза. — Рю-чан, ты уже столько всего собрался мне сделать. Только на словах горазд. Рюноскэ скрипит зубами, но молчит. Он знает, что о сестре не стоит беспокоиться. В отличие от Дазая, она действует незаметно и максимально чисто. Её и в розыск ещё не объявили по причине нераспознавания на камерах. Но люди Сантоки всё равно знали о ней. — Тут есть интересная информация, Дазай, — голос Хигучи в наушнике весел. — У тебя есть шанс встретиться со своим бывшим, если хочешь достать руно. — В каком крыле Сакагучи? — слышно, что его не очень воодушевила перспектива встретить Анго. — Он за дверью. — Твою мать! Акутагава шипит какие-то маты, слыша шум по линии Дазая, и пытается понять, что он вычудил. «Я тут это, похоже нашел дверь». «О, это дверь в кабинет Сантоки, всем пока». — Ку- Дазай! Дазай, падла! Возвращайся сейчас же! — Акутагава-сан, он отключил наушник, — Тачихара не отрывается от монитора, продолжая стучать по клавиатуре. — Я попробую залезть к ним в систему, но она с двойным дном. Мне нужна другая аппаратура. — У нас нет времени, Сантока может выползти из здания уже через час. Мы не успеем вернуться в офис, — Гин тихо шикает и кого-то называет «козел». — Здравствуйте, я новый менеджер, — она наклоняется и понижает голос до шепота. — У меня тут встреча от П.М. — Я надеюсь, что она думает, а иначе, можешь уже плакать по своей бывшей, Мичидзу, — бросает Ичиё, щелкая мышкой. — Я могу вас расстроить, но Дазай жив, здоров и довольно быстр. Он сейчас в западном крыле, за коридором с переводами платежей. Там нет камер, но есть центральный лифт. Если он сейчас поднимется по нему к Сантоке, то мы можем заказывать ему крематорий. — Вечно всё идёт через жопу, потому что Дазай с нами, — цыкает Мичидзу, соединяясь отдельной линией с ещё одним человеком. — Я надеюсь, тебе хватит восьми минут, чтобы пристрелить эту собаку или вытащить его из здания до того момента, когда все устроят переполох. — Конечно. За кого вы меня держите? — Я рад.

***

— Знаешь, Дазай, — Кью свесил голову со стола, смотря на Дазая вверх ногами. — Ты какой-то придурок. — В самое сердце. — Не, ну сам посуди, твою задницу спасали чуть ли не все портовые. А всё почему? А потому, что ты решил выпендриться! — А он дело говорит! — А, Чуя, — лежащий до этого на полу Дазай щурится и довольно ухмыляется. — Пришёл тоже послушать нашу историю? — Скорее развеять твою самооценку, — демонстративно стряхнув горку пепла на ковёр рядом с Дазаем, Накахара без капли сострадания шагнул на его грудь и сел в кресло рядом с Кью. — Ты портишь ребенку представление о той ситуации. Но я с ним согласен, ты последний кретин, которого мне только доводилось видеть. — Вы оба сговорились что ли? — Осаму приподнимается на локтях и обижено дует губы. — Вы плохие, я с вами не дружу. — Ну и хорошо, я хоть продолжу всё с нормальным повествованием, — фыркает Чуя, стряхивая в пепельницу окурок.

***

У Акутагавы не было причин доверять Дазаю, но были причины доверять их лучшему снайперу. Он знал, что у Дазая его «мегапростой и идеальный план, который пойдёт по пизде» обернётся чем-то вот таким. И он без колебаний слышит фыркающие нотки с другого наушника. — Здравствуйте, девушка, не подскажите, как пройти к вашему директору? — фиолетовые волосы спадают на глаза, и мужчина раздражённо их убирает. — Вы по записи? — монотонно спрашивает она. — Без записи он не принимает. — Я знаю. Тихо, практически бесшумно подкрасться сзади и приставить к горлу лезвие, надавливая на бьющуюся венку. За стойкой не видно её испуганных глаз и неестественной позы. — Я повторю свой вопрос, — с той же вежливостью в голосе и с леденящим спокойствием. — В каком кабинете ваш директор? — В-в восе-емьдесят четы-ре. — Благодарю. Он вежливо улыбается, убирая лезвие. — Примите подарок в качестве извинений, — протягивает одну таблетку и щелкает предохранителем. Девушка бледнеет, но берет таблетку. — Не переживайте, просто снотворное. У вас нездоровый вид, вам нужно поспать. Она видит пистолет и трясущейся рукой подносит таблетку ко рту. Для большей убедительности, что всё хорошо, что всё в полном порядке, лезвие опять упирается в шею. При сглатывании царапает кожу, и это так щекочет нервы, что у бедняги начинается икота. — Хорошая девочка, — он чмокает её в щеку и ударяет прикладом. Поправляет свой пиджак и, как ни в чём ни бывало, идёт к лифту. Нажимает на выход на линию и вздыхает. — Судя по документам, кабинет Дайто на тридцать первом этаже. Где тот придурок? — По навигатору он похоже на тридцать девятом этаже, — отвечает Тачихара, прикидывая что-то в уме. — Ты точно справишься с Дайто, Яцу? — Я патологоанатом, Тачихара. Не получился — вскрою. — Действительно. Эффективно. Яцу быстро пересекает лестничный пролёт и с ноги толкает дверь. Это бы круто смотрелось, если бы всё это было постановкой, а не когда у тебя элементарно заняты руки, чтобы быть церемонным. В кабинете только мужчина, которому прилично так перевалило за пятьдесят, но он резво вскакивает с места и на автомате достаёт пистолет. Сбивает подставку под ручки, и Яцу с неким сожалением провожает канцелярские предметы, наступает на них. Знаете, вот сейчас просто идеально поставить какую-нибудь драйвовую песенку, достать пачку попкорна и наслаждаться классным боевиком. Жаль, что такую роскошь себе может позволить особо ленивая охрана, наблюдающая за этим с камер. Но даже охране не посчастливилось такое счастье: Тачихара предусмотрительно обесточил здание, вывел из строя самый дряхлый комп, и вуаля! Камеры уже час как не работают! Аплодисменты! От Дазая ни слуху, ни духу, а только зеленая точка, которая нарезает круги по тридцать восьмому этажу. Это и забавно, и хуёво, потому что уже через тридцать минут Сантока садится в машину и уезжает с руном далеко и надолго. Рюноске даже задает себе вопрос, когда простой и идеальный план Дазая свернул не туда, но жаль, что ответом всегда становится именно этот Дазай. — Я на месте. Здесь отличный вид. Дайто обезврежен, валяется под столом, связанный, — Яцу откидывает челку и снимает с плеча увесистую длинную сумку. Снайперская винтовка аккуратно устраивается к открытому панорамному окну. Вид впечатляющий, если бы Яцу не надо было стрелять в охрану, то, возможно, он даже полюбовался бы. — Отлично, — Тачихара чуть меняет позу, но неотрывно смотрит на монитор. Иногда Рюноскэ даже мог подумать, что он и спит так, пялясь в монитор до лопающихся капилляров. — Там стоят двое, у них открыты шеи, хотя, ты и сам видишь. Если мои расчёты верны, то Дазай попадёт на этот этаж через десять секунд. Время пошло. — А, так я ещё кофе успею выпить, тогда я пошёл. — Чт… — Я закончил. Рюноскэ тупо пялится на соседнее здание рядом с тем, где сейчас Дазай, и видит, что этот фиолетовый чудак машет рукой и шлёт воздушный поцелуй. Если бы не рост, то мог бы конкурировать с Дазаем. Но если он услышит что-то про свой рост, то он не Дазай — отобьёт почку нахрен. Акутагава тяжело вздыхает и просит Мичидзу связаться с Гин. — Хигучи? — в ответ вопросительный хмык. — Сколько процентов ты даёшь, что если наша принцесса выберется из здания, то я не откушу ей её башку? — Я не стану отвечать на такой очевидный вопрос и просто хочу предупредить, что Сантока выезжает уже через пятнадцать минут. — Блять, Дазай! Иди сюда! — Ты не дама в беде, чтобы я тебе помогал. — Я отстрелю тебе твои яйца, если не поможешь. — Убедила. С линии Гин слышны выстрелы и ей недовольное ворчание, что нынче мужики раздобрели. — Хрен подымешь. — Неужели Гин-чан стала такой дохлой? — язвительный смех Осаму, и Рюноскэ устало прикрывает глаза, молясь половине знакомых богов, чтобы этот придурок уже показался на глаза или опять свалил в Польшу. — Не хочу прерывать вашу милую беседу, но давайте вы уже откроете эту чёртову дверь, и мы убедимся, что руно уже в машине. — Хигучи, ты не могла бы послать свою подчинённую куда-нибудь далеко в пешее? — Дазай включает свой наушник и ковыряет замок. Яцу появляется у окна минивена и кивает на свой родстер, удаляясь. Он довольно шустрый, что очень удобно и одновременно странно. Компенсация в росте, так всегда он отвечал. Он часто появляется настолько незаметно, что несколько раз пугал не только Акутагаву, но и Огая, не заметившего его присутствие. Рюноскэ приходилось несколько раз даже пить успокоительные, когда не смог почувствовать присутствие другого человека в пустой, мать вашу, комнате. Тачихара часто шутил, что вместо Дазая седые волосы будет добавлять этот патологоанатом. — Хорошо, ладно, окей, — привычка Дазая успокаивать себя чуть ли не всеми известными мировыми синонимами говорила он том, что какой-то очередной косяк произошёл не по плану. — Что у вас там? — раздражённо шикает Рюноскэ, ожидая услышать уже, что они встретили Сантоку, руна нет, очередной трындец. — Тут, как бы сказать помягче, ну… Трупы тут, — с легким смехом отвечает Дазай. — Где-то пятнадцать. А, восемнадцать, — добавляет безэмоционально Гин, присвистывая. — У них была перестрелка, а мы и не знали. — Вечеринка и без нас! — наигранный обиженный тон, и Дазай пинает носком ботинка окровавленную руку одного из тел. — На первом этаже что-то происходит, — впервые отвлекаясь от монитора, Мичидзу кивает в сторону выбегающих посетителей и вскрикивающих девушек. — Переместились на общую перестрелку? — Хигучи, что с Сантокой? — Рюноскэ выскакивает из машины и просит Мичидзу информировать его. — Он должен был выйти через центральный, но скорее всего воспользуется правым. Мне следить за ним или сунуться внутрь? — Не смей. Нам достаточно уже тех двоих внутри. Я сам туда. — Не боитесь? — А когда я боялся? Гин настороженно перешагнула через один труп и подошла к столу с раскиданными папками и листами. Бредовые заголовки, счета и ненужный хлам. Она опускается на колени и смотрит на простреленную грудь мужчины, переворачивает его голову двумя пальцами. Она бы посмеялась, что здоровская была вечеринка, и в лучших законах жанра увидела бы какую-то подсказку или татуировку на голове, но у этого трупа был снят скальп, а с пальцев срезаны подушечки. Он какая-то шишка, которой здесь быть не должно? И знаете, Гин действительно нашла интересную штуку. — Слушай, я конечно знала, что Твен ревнив, но не думала, что теперь он будет отстреливать хер всем, кому не лень. Ты глянь, его именная пуля, — она поднимает с пола рядом с кровавым месивом пулю с тонкими инициалами Твена и посмеивается. — Что-то не хочет он делить тебя ни с кем. — Пусть подавится, я предпочту смерть с прекрасной девушкой, а не с этим мудаком. Осаму мысленно поёт песенку о своей скорой кончине, пританцовывая. Правда, если бы такое произошло в жизни, то это был бы больше танец под «макарену», чем заклинание о скорой смерти. Позитивный суицидник. Они быстро прыгают по лестнице, слыша выстрелы и крики. Весело смотрят (хотя смотрит весело только Дазай) в окно с тринадцатого этажа и прикидывают, сколько работы они обеспечат полиции, которым, наверное, придётся соскребать это мясное месиво с асфальта. И ладно, так уж и быть, Дазай воздержится от полёта с тринадцатого этажа и пойдёт старым проверенным путём через заднюю дверь. Тачихара информирует их о возможных столкновениях и почти выводит из здания, когда Осаму неожиданно и слишком резко тянет на себя Гин. В этот же момент в стену, где стояла она, попадает практически вся обойма. И ладно с этим, не впервой шкуру спасать. Но два Сантоки слишком даже для Дазая, который думал о разных развилках, но не о двойниках лысого мужика в кимоно. — Вот дерьмо. Он готов сам себя пристрелить, раз опять всё пошло по наклонной. Ох, ну почему боги не могут ограничиться одним проклятьем его скромной души? Что он такого сделал, а? Ну подумаешь, убивал, грабил и вёл разгульную жизнь. Каждый имеет право на счастливую жизнь! — Что за чёрт? — Хигучи сжимает руль и непонимающе сводит брови к переносице. — Их два? Акутагава-сан, за каким мне ехать? — Что, опять что-то не так, — уже не поражаясь практически ничему, Акутагава хмурится. — Дазай, что собрался делать? — О, моему боссу нужен совет, да? — самодовольно растягивая губы, Дазай высовывается из-за угла и кивает Гин, что можно идти. — Советую следовать за каждой машиной и перекрыть их на трассе. Поймайте их подальше от полицейских камер. — Акутагава-сан, я выезжаю. Держу на связи. Хигучи выруливает из тени и кивает сидящему в минивене Мичидзу. Он кусает губы и неохотно разминает затекшую шею. Акутагава давно переместился в одну из машин портовых, раскладывая огнестрельные на пассажирском. Он сам потом выезжает за второй машиной. — А нам-то ты что предлагаешь делать, умник? — скептически смотря на ситуацию, Гин выходит из здания, вдыхая свежий воздух. Вообще, на улице стояло крайнее пекло, что хотелось добровольно в воде утопиться, но Осаму всем своим видом показывал, что в пальто не жарко. — Ждать настоящего Сантоку. — Ты думаешь, что те двое оба ложные? Они вышагивают из тени аккуратно, чтобы не засветиться на уличных камерах, и идут по направлению к Тачихаре. — А стал бы настоящий Сантока упускать такую мишень вроде меня, — парик Осаму потерял ещё где-то на этаже и сейчас светил своей каштановой шевелюрой. — Согласна, настоящий бы уже и здание вместе с тобой сровнял с землей. Резко затормозивший родстер едва не наезжает на ногу Осаму, и он искренне желает этому водителю проколоть шины где-нибудь в глуши. Но водитель весело свешивается с сидения и довольно вытягивает средний палец. — Сорри, я промазал, в следующий раз не оставлю от твоей ноги ни косточки. Дазай вспоминает его, смутно, но вспоминает. — Вау, наш патологоанатом собственной персоной. Решил поучаствовать в вечеринке? — Что-то смертельно скучная она. Гин готова поклясться, что улыбка Дазая — то, из-за чего её брат мог поседеть раньше взрыва в лаборатории. Впрочем, она тоже порой выщипывала у себя эти седые пряди, когда вспоминала маниакальные ухмылки Осаму Дазая. Даже страшно, что Яцу и бровью не ведет на неё. Два сапога пара, чтоб их. — Пристраивай свою тощую задницу и поехали. Он сдувает фиолетовую чёлку и открывает дверь машины, изящно выгибая бровь. Гин готова отдать свой нулевой размер за то, что Осаму самоуверенно собирается нагнуть и поставить «на место» Яцу, и ей даже становится жаль. Дазая. — Тебя подберет Мотоджиро, и тогда я дам дальнейшие указания, — Яцу проигнорировал весьма испуганный взгляд Гин, пафосно надевая солнцезащитные очки. Оно и понятно, чего младшая Акутагава побелела. Даже любителю экстрима Дазаю не хотелось ехать в одной машине с Мотоджиро, особенно когда именно Мотоджиро за рулём. А если это будет его внедорожник, то Осаму только пожелает «земля ей пуховиком» и понадеется, что Гин коньки не отбросит раньше времени. Дазай осматривает тачку, подмечая, что такую красавицу жалко портить пулями. Но ему больше интересен его маузер, который — слава кому-нибудь за это — цел и невредим, что не будь здесь постороннего, Дазай бы поцеловал свое дитя. Он слышит фырканье со стороны этого труполюбителя и выжидающе поднимает бровь. — Ты и трахаешься со своим пистолетом? — вопрос риторический, но Дазай всё равно растягивает губы в самодовольной ухмылке. — О, а ты хочешь поучаствовать, да? — он весело наклоняет голову, демонстративно упираясь локтем в сидение. — Прости, детка, но я не изменяю своей крошке. — Не очень-то и хотелось, — цокает Яцу и качает головой, что «ну и ладно, подумаешь, пф». — Эй, Рю-чан, ты как там, жив? — соединяясь с Акутагавой, Дазай быстро кидает взгляд на здание. — Поживее тебя буду, — на заднем плане не слышно выстрелов и каких-нибудь помех. Это радует. — Избавь меня от своего общества и не виси на линии, — кидает равнодушно Гин. — Блять, Каджи! Следи за дорогой! — О, Мотоджиро уже подобрал тебя, милая? — с не скрытым ехидством спрашивает Дазай, представляя эту прекрасную картину а-ля «я тя убью». — Можно уже говорить, что за эту поездку вы с ним породнитесь? — Я гарантирую тебе, — голос Гин злой и такой, когда хочешь сказать что-то мудрёное, но страх за шкуру выбивает все слова из головы. — что если я снова тебя увижу, то ты у меня будешь как Скрудж у мамаши Гавс. — Буду продолжать купаться в своем золоте? — с нескрываемой издёвкой отвечает Осаму, поворачивая голову в сторону своего нового компаньона. У него приятный профиль, чуть вздёрнутый нос и бледная — что очень удивительно при частых выездах на солнцепек — кожа, к которой совсем не подходят эти фиолетовые волосы. Они и на вид кажутся жесткими и сухими, будто их обладатель совсем попалил их окислителем. Осаму мало ошибается. — Будешь лишен своего достоинства. — А? — Осаму пропускает мимо фразу, пихая локтем Яцу, который собрался возмутиться, но был прерван указательным пальцем, тыкающем в Сантоку и его свиту. Двигатель бесшумно работает, и пальцы на руле медленно тарабанят по дорогой коже. Дазай прищуривается и следит за малейшими изменениями в мимике между четырьмя, садящимися в самую, чёрт, обычную машину, которую потерять можно на раз-два. И хочется просто отдать им какую-нибудь из своих тачек, чтобы они стали выглядеть хоть капельку поинтересней и посолидней. — Ты куда пропал? — Акутагава на линии напоминает о себе и через секунду в наушниках стоит неприятное трение шин и сигналы машин. — Блять! — Акутагава? Что у тебя? — Яцу сбавляет громкость на своём наушнике и стучит по нему. — Что случилось? — Сволочи, вы у меня на хирургическом столе будете. Хрен вас кто соберёт! — то, что Акутагава был вполне спокоен, заставило Дазая расслабленно кивнуть в сторону скрывшейся за поворотом машины. И да, Акутагава Рюноскэ — спокойный человек. — Акутагава-сан, вы бы прекратили угрожать моим клиентам, — разбавляет мат на линии Яцу, встречая удивлённый и насмешливый взгляд карих глаз. — Мне же потом с ними общаться, а вы их уже запугали! — Ничего страшного, в вашей сфере они приедут уже молчаливыми и спокойными ребятами, — отвечает вместо занятого Рюноскэ Дазай, деловито откидываясь на спинку сиденья. Должен признать, что этот родстер покорил сердце бесчувственного Осаму своей мягкой поездкой и идеальным запахом дорогого автомобиля. — И не жалко такую красотку портить ради одной поездки? — У меня в гараже стоит четыре таких. Не думаю, что пятая как-то повлияет, — с притворной спокойной и вполне приятной улыбкой Яцу назло резко тормозит. Дазай чудом не разбивает нос, вовремя подставив руки, но убийственный взгляд «беги, пока не пристрелил» говорил о многом. Только Яцу невинно захлопал ресничками и сделал такое правдоподобное лицо а-ля я что-то натворил, когда, я же только руль держу, оно само. — Может, вы бы организовали мне экскурсию по своим автомобилям? Я не против оценить ваш баланс и возможности, — эта беседа похожа на те пафосные вечера, где фуршет, дорогие меха, много выпендрёжа и показухи «я круче, я купил дирижабль». — Брат, у него финансы на втором месте после Огая, — подает голос Мотоджиро, за которого Дазай стал переживать, раз тот так долго молчал. — Ты прости, но в этом плане как раз-таки он Скрудж МакДак, а не ты. — Предатель. — Сорян, но на правду не обижаются. Дазай прикрывает глаза, поражаясь с какими идиотами приходится работать. Условия обязывают, но это не значит, что нужно доводить бедного бывшего исполнителя. Он отвлекается на мельтешащие фиолетовые волосы и поворачивает голову в сторону своего «коллеги». — Чего уставился? — Яцу скептически выгибает бровь, видя поднятые в вопросе чужие брови и приоткрытый рот. Дазай сейчас может оценить ситуацию где-то на вон тот уровень, когда вроде и нечем было бы удивить, ан нет, оказывается есть чем. Что-то из ряда «ну мы как бы без сюрпризов, но ко мне это не относится». Ему в лицо прилетают фиолетовые волосы, и он чихает от противного запаха лака для волос. — Капец жарко, — присвистывая, выдает Яцу, встряхивая пятернёй свои рыжие волосы. Он косит взгляд на Дазая, выкинувшего парик на дорогу. — Я надеюсь, что ты промолчишь. — Что он опять там уже собрался делать? — хлопок двери и быстрые шаги, Акутагава нервно смыкает свой наушник. — Ничего такого, — останавливаясь на светофоре, мужчина жестом показывает молчать. Но Дазай не Дазай, если не выдаст. — Пиздец ты рыжий. Яцу обреченно взвывает, лбом прикладываясь о кнопку гудка, пугая сигналом прохожих. Слышно копошение Акутагавы и терпеливый голос Гин. — Надеюсь, ты успел купить билет до Аравии и сменить паспорт. — Вот только давай без этого, а? Сама бы походила в этом под палящим солнцем! Дазай отдает должное, с этим цветом волос патологоанатом выглядит ещё моложе и естественней. Всё-таки он почти угадал о неприятных фиолетовых волосах, которые нервировали его перфекционистский взгляд. Хотя, ему и эти рыжие волосы не нравятся. Приметные с ходу, яркие и… слишком яркие. — Так, чего вы на него накинулись? — вступил в защиту Мотоджиро. — Руль держи, зараза! — Я и так держу, не указывай мне! Но правда, он ходит в этом парике двадцать четыре часа в сутки, вы думаете, что он не устал? — А нефиг было такую биографию получать, — Акутагава жесток, но, судя по Яцу, это не первый раз, когда его будут отчитывать. И похоже, только словесным выносом мозга всё заканчивается. Машину резко тряхнуло, что даже ремень безопасности еле удержал от поцелуя с панелью. Дазай моментально с привычкой, выработанной годами беспрерывной беготни и стрельбы, достаёт пистолет и резко закрывает окно. Он ставит ещё одну звезду прекрасной тачке, которая оказывается бронированной! Ну что за славная машина! Девять из десяти Дазаев рекомендуют. Девять из десяти Дазаев не рекомендуют встречаться с бывшими. Но десятый Дазай — рекомендует. Казалось бы, они едут по оживлённой дороге, где выворачивать рули не принято и подбивать гармошкой машины тоже. Но кого это волнует? Точно не Анго Сакагучи, который блестит своими отвратительными круглыми очками и точно пытается целиться в тонированное стекло. Мужчину самого подбрасывает, и Дазай успевает заметить, что Сакагучи один в машине. — Не ну это несмешно уже. — Что опять, Дазай? — голос Акутагавы такой, что выражает полную вселенскую усталость и одно лаконичное слово «заебало». — Только не говори, что твои бывшие нам всю операцию испортят. — Я бы с радостью, но они испортя… Тормози! На линии слышится мат сразу от двух персон, разбавленный скрипящими колёсами и выстрелами куда-то в пустоту. Яцу откровенно желает вернуть свой две тысячи десятый год и не связываться с этой паршивой работой. — Ты и в десятом уже чудил, на минуточку, — почти без иронии говорит Гин, напрягаясь, когда её машину подбрасывает. Но тут скорее дело рук Каджи, поэтому никто не обращает внимания. — Тебя только, сука, сейчас не хватает, — с натугой говорит Яцу, стараясь как можно крепче держать руль, но машину всё равно заносит вбок. — А ты лучше бы пообщался со своей бывшей пассией. Это она сейчас нам колёса к чертям прострелит! — Я не глухой, но у меня херовые новости. — Если ты скажешь, что очкарик надел линзы, то я поверю в конец света, — встрял Мотоджиро под крик «дебил, мы сейчас врежемся куда-нибудь». — Конец света будет. Анго в машине один. — Твою мать… — Черт… — Сук… — Да, я понял, что мы не отличаемся оригинальностью в выражении эмоций, но давайте решать проблему, пока у нас есть хоть какой-то шанс выйти… Да твою ж! — Докладываю, — Хигучи появляется так резко, что вся линия затихает, и остаётся только ждать звука сверчков, когда она продолжает: — Сантока вместе с… ещё одним Анго направляются к мосту, можно предположить, что руно вообще не перевозят. — Еб твою мать! Что за день! — Мне не смешно, — слышно, что Мотоджиро резко нажал на газ и крутанул руль. — Я за ним, надеюсь обогнать раньше, чем они пересекут мост. А ты, Дазай, разберись со своими бывшими. — Когда это ты стал командовать, Каджи? — даже в такой напряженной ситуации Дазай умудряется не терять постоянной ухмылки и шанса тупо пошутить, пусть его и пресек толчок кулаком в рёбра. — Он прав, — полностью игнорируя кряхтение Дазая, Яцу выворачивает на встречную и замечает, что эта дрянная машина следует за ним. Умудриться устроить такое при гражданских! Сколько выговора они все получат? Да что там выговор — их головы лишить будет мало. Когда Дазай говорит, что всё будет тихо и просто — ничего, блять, не будет тихо и просто. Была масса развилок, как могло всё обернуться, но Сантока решил делать все сразу и с размаху. Подкинуть двух копий себя, а теперь и своего заместителя — сильно, но морочно. В самый раз для Сантоки, слабовато для Дазая. Судя по тому, что невозмутимый вид и напряженные руки в лобовом зеркале проскакивают, это настоящий Анго. Тот самый, который не переваривает Дазая и хочет его скорейшей смерти. — Ты смотри, какой сталкер у тебя, — напряженно усмехаясь, Яцу делает вид, что ему совсем не мешают его свисающие патлы, резинка для которых валяется в бардачке. Но если он отпустит руль, то есть вероятность, что их снесёт в какой-нибудь столб или «ой, сорри, я нарочно впечатал вас в едящий впереди КамАЗ». — Ни на метр не отступает. Стрелка спидометра могла бы совсем пропасть, если б ситуация была из нерешаемых, но это всего лишь Анго Сакагучи, поэтому вряд ли что пойдёт в тяжёлом режиме. Дазай берет свои мысли обратно. Что-что, а девятый Дазай забирает свою звезду у покорившего родстера за непрактичные колёса. Анго — умница, почти сразу догадался целиться в уязвимую часть. Перчатки трещат на руле, и Яцу очень хочет сейчас уже отпустить его, но перспектива попасть на собственный стол удерживает от такой щекотливой мысли. Дазай признает, если б не выносливость этого патологоанатома, то их останки уже разгребали бы под это железякой. Он видит даже через плотно натянутую ткань перчаток вздутые вены, и ему почти физически больно на них смотреть. — Детка, порули за меня минутку, — фраза была бы ожидаема от Дазая, но и от этого рыжего-фиолетового-фиг-пойми-какого-мужчины тоже можно ожидать. Он буквально сам вжимает руки Дазая в руль, доставая откуда-то под ногами винтовку. — Плавнее, не танк ведь. — Был бы не против, если это был он, — сидеть крайне неудобно, учитывая, что ему приходится тянуться до руля не пойми как, пытаясь не дёргать его, чтобы машину не сносило. Окно плавно открывается, и Яцу быстро достает из кармана какую-то фигню, цепляя её на ухо. Только потом до Дазая дошло, что подобное практически никто не практикует, поэтому ему понадобилось полминуты, чтобы понять связь между винтовкой и человеком, чтобы целиться точнее. Осаму поднимается с места, упираясь коленями в скользящую кожу, старается вести плавно, без скачек. Яцу терпеливо выжидает нужный угол, практически не замечая пуль в сантиметровой близости от него. И выстрел. Визг горящих шин давит на уши, вызывая желание закрыть чувствительные ушки ладонями, но нельзя. Дазай с облегчением отдает руль обратно первоначальному водителю и тяжело падает на своё место. У Яцу горят глаза, и он кидает винтовку на колени Дазаю с протяжным «юху!», тарабаня по рулю и с силой нажимая на гудок, как пятилетка. — Приём, земля вызывает придурков, приём, — у Хигучи скучающий голос, и, судя по задувающему ветру, она едет с открытым окном. — Чего надо, милая? — Дазай слышит звук закатывающихся глаз и не может сдержать лыбы. — Я тоже тебя люблю, прям готов уже сейчас вести под венец. — Ты себя видел? От тебя нечего взять, — фыркает она. Все знают о самомнении Дазая «я мальчик с обложки Vogue, а чего добились вы» или «попробуй докажи, что я не секс, и получишь пулю в лоб бонусом». — Оскорбительно! — тон, наверное, должен был получиться обиженный, но получился до жути довольный. — У меня цацки Тиффани между прочем есть! Я мог бы подарить тебе что-то. — Подари мне отпуск тоже на четыре года. Дазай цокает, но затихает, рассматривая винтовку своего коллеги. Не то чтобы ему было интересно, но что за «Naka», так аккуратненько пристроенная на прикладе? — Тебе не за чем это знать, — похоже, что мысль была озвучена вслух, раз Яцу резко отобрал винтовку и кинул в ноги. — Сколько лет твоей винтовке? — спрашивает Хигучи, которая меньше всех разговаривала. Что там с Тачихарой — пока непонятно, связи не было. Но за него переживать не приходится, он сам заставит напавшего переживать. — Наверное… чуть больше десятки, — отвечает мужчина, заворачивая на более пустую дорогу. — Десятка. Эй, Дазай, это же почти ровесник твоего маузера. Может, сведете их? Свадьбу им в лучших оружейных традициях? Дазай сделал вид, что не заметил тонкого подкола на тему его «сокровища», попросив узнать, как обстоят дела у Мотоджиро и Гин. И чёрт его дёрнул вспомнить, как на линии послышался безумный смех Мотоджиро, который радостно верещит, что взрыв будет мирового масштаба. И сейчас бы всё описал простой фейспалм, который синхронно сделали почти все висевшие на линии, за исключением самого Мотоджиро, слышащего вздохи и хлопки по лицу. — Не переживайте, не будет взрыва, — Гин слышит вой Каджи и пинает его ногой. — Я избавилась от этих зараз науки. — Как ты отзываешься о моих детях? Они же лучшие! — Я могу полагать, что вы уже на мосту, — Акутагава хлопает дверью машины и с самым тяжёлым закатом глаз, что встретишь редко, но, как говорится, метко. — Я выпотрошил свою первую машину. Как и ожидалось, руно где-то в другом месте. — У меня глухо со второй, я давно её накрыла, — спокойно отвечает Хигучи, терпеливо выслушивая поток брани со всех концов. — Еду к вам на мост, ждите. — Нам тоже туда? — спрашивает Яцу, заворачивая куда-то к долее узкой дороге. Через этот маршрут пробок нет. — Ты хочешь, чтобы вас обоих накрыли к чертям собачьим? Давно не сидел на нарах? — Опа, — тянет Дазай своим тоном, так и говорящим, что он, сука, всё понял, и готов пентагон взламывать. — Судя по данной мне мизерной информации, он у вас за месяц успел побывать за решеткой, но при этом вы без малейшего понятия, какое оружие ведет, на чём силён и на чем нет. И вы мне продолжите вешать дешевую лапшу, что он ещё не изученный кадр? — Эй, Рю, ты прости, но ты придурок, раз думал обмануть Дазая, — это самый «за месяц успел побывать за решеткой» невозмутимо продолжает следить за дорогой, — Сам расскажешь или я? — О боже, Накахара, избавь меня от этого своего сарказма. Знаю я, знаю. — Ты облажался, — названный Накахарой тянет эту фразу с заметным превосходством. — Ну так как, нам ехать на пушечное мясо или нет? Если что, то вы всегда можете договориться с Сантокой равным обменом. Вон, его меняем на руно, и дело в шляпе. — А мне нравится! — ядовито соглашается Гин, пару раз хлопнув в ладоши. — Учись, Дазай, человек за пять минут придумал идеальный план без урона для каждой стороны. — Но вы ведь потеряете меня! — Я тебя умоляю, ты пропадал четыре года, и мы справлялись как-то. Ты не незаменим. Тем более у нас есть первоклассный снайпер. — Вы про это рыжее недоразумение? — Раз так пошли дела, то к твоему сведению, — мужчина спокойно и холодно кидает взгляд на Дазая и продолжает: — Накахара Чуя. Я в Японии всего лишь пять лет. — Почему я о тебе не слышал? — сразу спрашивает Дазай, услышав ещё год, когда Дазай был здесь. — Он не светился, как ты, но известен не меньше, — вставляет своё слово Хигучи. — Он хорошо чистит следы и правильно информирует. Его знают примерно столько же стран, сколько и у тебя, Дазай. Вы хорошая пара, оба те ещё аферюги и продуманные, собаки. — Мне принять это как комплимент? — Но я-то всё равно невиноват, что ваши города более заманчивы, чем Франция. — Он из Франции? — Я знаю восемь языков, — отвечает самостоятельно Накахара. — Какие? — Ты серьёзно? Я должен все называть, достаточно будет, если я скажу венгерский? — А венгерский тебе с хера ли сдался? — А ты думаешь, там кому-то есть дело до корейского? Я там пять лет жил! — Поправка: скрывался. — Спасибо, Гин, что всегда всё помнишь, — цыкая, Накахара выруливает на центральную дорогу. — Может, наконец вспомнишь код своей карточки? — Зачем? У меня есть Тачихара.

***

— Так, секундочку, я не понимаю, — Кью спрыгивает со стола и перемещается на ковёр, пристально рассматривая сидящего в кресле Накахару. — Ты скрывался в Венгрии, да? Но зачем тогда Акутагава называл тебя другим именем, если ты всё равно снял парик? — А эта патлатая зараза предусмотрела возможность моей сногсшибательной догадливости, — отвечает Дазай, вовремя откатываясь, когда ботинок хотел встретиться с его нежными рёбрами. — Твоя «сногсшибательная» догадливость помогла тебе получить ранение на бедре, — холодно напоминает Чуя. Он снимает перчатки и разминает пальцы. — Короче, Чиби у нас в розыске с восьмого года, но в Японии с тринадцатого, когда ухитрился пристрелить кого-то из людей Сантоки. — Нечего было лапать меня за задницу, — голос такой, будто Чуя просто дал по рукам за эдакую шалость, а не снёс мозг того бедолаги к чертям. — Я не спорю, что принадлежащее мне нельзя трогать, но я могу его оправдать. У тебя зачётная задница, грех не облапать. — Я вырву твой сучий язык тебе прямо сейчас, если ты не заткнёшься. — Молчу-молчу.

***

У Дазая веселье через каждые восемь часов, если не через полчаса. Они пересекают быстро остальную дорогу и выезжают к мосту, когда им преграждает путь какой-то кроссовер и Дазай со психу ударяет по нижнему бардачку, чем вызывает недовольный взгляд Накахары. Он устало трёт переносицу и просит достать несколько автоматов за креслом Дазая. — Наверное, ты даже не знаешь, как держать свой маузер, — равнодушно выдаёт Накахара, чем вызвал демонстрацию шикарной стрельбы по тонированным стёклам кроссовера. Чуя давит на тормоза с такой силой, что Дазай с трудом успевает ухватиться за ручку, чтобы не расквасить в очередной раз нос. И даже учитывая, что им так резко перекрыли дорогу, у Дазая просто охуенное настроение, и он сейчас с удовольствием бы станцевал на крыше кроссовера, если б не эти человечки, сидящие там. И Осаму сам добровольно бьётся лбом о стекло, когда видит знакомую рожу. Он узнает её даже в полностью чёрной комнате, потому что ему придётся уже сейчас уносить лапти отсюда. — Не вздумай кидать меня, — резко шипит Накахара, перезаряжая пару пистолетов. — Удерешь — и я выебу тебя твоим же грёбанным маузером. — Звучит многообещающе, мне нравится такая перспектива, милый. — Прекратили! — голос Акутагавы в наушнике звенит и давит на ушные перепонки. — У вас опять жопа, а вы хер пойми чем занимаетесь! Что за тачка? Чья она? — Судя по тому, что за рулём Джон, то ставлю на Твена, — обыденно сообщает Дазай, слыша тот самый момент, когда у кого-то на том конце упала челюсть, ну или пистолет. — Он всё-таки здесь, — констатирует очевидное Гин, шурша фантиком. — Мне начинать уже ставить обратно гранаты Мотоджиро? — Нет, кто потом ремонт оплачивать будет? Ты? Может ты, Чуя? А может Дазай нам всем выплатит компенсацию? — Держи карман шире. Джон лениво хлопает дверью, качаясь на пятках. Он поправляет свою отвратительную шляпу и костюм, при виде которого у какого-нибудь дизайнера скрутило желудок или он умер от ужаса моды с лицом, выражающим вселенский ужас. Осаму даже завидует этой рябой расцветке а-ля «я из бабушкиных обоев создал эксклюзив», хотя… нет, избавьте. Не то чтобы Осаму было время смотреть по сторонам, но он не упустил момента застыть, рассматривая тонкие черты лица «Накахара Чуя, я знаю восемь языков», когда тот стряхивал с винтовки грязь. Ещё какая-то машина умудряется втиснуться и отъехать куда-то в сторону Гин и Мотоджиро, с участка которых тут же слышится шум и стрельба. Дазай спросил бы Мотоджиро о вечеринке, но у самого Джон Стейнбек зовёт потусоваться, и Дазай не может отказаться от такого заманчивого предложения. Сейчас бы ту пафосную сцену из очередного боевика, когда главные на районе вальяжно выходят из крутой тачки, хлопая дверьми. Походка гордая, пугающая, но восхищающая. Их плащи развеваются, черные солнечные очки, и всё так и кричит… — Вот дерьмо. Впрочем, Накахара тоже умеет добавить атмосферы. Все происходит по заезженной классике, и где на фоне выстрелов должно прозвучать возмущённое «банально, шоу, нам нужно шоу» от смотрящих или от Осаму, который не скрывает веселья, раскручивая на пальце пистолет. — Мать, роди меня обратно! — брови Джона убегают куда-то за шляпу, и ему приходится принять как можно более расслабленный вид. — Дазай Осаму собственной персоной! — Судя по твоим крикам, ты не ожидал меня здесь увидеть, — они держат дистанцию, ещё не открыв огонь, но готовы последовать примеру Каджи и Гин. — Ещё бы, Твен ловит тебя только по польской территории, а ты вот где, хорошенький наш. Когда вещички вернёшь? — Мне нечего возвращать, я ничего не брал. — Что ты стырил у Твена, что он теперь собак пускает? — Накахара смотрит снизу вверх, но от этого его взгляд едва сможет выдержать простой человек. — Просто украшения, — пожимает плечами Дазай. — Подробнее? Я хочу знать уровень твоего кретинизма и шизанутости, раз я пока застрял с тобой посреди дороги. — Он спрыгнул с пятьдесят третьего этажа с сумкой, напичканной пятнадцатью лимонами. — Франклин? — Модерн. Накахара присвистывает, чуть наклоняясь назад. — Ну нифига себе у нас человечек. А мы подружимся! Накахара без лишних движений резко щёлкает и выпускает сразу всю обойму в сторону Стейнбека. Дазаю нравится такой подход, он мог даже поставить твёрдую четыре, если б Джон вовремя не смекнул и не уклонился. Да, его задело, это радовало, что обойма спущена не зря. Короткие переговоры провалились, и остаётся только отстреливаться, ожидая, когда у их оппонента кончатся патроны и он добровольно сдастся. Вот только сдаваться не хотел никто из них. У Дазая был просто гениальный план: быстро смыться и не светить своей шкурой, но как известно, гениальные планы всегда сопровождаются чередой постоянных обломов. Этот не стал исключением. Машина с Сантокой появилась так неожиданно, что за стрельбой Осаму еле услышал крик Акутагавы, что Отдел на мосту. Большинство машин на том несчастном пятаке тактично пристроились по краям дороги или пытались вообще съехать, чтобы не мешать мафиозным разборкам. Никому не хотелось получить случайно пулю в голову или быть примятым чьим-нибудь внедорожником. А такое уже происходило, и вряд ли Мотоджиро в этот раз изменит своей привычке и не переедет чью-то тачку своей. На его линии продолжается череда беспрерывных выстрелов, что Дазай поражается скорости перезарядки, а ещё он поражается, что Каджи не может ответить, с кем они, мать вашу, перестреливаются так весело! У них там даже Сантока, наверное, охренел: ещё бы, не каждый же день среди палящего как не в себя солнца можно увидеть работников Мори Корпорейшн, где среди них и его зам, и подрывник, и блудный сын вместе с новеньким киллером. Ну прям перебери всё по кусочкам и пиши сценарий для упоротого фильма с плоским юмором и тупыми бандитами. Сука, чего же бандиты у нас не такие тупые, как в этих грёбаных фильмах, отмечает Дазай, тактично кувыркнувшись за чью-то машину, оставив Накахару самого прикрываться. И тот быстро находит решение, даже получше дазайского будет. Суицид не вносился в список планов на день, но Накахара попытался его внести, но судьба к нему более благосклонная, чем к Осаму. Накахара умудрился всего ли счесать себе рукав и бедро, запрыгивая в практически полностью защищенный кроссовер (естественно, самым уязвимым всё ещё остаются колёса). Он машет рукой Дазаю и вдавливает педаль на максимум. Гад. — Слушай, а что это за номер? Я не имею ничего против твоих новых пассий, но не тогда, когда они крадут мои тачки! Возвращайте! — Я бы с радостью назвал эту суку своей новой пассией, — Дазай поднимается с земли и прикладом разбивает стекло какой-то обычной легковушки. — Но она будет ебать мне мозг больше, чем я её. Я пас. Дазаю повезло, что ключ зажигания находился в машине, и он свободно оставил Джона на дороге, пустив ему пулю в ногу. — Передавай привет Марку! Масштабная вакханалия встречает заносящую тачку Дазая, который просто поражается нынешней херовой китайской сборке автомобилей. Он присвистывает, наблюдая за традиционной хаотичной и бессистемной стрельбой между Сантокой и портовыми. И если у вторых всё шло чуть туговато, то у первых дела были совсем плохи, но держались они уверенно, и чёрт бы побрал их преданность Отделу. Дазаю не стоит светиться сейчас перед ними, полностью переключая внимание на себя. Он видит брошенный Накахарой кроссовер, но самого Чую среди стреляющих не наблюдает. Осаму мог предположить, что он где-то с Гин или Тачихарой, от которого, кстати, ни слуху ни духу. Наш мальчик не хочет участвовать в перестрелках? Ай-яй-яй, как нехорошо. — Дазай! Неси свою задницу отсюда и помоги Мотоджиро! — Осаму гордый, он шипит на повысившего на него голос Акутагаву и упёрто стоит на месте. Правда, раз мимо него пуля — и вуаля! — он уже отъезжает в переулок рядом и деликатно пытается не нарваться на знакомые физиономии. Получается пока хорошо. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

***

— Подожди, так куда Чу-кун ушёл? Он тебя кинул, да? — А смотри, пацан с ходу смекает! — Заткнулись оба!

***

Сантока напряженно сидит в просторном кабинете и сверлит взглядом бинты и обезболивающее, так любезно предоставленное клиникой. Он не упускает из виду обматывающую эластичным бинтом руку слегка покалеченной Гин Хигучи, которая равнодушно просит выпить обезболивающее. Огая не видно, но оно и понятно, а вот где шляется Акутагава Рюноскэ, вопрос, требующий немедленного объяснения. — Прошу прощения за причинённые неудобства. Чек на возмещение убытка мы предоставим в течение двух дней, — Акутагава имеет дурную привычку бесшумно появляться и говорить голосом из переводчика. — Вашему заместителю я лично предоставлю компенсацию за покалеченную машину. Но позвольте напомнить, что ваши люди нанесли неменьший урон и нам. С вас будет достаточно всего лишь кое-какой информации, и мы продолжим лечить вашу семью по тому же курсу и с теми же удобствами. Навыку грамотного общения с теми, кто только недавно ставил тебе в рот дуло, Акутагава — как бы ему не хотелось это признавать — обязан Дазаю. Он на этом деле собаку съел. — Анго доложил мне, что вернулся некто, очень нужный Особому отделу, — отвечает с натяжной любезностью Танеда. — Я надеюсь, вы понимаете, о ком идёт речь. — Честно — без понятия, — открыто говорит Рюноскэ, кивая Гин, что та может уже быть свободна. — Наши люди не портили вам воздух так сильно с того самого момента, как Осаму Дазай покинул Японию. Брови Сантоки скептически подымаются. — А! Понял, — Акутагава садится на стул напротив и закидывает ногу на ногу, спокойно улыбаясь. — Вы посчитали, что в сегодняшней перестрелки Анго видел Дазая? Я могу понять его, у нас недавно добавился человек, со спины очень похожий по описанию. Я могу предположить, что Сакагучи-кун просто ещё не остыл с их фееричного расставания и хочет ему отомстить. Вы не находите интересным, что твердящий одно и то же Сакагучи повод проверить его на предмет психоза? Можем посоветовать нашего психиатра. — Благодарю, — кивает уважительно мужчина, вставая с места. — Но я буду верить своему подчинённому, а не потенциальному врагу. Акутагава принимает радушный вид, заводя руки за спину, слегка покачиваясь. — Я бы не настраивал против себя человека, который ведет лечение вашей дочери. Как лечащему врачу мне нет дела до личных тёрок, но как главврача и близстоящего к своему боссу меня оскорбляют мешающие люди. Танеда зло сжимает кулак, но пытается глубоко выдыхать. Дазай, сучёныш, хорошо поднатаскал Акутагаву в расстановке приоритетов и связей. — Я могу поговорить с Мори-саном? — Конечно, — Рюноскэ тянет ту самую улыбку психолога, который должен внушать спокойствие, но вызывает лишь ещё большую волну тревожности и неприязни. Охрана у кабинета следует прямиком за шагами Сантоки и следит за каждым в этой чертовой клинике. Хотя это и нейтральная территория, никто не должен расслабляться. — Я слышал, — начал неожиданно Танеда, заходя в лифт с Рюноскэ. — Что в ваших рядах есть некто, умеющий идеально заметать следы, а ещё он ваш патологоанатом. — А, Яцукава Окамото у нас всего лишь хороший врач, — Акутагава вспоминает всегда слова Дазая, что перед своими прямыми врагами следует показывать, что все хорошо спланировано и никто никогда не нервничает. — Он стажировался во Франции, а потом в Южной Корее, после чего его знания очень помогают нам избежать серьёзных инфекций. Вам ведь известно, что патологоанатомы знают о болезнях своих пациентов ещё до их смерти? — Что насчёт зачистки? — Зачистки? — Акутагава потрясённо вскинул брови. — Не понимаю, когда наш сотрудник смог бы помогать на выездах, когда у самого почти беспрерывный поток пациентов. Осмелюсь предположить, что вам пускают пыль в глаза ваши собственные информаторы. — Осмелюсь предположить, — повторив интонацию, Сантока выпрямился, чем стал казаться значительней выше Акутагавы. — что пыль в глаза мне пускает главврач. — Вы же понимаете, что я могу оскорбиться за ложные обвинения? Еб твою мать, промелькает в голове Рюноскэ, который готов растоптать голову Дазая и вспахать носом Накахары асфальт. Они, значит, замаячили, а прикрывать их дрянные задницы оставили бедному «Рю-чан, я верю в твою компетентность». И самое отвратительное в этой ситуации то, что у Танеды уже кто-то скомуниздил это чёртово руно до банды а-ля «мы просто мозгоправы, но мозги снесём к хуям». «Тебе вредно посещать Достоевского» — фыркнул на новенькое слово «скомуниздил» в лексиконе Дазая Акутагава, поставив себе галочку, что с русскими наберешься и не такого. Вообще, сложившиеся обстоятельства весьма неприятны, а иначе что бы тут делал Сантока. Рюноскэ мечтал сейчас принять просто душ (о ванне и заикаться не стоило), упорядочить свои мысли и взять у босса отгул. Последнего ему не видать ещё недели две, смотря, как они втиснутся в график. — Прошу, присаживайтесь, — то, что Акутагаве не помешала бы помощь нормального менеджера с более подвешенным языком, он признавал и материл одновременно. Пусть ему и поручили после ухода Дазая следить за менеджментом, это ещё не означало, что Рюноскэ справится на — хотя бы — пятьдесят процентов. Мори тешил факт, что Аку воспитывал Дазай, отвечающий за все деловые решения и таскающий везде с собой Рюноскэ. У Дазая не мог быть плохой ученик, это могло подкосить его авторитет. Правило «нет плохих учеников, есть плохие учителя» распространялось, в частности, и на мафию. — Давно не виделись, Мори-сан. — Не так уж и давно, если учитывать ваш визит две недели назад, — Огай сидит в своём кресле и берет в руки чашку с крепким таким ядрёным чаем. Акутагава постоянно поражался, как босс может такое пить. По правую сторону от него неизменной статуей стоял Хироцу, которому Акутагава искренне сочувствовал. Мужчине частенько приходилось следить за своим боссом, когда у того шило в одном месте играло, но Хироцу терпелив и имеет феноменальную выдержку. Такому завидовал даже Мотоджиро. — Давайте с разу к делу, — Танеда принял предложенную Хироцу чашку с менее ядрёным чаем. — Нам всем нужна одна вещь. И эта вещь прежде была у меня, но по неудачному стечению обстоятельств эту вещь кто-то выкрал. «Скомуниздил». — Давайте, мы не будем называть руно просто «одна вещь». Оно нужно и вам, и нам, но как мы убедились, и третьим компаньонам тоже. «Может, возьмём их в долю?» — предложил бы шуточно Дазай. Хотя, минутку. Он это и сказал Акутагаве, скрываясь на каком-то джипе. Рюноскэ бы сейчас стукнул себя по лбу, но пришлось сделать это мысленно, а заодно мысленно спускать всю обойму в сами знаете кого. — Так, кто это был? — напрямую спрашивает Мори. — Мы не можем определить, у тех людей срезаны подушечки пальцев, снят скальп и сломана челюсть. Перечисленное вызвало интерес у Акутагавы, который неспешно подошёл к боссу, наклонился к уху и доложил на кантонском о находке Гин. Танеда не был глупцом и мог понять, что доктора что-то понимают и понимают далеко многое. Он, к своему сожалению, оставил Анго разбираться с подсчётом убытка и теперь не имел при себе человека, который понимал бы кантонский с первых слогов. Сам он знал базу из английского и корейского, но она слабо поможет Танеде прямо сейчас. — Можно ли заявлять, что на нашем рынке появились чужаки? — наконец выдал мысль Огай, следя за реакцией оппонента. — Если это так, то ваш бизнес под угрозой, разве нет? — «Ваш»? О, Сантока-сан, я понимаю, что у вас легкое сотрясение, но неужели оно вызвало краткую потерю памяти? Мне стоит говорить, что вы в доле с мисс Монтгомери? А, Рюноскэ смутно помнит эту иностранку, возглавившую кампанию своего отчима. Насколько он помнит, кампания специализируется на текстильных фабриках и полукриминального бизнеса перевозок за границу. Вроде что-то с перегоном автомобилей и поставками в Америку. Она почти самая близстоящая к Гильдии, с которой у Монтгомери хорошие политические отношения. «Вы помогаете нам — мы помогаем вам» — классика. На первом месте пока Достоевский и его рынок, но ему в большинстве случаев побоку на происходящее вокруг. С ним у них отношения только благодаря изворотливому языку Дазая, который с Достоевским играет в ребусы из ряда «три, два, шестьдесят, не смей меня так называть, ты сам восемь, тридцать семь!» или «поменяем слова в гугл переводчике задом наперед и будем так общаться». Подобное выносило мозг раздражающемуся Мотоджиро. — Хорошо, сделаем так, — Танеда ставит чашку с недопитым чаем на столик. — Я знаю, что у мисс Монтгомери есть связи с Агентством, сомневаюсь, что от них ушла наша вчерашняя стычка. Предлагаю заключить на время перемирие и обратиться за помощью к Агентству. — Ваши кадры стали такими плохими, что вы тяготитесь их воспитанием, спихивая работу на детективов? — язвительная усмешка Мори похожа на самую острую катану, которой размахивает директор этого Агентства. — Анго доложил, что они видели возможных кандидатов, укравших — «скомуниздивших!» — руно. — Надеюсь, ваш зам настолько хорош, поскольку я почти согласен вступить в переговоры с Агентством, но без вашего участия. Признаться честно, мне даже непонятно, зачем вам это руно. — Это древний артефакт, принадлежащий моей семье из поколения в поколение. Я не могу потерять его из-за ваших разборок. Кажется, что Мори очень пришёлся по душе такой ответ, и он заверил, что ему просто нужно взглянуть на руно, а потом он хоть сам обеспечит охрану и перевозку этого артефакта. Сантока ушёл, но перед этим напрямую спросил Мори: — Дазай вернулся, верно? Огай остался таким же невозмутимым, и лишь ещё более мягкая и спокойная улыбка вызывала у Рюноскэ опасения, хотя то была простая паранойя. — Не знаю, Сантока-сан, не знаю. — Передайте ему держаться подальше от Отдела. — Конечно, всенепременнейше. Рюноскэ смог выдохнуть с облегчением, стоило двери закрыться. Он быстро достал телефон из кармана и набрал Мичидзу. — Где эта ошибка мира? — Накахара поехал прятать дазаево-твеновские цацки, Дазай ищет его по городу. Кто из них ошибка? — Оба! — Акутагава уважительно кивнул Хироцу и поспешил выйти из кабинета, шагая по лестнице. — Где именно первый сейчас находится? — Блять, да он мне такую топографическую загадку подкинул, я за месяц не смогу! — Тачихара возмущённо запустил мышку в полёт. — Возможно, этот сучёныш где-то в Минато-Мирай. — Что он забыл в том районе с его биографией? Он коньки хочет раньше всех отбросить? Не, ну соваться туда самоубийство даже для Дазая, не говоря о ебанутости Накахары. Акутагава просит договориться о встрече с Агентством и расслабленно отключился, сдержав порыв кинуть телефон в стену. Сантока покинул здание, можно включать жучок в его гипсе. Такое действие не без риска, но кто будет Акутагаве говорить о риске? Дазай поучать? Или Накахара? А может, Мотоджиро? Пфф, по сравнению с ними Рюноскэ вообще ничем не рискует. — Эй, рыжий расхититель чужих краденных вещей, куда сумку дел? — Дазай закидывает на накахаровские плечи свою лапу и по-дружески улыбается. — Не вернёшь — мне придётся как следует наказать тебя. Накахара честно пытался не обращать внимания на жужащее над ухом насекомое, но это насекомое кинуло свою увесистую руку на нежные плечики, что не может игнорироваться. Дазаю бы хук с правой, да руку заломать, но чисто из лени и чуть подзамахавшегося состояния Накахара холодно фыркнул. — Кишка тонка такое провернуть. — Спорим? — А давай. Опишешь мне в подробностях, что собрался делать, чтобы я ещё больше предвкушал расправу? — Прекратите, оба, — Рюноскэ устало и зло шикнул на них, потирая переносицу. — Прошу прощения, Куникида-сан, не обращайте внимания на этих озабоченных. Они не могут уже второй день решить, кто из них сабмиссив. Было заметно, что кончики ушей Куникиды чуть покраснели. У них в Агентстве что, никто не разговаривает на интимные темы? О, как мило, они все здесь такие правильные. — Может, они решат свои… — Куникида замялся. — отношения? Хотите, перенесём переговоры? — Не стоит. Они, — Рюноскэ демонстративно встаёт и подходит сзади к стульям с сидящими «кровопийцами», и хватает их за волосы, сильно сжимая у корней. — Больше не будут мешать. И я даже разрешу вам вмазать вот этому, — он тряхнул рукой с зажатыми волосами Дазая, слыша его мат и какие-то проклятья. — Что ж, хорошо, — Куникида очень хорошо сохраняет спокойный вид. У него хорошая выдержка, чего не скажешь о пареньке рядом с ним. Дёрганный, таращится на всех с каким-то больным блеском в глазах и с нескрываемым интересом маньяка. По крайней мере, так показалось Дазаю, хотя Осаму и знает его имя. — Вернемся к делу. Я повторюсь, что у нас нет конкретной информации о той группировке, что забрала руно, но мы знаем точное местонахождение. Накахара наклоняется к уху Тачихары, сидящего по другу сторону от него, и всё на том же кантонском (его знают буквально все подчинённые Мори) спрашивает: — А куда делись триады? — Китайцы не заинтересованы в каком-то паршивом куске не пойми чего, поэтому тактично свалили куда-то, полностью отгородившись от японских потасовок, — как-то автоматически выдает он на этом же языке и не сразу обращает внимания на дернувшегося Рюноскэ. — Рю-чан, успокойся, — тянет привычно Дазай, зная, что это заставит переключится Акутагаву. — Мы сможем как-то решить навалившуюся проблему? — Дазай-сан, — обращается Куникида, игнорируя в ответ: «Да, Куникидушка». — Вы знаете третий склад в порту? — Тот, что с косметическими товарами? — в ответ сухой кивок. — Неа. Ичи-чан, валяй. Хигучи лишь бровью повела в знак непонимания. — Кто из нас дама? — будто это объясняло всё на свете, поэтому Дазай так изумлённо уставился на Хигучи. — Я с тобой не дружу. — О боже, — Хигучи откровенно воет, подхватывая под свой вой сидящую рядом Гин. Быстро одёргивает себя и прочищает горло. — Там база косметической сети, но они не интересны нам и их поставки чисты. — Именно из-за того, что их поставки так «чисты», та группировка и умыкнула вещички половины Особого отдела. Дазай слышит свист Накахары и поворачивается, скалясь. — Как думаешь, тебя туда закинуть и сойдёшь за своих? — Прости, но я всего лишь киллер и патологоанатом. Не шпион. — и спустя две секунды добавляет: — И не девка. — Я не говорю сразу, но… — Я же сказал, что кастрирую тебя, если ты такое выкинешь. Мне насрать, что я вижу твою морду второй день. Мне достаточно того, что я уже целых два дня знаком с тобой. Нет, и точка. Куникида наклоняется к Рюноскэ и неуверенно спрашивает: — О чём они? — Сам не ебу. Было видно, как скривился Доппо от такого ответа. Ну давайте смотреть на всё реалистично, рассуждал сам с собой Акутагава, интеллигентными бандитов почему-то никто не видит, но и их словарный запас никому не нравится. Акутагава, конечно, мог сказать что в духе «мое ментальное состояние неспособно улавливать нити связи между психически неуравновешенными персонами, находящимися рядом с вами, дорогой оппонент». Но это говорить долго, да и суть не дойдет. Лаконичный грубый ответ не должен напрягать детектива, тем более, когда его озвучивает близстоящий к боссу портовых. — Оя-оя, какие люди в Голливуде! — женщина появляется в проходе и чуть постукивает каблуком. Машет рукой в перчатке и легко подходит к столу для переговоров, наклоняясь прямо рядом с Дазаем. — Смотрите-ка, живой! Осаму картинно закатывает глаза и как бы невзначай бросает: — Что-то ты постарела. — А у тебя седые волосы появились, — отвечает с такой же интонацией пришедшая. — Давай выпишу тебе таблеточки? А то ваши криворукие отравят ещё, а я не хочу тебя потом вскрывать. — Мадам, — подает голос закрытый её персоной Накахара. — Вы прямо спиной к патологоанатому «криворуких», не были бы вы так беспечны. — Ёсано-сан, сядьте пожалуйста, вы мешаете, — терпеливо просит Куникида, и Хигучи искренне его понимает, даже сочувствует. Она сама работает с такими персонами, поэтому мягко улыбается в знак утешения. Акутагава готов поклясться, что сидящий напротив неё Мотоджиро кидает самый настоящие молнии, а будь под рукой граната — кинул бы её прямо в Доппо. Он давно догадывался, что этот чёртов подрывник неравнодушен к диетологу Хигучи-сан, но Ичиё настолько непонимающая всех косых взглядов и намёков, что Акутагава даже готов биться об стену каждый раз, когда Хигучи действительно не видит чуть ли не в лоб подката со стороны Мотоджиро. — Дазай, ты променял меня на это? — Акико Ёсано брезгливо тыкает пальцем в Накахару, но тот даже бровью не ведет, только рука дергается в привычке поправить очки. — Засранец, но я прощаю тебя. В конце концов, не каждый же день ты пытаешься охмурить такую личность. — Никого он не пытается охмурить, — цокает Накахара, чуть толкая в сторону Акико, чтобы та не мешала своей юбкой. — Ему бы его причинное место пристрелить надо бы. — Фи! Как жестоко! — А мне нравится! Давай хоть сейчас! — Чиби, у тебя совсем нет чувств! — Кто? Ты посмотри на себя. На облезлую селедку похож! — Ты ранишь меня в самое сердце. Чиби так жесток со мной. — Чисто из врачебных соображений, то я не мог тебя ранить, находясь на таком дальнем расстоянии. Но если брать человеческие качества, то у тебя нет сердца, поэтому я тоже не мог его ранить, — спокойно пожимает плечами Накахара, наблюдая за демонстрацией Дазая, развалившегося на полу и прикрывающего «слезящиеся» глаза. — У нас мало времени, — вклинивается Куникида, тут же жалея. Дазай резко встаёт с пола, дёргает рукой и довольно хлопает в ладони. — Придумал! Доппо немо поднимает бровь и смотрит на Акутагаву, который только вздыхает и зеркально ему поднимает еле заметную бровь, выжидающе смотря на довольного и что-то калякающего на карте Дазая. Тот только махнул рукой, но довольно потёр руки и принялся рассказывать свою гениальную мысль. — Насколько я помню, то из разговора стало ясно, что они ошиваются у корпуса Сестер, — в каком месте из разговора он выдрал этот момент — непонятно. Но да, их группировка сейчас в здании напротив Сестер. — Рю-чан, свяжись с Анэ-сан. Думаю, её девочкам не помешает прогулка. Акутагава даже уже не возмущается от прозвища, молча набирая сообщение. — Накахара-сан, может, вы с ней договоритесь? — с надеждой и обреченным вздохом под оповещение об ограничении в сообщения Акутагава поднимает взгляд и поджимает губы. — Она, наверное, ещё обижается. — Предлагаешь мне лично сунуться к ней в террариум и лишиться свободы? — скептически подняв бровь, Накахара вальяжно откинулся на спинку стула и всем своим видом сказал Акутагаве, куда и с какой скоростью стоит ему идти. Дазай сбоку только мерзко посмеивался. — Завались. — Ой, какие мы грозные, а Анэ-сан боимся, — ядовито улыбнулся Дазай, смотря на невозмутимого Накахару, но его руки дёргались, и это веселило Дазая. — Я слышал, что она не терпит тебя. Как думаешь, мне отдать тебя ей на растерзание? — Накахара скалится, замечая хмурый вид Дазая. — Ты же та-ак её любишь. Гин молча встаёт с места и куда-то звонит, полностью закрывая глаза на Акутагаву, раздающего пинки двум нервотрёпам. — Да, Озаки-сан, спасибо. Я обещаю подумать над этим предложением, но реально, куда мне в сестры? — она стоит у окна и смотрит на разбитую машину Куникиды, которую их люди не заметили. Ох и крика же было из-за этой железяки. — Хорошо, я передам ему. Всего доброго. Она возвращается на место и выжидающе смотрит на притихших коллег, когда Мотоджиро всё-таки не выдерживает и недовольно начинает стучать ей по ноге под столом. — Ну? — Озаки согласна. Но есть одно маленькое условие, так скажем, она хочет чуть восстановить свои нервные клетки. — Не тяни резину, — шикает Дазай, наклоняя голову в бок. — Что я должен сделать? — О, так ты уже заранее готов к подкладкам в лифчик? — издевательски спрашивает Гин, не скрывая ядовитого смеха. Дазай только саркастично поднимает бровь. — Такой примитив? Анэ-сан деградирует. — Если ты сможешь в этом балахоне нормально двигаться, то я соглашусь с тобой, — спокойно подает голос Накахара, копаясь в телефоне. — А ты не будь так спокоен, тебя это условие тоже касается.

***

— Так стоп! — Накахара вскакивает с места и хлопает ладонью по столу в паре сантиметров от дазаевского лица. — Ты чего удумал, дрянь блохастая? — Ну Чуя! Я же не могу один отдуваться за тот случай! — хнычет Дазай, строя из себя саму невинность. — Ещё как можешь! Ты же понимаешь, что сейчас рассказываешь ложь? Не я понимаю, что тебе побоку, но ребенок попросил нормальную историю, а не твои фантазии! — Боже, Чиби, какой же ты зануда. Кью вопросительно наклонил голову и нахмурился. — Так кто из вас был монашкой? — Он, — Накахара невозмутимо указал на Дазая, который что-то крикнул про предателя, но был забит подушкой. — Сгинь в канаву, Скумбрия. — А ты, Чуя-кун? Кем был ты?

***

Можно было бы пошутить, что в этой чёрной тряпке Накахара похож на гнома из той сказки про отравленное яблоко. И, пожалуй, сейчас такое яблочко не помешало бы, оно решило бы много проблем, если, конечно, у этой живучей падлы или хотя бы у Марка, нет аллергии на эдакий ядовитый фрукт. Что ж, ничего не остаётся, как взять свой маузер в руки, любовно стряхнуть с него пылинки, слыша в динамике брезгливое фырканье Акутагавы. Да, да, Ацуши, молодец, доставай его, пока есть время. Ацуши Накаджима как-то неожиданно нарисовался в операции, хотя Дазаю так даже интересней. У Акутагавы какие-то тёрки с этим лейтенантом, но Осаму очень даже весело наблюдать, как его бывший подчинённый и по совместительству кохай грызётся с Накаджимой в точности как Дазай с тем, кого знает меньше недели, но уже хочет то ли приложить обо что-то, то ли посмотреть получше на это рыжее недоразумение, которое, кстати, сейчас пытается научиться маневрировать в рясе. Дазаю в этом плане не повезло больше, поскольку в этой шуршащей юбке невозможно тихо ходить. Анэ-сан обязательно поплатиться за такое. Удивительно, но Озаки Коё была той дамочкой, которая души не чаяла в японских традициях, но зачем-то вела католическую церковь. Дазай подшучивал, что у неё любовь к таким вызывающим нарядам монашек, но получал всегда сковородой по голове от её воспитанницы. Удивительно, но в этой шуршащей юбке удобно помещается сей агрегат и спокойно заныкается калашников. За это Озаки плюс в карму от Дазая, но за то, что он вынужден терпеть неудобный воротник под горло, он отбирает этот плюс и кидает в кипящий котёл. Накахара гадко посмеивается, когда Дазай спотыкается неудобных туфлях, и Дазай начинает подумывать, то убийство своего коллеги не такая уж и плохая идея. Но Накахара быстро сечет его мысли и предупреждает, что Озаки спустит с Дазая кожу и вырвет ему зубы, как она любит практиковать со своими «клиентами», если Дазай пальцем тронет Чую. — Вы бы уже прекратили ваш нескончаемый флирт, — отдается в наушнике недовольный голос Акутагавы. — Вы мне пацана пугаете. — Ацуши-кун никогда не слышал о фетишах Анэ-сан? — ядовито спрашивает Дазай, показывая своим голосом, что если Ацуши даст положительный ответ, то Дазай не упустит этот шанс и в красках всё расскажет. — Что-то слышал, но мне неинтересно, — на удивление его голос спокоен и чист, без запинок. Жаль, побесить некого, разве что… — Чиби, а Чиби? Ты не хочешь помочь Сестре с платьем? — Неа, я не вижу здесь Сестру, а с трансами я не общаюсь. — Фи, да ты гомофоб! — Не отрицаю. — Ты скучный. — Зато ты клоун, — фыркает Накахара, который сидит в одной машине с этим припадошным и сжимает руль, чтобы не вывернуть его, хотя если Дазай стукнется обо что-то, то Накахара не прочь ему помочь. — Я поддерживаю Накахара-сана, но вы сейчас упустите шанс, придурки. Накахара выглядывает в окно и чертыхается, выпрыгивая. Дазай не успевает так шустро это сделать, и приходится кряхтеть, намекая на помощь. — Выпрями спину, — быстро тараторит Накахара и в динамике отдается смачный хлопок по спине, что Акутагава почти физически почувствовал его тяжесть на своей спине. Ан нет, поправочка, тяжесть на спине из-за повисшего на плече Накаджимы, но всё равно Рюноскэ не хочет получит такой удар. — Акцент на пятки, переставляешь ноги с разницей в полшага. Полшага я сказал, а не в полтора! Спина! Маневрируешь от бедра и делай нагрузку на правую ногу, если левша. На правую, дубина! Блять, да ну тебя в жопу. — Чуя-кун, а ты много знаешь об этом, — начинает Дазай таким гадким тоном, наверняка готовясь подъебать Накахару. Акутагава готов руку пожать невозмутимости Чуи, но и у неё нервы трещат по таким швам, что Рюноскэ искренне боится представить, какого масштаба будет псих у Накахары. — Уж не ты ли раньше примерял такие наряды на себе? — Дела обязывали, но не начинай — я тебя уебу, если вякнешь. — Молчу-молчу. Накахара спокоен, это радует, хотя и настораживает. Акутагава помнит, что обычно он полностью уверен в своих возможностях, что ведет себя менее спокойно или отрешенно, поэтому он даже не знает, в какое русло двигаться. — Акутагава-сан, вы бы перестали так хмуриться, от морщин потом трудно избавиться, — подает голос Накаджима, и Рюноскэ прям со звуком «ты заебал» подкатывает глаза. — Накаджима-сан, не указывайте старшему по званию, что делать. — Я лишь посоветовал вам не старить себя раньше времени. — Я не нуждаюсь в ваших советах, пора бы это уже понять, — Рюноскэ выгибает бровь и смотрит на уткнувшегося в ноутбук Накаджиму. Он у детективов вроде второго хакера, если Акутагава не путает. — Ну да, действительно. Вы так не нуждались в моих советах, что лишились бровей, — Накаджима спокоен и не язвит, просто констатирует давно известный факт. — Оя-оя, что я слышу, — Дазай в наушнике откровенно ржёт, но охает от удара Накахары, и Акутагава официально нашел себе нового сэмпая, поэтому передайте привет Дазаю, его кохай валит. Однако, даже удав не помогает избавить Дазая от его привычки быть занозой везде. — Так вот кто свидетель второго великого изменения в имидже Рю-чана. — Я лишь предупредил, что не стоит так близко стоять рядом с Мотоджиро-саном, когда он готов что-то взорвать, — холодно вставляет Накаджима, хотя по его глазам можно понять, что он не знает, как общаться с Дазаем. Видимо, наслышан из своего агентства о подвигах того. Конечно, он в свои двадцать банки не крушит, отели не портит перестрелками и на переговорах не флиртует с замом Отдела. Прям пай-мальчик. И на страже порядка стоит, и программист из него хоть куда, и рубашка всегда бесяще белоснежная, будто у него каждый день новая. Акутагава с ужасом словил себя на мысли, что сейчас откровенно пялиться на этого «пай-мальчика», который практически не замечает пристального изучающего взгляда серых глаз. Ну и ладно, подумаешь, Акутагава имеет право. — Так как вы познакомились-то? — подмывает неугомонность Дазая, на что Накахара вздыхает и шикает, чтобы тот не вспахал носом плитку. — Не, ну реально. Аку, как тебя занесло к этим псам? Ты же обычно Доста терпел, как к ищейкам-то принесло? — Достоевского я терплю из верности Мори-сану, а не из большой дружбы, — Накаджима прикрывает ноутбук и наблюдает, как в тысячный раз Акутагава подкатывает глаза, и Ацуши начинает переживать, как бы они не закатились совсем. — Какой ты вредный, — расстроенно тянет Дазай и чертыхается, когда подворачивает ногу. — Мы познакомились на субмарине, — неожиданно подает голос Ацуши, чем вызывает непонимающий взгляд Акутагавы. — Я там был для поддержания радаров, а Акутагава-сан вроде с капитаном какие-то бумаги должен был подписать, — замолкает под пристальным взглядом и поджимает губы, когда серые глаза опасно сужаются. — Легальные. Накаджиме не с кем сравнивать, поэтому он может уверять, что взгляд Акутагавы действует примерно как дементоры, но Накаджима подозревает, что этому тот научился у своего наставника, поэтому он боится думать, каким может быть Дазай Осаму. — Субмарина, — задумчиво повторяет Дазай и хлопает какой-то дверью. — Да еб твою мать, что за фигня? — Ты как-то скромно выражаешься, смотря на этот пиздец, — добавляет Накахара, присвистывая. — Ну не всем быть такими гопниками, как ты, — слышен хлюп по каким-то лужам, и Акутагава напряженно прокручивает в голове все возможные развороты событий от «ну тут трупаков немеренно» и до «а ту трупаки в пазл превращаются, но руно кто-то скомуниздил». — Что там? Не молчите! — Тебе по существу или оценочно? — Пофиг! — Ну тогда здесь массовое повешение. — Чего? — Трупы висят, блять! — взрывается Накахара, топая ногой по какой-то луже. — Анэ-сан с меня три шкуры спустит за эту рясу. — О, не переживай, я и свой костюмчик запачкал. Отдадим в химчистку! — оптимистичный тон Дазая, когда не знаешь, что там твориться, пугает. — Что у вас там за лужи? — напрямую спрашивает Накаджима, что-то печатая в своём ноуте. Акутагава пытается вспомнить, почему на месте Тачихары сидит это недоразумение, но момент договорённости об этом Рюноскэ похоже упустил. — А это… — Дазай с сомнением обвёл взглядом помещение. — тут просто канализацию прорвало. — Ага, и кишки вместе с кровью по щиколотку как раз из канализации, — саркастично добавляет Накахара, звеня рясой и матеря Сестру за такие неудобства. — Вы можете полностью описать помещение? — Ацуши что-то добавляет в телефоне и хватает другой телефон. У него их около пяти, все вокруг и даже на коленях Акутагавы, которого не спросили, а поставили перед фактом. — Сколько трупов? — Тридцать восемь. — Все в петлях? — Да, у них нет подушечек и снят скальп, всё в точности, что и в прошлый раз. У некоторых не хватает каких-то частей тела, но с учётом, что мы стоим в крови не пойми откуда взявшейся, могу предположить, что какие-то куски в этих лужах. — Зрелище не для слабонервных, — Акутагава не представляет, смог бы он также оптимистично рассказывать обо всём, когда твои туфли пропитываются чужой кровью. — Не, я не подписывался на такую работу, — раздраженно рычит Накахара, которому достанется вся эта гора на вскрытие и анализ. — Говорила мне мама: «Чуя, иди на стоматолога, это самая прибыльная врачебная работа и самая простая», нет, блин, попёр на трупы, чтоб их. — О, так у тебя была мама, которая посоветовала пойти в доктора? — слышно фальшивое удивление Дазая, но Накахара быстро адаптировался к этому, что странно, раз Акутагава со своим стажем ветерана и тот не может порой выдержать этих откровенных издёвок, и спокойно продолжил: — Она была пластическим хирургом, поэтому не сильно обрадовалась, когда узнала, куда сын подался. — Только не говори, что она меняла внешность криминальным личностям? В ответ красноречивое молчание, а Дазай восхищённо захлопал в ладони. — Где эта женщина? Я хочу пожать ей руку! Я обязан спросить, правда ли её сынок такой красивый, или мамочкино хирургическое вмешательство? В ответ сдавленный ох, поэтому Накаджима только потёр переносицу, выводя на экран план здания. — Прекратите, успеете перепихнуться как-нибудь. Сейчас дуйте на восьмой этаж и попытайтесь принять хоть каплю информации, а иначе я вас обоих оставлю на съедение этой группы, что сейчас движется в вашу сторону. Накаджима немного похож по прямолинейности на Тачихару, но в отличии от второго, Ацуши под покровительством Агентства, что дает ему право вести себя чуть свободней, хотя тут пятьдесят на пятьдесят. Мичидзу тоже порой может поморозиться и ради прикола не рассказать весь план действий. Акутагава уверен, что за такое достается каждому. А Ацуши только хмурится и напряжённо пялится в экран. — Эй, — в ответ равнодушный хмык. — Накаджима-сан, вы бы перестали так хмуриться, от морщин потом трудно избавиться. — Я понял ваш намек и больше не буду вам давать дружеские советы. Может, вы хотите за меня поискать тридцать восемь пропавших с радаров человек из восьми известных нам организаций, а, Акутагава-сан? — Слушайте, голубки, вы приморили, честное слово, дома будете тешиться, а пока не забивайте линию, — Гин цыкает и шумно роняет что-то жутко звенящее. — Ты сам виноват, нечего было под локти совать! Не начинай, Мичи-чан. Акутагава сдержал сатирический смех и отключился от линии своих горе-подчинённых. Он вопросительно хмыкнул на выжидающий взгляд Ацуши, на что тот отключил свой микрофон и выдал: — А у вас белые брови. — И что? — Это мило, учитывая вашу постоянную хмурость. Природная бледность сработала на все сто двадцать, но Акутагава был готов провалиться сквозь землю, а заодно и потащить в ад Накаджиму с его комментариями. А вот на линии Накахара-Дазай не всё так спокойно, хотя вряд ли у Дазая когда-нибудь это «спокойно». Но судя по смеху этого припадошного, то им там весело. А учитывая крик «на каблучках здорово», Акутагава мог бы позвонить в дурку, если бы сам не был по специальности психиатром. И несмотря на выстрелы и шум, Дазай абсолютно идеально справляется с ситуацией, даже можно было бы сказать «держит под контролем», если бы не крик Накахары: — Кретин, куда полез? Это восьмой этаж! Я не верю в твои акробатические способности, слезай. Если это не терпение Чуи только что звонко трещало, то тогда это был подол той самой неудобной юбки. Есть процент, что Накахара успел вовремя схватить Дазая за эту тряпку, и он не вывалился из этого чёртового окна. — Что б их чёрт побрал, — зло сжимая кулаки, Акутагава со всего размаху бросает лежащий у него на коленях секунду назад телефон прям в дерево напротив окна. Металл звонко трещит и рассыпается, а Накаджима только подсовывает на колени красный увесистый кирпич, и так и стоит вопрос, где взял, но его действия сбивают с толку. — Ещё один аппарат, и я раскрошу этот кирпич о твою голову. Не уверен, что после этого у тебя останется мозговое вещество. Акутагава не станет утверждать, что не боится ищейку, но и страха перед ним тоже нет. Скорее, больше что-то похожее на уважение, что даже в напряженной ситуации он не теряется в панике или сомнениях, хотя не исключено, что это просто защитная реакция. Сколько они знакомы? Около трёх лет, кажется. — Акутагава! — Накахара так резко рявкает, что ухо закладывает. — Я тебе сам голову раскрошу, если не скажешь, как нам от этих избавиться. Он отмирает и начинает тараторить что-то о восточном крыле, где есть служебный лифт. — Успеете, и я смогу обесточить всю систему. Она у них слабая, но вам нужен этот треклятый десятый этаж. — А лестницы? — Все на контроле, только лифт. — Или окно! — Дазай, нет! — Дазай, да! — Дазай радостно стучит каблуками, а потом резко останавливается. — Ух ты, это я так выгляжу? А мне идёт. Ещё бы реснички подкрасить, и всё — богиня! — Пойдём! Достанем руно — куплю тебе хоть восемь таких тряпок. — Двадцать! — Окей. Акутагава возмущённо вздыхает, но он уже морально устал думать, из какого места доставать мозги этой парочки. Он вообще уже сто восемьдесят раз жалел, что позволил им вместе идти, прекрасно видя, что из них такая команда, как из десятилеток — солдаты. Один крутится перед отражением и хвалит себя «какая я хорошенькая», а другой сгущает краски своими многоговорящими матами их ряда «пиздец подъехал». И оба не задумываются, что скоро у Акутагавы будет вся голова седая, а не только концы! Они творят какую-то дичь, а седеет Акутагава — мир так не справедлив. — Не переживайте, Акутагава-сан, они могли бы и перестрелять друг друга, а так… — Ацуши — мастер поддержки, что ещё скажешь. — Умеешь утешать, сопляк. — Я младше вас всего на четыре года, это не повод называть меня сопляком, когда вам нет и тридцати. — Надо будет сказать Куникиде, чтобы получше следил за младшими. — Не думаю, что это поможет, учитывая, что его главная головная боль сейчас сидит рядом с ним и строит его. — Ранпо ещё не ушёл в отставку? — Ему всего тридцать три, естественно — нет. Акутагава сочувствует этому бедолаге, но ему больно интересно, что творят те двое и почему у них всё как-то тихо.

***

— Ну так где моя сумка, мелочь? — они только зашли в лифт, а Дазай успел со всего размаху врезать кулаком прям рядом с невозмутимым личиком. — Если вспомнить твою дату рождения, то я старше тебя. — Как так? — Апрель — июнь. — Ну и пусть, не увиливай от темы. Где чёртова сумка? — Дазай думал, что разница в росте не такая проблема, но сейчас ему приходится сильно наклоняться, чтобы смотреть точно в лицо Накахары. — А сумка, точно, вспомнил о такой, — Чуя — прекрасный актер, а ещё он издевается над Дазаем, скалясь. — Я её отдал. Осаму невозмутим. Он почти невозмутим. Он практически невозмутим. Ладно. Он взбешен. Но внешне он остался спокойным, и Чуя даже забавно наклоняет голову, всматриваясь в эмоции на не читаемом лице. Занятно. И весело. — Кому отдал, сучёныш? — Дазай сокращает расстояние и бьет кулаком по кнопке остановки лифта. — А так секундочку, дай вспомню. Ай, прости, я часто забываю незначительные вещи, — он разводит руками, и за одну его сильно хватает Дазай, хорошенько прикладывая головой о стену лифта. — Может, я помогу освежить тебе память? — Осаму весело, и он в восторге, но сумочку вернуть хотелось бы. — Ты же мегамозг, зачем тебе я? Щелкаешь разные задачки, щёлкнешь и эту. Или ума нет? — воспринимать Дазая в порванном монашьем наряде серьёзно не получается, но Накахара пытается. — Марку? Джону? — начинает гадать Осаму, доставая маузер. Везде с ним, вот это любовь у человека! — Нет, слишком предсказуемо. Накахара поднимает рыжую бровь и скептически смотрит на приставленный к его рту пистолет. — Но ведь на это и был расчёт, верно, солнце? — Осаму прям слышит тиканье утекающего времени, когда Накаджима вырубит сеть и они так и застрянут в лифте. — Когда успел с Анго связаться? — О, собираешься меня убить после того, как я всё выложу? Глупо. Особенно для тебя. — Я бы трахнул тебя, но боюсь, что потом мне действительно придётся пристрелить тебя. Уж больно смазливый, сука. Накахара усмехается и деловито шагает вперед, из-за чего дуло давит ему на губы, и он без какого-либо риска открывает рот. Дазай любил брюнеток и шатенок, но ещё он любил стерв. Таких, которых хочется выкинуть из окна, но азарт не дает это сделать. И напрасно было ожидать, что Накахара окажется кем-то из них. Чуя вполне заточенно — будто ему приходится каждый день так делать — бьет в пах и выбивает из рук маузер. Возможно, Дазаю стоило быть повнимательней, хотя ему понравился вид, что секунду назад подогревал интерес. Но он был нахально разбит холодным металлом наручников и поручнем, наедине с которым его оставили, помахав маузером на прощание. И Дазай даже не знает, чего ему хочется сейчас больше: убить эту дрянь за стыренный (а как же фирменное «скомуниздил»?) маузер — «дитятко моё, я надеюсь, он хорошо с тобой будет обращаться» — или восхищаться охуенностью этого кадра. Дазая устраивает соединение своих планом.

***

— То есть, он кинул тебя? Лох. — Кьюсаку! — Дазай театрально изумляется и падает опять на пол. — Моё сердце не выдерживает этого бесчувственного ребенка. — Твое сердце не выдержало и меня, так что теперь? — равнодушно добивает Накахара, открывая портсигар. — Ты сам виноват. Ты себя видел? Как ещё ты дожил весь такой чистенький до тридцати. — Я же не ты, чтобы спать со всеми подряд, — сигарета плавно зажимается между пальцами, и Накахара скучающе смотрит на качающегося на полу Дазая. — Большой ребенок, ей-богу. — Что у вас тут за крики? — Озаки заходит без стука и вполне холодно смотрит на картину перед ней: Накахара сидит на столе и курит, Дазай качается по полу и воет (хотя, это уже обыденность), а Кью болтает ногами, свесив со стола голову. — Как вы собираетесь завтра на собрании сидеть, а? Кто работать будет? — Анэ-сан, вините вот эту рыбу дохлую, — Накахара смирился с воплями Дазая и только ткнул в него рукой с сигаретой. — Он ребенку тут мифы рассказывает, а потом он вырастет у нас неизвестно кем. — Я лишь добавил парочку деталей! — Ага, без меня ты бы ещё сказал, что мы познакомились в стрип-баре под прикрытием, ага. — Это было бы так здорово, Чиби. Озаки тяжело вздыхает и подходит к Юмено, пока те двое выясняют правоту. — Ну и? — Я просто попросил рассказать их встречу. Я не думал, что эта история такая длинная, — в своё оправдание Кью только пожимает плечами и садится на диван. — О, вот оно как. Что ж, мне тоже есть, что добавить. На каком моменте вы остановились?

***

Накахара снимает с себя эту долбаную рясу и достает свою винтовку, пряча маузер Дазая в один из многочисленных карманов на штанах. Накахара не сочувствует Дазаю, а злорадствует, шагая в своих берцах и не чувствуя дискомфорта. Их под рясой практически нереально заметить, за что огромное спасибо Анэ-сан, которая предусмотрела, чтобы её воспитанник легко передвигался. У неё какие-то свои личные тёрки с Дазаем, что не удивляет. Ну давайте будем честными и просто признаем: ну реально, кто ещё не хочет грохнуть Дазая? Вся Япония готова просто его пристрелить без вознаграждения, а про остальные страны и говорить не стоит. Накахара даже в какой-то степени завидует знаменитости Дазая. Если б эта знаменитость приносила хотя бы доллар с каждого, то Дазай даже переплюнул бы Чую по счетам в банках. И пусть Накахара знает, что у Дазая всегда с собой есть какая-нибудь отмычка, он надеется на отрыв хотя бы в семь минут. Этого вполне хватит, чтобы добежать до этого чёртового десятого этажа и установить взрывной механизм Мотоджиро. Который, кстати, в наушнике веселится с Гин, танцуя под ремикс ламбады. Ну правильно, его задача заключалась в безопасном для переноса и лёгкости механизма, а остальное «не мои проблемы, крошка». Чуя знал, что это здание принадлежит какой-то католической секте, которые вроде хотели сотрудничать с Озаки, но всё застопорилось, стоило услышать про это руно. «А может, его вообще нет, а старик просто умом тронулся?» — выдал на общем собрании Дазай, чем вызвал самый гневный взгляд Мори. Хотя, нельзя не согласиться, что и такой шанс есть, и вот все эти риски неоправданны. А когда у них что-то шло хорошо? ( — В четырнадцатом году у нас был охуенный план! — Это тот, когда ты у нас был пушечным мясом? Действительно лучший твой план, согласен! — Нет, Рю-чан, тот, когда мы хакнули Гильдию! — Так они всё равно знали о нас и позволили такое провернуть. Не обольщайся на свой счёт! — Фу таким быть, Рю-чан!) Накахара фыркает на смех Мотоджиро и сбавляет громкость, копаясь в этих проводах. — Какой из них в блок совать, Каджи? — подает он голос, пытаясь перекричать веселье подрывника. — Мотоджиро, мать твою! — Да что ещё тебе надо? — с нотами «ничтожество, ничего без меня не можешь» Мотоджиро сбавил музыку. — Провод? А так подожди… — Только не говор- — Я не помню. Накахара психует и кидает один глок с пустым магазином в стену. Он готов лично перемешать мозги вилочкой Мотоджиро, и тот, будто чувствуя, как нагнетаются тучи вокруг Накахары, вываливает: — Вспомнил! Накахара, спокойно, я вспомнил! Так, давай зеленый провод в блок, потом синий подключил? Хорошо, второй такой тёмный, зелененький сунь… — Их два. — Не может быть, я убрал все лишние провода. — Я сказал: их два, оба тёмно-зеленые. Если ты сейчас начнёшь со мной спорить, то тебе понадобиться твой коллега, потому что я запихну эту коробку тебе в жопу. Лучше подумай, надо ли оно тебе. — Спокойствие, Чуя, только спокойствие. Я сейчас посмотрю на чертеж. — А он у тебя вообще есть? — Обижаешь. Накахара только закатывает глаза, потирая переносицу. Он устало прогибает спину, откидывая голову назад. Практически не удивляется, видя перед носом ухмыляющуюся рожу и лишь щёлкает её по носу. — Ты как-то поздновато, восемь минут прошло. — То есть, ты ждал меня? Ах прости, я не знал, что нужен тебе. Если бы знал, то примчался уже через четырнадцать секунд. Накахара выпрямляется и подходит к взрывчатке, присаживаясь напротив. — Я смотрю, ты та ещё крыса. Меня кинул, а сам мало того, что сбежал, так ещё и одёжка была под рясой удобная, — беззлобно подмечает Дазай, и Накахара только строит лицо а-ля «это мне говорит человек, одетый в камуфляжные тряпки». — Чья бы корова мычала. Ты тоже прятал под юбкой пару армеек. Накахара смотрит на этот довольный вид выпендрившегося мужчины, которому тридцать, а ведет себя на двадцать. «Вечно молодой»! Ага. А поза-то какая! Стоит весь такой из себя, перекинул автомат на плечо и перекачивается с носка на пятку в своих армейских, растягивая губы в самой что ни на есть бесящей всех ухмылке. — Пожалуй, в следующий раз я посильнее дам тебе по яйцам, — замечает живость Накахара, в наушнике слыша хохот Мотоджиро и звуки умирающего тюленя, на заднем плане похоже ещё и чайка помирает. — Оя-оя, Чиби, какой ты шалун однако. Я смущён, — нихуя. Ни капли. Врёт и даже не скрывает этого. Накахара знает его меньше недели, а уже хочет вмазать кирпичом по роже, правда, приклад ближе. И тем не менее… — Есть, понял! — Мотоджиро сквозь ржущую Гин начинает серьёзно (такое вообще возможно?) объяснять: — Руби нафиг любой из этих зеленых, потом ещё красный с белой полоской и врубай таймер. — Ты уверен? — Я уверен. Что ж, выбирать не приходится. Накахара просит поставить свечку за упокой своей грешной души и режет провода. Доверять Мотоджиро он хочет больше, чем Дазаю, даже если Каджи может подорвать его ради забавы. Ну не внушает этот маузерский любовник доверия! — На, держи, я не изверг, — Накахара бросает в руки Дазаю его ненаглядное сокровище и шипит что-то на иностранном. — А теперь давай перевод, не хватало, чтобы ты на меня порчу навёл, — усмехается Дазай, прекрасно понимая немецкий. Гостил как-то в Швейцарии три года. Они гостили там почти всем составом, три года гоняясь за какими-то полудурками. Легкий опыт в насыщенной биографии, когда только начиналась разнообразная жизнь. — Не, ты мне скажи, чей ты сын? Хочу посмотреть, в кого ты такой языкастый, и сломать ему руку при встрече, — отряхнув штаны, Накахара встаёт и запускает таймер. — Боюсь, он не принимает сейчас гостей. Слишком занятой человек. — Умер? — Ага. Но ты можешь сломать руку Мори-сану! — Интересное предложение. Дядя? — Двоюродный. Накахара молча поправляет на плече винтовку и широкими шагами направляется к лестницам. — Эй, пацан, лестницы чисты? Накаджима что-то клацает и заторможено отвечает. — Да, но… Через две минуты они рухнут, а я уже обесточил здание. Я не понимаю, как так получилось, но похоже в лестницы встроены бомбы. У вас полторы минуты, чтобы выбраться. Время идёт. — Вот дерьмо. Шевелись! Пожалуй, Дазай признает, что его малость заколебало, что всё идёт через жопу, и он сейчас не против вернуться в Польшу, где была хоть какая-то стабильность. Через день пора валить с места, а здесь уже полторы минуты — и тикай, как хочешь. Раздражает. — Вроде и не в платье, а черепаха, — Накахара толкает Дазая прикладом винтовки, заставляя ускорить шаг. Акутагава появляется слишком резко, что Накахара даже наступает на пятки Дазая, да при чем с такой силой, что его ботинок почти соскочил с ноги. — Вы совсем охренели? Выбирайтесь оттуда, вашу бабушку! Вы не в кино, очнитесь. Уносите ноги, пока они целы. — Спокуха, Рю-чан, у нас всё под контролем. — У нас меньше минуты, какой «под контролем»? — Накахара откровенно охреневает от спокойствия Дазая, который даже не спешит. — Я не собираюсь тут с тобой двойной суицид устраивать! Накаджима даже не припомнит, когда ему было так по-человечески жалко кого-то, учитывая, что он уже привык холодно смотреть на трупы и сообщать родственникам о смерти, наблюдая за их эмоциями. Тут скорее жаль Накахару, что он подписался на эту авантюру, надеясь, что «суперпростой план» ничего не испортит, как же они все ошибались на этот счёт. — Ладно, я согласен, мы не в кино, но это не значит, что трюки из боевиков нельзя повторить! Накахара прямо сейчас спрашивает Акутагаву, можно ли пристрелить это создание, чтобы не мучилось, но младшая Акутагава прерывает эту мысль. — Десятый — это последний этаж, верно? — Допустим, — не совсем понимая, зачем это сестре, отвечает Рюноскэ. — Ацуши-кун, глянь-ка, есть ли там люк на крышу. Слышно, что Мотоджиро орёт, какая Гин умница и всё в таком роде, а потом булькающий звук. Скорее всего, Акутагаву поработила сила обнимашек Мотоджиро. — Да, — отвечает через пару секунд Накаджима. — Западное крыло. Быстрее. Накахара первый срывается с места и пересекает сразу три ступеньки за раз. Дазай даже завидует его моментальной реакции, хотя не уступает, а благодаря своим «граблям» может взять больше трёх ступенек. И ладно с этим, главное сейчас — хотя бы попасть на эту проклятую крышу, а там уже что-нибудь придумают. И сейчас, наверное, стоит вознести парочку храмов сообразительности Гин и предусмотрительности Хигучи. Вторая встречает своих коллег, аккуратно стоя у двери вертолёта. Она в своём строгом костюме контрастирует с одеждой Дазая и Накахары, которые без разговоров прыгают в вертолёт и облегчённо выдыхают. Даже непонятно, кто из этих двоих сейчас хочет вмазать, но судя по их виду, каждый намеревается устроить драку в вертолёте и выпасть из него. Пацан, которого Дазай видел на собрании Агентства, сидит на пилотском месте и вопросительно смотрит на Хигучи. Та в свою очередь сухо кивает, и шум лопастей тонет в взрывной волне. — Судя по тому, что они переубивали всех своих в том здании и подорвали, нас опять наебали, — спокойно констатирует факт Накахара, уже не парясь, что им уже завтра или же через час нужно будет думать над новой проблемой. — Скорее, та группировка была просто приманкой, — добавляет Дазай, стряхивая с маузера грязь. Поправляет ботинок, который чудом не потерял и продолжает: — Можно полагать, что это всё-таки Отдел нас намахал, а сейчас уже кому-то толкнул это руно. — Исключено, — отрицательно качнув головой, Хигучи поворачивается к пилоту. — Рули к вашим. — Ну, допустим и не они, а кто тогда? Может Марк, от которого пока только Стейнбек? Или Гильдия, которая втихаря прилетела к нам? А может Дос-кун, отдыхающий в Сочи? — Успокойся, Дазай, — холодно говорит Хигучи. Ещё чуть-чуть, и Накахара начнёт её на руках носить за эту холодность ко всему происходящему. — Для начала узнаем дальнейшую информацию. Есть утечка, что у нас гости из Кореи. — Корея, ты серьёзно? — Абсолютно. Хочешь усомниться во мне? — Ой, Ичи-чан, я тебя умоляю. Когда дело доходит шуток — ты как пробка, но это не означает, что ты не могла поменяться за четыре года и наконец понять юмор. — Я сделаю вид, что не услышала оскорбление в свой адрес, если ты, конечно, не хочешь лишится своего достоинства, — она сидит прямо и смотрит в окно, лишь мимолётно бросив взгляд на возмущённого Дазая. — Та как же так! Ты не можешь так со мной поступить до тех пор, пока я не охмурю это солнце! — он демонстративно кладет руку на плечи Накахары и тянет его за шею. — Позвольте уточнить один момент: когда это мы перешли на «ты» и кто сказал, что вы «охмурите» меня? Это раз. А во-вторых, вам не кажется, что связывать отношения с тем, кто спрятал вашу сумку и кинул вас в лифте, крайне беспечно? — Во-первых, я знаю, что так будет, вот увидишь. Во-вторых, ты при первой встрече неособо-то и выкал, а сейчас вдруг перешёл. Ну и в-третьих, солнце, я спал с Сакагучи, который метит в следующего главу Отдела. Меня ничем не удивишь. — Я бы поспорил с вами на этот счёт. — Да хватит вам! — Акутагава не выдерживает и откровенно воет, как раненый волк, только ещё и матерится. — Достали — сил нет! — Быстро ты, всего третий день, а уже сдулся. Не круто, — Дазай удовлетворённо ухмыляется, но потом театрально вздыхает и качает головой. Накахара пытается вспомнить, когда Акутагава так нервничал при не особо долгой работе Чуи в этой клинике и понимает, что с возвращением Дазая нервы постепенно вспоминают сей субъект и отторгают его существование. Ещё бы, тут три дня прошло, а у Чуи уже стоит вопрос: «как вы его терпели столько лет и не убили?», «какой метеорит упал, что на этой падле нет ни царапины?» — Эй, Чиби, — дазаевская рука машет перед глазами. — Приём, Земля вызывает Накахару. — Отстань от него, — раздраженно кидает Хигучи, недовольно складывая руки на груди. — Он терпит твой характер только третьи сутки, дай ему прийти в себя. — У меня очень даже хороший характер! Это вы все вредины! Накахара теперь понимает, почему при упоминании Дазая у кого-нибудь начинал дёргаться глаз или сразу руки тряслись. И Чую не радует перспектива докатиться до такого состояния. Он вздыхает и широко открывает глаза, качая головой. — Ну нахер вас. Содержательный вывод, и Чуя выуживает из какого-то кармана на штанах пачку сигарет и зажигалку. Даже не спрашивает разрешения, закуривая. Ему нужно снять стресс после такой операции. Тем более, что скорее всего ему скоро придется заняться очередной работой. — Забыла сказать, — Хигучи не смущает дым в её сторону как жест того, что Накахара весь во внимании. — Тебе сегодня привезут несколько тел на вскрытие, справишься до полудня? Судя по тому, что уже четыре часа, «до полудня» подразумевалось завтрашнего дня. — Смотря, какой объем работы. — Могу отдать тебе этого в рабы, — кивает в сторону Дазая Хигучи. — он у нас был хирургом, поэтому внутренностями его не удивишь. — А меня хотите спросить? Я, между прочим, не согласен. — Предателям слово не давали, — отрезает Ичиё и потом обреченно, будто за это её возненавидят — хотя, Накахара, пожалуй, не захочет носить на руках — добавляет: — Разве это не шанс показать своей будущей пассии, какой ты ас в своём деле? Ты же сможешь провести с ним почти весь день, разве не здорово? Дазай даже выключает свой микрофон и тянется выключить микрофон Накахары, а потом берет ладонь Хигучи в свои и щурится. — Странно слышать такие вещи от той, кто в упор не видит своего воздыхателя. Ты одновременно и разочаровываешь, и восхищаешь меня, Ичи-чан. Хигучи, искренне не понимая, уставилась на Дазая, ожидая пояснений о воздыхателе, но тот, партизан, лишь щелкает её по носу. — Советую, не строить глазки Куникиде, если не хочешь, чтобы он случайно подорвался. Хигучи только хмыкнула, что понятия не имеет о чём Дазай. И либо она реально не придуривается и так оно и есть, либо она просто мастер игры и «какого тогда она ещё не получила свой Оскар».

***

— Дазай, положи на место скальпель! — Нет, Дазай, пила не нужна! — Заткнись и не лезь под руку. — Всё, с меня хватит. Накахара хлопает дверью в ординаторскую и вваливается туда с видом «кто вякнет — урою». Разваливается на диване рядом с Тачихарой и достает сразу две сигареты, спрашивая, нет ли табака покрепче. Мичидзу достает свою пачку и протягивает её Чуе, который меняет её со своей и устрашающе кидает взгляд на немое возмущение. И Тачихара даже мог бы пожалеть Накахару, если б только тот после жалости к себе не вмазал по носу и не отправил к травматологу на четырнадцатом вправлять. — Невыносимо! — прорывает его после трёхминутного молчания. — Он невыносим! Я и через неделю не справлюсь с этими бумагами. Мне нужно как минимум восемь чашек кофе с коньяком, а лучше той водки Достоевского. — Эй, с неё даже Дазай улетает, а ты хочешь её оприходовать вот так с размаху? — Тачихара ставит свой ноутбук на стол и подходит к Чуе, осматривая его. У Накахары не было времени на сон — у него, в принципе, нет времени на эту роскошь — и он очень даже хорошо держится, хоть и курит чаще обычного. Сидит такой весь из себя, как натянутая струна, подбородок задрал и сигарету пафосно держит. Если б не рост, то можно даже подумать, что он из тех пафосных олигархов. Хотя, если вспомнить, как лихо эти ноги в берцах умудряются втаптывать морды в грязь, то у Тачихары просто язык не повернётся назвать Накахару не авторитетным. Он внушает авторитет, когда с секундного времени стреляет в мишень и почти не дёргает руку при резких поворотах. Иногда его спокойствие и прикол тащить из своего морга какой-нибудь орган, который трупу то ли оторвало, то ли его можно выкинуть, но не пройтись по этажам с этой дрянью — кощунство по меркам Накахары. Он вполне стоит Дазая с его замашками. — Так ты понимаешь, я чётко консервировал эту хрень, но он решил учить меня уму-разуму! Меня, человека с пятнадцатилетним стажем! — Подожди, — Тачихара поднимается с места и идёт к чайнику, засыпая растворимый кофе в кружку. Неособо поможет, но Мичидзу уже чувствует, как у него лёгкие сводит, стоит глянуть на третью сигарету в руках Накахары. Он возвращается на место и ставит локти на колени, смыкая пальцы в замок. — То есть, ты с пятнадцати занимался по профессии? — А я не рассказывал? — в голосе чистое удивление. — Мать учила меня ещё с двенадцати, но к вскрытию пустила только, когда я научился пользоваться циркуляркой. Она во вскрытии особо не нужна, но бывали моменты, когда приходилось отпиливать конечности. Помню, любил ещё двойную пилу для перепиливания дужек позвонков. — Она с детства учила тебя вскрывать и делать всякую дичь? — Эй! Я не Дазай! Я в отличии от этого дебила формалин на плитку не лью. — Но с органами в руках пройтись не брезгуешь, — фыркает Тачихара, заливая кипяток в кружки. — Прекрати дымить, всю ординаторскую в курилку превратил. Аккуратно ставит кружки на стол и отнимает пачку с недокуренной сигаретой. — Давно хотел спросить, какая у тебя специальность? Ты все время торчишь в ординаторской. Отлыниваешь? — Накахара щурит взгляд, резко делая большой глоток. Шикает, обжигаясь. — Отлыниваю? Хорошо бы, — с иронией в голосе отвечает Мичидзу, открывая какую-то медкарту. — Я заведующий офтальмологического отделения. Формально. На практике я даю добро на проведение той или иной операции, в зависимости от показателей пациентов. Проверку карт и анализов можно и в ординаторской на диване сделать, ещё параллельно заниматься добычей информации. Кстати, глянь, я пробил по нашим базам и нашел нескольких похожих на тех, кто у нас валяются. Накахара устало трёт глаза и достаёт из халата футляр с очками. Он уже устал напрягать глаза и постоянно щуриться, чувствует себя слепым кротом. — И ни у одного нет отличительной детали, ни родимого пятна, ни шрамов, — вслух озвучивает свои мысли Чуя, не сразу понимая, когда это руки резко опустели. Он раздраженно переводит взгляд на присвистывающего Дазая и чувствует, что ещё немного и нервный тик обеспечен. — Я закончил вскрытие трёх, — оглашает Осаму, чем вызывает реальный дёргающийся глаз Накахары. Тачихара замечает, что кружка с кофе опасно трясется и вскакивает с места раньше, чем Накахара отпускает ни в чём невиноватую посуду. А Дазай только и готов глумиться над несчастным патологоанатомом. — Вам бы успокоительного или снотворного, а то нервный какой-то. Чую так и подмывает опрокинуть эту многострадальную чашку — которую Мичидзу тактично убрал в раковину, прихватив заодно и свою туда же — на насмехающуюся рожу Дазая, но чисто из воспитания он это великодушно не будет делать. Он просто наклоняет голову вбок и тянет руку к Тачихаре. — Вы, вероятно, думаете, что мне нездоровится. Это так мило, — Мичидзу молча возвращает сигареты и зажигалку, кинув осуждающий взгляд на Чую, который, как и ожидалось, проигнорировал его. — Я мог быть тронут, если бы мы были в каких-то других отношениях. — А в каких мы сейчас? — Дазай многозначительно играет бровями, и Накахара с трудом сдерживает ироничную усмешку, хотя по его глазам и так понятно, какого мнения Накахара о Дазае. — Ни в каких. — Нельзя быть таким жестоким, Чуя Накахара, — Осаму наклоняет голову вбок и закрывает своей башкой лампу. Его волосы забавно подсвечивались и топорщились, от чего хотелось нервно засмеяться. Чёртов ангел, чтобы его. — Я могу позволить себе такую шалость по отношению к вам, — Накахара улыбается самой спокойной улыбкой, и у него очень хорошо получается быть невозмутимым. Тачихара даже восхищается стойкостью и закалёнными нервами своего коллеги и разрывается между желанием уйти и не мешать или остаться и предотвратить Третью мировую. Конечно, мы за второй вариант. — Вы разбиваете мне сердце, Накахара-сан, — Дазай хороший актер, настолько, что не знай его, побежал бы уже в реанимацию. — Учитывая вашу черствость, я сомневаюсь, что ваше сердце можно хоть как-то растрогать. — Чиби, ты сейчас это сделал! Я почти получил инфаркт от этих слов! — Дазай изумляется, а потом ухмыляется, как те коты в мартовский период. — Но мне нравится твой тон. Я могу тебя простить, если ты покажешь мне весь свой диапазон. — Я как-нибудь похожу непрощённый. — Опять вы за своё! — Акутагава раздражённо и устало рычит, таща за шкирку Мотоджиро. — Вы меня вчера достали, а сегодня что, продолжение? Он отпускает Каджи слишком резко, и тот не успевает сориентироваться, спотыкаясь о ножку стула. Акутагава только цыкает что-то про дегенератов и выхватывает у Накахары одну сигарету из пачки. Со спецификой работы неудивительно, что здесь почти все курят. Исключение составляет диетолог, которая, кстати, аккуратно пристроилась у дверей, держа какую-то папку. Громкий голос перебивает возмущения Акутагавы: — Да ладно тебе, не завидуй им! — Акико навеселе, влетает в ординаторскую и не сдерживает ехидства. — У них такой утончённый флирт, а ты не ценишь его. Флирт. Уже от этого слова Накахару воротит. Он не флиртует. Дазай — да, он — упаси боже. — Да один хрен! — Акутагава падает на диван и держится обеими руками за голову. — Какие вы кретины, я не могу. Осаму порывается съязвить очередную хрень, но Накахара вовремя «случайно» давит ему на ногу. Акико тихо обходит Акутагаву и кладет свои руки ему на плечи. — Я смотрю, тебя совсем не ценят. Может, к нам? — Грабли прочь от него, ведьма, — Гин появляется гораздо тише, чем Ёсано. Женщина испуганно подскакивает и удивлённо пытается сообразить, была ли младшая Акутагава здесь всё время или только что выросла из-под земли. — А Акутагава-сан как всегда строга и контролирует пассий своего брата, — издевательски тянет Акико, и в её фразе отчётливо прослеживается «а своей личной жизни нет, жаль». — Ты так нашему мальчику шансов не оставишь. Под «наш мальчик» идёт скромный и отсутствующий на данный момент Накаджима. У Агентства какая-то ненормальная любовь к шуткам о симпатии Ацуши к заму и психиатру Мори Корпорейшн, что смешит и выбивает сарказм из Акутагавы. — Не думаю, что у вашего мальчика есть время, учитывая, что ему нужно найти следующего владельца интересующей нас вещи. — Я всё ещё топлю за маразм старика! — вклинивает свой комментарий Дазай, получая тычки в рёбра от Накахары. — Вы не могли бы успокоить вашего работника, Акутагава-сан? — теперь и Куникида подтянулся, и Накахара почти физически ощущает, что в ординаторской резко стал дефицит пространства. Слишком много людей, особенно чужих. Он даже проводит параллель между той сказкой с теремком и их ординаторской, которая лопнет, если прибавится ещё парочка собеседников. «Медведь» с ноги толкает дверь, ударяя её ручкой по локтю Хигучи, а Чуя машинально трёт свой локоть, который, кстати, успел счесать ещё в первую перестрелку. Мотоджиро смеётся и дает пять Акико, которая тоже нагло расталкивает толпу, деловито усаживаясь на второй диван. Кажется, думает Чуя, следовало выбрать переговорную, а не ординаторскую за место встречи. Ещё немного, и у него начнётся клаустрофобия от такого малого пространства. Тут всего два дивана и четыре стула, она совсем не предусматривалась для такого народа, и Чуя даже не знает, что ему больше хочется: нервно закурить или открыть окно и наконец впустить свежий воздух. Вместо этих вариантов он предлагает всё-таки перейти в переговорную, но его предложение тонет в общем шуме. Свист звучит так неожиданно, что Мичидзу едва не роняет свой драгоценный ноут, а Акико давится водой. Чуя пытается вспомнить, видел ли он перемещение Хигучи к маркерной доске, но учитывая, что вид на неё загораживал Дазай — определенно нет. Рядом с равнодушной Хигучи стоит чуть раздраженный Куникида, постукивающий своим блокнотом по бедру. — Полагаю, мы можем уже начать, — он открывает протянутую Хигучи папку и продолжает: — Прошу всех отнестись к ситуации серьёзно, поскольку на придётся выпутываться из навалившейся проблемы самыми изворотливыми методами. Итак… — Минуточку, а как же моя теория, что этой хрени и в помине нет? — Дазай со своим «я» не успокоятся, пока не получат парочку глоков у виска. — Боже, вы можете помолчать хотя бы минуту? — Накахара старается не вскочить с места и пойти курить, только Дазай всё больше наталкивает на это желание. — Я не прошу тебя о многом — просто молчи, мать твою! — О, Чиби, ты прекратил выкать! Ты уж определись уже, — Дазай так и не упускает момента подъебать или съязвить, отчего Накахара втягивает воздух сквозь плотно прижатые губы и резко встаёт. Гробовая тишина и замершие коллеги с ищейками. Они даже не дышат, а лишь наблюдают. В голове Мичидзу и Акутагавы мелькает под сотку мыслей, начиная от «Накахара сейчас убьет его к чертям собачьим, плохо и очень хорошо» и заканчивая «Дазай сейчас убьёт его к чертям собачьим, это херово, очень». Накахара сжимает кулаки, задирает голову и приподнимает бровь. Тянет губы в спокойной ухмылке, от вида которой собственные мышцы начинают зудеть и неметь. Заталкивает ладони в карманы халата и чуть наклоняет голову в бок, продолжая открыто насмехаться. Тонко причём. — Выпендриваешься ты на слабую тройку. Если это весь твой потенциал, то вряд ли с таким подходом тебе что-то перепадёт. Да, он только что сказал это. Да, он только что прямым текстом сказал, что надо быть капельку изощренней, чтобы получить секс. И уходит все такой по-английски. — Браво, — выдает Акутагава, наблюдая за качающейся дверью, за который скрылся Накахара. — Тебя только что послали с твоими плоскими подкатами. — У меня есть кумир, — добавляет Гин, доставая из кармана леденец. — Согласен. Я нашел нового сэмпая, — подает голос тот пацан, что был пилотом вчера. Дазай даже не помнит, когда он появился. — Думай, что говоришь, Джуничиро, — усмехается Акико. — Куникида не простит тебя за такое. Хотя, я согласна. Можно сказать, что у меня тоже краш? — Нет. Дазай внешне спокоен, впрочем, внутренне тоже. Он встает с места, и все сидящие, а особенно те, чей рост не достигает и ста семидесяти с половиной, могли бы сравнить смело его с какой-нибудь высоткой или ходячей Пизанской башней (учитывая, что халат на нем, как всегда с бежевым оттенком). Даже Каджи со своими метр восемьдесят и Куникида под метр девяносто почувствовали себя какими букашками, когда Дазай жутко медленно обвёл всех присутствующих взглядом, что даже Акико икнула. И не сказать, что было страшно, но это липкое чувство открытой спины под самыми автоматами мог вызвать вот этот самый клоун а-ля «я та ещё балда» просто потому, что его новое увлечение его оскорбило. И поделом ему, будет знать, как дурака из себя корчить. Дверь за ним мягко закрывается, и Ёсано неуверенно позволяет себе расслабится и сгорбиться. — Может, стоит пойти за ним, а? — спрашивает она Акутагаву, который сухо поджимает бледные губы и хмурит белые брови. — Не надо, — отвечает за брата Гин. — В таком состоянии к нему лучше не подходить. — А типа то, что он наверняка пошёл за Накахарой, тебя не волнует? — саркастично выгибает бровь Акико, усмехаясь логике Гин. — Накахара-сан прекрасно владеет рукопашным боем, — подает голос Хигучи, чертящая очередную схему на доске. — Дазай остынет через пятнадцать минут. Пара синяков не повредят нашим планам. И наверное, это была какая-то обыденность, поскольку слова Хигучи имели вес, и все мафиози спокойно кивнули, мол, ну как бы да, чего мы паримся, ну нафиг. — Смешит мысль, что Дазая отшили, — не может не вставить Каджи, получая в ответ утвердительный смех. А вот Дазаю несмешно. Он смотрит, как Накахара мерно курит очередную сигарету, выпуская дым в приоткрытое окно курилки на этаже ниже. Глаза прикрыты, ресницы слегка подрагивают, и не будь Дазай зол на него, то восхитился бы эстетичностью момента. А, подождите, он же как раз и замер, рассматривая своего коллегу. — Налюбовался? — подает голос Накахара, чуть приоткрывая глаза. Он реально устал и хочет нормально отдохнуть, а не думать, как не реагировать на очередную колкость со стороны этого чертового ирода. — Ну, до такого звания мне далеко, — будто читая мысли, усмехается Дазай, подходя ближе. У Дазая взгляд тяжелый, когда он не строит из себя шута. Даже пугает, но Накахара не в том положении, чтобы бояться его. Он поднимает голову и выдыхает дым в лицо чуть нахмурившегося коллеги, и тихо усмехается. — Думаю, вы знаете, что я даже польстил вам, назвав таковым. Дазай коротко кашляет и мысленно поражается, что настолько крепкий табак ещё не посадил голос Накахары. — Прошу не выдыхать мне в лицо дым, если не собираешься поцеловать, — у Дазая хватает ещё сообразительности так нахально себя вести. Чуя, очнись, он всегда будет таким. Накахара чувствует, что застрял в каком-то второсортном романе с ограниченной фантазией и тупостью сюжета. Такое чувство, что это жизнь решила почудить и попробовать себя в писательстве. Слышь, у тебя херово получается, завязывай. — И чем же вас привлекла такая непримечательная натура, как я? — всё-таки задает бьющий по мозгам уже четвертый — а какой вообще сегодня день недели и число? — день Накахара, туша окурок о края пепельницы на широком подоконнике. Проводит по нему рукой, чтобы не терять связь с пространством. Пластик, чуть покоцанный и шершавый, холодит подушечки пальцев. — Дай-ка подумать, — Дазай знает ответ, по нему видно, но он упрямо тянет с озвучиванием вслух. Насмехается, ставя руки на подоконник по обе стороны от Накахары, который упрямо держит «рожу кирпичом». Сама непроницаемость. — Ты рыжий. Накахара вскидывает бровь, мол, это всё объясняет? А Дазай продолжает: — Я был в Ирландии как-то. Попал как раз на парад рыжих, — неспеша тянет Дазай, почти касаясь своим носом чужого. — Признаю, мне не понравилось. Все из инкубатора будто высунулись. Думаю, участвуй ты в этом празднике, то был бы выделяющейся фигурой. Ты никогда не принимал участие, м? — Не приходилось, каюсь, — иронично отвечает Накахара, качнув головой, чтобы чёлка не лезла в глаза. — Думаю, будь ты тогда там, я бы выделил тебя из этой однотонно-яркой толпы. — Это сейчас комплимент или намёк, что я не подхожу под стандарты рыжих? — Будь проще, детка. Я говорю, что ты охуенный, что ещё надо? — Ты говоришь это на «отъебись», ты серьёзно? — Накахара вопросительно наклоняет голову и поднимает рыжие брови, не понимая, откуда у этого кадра столько самоуверенности. — Сомневаюсь, что получаю комплименты получше, чем для твоих однодневок. — О, детка, так ты всё-таки признаешь, что хочешь быть выше однодневки? — цепляться к словам — это прям дазаевская черта. Он играет бровями и тянет губы в одной из самых своих пошлых ухмылок. — Ну, если ты вытянешь на мои требования, то я не буду против и повторить это несколько раз. — Высокого ты о себе мнения, — фыркает невпечатлённо Накахара, устало держа глаза полузакрытыми. — Это ты у нас звёздочки с неба затмеваешь, — добавляет Дазай, остро цепляясь взглядом за оголённые ключицы, так заманчиво выглядывающие из-под рубашки. Наклоняется ещё ближе, полностью переведя вес на упирающиеся в подоконник руки. Улавливает лёгкий запах тяжелого табака и коротко усмехается. — К чёрту. Накахара как-то пропускает тот момент, когда его без каких-либо размусоливаний и разговоров, а уж тем более предупреждений впечатали в этот проклятый подоконник. Ровно также он пропускает свой сдавленный вздох и чужой язык у себя во рту. И не сказать, что это было неожиданно (ожидаемо), скорее, Накахара надеялся, что его многострадальные локти не сожмут и не сдерут свежую корку в порыве страсти. Он пресекает это поползновение, закидывая обе руки на плечи и смыкая их крестиком на шее. Перебирает пряди, пока чужой язык упёрто дерется за первенство, а тушка побольше накахаровской придавливает сильнее. — Сука! Красноречиво. Особенно учитывая, что Накахара засандалил этому животному между ног по той же схеме, что и в лифте. Ничему жизнь не учит. Чуя забирает с подоконника почти пустую пачку и на короткое прощание треплет макушку — благо, скрюченная поза Дазая позволяла. — Советую вернуться с отрывом в три минуты. И на будущее: не торопите события, которых не будет.

***

— Пафосно. — Вы что вздумали ребенку рассказывать?! — возмущённо хлопает по колену Коё, готовясь уже взорваться от того, что эти двое наплели бедному мальчику. — Ну, мы же не рассказали ещё материал восемнадцать плюс, чего переживать? — тоном «ну это же детские байки» говорит Дазай, переведя хитрый взгляд на Накахару. — Избавь меня от своей похотливой рожи, — фыркает Накахара. — Так, достаточно того, что вы пытаетесь впихнуть материал шестнадцать плюс тринадцатилетнему ребенку! — Озаки не унимается. — Я знаю о половом созревании, — подает голос Кью. — Знаю о сексе, смотрел порнушку и вряд ли меня удивят подробности одной из ночей. На Коё не стоит обращать внимания, она сейчас, похоже, забыла, как дышать, и её парализовало. Дазай гордо крикнул что-то в духе «моя школа», но его гордость утонула в гневе Анэ-сан.

***

После ещё долгих и нервотрёпных пяти часов у Агентства и их коллег на время поимки несуществующего руна наконец появился план, не подходящий под описание «гениальный, ну что вам так не нравится в нем». Успокаивало и поражало, что за эти долгие пять часов никто из присутствующих не пристрелил Дазая — чтоб не мучилось. И как-то даже сработаться получилось, но Накахара вспоминает, что Акико грозилась — и почти осуществила — проткнуть глаз Гин, которая грызлась с ней практически на том же уровне, что и Дазай с Накахарой продолжали флиртовать. И Чуя к третьему часу их беседы уже хотел вскрывать каждого, кто произнесет это отвратительное слово в его адрес. Судя по переполняющейся раковине кружками от кофе-чай-коньяк-ликер-ну-а-что их дискуссия продвигалась успешно. Особенно это стало понятно, когда Мотоджиро уронил пустую бутылку из-под — Накахара щурится, чтобы разглядеть этикетку — джина. И к полудню ни он, ни Дазай не успели закончить вскрытие и описание, поэтому Накахара опять потратит ночь на эту макулатуру, и под его и так уставшими глазами появится третий слой недосыпа. Хигучи, даже будучи чуть более разговорчивой из-за коньяка в кофе, всё равно трезво оценивала возможные шансы на разгар какого-нибудь шума на пустом, казалось бы, месте. Эти могут, эти и не такое могут. От разрушения и треска ординаторской, в которой у Накахары уже под конец пяти часов реально стала зарождаться клаустрофобия, спасли «медведь» Мотоджиро и «крыса» Дазай, вышедшие то ли покурить, то ли просто на свежий воздух. В любом случае, когда Дазая нет поблизости и в радиусе этой комнаты — Чуе однозначно легчает. — Так что у вас с Дазаем? — игриво спрашивает Акико, подползая ближе к Чуе, который рефлекторно хотел отодвинуться, но вписался в подлокотник. — Выглядите интересно, когда заигрываете. О нет. Нихуяшеньки. Я до такого не опущусь, дорогуша. — Ёсано-сан, вы бы завязывали так пить, — вместо ответа говорит Накахара, игнорируя её возмущение. — Не, Накахара-сан, вы бы следили за тем, как это выглядит со стороны, — предатель, Тачихара, всё, тебя будут вскрывать ржавыми ножницами, помяни моё слово. Будто Накахара и сам не знает, как это выглядит со стороны. Знает. И ему противно видеть эти усмехающиеся жалостливые взгляды каждый раз, когда Дазай открывает в его сторону рот. Хочется захлопнуть его рот, подложив туда перед этим дуло пистолета, чтобы челюсть вылетела. Мечты мечтами, а Накахара почти готов перекочевать в Отдел или к Твену, если Дазай собирается оставаться здесь дольше этой погони за руном. Через три дня им опять придётся гонять по городу, пытаясь поймать тех, кого никто толком не знает и не имеет ни малейшего понятия, откуда они появились. У Накахары скоро будет истерический смех, если на эту потасовку сбежится вся Йокогама и Токио прихватит вместе с остальной Японией. А если ещё и Гильдия приедет, то всем остаётся только взорвать к чёртовой матери город и перекочевать куда-нибудь на север. Неплохая мысль о том, чтобы двинуться в сторону родины Достоевского — с которым ещё не созванивались, но, судя по обстоятельствам, скоро придется — пришла следом за мыслью о севере. Можно ли обосноваться где-то в Петербурге? Можно даже выбрать что-то потеплее, например, Краснодар или Сочи. — Ну, сделай мордашку проще, Чиби, — голос Дазая уже действует как сигнал к закатыванию глаз с характерный звуком «достал». — Это я должен обижаться, не находишь наши роли неправильными? — Принудительный половой акт? Ничуть. Вашу озабоченность? Согласен. Неправильно и ненормально быть помешанным на одном. Я могу направить вас к сексологу, если вы не можете удержать свой хер в штанах. — Эй, смотри, — Дазай пихает локтем в бок Каджи, который уже почти начал петь о неразделенной любви и что-то о френдзоне с мотивами Энн-Мари, хотя вышедшая раннее Хигучи ничего не говорила вообще ни о чём. Даже не так — она, чёрт возьми, всё ещё не понимает очевидного! Не круто, милая, не круто. — Он мне в пах, а я, значит, за изнасилование. Продуманный, сучёныш. — Ты даже во френдзоне не состоишь! Твоя боль ничего по сравнению с моей! Ну, блеск. Они ещё сейчас будут мериться, кого динамят больше. — Мотоджиро, ты, как бы, тоже не в френдзоне, — напоминает Накахара и получает осуждающий взгляд от Дазая и полностью повесившего голову Каджи. Чуе не смешно — у него скоро будет истерика, если так и дальше пойдёт. Он готов отдать все свои деньги, чтобы его сослали куда-нибудь на Мальдивы, а всю эту группу-нас-динамят-но-мы-держимся сослать куда-нибудь в Сибирь. Да, именно. Можно и на Аляску, раз такое дело. — Так, мальчики, я вижу, вам уже пора баиньки, — Гин (Чуя ставит ей пять в карму за трезвость) пихает Мотоджиро в руку, но признаки жизни тот или не хочет, или реально не подает. Она переводит взгляд на Дазая, который что-то себе тихо бубнит, но даже такому электровенику нужен отдых, и он потихоньку засыпает. Жалостливо смотрит на Мичидзу, который пусти и не пил, а выдохся от непрерывного битья по клавиатуре, но он замученно воет куда-то в подушку, которой прикрыл лицо. И остается только один вариант. — Ладно, куда его нести? — Накахара понимает, что среди тех, кто мог бы дотащить эту пьяную тушку, в поле зрения Гин только он. А Акутагаве он ещё припомнит это, когда будет тащить и его тело в одну палату вместе с этими пьяными горе-любовниками. — Можно его на одну койку с этим припадочным? — спрашивает Чуя, помогая Гин укладывать Каджи на одну полуторку в вип-палате для вот таких вот кадров, а сам косится на спящего рядом старшего Акутагаву. — Предлагаешь пустить брата на верную смерть, уложив его вместе с Дазаем? — голос у Гин ледяной, и Накахара в полумраке уже был готов получить хук с правой, но вместо этого Гин добавляет: — Окей, но чтоб стрелки потом не на меня. Усёк? — Как великодушно, я не сдам. И Накахара может кинуть хоть двести плюсиков в карму Гин, ведь она определенно заслуживает местечко получше. Кто против — автоматом получаешь автоматом в лоб, а потом — расстрел. Коротко и ясно. И наблюдать за просыпающимися алкоголиками оказалось вещью увлекательной. Особенно, когда Дазай нагло подмял под себя Акутагаву, который смутно пытался понять, чья рука передавливает ему шею. А сколько испуга было в этих серых глазах и столько ярости, когда он увидел за стеклом ухмыляющегося Накахару и свою сестру. И если вторую он не тронет, то с Накахары кожу сдерет его же щипцами. Впрочем, не один он хотел прикончить нового шутника. Дазай в первые секунды растерялся, но это было так незаметно, когда он быстро встал на ноги и большими чуть качающимися шагами попёр в сторону двери. Младшая Акутагава даже испугалась, когда не увидела возле себя фигуру патологоанатома, но быстро сообразила, что её не тронут, и лишь коротко хихикнула, тактично испаряясь за дверью своего кабинета. А этот сучёныш теперь заслуженно получает титул шутника дня, на которого теперь ведется жестокая охота от клоуна всех поколений. И кто из-за этого страдать будет — непонятно. Хотя, ответ весьма очевидный — все, кроме шутника и клоуна. Мори решил тактично свалить куда-то на самую верхушку здания, переваливая обязанности на Акутагаву, который уже подумывает о своевольном отпуске. Вообще, Накахара думает, быть боссом такой чокнутой команды и постоянно сидеть, не отсвечивать — лучшая роль из всех. Он ни в коем случае не хочет обидеть Мори-сана, просто есть правда, которую не замечать сложно. Начиная с того, что Хироцу постоянно останавливает нерациональные мысли своего босса — хотя Мори, по словам Дазая, воплощение логики и хитрости — и заканчивая «ну вы тут сами как-нибудь, а у меня маникюр». И конечно, приходя сюда на работу, Накахара не ожидал, что за — какой сегодня, мать вашу, день недели? — такое короткое время ему мозг вынесет некто, чью сумку Накахара вовсе не прятал, а предусмотрительно отдал на сохранение. — Эй, Слизь, тебе бы личико попроще, всю рыбу распугаешь, — голос Дазая даже через динамик режет уши и заставляет скривиться. Накахара не спрашивает, как тот смог увидеть за несколько метров в тонированной машине хмурого Накахару, но для этой змеюки вряд ли найдётся логическое объяснение. — Ты это о себе сейчас, селедка недовяленая? — Накахара почти спокоен. «Почти» не значит, что он не хочет задавить Дазая. Но Чуя у нас мальчик интеллигентный. «Сначала пулю в лоб, потом — секционный стол». — Я оскорблён, я совсем не люблю эту рыбу. У тебя нет воображения, Чиби, — то, что Дазай сидит в соседней машине, делает его более защищённым, нежели он сидел сейчас рядом и открыто ржал. Накахара не может быть уверенным, защитит ли Дазая машина, если он опять что-то ляпнет, но придает голосу самую невозмутимую тональность. — Без проблем, Скумбрия так Скумбрия. Ты сам всё и решил. — Эй-эй-эй! Я не подписывался вообще ни на какую рыбу! — Дазай должен быть возмущённым, но голос слишком радостный. — Да задолбали оба! — каждый раз голос Акутагавы попадает по перепонкам, что хочется резко снять гарнитуру и зажать уши. — Вы сейчас меня достанете, что я пересажу вас в одну машину и заберу огнестрелы. — А ты рискни, — Дазай издевается и даже не скрывает. — Кто разрешал на старших голос повышать? — Мори-сан, когда назначил меня на твоё место, — Накахара слышит скучающий голос Акутагавы, будто «сколько раз я ещё должен напомнить, что ты под моим руководством, чтобы ты закрыл варежку» стало обыденностью. Задача на день: не убить Дазая раньше, чем Шибусаву. У Чуи чувство, что получится наоборот, но ему приходится смириться с этим, выезжая с парковки на кроссовере. Не сказал бы Накахара, что это — его машина, с которой ему комфортно, но опять пускать на расстрел родстер — слишком круто. Даже с учётом, что в гараже ещё несколько стоят. Накахара не настолько безумен, чтобы через день превращать своих красавиц в груду покорёженного металла. Это вот Мотоджиро залез в внедорожник и врубил себе радио, что линию с ним практически все благополучно выключили. И пусть их дружная команда и провела три дня в более менее спокойной обстановке — не считая разбитых кружек из-за тихого появления Акутагавы и нервозность из-за Дазая — и почти свыклась с мыслью, что ещё немного и каждый начнёт реально верить в мифическое руно, то факт, что в городе появился Шибусава, радовал ровно так, как появление Дазая, — хуй вам, а не жаркие объятия. Пережить можно землетрясение. Пережить можно Особый отдел. Пережить можно Анэ-сан с её монашками. Пережить можно даже бывших, если они вас пытаются грохнуть. Пережить можно, наконец, Осаму Дазая. И хер вы переживёте Шибусаву. О том, что Шибусава в городе, Накахара понял неожиданно, когда при вскрытии очередного трупа не наткнулся на рубины в желудке того бедолаги. И он чуть не перекинул стол с органами, когда вспомнил о визитной карточке этого сумасшедшего. Вероятно, обдумывал Накахара, расчёт строился на то, что этот труп сгорит вместе с остальными и не попадёт на секционный стол, но мужик крепким оказался, сумел выползти из здания раньше взрыва. Чуя помнит, что его подхватили Акутагава и Накаджима, как только поняли, что может и есть шанс спасти мужчину. И похоже, в планах Шибусавы было по-тихому улизнуть с руном и завести дело в тупик. Но если бы он не был таким отвратительным, его вряд ли сдал бы собственный человек. — Нам на вечеринку только Дос-куна не хватает, и будет прям встреча однокурсников! — оптимистично заявляет Дазай. — Так пригласи, в чём проблема? — цыкает с самой саркастичной интонацией Акутагава, соединяясь с сестрой. — Выключи ты уже это радио! Гин не везет всегда. Она опять в одной машине с Мотоджиро. — Нет, оставь. Это же Джейсон! — слышен хлопок, скорее всего Каджи не побоялся дать по руке Гин, которая в следующую секунду уже сопровождала свои действия фразами из ряда «ты на кого руку поднял», «руль держи», «всё, я за рулем» и «а эту мы оставим». — Детский сад, — выдыхает Акутагава, и Накахара прям так и хочет сказать что-то воодушевляющее, но потом вспоминает, что ему приходится сидеть вместе с Накаджимой и Тачихарой, и понимает, что любая поддержка сведется к нулю. Вообще, Накахара не понимает, почему из всего Агентства в этих квестах «кто кого прикончит первым» Накаджима — единственный игрок. А, ну когда-никогда этот — Накахара смутно помнит имечко того пилота — Джуничиро побудет. И тем не менее Чуя возмущён. — Накахара-сан, вы бы не озвучивали вслух свои мысли, когда со мной на линии, — говорит равнодушно Ацуши, чем пугает Чую, который пытался сообразить, действительно ли он сказал всё вслух. — И да, Куникида-сан скоро подъедет, поэтому не переживайте. Чуя не переживает, он просто не хочет быть центром этого квеста. По его прекрасным зачисткам всё хорошо, но он без понятия, сколько шума наделает сами-знаете-кто. Судя по оптимистичному голосу Дазая — он успеет попить чайка с тротилом на пару с Шибусавой. Накахара просил Тачихару нарыть информации по прибавившемуся персонажу. Банальщина: тридцать шесть лет, преподавал квантовую физику в тринадцатом году, был кандидатом наук, но в четырнадцатом году пропал с радаров. И ничего больше. «Кто-то хорошо почистил его данные», — добавил после полной проверки Тачихара, закрывая ноутбук. — Объект выехал с места, — Хигучи спокойна как удав. Она соединяется абсолютно со всеми линиями и продолжает: — Накахара-сан, с вас мерседес. — Принял. — Дазай, тебе следующую выезжающую. — Нечестно. Почему к Чиби ты на «вы»? Я тоже заслуживаю уважения. — Акутагава-сан, мне оставаться на месте или готовить вертолёт? — полный игнор Дазая заслуживает восхищения. — Гоняй за вертолётом, неизвестно, как всё пойдёт, — второе место по игнору крика «а я, а я» достается Акутагаве. — Беру их джип, — третье место получает Мотоджиро, который может притеснить Акутагаву на втором своим игнором «я за руль, не прикасайся к нему, нет, не так резко». И Накахара только закатывает глаза, плавно заворачивая к выездным воротам. Точных координат, в какой из машин Шибусава — нет. Нет вообще никаких нормальных данных, кроме «ну он будет где-то, но вы пока погоняйтесь за этими тачками». Делать же больше нечего. — Ай, Чиби, почему эти калымаги едут в разном направлении? Я хотел бы вместе с тобой повеселиться, — судя по голосу, Дазаю и так весело. Ему в принципе всегда весело. — Я бы не хотел стать мишенью только потому, что вы будете со мной в одной машине, — каждый раз, когда Накахара старается сохранить холодный вид, он неосознанно выкает. — Как грубо. — Не извинюсь. Вместо ответа в духе «я бы заставил просить тебя прощения» или «посмотрим, как ты запоёшь, когда мы закончим», у Дазая ожидаемо начались помехи. Накахара может смело поставить на умелые руки Тачихары, который любезно отрезал Дазаю линию с Накахарой. Не все герои носят плащи. — Благодарю, Тачихара-кун. — Ещё немного, и нам всем пришлось бы слушать его плоские фантазии, — отвечает равнодушно Тачихара, продолжая ускоренно бить по клавиатуре. Накахара начинает задумываться, что ещё немного и скоро она провалится или выскочит из ноутбука. — Соскучился? О нет. Только не это. — Думал, так лихо от меня избавился? Надеялся. — А у меня второй канальчик имеется. Специально для тебя. Какая честь, блин. — Я бы попросил не мешать мне выполнять свою работу, — говорит Накахара, надеясь передать интонацией всю ту неприязнь и нежелание общаться. — Ты ещё даже не начал выполнять ту работу, которая действительно твоя, — даже если и понял, то нагло игнорирует, насмехаясь. — Прошу не продолжать. — А я буду. — Кто бы сомневался. Ай, черт! Или Дазая кто-то подрезал, или он сам не вписался в поворот, но шум и его маты дают надежду, что Дазаю будет просто некогда трещать без умолку. — Так на чём мы остановились, солнце? — жизнь только смеётся над тобой, Чуя Накахара. — На том, что тебя сейчас размажет по дороге, если не заткнёшься, — рычит Накахара, цепляя взглядом нужный синий мерседес. Он так раздражающе маневрирует. Чувствует, собака, что «хвост» подцепил. — А, так ты переживаешь за меня? Детка, я с пятнадцати купаюсь в этом, ты бы за себя так переживал. — Я к пятнадцати трупы уже научился расчленять. Кто из нас ещё переживать должен? Не находишь, что у меня есть преимущество? — Преимущество — это когда я растяну тебя на твоем секционном столе и буду заставлять тебя стонать. Что, простите? Накахара даже педаль вжал в пол, впечатавшись грудью в руль. Не, он знал, что Дазай способен когда угодно сказать «кого» и в «каких» позах представляет. Но не сейчас же, чёрт! У Чуи масса причин, по которым он может снять гарнитуру и продолжить ехать в тишине. У Чуи есть на крайний случай Тачихара, который может и эту линию забанить. И Чуя ничего не предпринимает. Накахара, ты — последний кретин, у которого просто не складывается тот момент, когда Дазай проникся к твоей непримечательной персоне и имеет на тебя виды. — Вы рассматриваете мен, как объект на одну ночь? — Накахара выкает, Накахара нервничает. Он потерял из виду мерседес и не может вспомнить номера машины. — Я должен убедиться в качестве, — Дазай предусмотрительно стал говорить на тональность ниже. — Не разочаруй меня. Накахара мысленно возмущается и царапает рожу этого похотливого животного, но говорит он: — У тебя кишка тонка. — Спорим? — Какой резон? — Не понравится — заставлять не буду. А самомнение-то скоро из берегов попрёт. Смотрите-ка, голос довольный, сволочь, будто уже всё сделал. — Молчание — знак согласия. Окей, итак…

***

— Всё стоп! — Озаки встаёт с места и гневно хлопает ладонью по столу, что стоящий рядом стакан с виски на дне начинает звенеть. — Эту часть я не то, что не позволю рассказывать — я знать её не хочу! — Анэ-сан, вы слишком старомодны для своего возраста, — недовольный прерванным повествованием, Дазай тянется за сигаретой, но получает по рукам. — Я воспитанная, — фыркает Озаки, хватая за руку Кью. — И я не позволю ребенку слушать эту похабщину! А уж тем более, когда часы показывают такое время! — она указывает пальцем с аккуратным маникюром на электронные часы, показывающие 03:34. Рассказали по-быстрому, называется. И никакие уговоры и обиды не способны остановить Озаки Коё от решения завершить на сегодня историю. Осаму даже был согласен вычеркнуть этот момент из истории, но Озаки только помахала рукой и подхватила Юмено, оставляя хреновых «Бонни и Клайд» одних в кабинете. Она, конечно, предупредила, чтобы завтра на собрание оба пришли вовремя, но даже ей будет трудно встать в такую рань, если пойти спать сейчас. — Ну что, продолжим? — прищурившись, спрашивает Дазай Накахару, самовольно запуская руку под чужую рубашку. — Ты не обнаглел, не? — ой, только скажи, что тебе это не нравится, давай. Дазай для проверки ведет ладонью по напряжённому прессу, очерчивая рёбра, и быстро тянется к шее, чтобы поставить засос на самом, зараза, видном месте. — Не смей, кастрирую. — Ну так мы продолжим или нет? Я сейчас засну, пока вы будете себя развлекать, — цыкает Кью, подперев рукой щеку. Дазай только поднимает бровь, мол, ты серьёзно сбежал от Озаки? А по шее не боишься? — Она сейчас будет видеть сны с участием своих Сестричек, поэтому нет, не боюсь. Мелкий засранец. — О, ладненько, рассказывать с прерванного или пропустить? — Без разницы.

***

— Тебя не смущает, что ты на трассе? — голос Накахары скучающий, но Осаму только тянет губы в своей самой блядской ухмылке, потому что прекрасно слышит ту паузу между словами, благодаря которой голос Чиби не прыгает из тональности в тональность. — Нисколько. Я только вошёл во вкус, а ты так беспардонно перебиваешь меня. И я, с твоего позволения, продолжу. На чём я остановился? А, точно, вспомнил. На волосах. Признаться честно, то мне очень интересно, насколько они действительно мягкие и крепкие, потому что я собираюсь намотать их на кулак. И твоё личико при этом я тоже хочу видеть. Ты бы точно щурился и фыркал, что с такой хваткой останешься без волос. Ну давай признаем, что тебе бы понравилась эта хватка. Кто-нибудь практиковал с тобой это? — Мне тридцать, я далеко не девственник, — понимая, что этого недостаточно, Накахара сглатывает: — И в постели, раз тебе так интересно, я сверху. — Вот так новость, — нисколько не новость, по голосу слышно, что и не пахнет там удивлением. — Ну ничего, был активом, станешь пассивом. Пф! Так, всё, не перебивай меня! Ты же не из тех, кто будет перебивать, вот и помалкивай сейчас. Так на чём это я… А, волосы — это хорошо, но вот мне всё-таки интересен твой порог чувствительности. Ты бы застонал, если б я стал выцеловывать шею и то заветное местечко за ухом? У таких цундере, как ты, повышена чувствительность. — Ты в этом спец? — цыкает Накахара, вылавливая наконец из потока проклятый мерседес. — Был опыт в Венеции, — ограничивается этим Дазай. — О, так ты не станешь оправдываться? Какой послушный. — Я просто при встрече откушу тебе голову — и дело с концом. Потом эту голову можно будет сбавить на рынке за бешеные бабки. — Фу, Накахара, умеешь испортить настрой. О! А как насчёт твоей эмоциональности? Ты тихий или громкий? Тебе соседи не стучали в дверь или не оставляли записку с просьбой трахаться потише? — А у тебя и такой опыт был? — Накахара бы сейчас посмеялся с присущим скепсисом, если б не напряжение из-за вечно маневрирующего мерседеса. Не назвал бы Накахара их беседу заводящей, скорее раздражающей — Накахара всё уверенней желает снять гарнитуру. Вообще, у него в плане Дазая двойственные чувства: вроде и ничего так мужчина, мог быть как раз во вкусе Накахары, если был бы чуть-чуть ниже (до его башки хрен достанешь!), а вроде и по морде топором хочется дать, да так, чтобы он сразу в гроб упал и не встал. Нельзя соглашаться, что до приезда Дазая, у Чуи был пассий похуже. Не было. Дазай Осаму затмил всех своей самодовольной и нарциссической натурой с горящими в воздухе огромными буквами «а я та ещё сучка, и вам меня не достать» и дазаевский смех на спецэффекты. — Давай уже перейдём к чему-то интересному. Давай представим всё-таки более удобное место, чем это холодный скользкий секционный стол. Я хочу прижать тебя к более располагающей поверхности. Как насчёт дивана в ординаторской? Мы Тачихару куда-нибудь денем, или ты любишь, когда на тебя смотрят? Ох, тогда я не против, пусть остаётся. Ведь, раздевая тебя, я вряд ли обращу внимание на кого-то постороннего. Тебе говорили, что у тебя классные ноги? — Догадывался, — в планы Накахары не входило слушать этот бред нимфомана, но он поздно словил себя на том, что постоянно кусает сухие губы и зализывает появляющиеся ранки. — А вообще, тебе надо запретить так развратно ходить в тех берцах. Я ведь мог тебя нагнуть уже там, и меня вряд ли бы остановил факт взрыва. О, я видел, ты лихо перешагивал через три ступеньки за раз. Могу поставить всю свою харизму, что ты охрененно гибкий. Чуя бы поспорил, откуда у такого клоуна харизма, но смешок он проглотил вместе с прикусанным по неосторожности языком. — Для тебя же нет открытия, что я тебя ненавижу? — вопрос риторический, но Чуя кивает. — Но именно из-за этого мне сносит крышу. Я не против умереть от твоих рук. Я даже назвал бы эту смерть эстетичной. Но сначала — секс. — Сначала — по твоей дрянной роже. Накахара готов сказать спасибо и поставить собственными руками памятник Акутагаве, а потом ещё и пригреть для него хорошенькое местечко на небесах. — А, Рю-чан, ты всё испортил! Ты не слышишь, я нашего доктора совратить пытаюсь, а теперь все труды насмарку! — и Дазаю не стыдно, что он транслировал весь этот позор на главную линию. Ему скорее приятно, что нервы Акутагавы всё-таки начинают сыпаться, как песок из мешка, которым в Дазая кидали в порту Сиднея. — Знаете, Дазай-сан, — подает голос Накаджима, и Накахара молится всем богам, чтобы он опять что-нибудь не выдал, из-за чего эта собака будет искать новый пакет подколов. — Вы как-то примитивно описали ваши плотские утехи, что я бы рекомендовал вам посетить сексолога, вдруг поможет. На заднем плане был хлопок, похожий на дружеское «пять» от Тачихары. Вот так банда собралась. — Ацуши, золотце моё, ты, наверное, перечитался всяких романов. Может, тогда покажешь на своём примере, к чему мне, как сэмпаю, стремиться? — Боюсь, что Акутагава-сан не потерпит такого. Он и так сидит смущённый. Я не хочу загреметь к вам с переломанным позвоночником. — Давай под мою ответственность и под присмотром Мичи-чана? — Не рискну даже под крылом Куникиды-сана. — Напрасно. — Да успокойтесь вы! — Гин со своими крепкими нервами подверглась влиянию езды с Мотоджиро в одной машине. — У нас проблемы посерьёзней! За нами какой-то хвост. Веди ровнее! Итак, джип мазерати, уже третий квартал петляет за нами. — О, какая машина! Делаем ставки, господа! — оптимистично тарабанит пальцами по рулю Дазай. Судя по дроби, то мотив похоронного марша. Действительно, оптимистично. — Твен? Да ну, — тут же выдвигает свои предположения Мотоджиро под привычное «дорога, хватит убирать руки с руля и жестикулировать, никто тебя не видит». — Может, как там его? Монтгомери? — Это женщина, Каджи. — Это Гитлер в юбке, — парирует Мотоджиро, продолжая. — Ну, Достоевский только в Москву прилетел. Кто ещё из наших знакомых? — Гильдия. — Стейнбек. — Мелочитесь. Шибусава, — с интонацией победителя говорит Дазай и тут же тушуется: — Это дерьмо. — Поддерживаю. — Не отрицаю. — Что делать будем? — Накахара закатывает глаза и поражается обстановке в целом. — Мне так и гонять за этим мерседесом? Он вообще никуда не едет, а только круги нарезает. — У меня тоже глухо, — соглашается Дазай. — Нас уже час мурыжат без смысла. Я ставлю, что Тацухико сейчас уже в третьи руки это руно передает. — Ты уже столько всего поставил. Давай теперь твои гениальные планы поставим? — раздражённо шипит Акутагава, закусывая от нервов внутреннюю сторону щеки. — Я бы с радостью, но вы же потонете без них. Итак, делаем сейчас такую схему: Мотоджиро, рули на федеральную, Накахара подтянется. Если эта тачка поедет следом, то точно хвост. Не вздумай его скидывать! Команда тинейджеров, вам отслеживание всех этих пустых тачек и выезд новых. Накахара коротко усмехнулся с «команды тинейждеров», учитывая двух здоровых лбов за двадцать с айкью за сто тридцать и одного психиатра на полставочки, подрабатывающего хорошим таким киллером с внушительной (впрочем, как и у всех в клинике и в этом городе) биографией за спиной. — Твои планы не внушают должного спокойствия, — из вредности отвечает Накахара, выезжая на встречную, чтобы скосить. — Детка, они и не должны. Они уже внушили это. Ты же сейчас на встречку выехал? — Дазай открыто развлекается, и Накахара слышит этот тон, когда таких вспыльчивых, как он, берут «на слабо». — Что-то я не услышал в твоих указаниях, что будешь делать ты, — пресечь этот момент раньше, чем Дазай раскроет пасть. — Молодец, заметил. Небезнадёжный, радует, — короткий смешок. Осаму заглушает двигатель и кидает быстрый взгляд на лобовое зеркало: пара чёрных и отвратительно знакомых БМВ останавливается в трёх метрах от него. — У меня есть приглашение на вечеринку. Я просто не могу не принять его. — Передай Анго привет и скажи, что я на его стороне и скрою твой труп, — бросает холодно Накахара. Он почему-то изначально был уверен, что «бывшая истеричка» не просто так в одиночку тогда петлял с ними. Не может такая персона оставить Дазая. Его как бы никто не хочет оставлять, поэтому ничего удивительно нет, как понял Накахара. Дазай хотел добавить что-то в духе «я вернусь, дорогая, только жди», но Накахара оборвал линию. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. У него сейчас проблема помощнее, чем эта рыжая зараза. — Ну и ну, какие люди! — он выходит из машины ровно с тем же периодом, что и Сакагучи. Тот как всегда при параде — слишком скучный и ничуть не изменившийся. — Я помню, что тебе закрыли туда вход в десятом году, — говорит Анго, поправляя постоянно съезжающие очки. — Не хочешь объясниться? — А ты? Ты же без своего босса пришёл. Значил ли это, что будущий глава Отдела не считается с мнением нынешнего? Ай-яй-яй, как нехорошо обманывать собственного начальника. Дазай свободно делает пять шагов вперед, сокращая расстояние. Недостаточно для рукопашного, но достаточно, чтобы лучше слышать оппонента, который снова поправляет очки, только уже для того, чтобы скрыть нервозность. За этим интересно наблюдать, будто за зверушкой в зоопарке. Тогда можно ли назвать Дазая зоофилом? И эта мысль посещает его в момент, когда охранники Сакагучи держат наготове свои АК-107, что Дазаю с его пустыми руками должно быть неуютно, но нихрена. Он только незаинтересованно кидает взгляд на очередных одинаковых солдатиков и снова на Анго. Совет Дазая номер один: не спите с людьми из Особого отдела. В принципе не спите с людьми вашего врага. Друзей держи близко, а врагов еще ближе — обнуляется. Честно, пойдите и переспите лучше с кем-то из партнёров, так шансов больше на выгодное сотрудничество. Совет Дазая номер два: не спите с Анго Сакагучи. Хотя бы потому, что от него толку меньше, чем от секс-игрушек. А если быть серьёзным — эта змея не поленится и вклинится во всё ваше личное пространство, узнает всю вашу подноготную, а на десерт ещё и полакомится вашими слабыми местами. Десять из десяти Дазаев не рекомендуют. Совет Дазая номер три: не стойте истуканом, когда в вас палят! И правда, чего это он застыл. Переговоры, не успевшие нормально начаться, провалились под звуки выстрелов. Бьёт — значит любит, верно? Да нихера. У Анго есть своё раздутое эго похлеще, чем у Дазая. И это самое эго сейчас чуть не прострелило бедному Осаму плечо. Бесчувственный, ни капельки не аккуратный и… твою мать! — Давай сделку, а? — спрашивает Дазай, выглядывая из-за какой-то машины со спущенными колёсами. Он перезаряжает глок, хотя понимает, что действие это пользы большой не принесет, особенно, если Сакагучи увернется и обойма выпущена зря. — Давай. Ты мне — голову, а я — подумаю. И ряд выстрелов по двери временного укрытия. — Не, так не подойдёт! — Дазай выпускает такой же ряд. Вообще, они спокойно могли бы говорить только стрельбой. Короткие — обдумывает, вся обойма — предложение отклонено, попал — пора делать ноги. По делу и понятно. — Предлагаю тебе сдаться и отстать от меня. Что я вообще тебе сделал? — Ты ещё спрашиваешь? — у Сакагучи даже пистолет падает от возмущения. Он даже машет рукой, чтобы прекратить пальбу. Смотрит ошарашено и почти готов высказать что-то с «ты какого чёрта строишь из себя идиота, ещё не настолько мозги вышибли», но это грубо и не в характере Анго Сакагучи. Он выпрямляется, поправляет припылившиеся очки и ставит перед собой двух громил на головы так две больше Дазая. Ой, смешно, он что, боится Дазая? Действительно, с чего бы. — Итак, ты, видимо, не в курсе сложившейся ситуации. Я проясню некоторые моменты, — Дазаю кажется, что такой медленной речью его старательно хотят отвлечь, но получается только насторожить. — Вам нужно руно, нам нужно руно, Шибусаве тоже нужно руно. — Да-да, оно нужно если не всей Японии, то всей Йокогаме точно, — цокает Дазай, щёлкая предохранителем. Не нравится ему этот тон. — У нас есть украденные у Твена драгоценности. Хочешь их получить обратно? Он же тебя прибьёт, а к нам и не сунется. Заключим сделку несколько другого характера? Дазай медленно обводит взглядом весь силуэт Анго и останавливается на его хмуром лице. Вообще, он практически всегда хмурится и сохраняет «невозмутимый» вид. О, Дазаю знаком этот паршивый взгляд. — Знаешь, — он убирает глок и любовно достаёт маузер. Нет, стрелять он не будет. — Пока ты тут играл со мной в гляделки, то упустил неинтересную, но важную деталь. У меня диплом психиатра. Сакагучи резко распахивает глаза, а Дазай буквально слышит треск его очков. Он шипит своей хреновой охране стрелять, но те так и стоят статуями, и даже на выстрелы им точно в грудь никак не реагируют. У Сакагучи вид загнанного зайца мешается со змеиным шипением и дополняется нервными попытками выстрелить. — Не меняешься, Анго, — Дазай бы выстрелил ему прям в лоб, но проблем потом с Сантокой будет в восемь раз больше нынешних. — Как и ты. Дазай пропускает это резкое движение рукой, но успевает не зацепить себе нерв, и пуля только царапает кожу. Ясно, мы поняли: договориться не получится, тикаем. Он даже сначала особо не разбирается, когда перед ним останавливается чья-то машина, и буквально вваливается в салон, успевая пустить несколько пуль в Сакагучи. Жаль, что еле зацепила ногу всего лишь одна, но и на этом спасибо. — Дазай, мать твою за шею! — о, знакомый голос. — Спокуха, Рю-чан, я в норме. — У него кровь на руке. Дазай не сразу соображает, что на водительском месте кто-то, и с настороженностью поворачивается. — А, Куникидушка, рад тебя видеть. — Что с рукой? — Легкая царапина, ничего нового. — В смысле? — у Акутагавы голос аж на тональность выше подскочил. — Тебя задели, а это ничего нового? Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю, когда увижу? — Снимешь скальп, отправишь к Мотоджиро на обследование, отправишь на стол Накахары. Ко второму я не против попасть, но хотел бы сразу в койку, — у Дазая ещё хватает наглости с присущим ему энтузиазмом мечтать. — Понятно, полностью здоров, если не считать мозгов, — выносит вердикт Гин, а по шуршанию фантика, она ещё и разворачивает очередную приторную хрень, и со словами «на, только попробуй выкинуть», похоже, отдает Мотоджиро. О, Гин-чан переманивает на сладкую сторону Каджи, интересненько. — Накахара-сан не выходит на связь, — мрачно объявляет Ацуши, а Тачихара добавляет: — Его машина светилась ровно на той встречной у какого-то мейд-кафе. — Может, подрабатывает? — практически серьёзно выдвигает мысль Дазай, если бы после этих слов он не заржал, а Мотоджиро его не поддержал. — Успокоились нахрен! У нас пропал человек, а вам хоть бы что. Где его ловить, а? Давай, Дазай, включай свою супер интуицию или нюх и ищи его. После минутной тишины Куникида даже кидает взгляд в сторону, где должен быть Дазай, чтобы убедиться, что он всё ещё сидит и не выпал из машины. И нерешительно всматривается в бледное лицо с тонкой полоской губ, его полностью невозмутимое лицо. С рассказов Ацуши и не такой частой работы вместе Куникида уже выстроил себе образ, что Дазай практически никогда не серьезен, полагаясь на «у меня всё под контролем, вот сейчас зафигачим побольше тротила, и дело в шляпе». И тут на тебе, он действительно понимает, во что мог встрять Накахара. — Ацуши, — голос лишь слегка опустился. — Прикинь возможность подполья в том районе, где был Накахара. — Думаешь, кто-то на стороне опять? — серьёзно спрашивает Акутагава, задумчиво делая паузу. Наверное, вместе с Накаджимой смотрят в экран. — Ну-ка, тебе помягче или вкратце? — Мне по существу. — Тогда у нас Гильдия. Точнее — Олкотт. — Что этот ад гуманитария забыл у нас? — Хороший вопрос. Может, к своим коллегам по делу прилетела? — вклинивается Мотоджиро, намекая на тот факт, что Луиза Олкотт — ведущий программист Гильдии. — Приехала опытом меняться. — Ага, тогда я жду в гости Фицджеральда для обмена опытом, — саркастично клацнул языком Дазай, закатывая глаза. — Где она? — В «Акаиро». — Никогда его не любил. Куникида молчит: правильно, он не Ацуши, не сроднился ещё с этими врачами, чтобы вступать в дискуссии так легко. «А ты побольше сиди в своём офисе, глядишь, и пацана к себе на полставки оформим». Ещё чего, только через, ай нет, не надо, не лучшая идея. Эти не побрезгуют и через труп пройдут. Не то чтобы Дазай не любил стрип-клубы, скорее он не любил именно этот. Он надеялся, что за своё отсутствие этот бар уже снесут и сделают очередной гастроном или кафетерий. Но нет, стоит себе, светит своими иероглифами и даже за пару метров выбивает у Дазая липкое раздражение. Этот клуб был какой-то странной нейтральной территорией. Никому из зашедших палить нельзя, а владельцу и его сотрудникам — да пожалуйста, держи сразу три винтовки, солнце. Осаму готов подтолкнуть Куникиду вперед, а самому тактично уйти по-английски, но бросать этого зеленого и совсем не понимающего, как ведут дела личности такой специфической профессии, сродни кинуть его в клетку с тиграми. Учитывая, что их тигры всегда голодные. Дазай пихает застывшего в проходе Куникиду и натыкается на девушку в максимально коротком платье — если это вообще платье, возмущается Куникида — и вышибалу рядом с ней. И если первая удивлённо приподняла свои нарисованные брови и ахнула, то мужчина только усмехнулся: — Опаздываешь. — Пробки. Он открыл дверь в знакомое помещение и предложил как-нибудь в штат записаться на охрану, если Дазая всё-таки попрут свои. Дазай бросил через плечо оскал и мило пожелал не сдохнуть от руки Олкотт. Тёмное с прожекторами в полу помещение было скучным для Дазая и новинкой для Куникиды, который крутил головой по сторонам, не брезгуя подольше зависнуть на изгибах танцующих на островах сцены девиц. Конечно, небось из своего Агентства не выбирался в люди ни разу. Теперь смотрит на этих кукол, как на нечто из ряда фантастики. Вон, даже уши начинают краснеть от понимания. А одна девушка, заметив пристальное внимание, спустилась со своего островка и походкой от бедра подошла к Куникиде. Высока, а на каблуках и вовсе чуть выше Куникиды, она аккуратно потянула галстук детектива, чуть расслабляя узел, чего не скажешь о застывшем Доппо. Тот похоже и не дышал вовсе, ошарашено смотря на девушку, но Дазая это мало волновало. Он оценивающе оглядел сие чудо и присвистнул. — Я вижу, дела у тебя идут в гору, — девушка отвлекается от Куникиды и меняется в лице на довольный такой и знакомый голос. — Дай угадаю, — начинает она, с равнодушным видом играя с галстуком. — Анго? Не осмелился бы. Мотоджиро? Разве поплакать в жилетку о неразделенной любви. Кто ещё? Хм, Куникида-сан, не дадите подсказку? — она лукаво проводит ноготком по шее детектива и щёлкает пальцами, резко отстраняясь. — Осаму-поберегите-мои-нервы-Дазай собственной персоной! — За дедукцию твёрдая пятерка, — отвечает с язвой Дазай, убирая руки в карманы штанов. — У меня есть шанс, что брат не знает о твоей подработке? — Шантаж? Напрасно, — она отходит от Куникиды и поправляет портупею на плече, служащую лишь видимым напоминанием, что на девушке что-то есть и что-то прикрывает её, учитывая прозрачную сетку комбинезона на ней. — Братик услышал, упал в обморок и заработал нервный тик. Только и всего. — Жестока ты, Наоми-чан. — Работа такая. Проводить или сам дорогу найдёшь? Она там с каким-то рыжим ходячим сексом воркует, где только нашла такого… — У нас в морге. Дазай широкими шагами идёт в глубь клуба, задев перед этим плечом Наоми-чан, которая снова лукаво улыбнулась и повернулась к так и не сдвинувшемуся с места Куникиде. — Добро пожаловать в мою обитель, Куникида-сан. Вам налить или так придёте в чувство?

***

— То есть, Чу-кун просто развлекался в клубе, а вы его приревновали к Олкотт? — Да, Дазай, ты слишком ревнив. — Что за заговор против меня? Нисколько я не ревнив! Мне просто не нравится, когда лапают моё. — Интересно, а где же ты был, когда я пристрелил того мужика? — Ну во-первых, эти ты сделал раньше нашей встречи, а во-вторых, ну я же говорю тебе прекратить щеголять в этих узких брюках! У меня выдержка не резиновая! — Не отвлекайтесь!

***

У Дазая изначально не было в планах цеплять какого-то рыжего коротышку, когда он прилетал в Японию. Просто достаточно было глянуть на эти тонкие черты лица, чтобы понять, что Дазай попал. Конкретно так и надолго. Дазай убеждал себя, что ему вовсе не нравятся этот вздёрнутый нос и ярко выраженные скулы, а закатывающиеся глаза нисколько не наводили на мысли, как бы они закатывались, трахай Дазай это тело. И это был скорее интерес, чем какое-то желание. Когда Накахара снял этот ужасный парик, то Осаму Дазай, член Портовой мафии и бывший заведующий клиники Мори Огая, тридцатилетный лоб, был готов прыгать и кричать «а он рыжий, рыжий, мать вашу, и такой охрененный, вот это фортануло». И смотреть на этот скепсис на лице Накахары было весело и интригующе, потому что Дазаю безумно хотелось узнать, насколько обширна мимика у Чуи и какой спектр голоса у него. Всё ещё простой интерес. Я вас умоляю, ну кого он обманывает? Он по уши влип и не имеет желания вылазить из этой увлеченности. Особенно, когда наблюдает за спокойно беседующим Накахарой, впервые замечая еле видные ямочки на щеках, которые молниеносно исчезают вместе с потоком слов. Дазай быстро обводит взглядом сидящую в кресле напротив него женщину и медленно — Накахару. Тот сидит, закинув щиколотку в жутко узких на вид джинсах на голое колено в прорези. Чёрные джинсы, широкая, открывающая ключицы, футболка, ничего необычного, но на Накахаре они сидели так, будто он сбежал с какой-то обложки журнала для взрослых и сейчас готовится к следующей съёмке. Дазай бы поучаствовал. — Не пялься так, напрягаешь, — фыркает Накахара, демонстративно отворачиваясь, подставляя взгляду боковую часть шеи с выглядывающими тонкими иероглифами. У Дазая появилась резкая необходимость провести по этой татуировке. — О, Дазай-сан, вы почти вовремя, — Олкотт встает с места и предлагающе машет рукой на третье кресло. Она поправляет очки — боже, что за мода пошла постоянно их носить? — и шагает к стеллажу с папками, выуживая одну. — Прошу простить, что пришлось для встречи использовать вашего сотрудника, но у Гильдии не слишком много времени. — А чего так? Вы разве не всеобщий сбор по золотому руну? Напрасно. У нас такая зачётная вечеринка, — с долей привычного скепсиса и сарказма спрашивает Дазай, выжидающе поднимая бровь. — Ты где уже щитом поработал, идиот? — Накахара намекает на дырку в пальто и рану на плече. — Молчи, ты и так заставил меня понервничать. Предателям слово не давали. — Ты нервничал? — усмехается Накахара. — Вау, я польщён. Сумку не верну. — Посмотрим. — Я прерву вас, — Луиза открывает папку и достает только одну фотографию, передавая её ближе сидящему Накахаре и кивает. — Вот его. Дазай бы хотел узнать, что или кто на фото, но даже со своей жирафьей шеей не достанет. Остаётся только сесть расслабленно и тихо шикнуть, когда ткань грубо проехалась по царапине. Дазай не считает несколько ссадин, свежие синяки от бесконечных кувырков и подметания асфальта своим телом чем-то серьёзным, поэтому даже не обращает внимания на побитые руки. — Согласен? — Олкотт нагло игнорирует, что Дазай попал только на середину беседы и не спешит рассказывать всё заново. — С ним проблем не будет. — А чего тогда нам кидаете? — спрашивает Накахара, комкая фотографию. — Стала бы Гильдия впихивать что-то не проблемное. — Согласна. Мистер Фицджеральд поступает не совсем обдуманно, но я не смогла убедить его. У него сейчас полно проблем с развивающейся болезнью дочери и почти всё время уходит на обследования и на утешения Зельды. — А что с дочкой? — Онкология. Сами понимаете, лечение не из дешевых. — Не буду говорить, что жду её у себя на столе, — мрачно говорит Накахара, поднимаясь с места. — Надеюсь не увидеть её труп или могилу. — Принимаете предложение? — Олкотт тоже встает и прячет папку на место. — Спихну всё на это, и дело с концом, — Накахара кивает головой в сторону Дазая и ухмыляется. — Они подружатся. — Славно, — отрешенно качает головой Луиза. — У меня самолёт через час. Вы останетесь здесь? Мне бронировать вам комнату? Накахара только открывает рот, чтобы выдать отрицательный ответ, как ему на ногу наваливается лапка сорокового размера и чужая ладонь закрывает рот. — Будьте так добры, — любезно тянет лыбу Дазай, смотря самыми невинными глазами на скептический взгляд Олкотт. Боже, дорогуша, Дазай за свои годы видел и побольше скепсиса в глазах. — Мы из-за вас потратили свои нервы. Я как врач недоволен давлением, оказанным на моих коллег. — Приму к сведению и возьму вам ВИП. Она закрывает дверь, и только после этого Накахара позволяет себе заехать локтем по Дазаю, но тот вовремя перехватывает руку и сжимает. Накахара не упускает момента и свободной рукой заезжает по больному плечу. Дазай шипит, и хватка слабеет, но в месть дёргает пучок волос в кулаке, получая ногой по бедру. Накахара бьет в шею — попадает по груди, вовремя отклонился, зараза. Дазай бьёт в живот — ожидаемо получает перехват и апперкот. От удара по подбородку зубы звенят, но Дазай не останавливается и с силой толкает к стене. Накахара со стуком врезается затылком в стену, отделанную какой-то ужасной ядрёно рвотной зеленой штукатуркой, и материт. Всех, в особенности — Дазая Осаму, который ставит обе руки по разные стороны от головы Накахары и смотрит так, будто глаза — тот самый маузер, который, кстати, выглядывает из-под плаща. Нет, Чуя не полезет за ним, он лишь схватит за скользкую шею Осаму и спихнет виском в эту штукатурку, вовремя уворачиваясь от кулака в глаз. Он даже не понимает, почему они оба сейчас меняются ролями — сейчас я тебя приложу головой об стену, а ты потом, только поаккуратней, чтоб мозги оставшиеся не выбить — и дерутся просто, прости, с нихуя. Вот раз Накахара замахнулся локтем и что? Сейчас Дазай подбивает его ноги и валит на пол, придавливая своей тушкой. И Чуя отрицает тот факт, что они дерутся чисто из общей вредности и желания проверить стойкость партнёра. Да, партнёра, потому что Накахара не может игнорировать этот возбуждённый взгляд и не ухмыляться так, что у Дазая всё куда-то падает и потом начинает кувыркаться где-то в глотке. Он приглушённо выдыхает сквозь зубы и скалится. Оба тяжело дышат. Осаму врезается кулаком в пол, где секунду назад была голова Накахары, а Чуя в свою очередь коленом давит в живот, пытаясь поменять положение. В конце концов, негоже такому видному парню валяться под каким-то лохматым растрёпанным чудом. Боже, Чуя, уноси ноги, пока тебя не нагнули. Он даже на секунду задумывается о такой перспективе и соглашается, что его она одновременно не радует, но и подогревает чёртов интерес. И нет, Накахара вовсе не возбуждается от этого азартного настроя, с каким скидывает с себя Дазая, седлая его бедра. Это была бы неплохая поза, если бы только никто из них не пытался вырвать побольше волос и набить ещё больше синяков. Дазай реально не понимает, с чего он так завелся, когда обычно не порывается в драку и пытается ограничить себя в этих синяками, которые сейчас уже звездной картой, наверное, рассыпались по всему телу. Он цепляется взглядом за ссадину под ключицей Накахары и признает, что это выглядит весьма эстетично. Если бы они оба не качались по паркету, то Дазай даже мог высказать вслух свои мысли, хотя подождите… — А вид отсюда весьма заводит, — он говорит это, не скрывая той сумасшедшей улыбки, и закусывает клыком губу. — У меня тоже неплохой вид, — отвечает с той же интонацией Накахара, выпрямляясь, чтобы отдышатся. Он всё-таки сидит сверху и может себе позволить провести по волосам рукой, убирая со лба прилипшие пряди. Осаму щурится, как хищник, и только после буквального пожирания взглядом всех изгибов под футболкой поддается вперед и хватает за ворот, практически врезаясь губами в чужие. И Накахара внутри истерически смеется, когда сам податливо открывает рот и сплетает языки в крышесносном танце. Упускает чужие ладони, что быстро забрались под футболку, а сам тянет воротник плаща, одной рукой зарываясь в каштановые волосы, теснее притягивая. В голове бьётся, что Олкотт должна вот-вот прийти и дать ключ-карту от комнаты, но Накахара только стонет в чужой рот, когда ладони перемещаются со спины на ягодицы. Дазай планировал разорвать поцелуй, ещё когда только припал к губам, но понимает глупость такой попытки, когда чужой горячий рот в такой доступности, а сидящий на бёдрах человек выгибает спину, прижимаясь настолько, что Осаму жалеет, что они оба сидят на полу, а не на кровати. Можно было бы вдавить в матрас эти острые плечи и наблюдать эстетичную россыпь волос по простыни. Да пофиг на эстетику. У Дазая есть шанс прикоснуться к этим волосам, чем он и пользуется, — обещано наматывает длинные пряди на кулак и тянет, заставляя отстраниться. Губы блестят, и Накахара судорожно их облизывает, держа потемневшие глаза полуоткрытыми. Его пальцы быстро подцепляют края верхней одежды, резко стягивая её. Осаму приходится помочь высунуть рукава, но дальше не снимает рубашку. Удивительно, что он вообще в рубашке на задание шёл. Черт ты, Осаму Дазай. — Скорее искуситель, — вставляет свою фразу этот «чёрт», похотливо облизываясь. Накахара не спешит снимать футболку, но Дазай решает за него, поддевая её. Присвистывает, любуясь рельефами и мышцами, что так хорошо закрывала эта футболка. Окей, Осаму Дазай признает, что Накахара Чуя — сбежавшая с обложки порно-журнала модель. И это офигенно. Накахара ждёт недолго, достаточно, чтобы Дазай налюбовался, и ловко цепляет пуговицы на рубашке. Знаете, вот у людей есть какая-то способность, ну, там ушами шевелить, голоса менять, пальцы выкрючивать. Так вот, у Чуи — идеальное умение расстёгивать всё, что только можно. От лифчика в три крючка и до рубашки. И это в возбуждённом состоянии! У Дазая тело ничуть не хуже накахаровского. Мышцы проявляются лучше, когда он напрягает локти, чтобы опереться на них. Пресс, по которому руки так и тянутся мельком скользнуть. И да, Накахара признает, что Дазай оправданно светился в Vogue. Было бы странно, если бы нет. Дазай тянет на себя Накахару и жадно проходит языком за ухом, как раз там, где красуется череда иероглифов. Он буквально чувствует эту краску на языке и довольно наслаждается подрагиванием тела сверху. У Накахары сердце делает алле-оп и падает куда-то вниз живота, тяжестью отдаваясь. Он поддается вперед и трётся своим пахом о стояк Дазая, который шумно выдыхает и прикусывает плечо, носом проводя по шее, к ямочке между ключицами и к той ссадине, которую он старательно — точно кот — вылизывает. У Чуи плывёт перед глазами, он не понимает, как всё скатилось до того, что у них сейчас прелюдия на полу в директорском кабинете стрип-клуба. У них команда нарезает круги с Шибусавой за компанию, наверное, уже всю федеральную исколесили, а главные зачинщики мегагениальных планов сейчас губы друг другу кусают и прижимаются так, будто через одежду собираются трахаться. Дазая не заботит, что его команд и указаний ждёт добрая половина главной команды Портовой мафии. — У них есть Акутагава, — будто читая мысли, прерывисто выдает он, поддевая одной рукой молнию на чужих джинсах, а другой рукой придерживая за поясницу. — Он их босс, пусть и разбирается. — Он, — Накахара прерывается, чтобы громко не застонать, когда Осаму как бы невзначай спускается ниже, сжимает одну ягодицу и щекочет рёбра. — и наш босс, если ты помнишь. Дазай рычит, сбрасывая с себя Накахару, что тот успевает перепугаться, что из-за своих слов он сбил настрой, но нет. Дазай просто нависает сверху, облизывая взглядом тело Накахары. — Тебе говорили, что ты выглядишь незаконно? — Хорошая попытка. Но подкат не прокатит. — Ну и ладно. Осаму опускается и ставит россыпь собственнических меток везде, где только может. Чувствует царапающие ногти на своих плечах и испытывает какую-то мазохистскую удовлетворённость. Ведет мокрую дорожку по напряженному прессу и останавливается у края джинсов. Неожиданно резко прекращает поползновения и просто садится сверху, задумчиво складывая руки. Вид Накахары отсюда просто заслуживает отдельной полочки в памяти: возбуждённый, с блестящими губами, которые хочется искусать, взмывающейся прерывисто грудью и помутневшим взглядом. Если это не идеал, то Дазай не знает, что идеал. — Знаешь, Накахара, — он чуть наклоняется и двигает бёдрами, теснее прижимая ноги. У Чуи испепеляющий взгляд, и Осаму почти испугался бы, если бы не услышал тихий стон. — Я представлял себе несколько другую поверхность. Но эта тоже устраивает. — Говори быстрее. — Давай заключим сделку, — голос уже изначально подбивает, что у тебя нет и шансов. — Продержишься восемь минут, и я на весь оставшийся период исполняю все твои прихоти. Но если проиграешь, — он специально тянет гласные, поэтому да, понятно, что Чуя проиграет. — то пойдёшь со мной во все тяжкие рука об руку. — Что, и сумочку делим пополам? — ехидно спрашивает Накахара, приподнимаясь на локтях. — Специально для тебя же крал то ожерелье с рубинами, солнце. Ни Накахару, ни тем более Дазая не заботит, почему Олкотт до сих пор не пришла и не остановила их. Возможно, ей достаточно было услышать звуки, чтобы просто отдать охране ключ и уехать в аэропорт. И вроде уже оба вылезли из периода, когда гормоны шуруют быстрее мозгов, но сейчас ни один не уверен, что это действительно так. У Накахары свой пунктик на засосы, поэтому он с прикусом оставляет их как можно на самом видном месте. Хотя он уже знает, что Дазай специально будет светить этими следами бурного времяпрепровождения — сам факт, кем они были оставлены, греет довольно шипящее самомнение. У Осаму свой пункт на эту татуировку за ухом, которую он не может оставить без внимания, удивляясь самому себе, как он раньше её не замечал. У него самого есть татуировка на спине, но это нечто сделанное из забавы и без особой мысли, как может показаться, исходя из иероглифов на левой лопатке. Какой якудза без татуировки? Она есть даже пай-мальчика Накаджимы, но это уже другая стезя. Дазай позволяет себе много, слишком много, раз он так нагло просунул два пальца в чужой рот, продолжая выцеловывать шею, спускаясь к бьющейся венке, к ямке. Останавливается, чтобы полюбоваться на брошенный вызов, который Накахара с привычным острым взглядом принял, языком расталкивая пальцы, всасывая их. Знаете, Дазай мог пошутить, что за столько лет у Накахары уже опыт и все дела, но у него эта мысль резко вылетела из головы, как, впрочем, и многие другие мысли, когда Накахара, откровенно говоря, сосал эти грёбаные пальцы, что Дазай успел пожалеть, что вместо пальцев не может заставить так сосать свой член, который, кстати, больно царапается о ткань. Выдыхает и размазывает по губам слюну, тут же накрывая их своими. Целует так, будто после исчезнет или он, или Накахара и этих сносящих мозги к чертовой матери поцелуев больше не будет. Хочется растянуть удовольствие и одновременно быстрее закончить. А ещё Чуя Накахара действительно гибкий. Он закинул свою ногу в этих узких джинсах на плечо Дазая, широко разведя вторую. Осаму даже стало не по себе из-за возможного растяжения связок, но, судя по спокойному, а вернее всё такому же развратному виду, у Накахары просто ошеломительная растяжка. Фраза из Гарри Поттера застряла в горле с гортанным стоном, когда Чуя подмахнул бёдрами, потираясь колом стоящим членом о чужие брюки. — Что ты там говорил, что ты сверху? — напоминает Дазай, всё-таки справляясь с молнией и пуговицей. — Как-то не похож. — Ты слишком расплывчато представил себе эту фразу, — буквально на выдохе произносит Накахара, помогая стянуть с себя штаны. — Я люблю сидеть сверху. Дазай присвистывает и откидывает джинсы в сторону, возвращая накахаровскую ступню себе на плечо. Целует колено, ведет носом и плавно держит у щиколотки, чуть сгибая ногу, чуть ли не заставляя Накахару прижать её к своей голой груди. Идеальная растяжка. Дазай не спешил снимать бельё, щекоча кожу над резинкой. Накахара выгибается, затылком упираясь в пол. Скребет ногтями по паркету, желая за что-нибудь ухватиться, но это вам не кровать, чтобы сминать простынь. Он закусывает губу, чтобы не стонать в голос, но получается хреново. — Помнится, я спрашивал тебя о громкости, — Дазай нарочно толкается бёдрами, выбивая приглушённый стон. — Давай, покажи мне. Чуя упёрто держится, продолжая выгибаться до хруста в позвоночнике и до скольжения локтями по паркету. Осаму отрывается, чтобы снять с себя брюки, предварительно достав из кармана презервативы. Да, шёл подготовленный, потому что знал, что так всё и обернется, если они попадут в этот клуб. Отсюда нетраханым уходил разве что владелец, который сам мог трахнуть любого понравившегося. Дазай ищет глазами своё пальто и быстро притягивает к себе за пояс. Выуживает из внутреннего кармана тюбик, который ему быстро всунула Наоми-чан, зная, что «тот рыжий ходячий секс» уже занят. Догадливая. — Сколько ты ещё возиться будешь, а? — Накахара говорил это таким тоном, что ещё чуть-чуть и он потеряет настрой, хотя в глазах откровенно плескалась похоть и выглядел он уже затраханным, что тешило эго не хуже понимания, что скоро он действительно будет затрахан. — У, кому-то не терпится, да? — А ты у нас скорострел, что время тянешь? — Вызов принят. Дазай приспускает трусы, шуршит презервативом, и весь процесс длится не дольше и половины минуты, а Накахара уже хотел опять возмутиться. Он чуть дёргается, когда собственное белье дёргают и проезжаются жесткой тканью по истекающему смазкой члену. Наверное, стоит сказать, что у Дазая был не такой обширный опыт со своей половиной населения, но у него слишком хороший был учитель, чтобы сейчас он был ни чуть не хуже Накахары. Опускает голову и смотрит на Чую тем самым хищным взглядом, от которого кажется, что время замирает вместе со всеми сжавшимися органами. И полностью устраивается между разведенными ногами, подхватывая одну под коленом. Выделывает узоры и ставит парочку засосов на внутренней стороне бедра, наконец слыша громкий стон в исполнении Накахары. — Значит, всё-таки шумный. Люблю таких, — тянет лыбу Осаму, ведя дорожку к члену, неожиданно для Накахары накрывая его. Чуя низко стонет и проклинает тот день, когда встретился с Дазаем, потому что все это сводит с ума и не дает мыслить рационально. Ему неудобно убеждать себя, что всё в порядке, когда член берут за щеку. Знаете, трудновато, но Накахара справляется, герой. Он слышит собственные ногти о паркет, и ему кажется, что на полу теперь останутся заметные царапины, которые будут служить напоминанием — если никто не поменяет паркет на новый нормальный ламинат — о занимательном сексе с Осаму Дазаем. Дазай помогает себе рукой, кольцом из пальцев сжимая у основания. Наслаждается реакцией Накахары, который теперь нашёл поддержку в царапинах на плечах и пальцах в шоколадных волосах. Дазай не против, даже сам поставляет голову. — Боже, сколько можно медлить, — стонет Накахара, специально задевая рану на плече. — Точно скорострел. Трахни уже, а. Дазай расплывается в довольной улыбке и облизывается, всем своим видом показывая, что именно этой фразы он и ждал. Чёрт бы побрал его. Стягивает бельё и выливает себе на пальцы смазку. Комкает своё пальто и подкладывает под поясницу Накахары, продолжая довольно улыбаться. Вставляет сразу весь палец и наблюдает за реакцией Накахары. Тот тихо шикает и поддается вперед. И, видимо, Дазаю показалось, что первый палец слишком легко Накахара перенес, поэтому он резко добавляет второй и начинает медленно — до подгибающихся пальцев на ногах — растягивать. Накахара уже опять хотел фыркнуть о медлительности, но Дазай, будто предугадывая, разводит пальцы ножницами и вытаскивает их, резко толкая до упора. Чуя широко распахивает глаза, затылком вжимаясь в пол. Дазай практически сразу попадает по простате, и Накахара даже не узнает свой голос: севший, глубокий и будто не его вовсе. Дрожит и жмурится, сжимая одной рукой свои волосы у корней. Дергается сам, насаживаясь и кусая губы. Дазай не скрывает, что если ему удастся снова так оторваться, то он снова будет залипать на мимику Накахары и на его раскованность. Накахара шипит что-то в духе «если не вставишь, то выебу лично». Дазай только усмехается, вытаскивая пальцы и вытирая их о свою рубашку, которая до сих пор висит на плечах. Сжимает пальцами чужие бёдра, чуть приподнимая и без каких-либо предупреждений входит до упора. Накахара не скрывает своих стонов, тем более, что Дазай сам коротко постанывает, жмурясь. На бёдрах точно останутся следы от такой хватки, но Накахара не думает об этом, когда по телу буквально прошибает ток и выбивает все мысли из головы. Дазай — как бы ни было больно и одновременно хорошо признавать — сумел найти прекрасный угол и темп, что у Чуи искры из глаз сыпались, а над ухом прерывистые какие-то пошлые фразы Дазая, которого не смутит ничего, зато губы вечно будут в самодовольной ухмылке. Накахара совсем забывает о своём стояке, когда сжимается вокруг Дазая. Он вообще забыл о ноющей боли, и накатившее возбуждение перекрывало это в три кратном размере. Осаму улыбался той самой улыбкой, когда он уже получил, что хотел, но его самодовольству этого мало, и он прав. Он получил секс с Накахарой. Он трахает его и восторгается его реакцией. А ещё он довёл его до оргазма почти не прикасаясь для этого к члену. И с тем же успехом он ставит её один засос на ключице и под сокращающимися мышцами кончает, немного задержавшись внутри. Картина маслом. Или смазкой. Оба на паркете, развалившиеся, взъерошенные, тяжело дышащие и еле догоняющие, что они сначала: подрались и добавили парочку синяков на свои созвездия; потом перенесли драку на пол и настолько увлеклись, что в итоге всё свелось к вот этому. Тёмное пятно на биографии Накахары. Он согласен, что фраза «спал с Осаму-мать-его-Дазаем» кажется внушительной, учитывая, что все знают, что Дазай умеет ебать только мозги, профессионально, дипломированно психиатрическим образованием. И ни один, зараза, не вспомнил про Шибусаву и компанию, которые небось уже прозвенели все уши Куникиде, которого спровадила Наоми. А этим двоим хоть бы хны. — А кстати. Ты проиграл, — говорит Дазай, уже начиная соображать. Он уже чувствует тот сгусток возмущения, поэтому добавляет: — Ты же сам сказал вставить, я здесь не причём. А Накахара и не против. Ну подумаешь, придётся в авантюры с сами-знаете-кем лезть. Ой, я вас умоляю, а вот эта погоня за руном не авантюра? Или вот эти гляделки с молчаливыми спорами «верни сумку»? Ой, да Накахара за эту неделю уже закалённый, что вряд ли его можно будет чем-то удивить. Хотя, Накахара уверен, что Дазай найдёт чем.

***

— Что за блоха? Дазай спрашивает это, когда обнаруживает на заднем сидении подростка, читающего какую-то книгу. Они воспользовались любезно предложенной ВИП-комнатой, где был душ, и Олкотт позаботилась о сменных вещах. Исходя из проблем Гильдии, ей было невыгодно наживать проблем с Портовыми. У Огая первоклассное оборудование, будет понятно, если Фицджеральд обратится за помощью. — Я Кьюсаку, — говорит эта «блоха», откладывая книгу в сторону. Он изучающе смотрит на Дазая, фыркает чему-то и переводит взгляд на сидящего за рулём Накахару. — Сразу понятно, кто из вас Осаму Дазай. — А как? Я затмеваю своей красотой Чиби? — Дазай самодовольно проводит по волосам и ухмыляется. — Ага, именно, — фыркает Накахара, кидая мимолётный взгляд на внешний вид Дазая. — Ширинку застегни и футболку поправь. Боже, как ты собирался? — Любуясь твоей отпадной задницей, детка. У Накахары не хватает сил на что-то кроме подкатанных глаз, и он резко нажимает на тормоз. Специально, чтобы Дазай влетел бедром в ручку двери. Кьюсаку коротко усмехнулся. — Чу-кун мне нравится больше. — Ой, ну и пожалуйста, ну и не надо, — демонстративно отвернувшись, Дазай надул губы, но быстро отошёл и уже вопросительно играл бровями. — Зачем Фиц навязал нам этого спиногрыза? — Кью — сын его друга, — Дазай ожидал что-то в духе «сын друга отца по линии матери», но ограничились только другом. — В Калифорнии, где он был, небезопасно. А к себе в Нью-Йорк с такой репутацией папаши Гильдия не может взять его. Никто не станет искать этого ребенка в Японии, пока не обыщет всю Америку. — А нам какой резон его спонсировать? — У его отца остались неплохие филиалы, которые можно по-тихому переделать на себя и переоформить наследство Юмено. Я слышал, ты выдвигал предложение в сотрудничестве с Гильдией, так что тебя не устраивает? — Ребенок на моих плечах. — Он на плечах Мори-сана. Осаму только цокнул и кинул взгляд на пацана через плечо. — Тебе вообще сколько? — Тринадцать. — В рабство что ли сбагрить… — Дазай! — Накахара не отказывает себе в удовольствии ударить Дазая по макушке кулаком. И только выезжая на федеральную, Накахара наконец вспоминает об отключённой связи и том, что его наушник был раздавлен дазаевской лапой, а гарнитура Дазая намокла от того, что этот кретин попёрся в одежде в душ к Чуе, за что получил дополнительный синяк на предплечье. Накахара достает телефон из кармана и второй раз поражается его стойкости, учитывая, сколько они с Дазаем катались по полу. Набирает Акутагаву и включает громкую. — О, какие люди мне звонят! — в голосе сама ирония. — Накахара-сан собственной персоной! Я, наверное, должен быть польщён. — Харе паясничать, — шикает Дазай, закатывая глаза. — Оба живы, оба целы, ещё и с прицепом. Всё зашибись. — Зашибись будет тогда, когда я всё-таки заеду тебе по роже. — В очередь, Рю-чан. — Дуйте уже к нам! Сворачивайте на третьем повороте к старому оружейному складу, — отбирает трубку Тачихара, и, судя по звукам, он уже где-то идёт. Эхо, возможно, он зашёл на склад. — Тут почти вся компа… Не целься в меня этой железякой! Нет, Мотоджиро, его нельзя бить арматурой! Акутагава! Угомони сестру! И бросил трубку. Накахара усмехается, нажимая сильнее на газ. Кью спрашивает, к чему ему готовится, но Дазай говорит, что таким мелочам ещё пистолет рано держать. — Я с АК-103 знаком раньше тебя, — отвечает с превосходством Юмено. — Всё равно ничего серьёзней пневмата не разрешу взять, — гнёт своё Дазай. — Как будто он у тебя есть, — саркастично вклинивается Накахара. — На. И кидает Юмено глок. Дазай сейчас чувствует себя разъяренной мамочкой, ребенку которой дали что-то аллергенное. Но даже его суровый взгляд не изменил лицо Накахары, который только и предупредил, чтобы Кью не попал под общий обстрел. — Знаешь, Накахара, — начинает Дазай с видом крайнего негодования. — Ты совсем не умеешь общаться с детьми. Чему ты его учишь? В тебе ноль педагогической чуйки. Какой ужас. — То, что ты хирург-психиатр ещё не означает, что ты умеешь общаться с детьми. Элис-чан рассказывала мне, что у тебя плохо получалось угадывать её прихоти. — Элис просто воплощение адского характера Огая! Можно подумать, у такого босса была бы простая дочь! Чиби, не расстраивай меня. — И в мыслях не было.

***

— Получается, я почти застал ваше знакомство? — Кью уже полностью опять улёгся на стол и положил голову на сложенные руки. — Ну и ну. — Давай будем называть это путём к браку, — предлагает самодовольно Дазай, ойкая от лёгкого толчка в многострадальное плечо. — Не, ну дальше-то я знаю, — кивает Кью. — Вы беседовали со злым Рю-чаном, потом кто-то решил пристрелить Дазая и началась перестрелка. — Ага, Шибусава посчитал, что ему скучно, и решил пальнуть. — И в итоге он умудрился вытащить из Москвы Федю, из Флориды — Лавкрафта и из Польши — Твена. А это мы ещё не считаем Сантоку на этом вечере. Анго вряд ли будет на сегодняшнем собрании. Но всё равно дофига людей, если приписать по восемь охранников от каждого, то переговорная лопнет от переизбытка свинца. Редко можно встретить столько организаций в одной переговорной, когда даже католическая церковь будет там светить личиком Озаки Коё, как владелицы, которая чисто по старой дружбе идёт на уступки и становится на сторону Мори. Смешно и одновременно ужасает возможное неверное слово — и все взлетят, как пороховая бочка. — Поэтому, — Накахара встает с места и разминает шею. — Давайте расходиться. Нам ещё терпеть ваши с Достоевским разговоры. — О, ты недооцениваешь Шибусаву. Вот увидишь, мы втроём вынесем всем мозг. — Не сомневаюсь. Кью спускается со стола и шагает к себе в палату. Вообще, клиника Мори сейчас больше походила на гостиницу, где разместились почти все желающие узнать, куда опять исчезло грёбаное руно?! Накахара ждёт с минуту, закрывает дверь в кабинет на замок и смотрит на время. Потом кидает быстрый взгляд на Дазая и идёт к своему столу, где лежит неоформленная стопка карт. Выуживает из стопки одну карту и зажимает её между пальцами, довольно ухмыляясь. Дазай тоже встает с места и бесшумно подходит, забирая карту из рук Накахары. Хитро щурится и растягивает губы в самодовольной усмешке. — Я же говорил, что поделим пополам. Не мог же я бросить напарника, — касается ладонью скул и накрывает чужие губы своими. В свете настольной лампы волосы Накахары буквально горят, а глаза Дазая настолько тёмные, то эта парочка выглядит сбежавшей из как-то триллера. Проводит языком по нижней губе, тихо наслаждается царапающими шею ногтями и ухмыляется даже в поцелуе. — Ты что-то говорил об ожерелье с рубинами, — напоминает Накахара, отрываясь. — За сколько его можно спихнуть, как думаешь? — Всю сумку достаточно спихнуть, чтобы нас не нашли ближайшие десять лет. — Пришлём открытку с Майями? — смеется Накахара, отходя от Дазая и забирая с вешалки своё пальто. Да, на дворе плюс тридцать, а он накидывает пальто. «Плохие парни всегда должны выглядеть пафосно»! Дазай коротко кивает, открывая дверь. В лифте стоит приятная тишина, и ни один не хочет её нарушать. На выходе и в холле нет ни души, даже охрана куда-то делась, но это только на руку. У ступенек уже стоит машина, и водитель любезно открывает двери. Накахара первый садится, встречаясь взглядом с золотыми кошачьими глазами. Мужчина сидит напротив него и ухмыляется, поглаживая своего кота. — О, привет, старик, — Дазай закрывает дверь, и водитель заводит машину. — Давно не виделись. — Действительно, — кивает мужчина и протягивает руку. — Вы хорошо поработали. Я высажу вас у личного самолёта. Не хотите в Рио? Там как раз кузина отдыхает, очень хочет снова с вами встретиться. — После Сан-Франциско — обязательно, — соглашается Накахара и протягивает карту. — Здесь номера и ячейка. — Замечательно. Ваш дуэт действительно одно из лучших моих решений. Раз хотите в Сан-Франциско, то у меня там вилла, могу организовать. — Благодарю, Нацумэ-сан. Почти ничего никто не приукрашивал в истории. Но вот познакомились Осаму Дазай и Чуя Накахара не в этот период времени. Не в этой истории, а гораздо, гораздо раньше. И теория Дазая по поводу призрачного руна была одной каплей из немногой правды. И то, что Нацумэ-сэнсей тот ещё авантюрист — правда, которую стоило заметить ещё с его затеей. Юмено Кьюсаку просил рассказать историю встречи Осаму Дазая и Чуи Накахары, но он упустил один момент: Дазай Осаму никогда не рассказывает что-то так легко. Вряд ли кому-то пришла в голову такая безумная идея, если не Дазаю и Нацумэ, а Накахара только вздохнул, читая досье своих коллег. Планы Дазая безумны — факт. Поддерживающий их Накахара безумен — факт. Их дуэт начался сумасшедше и не в этой истории — а не факт, так ли это.

А вот, что было на самом деле, мы с вами никогда не узнаем.