Lurk

      Джуто Ирума по праву мог зваться сильной личностью. Он пережил трагедию, смерть родителей и дорогих друзей, каждодневно подвергал свою жизнь опасности и выходил целым, и, возможно, совсем уж невредимым. Даже не смотря на травмы, мужчина вновь и вновь поднимался, желая исполнить свою мечту, желая раз и навсегда искоренить то, что уничтожило все, что было ему так дорого. Однако он, да и в принципе никто, не мог ожидать, что с ними случится это.       Кроткое, раздражающее, абсолютно вымораживающее тиканье настенных часов. Рио ненавидел, когда он мог слышать их, а не глубокий мужской голос. Ирума молчал как рыба и это пугало, рыжеволосый даже представить не мог, что творилось в голове бывшего полицейского, это пугало еще больше.       Белые, совсем чистые бинты, скрывающие глаза. Джуто ненавидел, когда эти бинты спадали с чужого лица, облачая всю гнустную правду, ковыряя в сердце когтем, раздирая рану и заставляя ее кровоточить чувством вины. Он и слова не мог вымолвить, когда это происходило. Потому что то, за что он нес ответственность, было слишком пугающе. Рио остается только взять мужчину за руку, сжимая пальцами кожаные красные перчатки, поддевая пальцами и избавляясь от ненужного аксессуара. У Джуто слишком чувствительные ладони, на тепло чужих, более жилистых, он реагирует дрожью, после чего видит, как рот Мейсона произносит слоги, скорее даже полноценные слова, определенную фразу.       Но Джуто не мог его услышать.       Дернув плечами от натягивающегося чувства отчаяния, он уже не смог сдерживать себя, от чего по скулам начинают течь горячие и совсем соленые слезы, накапливаясь на подбородке и капая на брюки. Рио поймет это только когда темноволосый сожмет чужую ладонь сильнее, притягивая к себе и опуская голову, утыкаясь влажными глазами в костяшки, начиная рыдать взахлеб, переисполняясь чувством сожаления и горести.       Ведь Рио не мог его увидеть.       Тот случай изменил все в их жизни. Одна ошибка, которую совершили Чуоку, что повлекла такие последствия. На самом деле ни Рио, ни Джуто не считали их виноватыми в том, что произошло. Конечно, все произошло по их вине, но если бы не… возможно, один из них был бы сейчас здоров. Возможно, не сломай Джуто тот гипнотический микрофон прямо на глазах всех, Бусуджима был бы сейчас зряч. Возможно, не позволь Рио той женщине заговорить в этот микрофон и направить атаку на Ируму, тот остался бы слышащим. Никто не может признаться в собственной вине, стыд заставляет слова застревать прямо в глотке, да и даже если бы кто-то извинился, ничего уже не исправишь. Извинениями ты не вернешь бывшему полицейскому слух. Извинениями ты не вернешь бывшему военному зрение.       Рио только сейчас понимает, что бинты развязались и упали с его глаз, тогда, когда Ирума тянется к нему и утыкается влажной щекой куда-то в висок, крепко обнимая, шепча неразборчивые слова, которые сам бы он не услышал. Мейсону хочется погладить темноволосого по голове, успокоить, но он даже не может увидеть, где начинались чужие локоны, потому действует наугад и попадает по плечу. Раз удалось нащупать плечо, рука потянулась дальше, сжимая в объятьях чужую шею. Хотелось успокоить словами, хоть и Бусуджима плохо это умел, но в этом все равно не было бы смысла. Джуто скатывается куда-то вниз, чуть ли не прижимаясь всем весом к крупному телу, стараясь успокоиться, однако сердце стучит как бешенное, если бы он мог слышать, то понял бы, что сердце Рио тоже стучит как бешенное.       Они были загнаны и словно прокляты до скончания своих дней мучиться от своих совершенных глупых ошибок, от своей слабости и немощности. Им оставалось лишь стать глазами и ушами друг друга. Но они не могли. Ни то от страха, ни то от гложущей вины в подкорке мозга, но они не могли.       Мейсон вновь наугад берет чужое лицо в руки, поднимая его, заставляя Ируму взглянуть на него, после чего открывает стеклянно-голубые, слепые глаза, надеясь, что он смотрит в зеленые глаза Джуто, после чего медленно, буквально по-слогам произносит, надеясь, что мужчина сможет прочитать по губам.       — Пожалуйста, не молчите.