После

Он не знал, что я слышу каждое его слово, пробирающиеся в сознание уродливыми ветвистыми сорняками. Все было просто. До жути легко. -Смерть наступила в 2:15. Причина: дорожно-транспортное происшествие. Банально, правда? В этот год мою участь разделили еще полтора миллиона человек. Оказывается уйти неповторимо практически невозможно. Забавно, но раньше мне казалось, что до этого дня бесконечное множество лет, а оказалась секунда. Ровно столько понадобилась на осознание того, что на извилистой ночной дороге потерять управление непростительно. Я вылетела на встречную во мраке векового хвойного леса всего в паре миль от океана и столкнулась лицом к лицу с белоснежной фурой. Ее водитель будет еще несколько лет видеть эту картину, смыкая свои веки по ночам. Мне жаль, что я забрала спокойствие его разума и души, но я уже не смогу извиниться. Сейчас я впервые смотрю со стороны на себя, лежащую на кафельном столе патологоанатома. Синяки и ссадины выделяются уродливыми кляксами на холодной прозрачной коже, бордовый маникюр выглядит слишком вульгарно для трупа, хотя и идеально подходит к спутанным в крови волосам. Когда скальпель коснулся тонкой шеи и привычным движением профессионала скользнул вниз, я не чувствовала ничего кроме легкого холода, сравнимого с тем, что гуляет по старым домам в первые дни октября. Врач быстро нашел мой богатый внутренний мир. Он мало чем отличался от сотни других, побывавших на этом столе. Стандартный набор органов, разбавленный потемневшими от многолетнего курения легкими. Когда вы зажигаете очередную сигарету, наслаждаясь красотой звездного неба или искрами городских огней, и даете дыму проникнуть глубоко в клетки, вы вряд ли представляете, что увидите последствия. Однако вопреки ожиданиям большинства, меня все же сгубила не привычка, а сломанные шейные позвонки, внутреннее кровотечение и разрыв печени. Это через несколько минут обнаружит и доктор. В это время молоденькая медсестра изящными тонкими пальцами наберет номер мужчины и сообщит, что его супруга, с которой он прожил не одно десятилетие, разбилась на машине этой ночью. Мы любили друг друга. Любили… Мы не знали, как может быть иначе. Обсуждая с ним искусство под палящим солнцем на берегу Средиземного моря, когда бриз обдувал загорелую кожу, а мелкий песок обволакивал стопы; когда он впервые с той невообразимой безграничной любовью держал на руках нашего ребенка; когда ночные кошмары заставляли, вздрагивая, открывать глаза, а его руки заключали в самое безопасное и уютное укрытие на планете, я была счастлива. Мы вместе проходили трудности, ссорились и мирились, смеялись и плакали, и я знала, что это самое настоящее, что было в моем существовании. Наша семья была для меня тем самы смыслом. Умирать было не страшно. Это было просто мгновением, закончившим долгий путь из пункта А в пункт Б. Смерть была чем-то невероятно естественным и словно привычным. Мне стало больно только тогда когда в шумном холле госпиталя я увидела его беспокойные глаза. Он надеялся на ошибку, молился, что бы это оказалось недоразумением. Я стояла рядом, когда он получал мои вещи, я была рядом, когда он вертел на трясущихся пальцах тонкий золотой ободок, служивший некогда обручальным кольцом, и даже тогда, когда он позвонил нашей дочери. Я была с ним, но он был один. Моя прекрасная девочка приехала, через полчаса, с красными глазами контрастно выделяющимися на, наверное, еще более бледном лице, чем мое в ту минуту. Буря отчаяния , разворачивающаяся в их сердцах, было единственным, что ранило мою душу. В смерти оказалась страшна вовсе не физическая боль, а те муки, которые она приносит близким умершего. После их ухода, бродя по бесконечным коридорам больницы, встречаясь с другими мертвецами, наблюдая за живыми, внутри не было ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Не было ни отчаяния, ни горя, ни тоски. Времени больше не существовало, дни могли тянуться неделями, а года минутами. Казалось, что это превратиться в мучительную вечность, наполненную воспоминаниями тех дней, когда чувства струились по венам, гонимые биением сердца. Но в один момент все закончилось.