Письмо и его мокрые последствия

— Да, забыла! К тебе ведь письмо вчера без тебя пришло, — чуть задумавшись, произнесла Настасья. — Письмо! Ко мне! От кого? — переполошился Родион. — От кого не знаю. Три копейки почтальону своих отдала. Отдашь что ли? — Так неси же, ради бога, неси! — закричал весь в волнении Раскольников, — господи! Через минуту явилось письмо. Так и есть: от матери. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце. Вернув деньги девушке, которая незамедлительно поспешила покинуть комнатушку, он быстро поднес письмо к губам и поцеловал; потом еще долго вглядывался в такой знакомый и милый ему мелкий и косенький почерк его матери. Он еще немного помедлил, и, будто в страхе, дрожащими руками наконец распечатал. «Милый мой Родя, — только начал читать, а сердце уже бьется где-то в горле, дыхание сперло от нахлынувших эмоций. Чем дальше он углублялся в чтение, тем сильнее стучала кровь в висках, тем жаднее он впивался глазами, словно пожирая, в каждую буковку, каждый знак, написанные рукой его матери. Вскоре парень и вовсе начал почти что задыхаться. Тело прошибала дрожь вперемешку с холодным потом, как при сильной лихорадке, даже, кажется, поднялась температура, но он продолжал эту безумную пытку. Близился конец письма: мать горячо обещалась приехать вместе с Дуней в Петербург, повидаться с сыном, писала насколько сильно она его любит, как искренне всем материнским сердцем переживает за счастье любимого Роди, настолько трогательно, что каждое словечко буквально пронзало ничтожное существо Раскольникова, а по щекам парня неконтролируемо текли соленые ручьи. В конце концов, и без того расшатанные нервы студента не выдержали, и он снова прижался сухими губами к бумаге, закрыв покрасневшие от слез глаза, вдыхал поистине пьянящий аромат плотных почтовых листов, чернил, и даже будто едва уловимый запах родной матери, которая вот она, совсем рядом, но это не так. Одиночество, тоска по дому, по близким, эта ужасная нищета, навязчивые мысли о скором совершении этого тяжким грузом давили на надломанную психику Раскольникова, а письмо, словно лучик света в этом грязном и темном царстве, позволило на короткий миг забыться и окунуться в мир воспоминаний о былых счастливых временах. «Прощай, или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно.» — эти строчки стали последней каплей. Сумасшедшее желание ядом разлившееся по венам Родиона, дало о себе знать — что-то непонятное сладко тянуло низ живота. Жар усилился, обезумевший разум помутился, возбуждение взяло верх, руки Раскольникова сами по себе потянулись к штанам, слегка массируя между ног. «Недостаточно» Брюки вместе с бельем полетели куда-то в угол, что сейчас мало волновало возбудившегося парня. Плюнув себе на ладонь, Родион начал медленно водить ей по каменному члену, кусая губы и немного стыдясь себя, из-за этих действий рассудок отошел на задний план, а молодость взяла свое. Сначала он лишь тихо и судорожно вздыхал, но, поняв, что этого мало, ускорил темп, отчего становилось еще приятнее. «Недостаточно» И все же получить желанную разрядку не удавалось. Откинувшись на спинку дивана и тихо постанывая, бегающий взгляд зацепился за маленький столик подле него, на котором лежала причина такого странного, нехарактерного непорочному студенту, состояния. «Недостаточно! Недостаточно! НЕДОСТАТОЧНО! " В этот момент в голове Раскольникова действительно случился коренной раскол, шарики окончательно уехали за ролики, и он, издав непонятный звук, походивший на болезненный вопль, резко схватил листы письма, прижал их к своему искаженному жуткой гримасой лицу и, неестественно выгнувшись, будто ломая позвоночник, полной грудью вдохнул. Тот запах заполнил его без остатка, насилуя сознание, заставлял делать такие странные вещи. «НЕДОСТАТОЧНО!!!!! " Сердце безжалостно ломало ребра изнутри, рука все ускоряла темп, внизу все просто пылало неистовым пламенем, мозг расплавился, последний вздох и… Напрочь забывший об отсутствии какой-либо звукоизоляции в доме, и о том, что кто-то запросто может услышать, Раскольников тек и стонал уже как грязная желтобилетная сучка. На самом глубоком вдохе он излился на подранный диван, одновременно издавая самый громкий и сладкий, почти что крик, стон. С самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его, искусанным до крови, губам. Он прилег головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал.