the pain of waiting

В этом храме слишком тихо, от того даже непривычно. Теплый воздух снует туда-сюда по небольшим комнатушкам, разгоняя светлые занавесы на окнах. Пол тут непрочный, скрипучий, но он все еще держится, упрямо не желая поддаваться старости. Светлая ткань колышется от легкого дуновения сквозняка, поднимаясь и опускаясь, когда Се Лянь ставит на стол перед окном небольшой горшочек. Он пустой. В нем нет Бань Юэ, она с ним не поговорит. Там лишь неприглядные соленья. Пускай их больше не для кого готовить, пускай они, возможно, совсем не пригодятся, пускай… Прибираясь в храме, принц берет метлу, чтобы собрать залетевшие с улицы разноцветные кленовые листья и вынести их за порог. Ци Жун не кричит и не бранится, ведь его там нет. Гу Цзы тоже ничего не говорит, потому, как и мальчишка совсем не тут. Солнце садится за границы высоких зеленых холмов, последними лучами ослепляя принца, засмотревшегося в небо. В его глазах отражается розовое небо с белыми и серыми облаками, которые уносят с собой очередной одинокий день. День сменяет ночь, и так снова, и снова. Принц убирает то тут, то там, наводит порядок на каждой узенькой тропинке, вычищая мельчайшие сорняки. Вокруг старого, обветшалого храма нет ни веточки, ни листика. Однако, с последним он, конечно, поторопился. Порывы ветров стали все чаще срывать листья с деревьев и, в потоке безумного танца, разносить свои плоды повсеместно. С первыми холодами его манит алый лес, раскинувшийся близко к холму броскими красками. Высокие кроны деревьев устремились вверх, раскидывая тяжелые, цветастые ветки, будто от тяжести те вот-вот треснут и рухнут вниз. Се Лянь прогуливается здесь день ото дня, рассматривая падающие в руки листья причудливой формы, пока однажды ему не начинает казаться, что где-то за деревом мелькает алое, выделяющееся из всех, пятно, так похожее на чей-то силуэт. В ушах отчетливо отдается «дзынь», словно серебристые цепи столкнулись друг с другом, и принц спешит на этот звук. Застоялое, грустное выражение его лица сменяет эмоция, похожая на страх, любопытство и надежду, смешанную кистью на палитре. Он ускоряет шаг, отчаянно огибая дерево за деревом, цепляясь одеждой за раскинувшиеся по бокам от него кусты. С губ уже готов сорваться отчаянный зов, но… Перед глазами всего лишь красный листочек, аккуратно плывущий с дерева вниз и также аккуратно падающий на землю. Бесшумно. Всего лишь лист. Кронпринц уверял себя не грустить, отвлекал себя всевозможными делами, но все чаще его сердце издевалось над ним, подкидывая миражи из грез. Звук серебра, алые силуэты, голос издалека, причуды касаний к коже, все это изматывало и заставляло внутри что-то неприятно щемить и колоть. Вернувшись в храм, Се Лянь зажигает свечу, ставит её на стол и долго смотрит на огонь. Тот пляшет и переливается в глазах принца, извивается, подобно прыткой Жо Е и вдруг потухает. Сердце пропускает удар, а руки прижимаются к груди. Принц зажигает пламя на ладони и осматривается. Благодаря отсутствию черных меток на теле его огонь довольно силен, а потому помогает рассмотреть все в небольшой комнатке. Ничего и никого. Вновь показалось. Раз уж свеча отказалась сегодня освещать его храм, принц на ощупь находит циновку, разворачивает её и укладывается сверху, заменяя рукой подушку. Юноша слышит вой ветра за хлипкими стенами, может поклясться, что чует запах сорванного порывом цветка, закрывает глаза и замирает, поджимая губы. Сегодня ты приснишься мне? Все тело кутает чувство легкости, когда его лица вдруг касается чья-то рука. Она нежно проводит по его виску, вниз, поглаживая по линии скулы, а после заводит темную прядь за ушко, чтобы в следующую секунду на щеку кронпринца опустился мягкий и едва ли ощутимый поцелуй. Целующие его губы теплые и нежные, оставляя поцелуй, растворяют сладкий запах вокруг, и юноша поддается ласке, не смея открыть глаз. Он знает, это сон, всего лишь мечты, но раскрыв глаза, всё тут же исчезнет. Поддаться обману грез так глупо, но что делать, если только сны помогают держать все внутри, сдерживать порыв острых, холодных слез? Следующие секунды несут за собой звуки шелеста циновки, память играет с принцем, разжигая в нем старые воспоминания, чтобы те, искрясь, светились теплыми картинами из прошлого. Хуа Чен всегда был аккуратен, бесшумно укладываясь рядом, обнимая, вот так… Да, обнимая нежно, привлекая к себе. Се Лянь жмурит глаза, не сумев удержать сон, просыпаясь от резкого порыва ветра, который все же сломал где-то глубоко в лесу ветку, и та, с грохотом и скрипом, обрушилась на землю, спугивая сон принца прочь. Мираж растворяется, словно дым от догорающей палочки благовония. Принц хмурится, прикусывая нижнюю губу, и сжимает в ладонях белые одежды, пытаясь не плакать. Пускай никто не видит, пускай не слышит, но он не должен давать соленым дорожкам омывать его лицо. Плачут только тогда, когда надежды нет. А он обещал ему. Уснуть не получится. Сдержать слез… Тоже. С того дня он более не обманывался снами, не мучили его сердце и кажущиеся причуды голоса, тени, силуэта. Ничего более. Только тогда Се Лянь осознал, что ему по-настоящему страшно. Все эти дни он отвлекался на ложные надежды, гонясь то за невидимым духом, то за голосом из-за угла, а сейчас и этого нет. Словно ничего более не хочет напоминать принцу о том, как он был счастлив, с кем он был счастлив. — Жо Е, — зачем-то спешно зовет он ленту, и та, повинуясь, сползает с его руки, словно белая змея, не имеющая глаз, поднимает на него свой конец и ждет. — Жо Е, — вновь зовет. — Ты ведь его помнишь, да? Помнишь Сань Ланя? Помнишь… Умная лента понимает, что даже если бы она и умела говорить, ответа бы от нее не потребовалось. Её принцу необходимо не это. Духовное устройство вьется рядом, когда хозяин опускается на колени, упираясь ладонями в холодные и влажные от росы листья и траву, и смотрит перед собой. Кап. Кап-кап. Слезы все же стекают вниз, разбиваясь и растворяясь в природной влаге. Лента крутится вокруг запястья, пытается утешить, ей вдруг так отчаянно захотелось иметь возможность говорить. Она бы накричала. Да! Она бы так сильно закричала. О том, что Се Лянь не должен плакать, о том, что должен верить обещанию, о том, что осталось не так много. Но она не может. Потому крутится еще с мгновение и замирает послушным браслетом на запястье. Следующий мираж, напавший спустя долгое время, оставляет после себя жгучую, непосильно острую боль в груди, после которой Се Лянь еще долго желает закричать в голос, от того и сжимается в корчащийся клубок, падая на холодный пол. Только что, только что его коснулись теплые руки, облаченные в серебряные, узорчатые наручи. Только что его обнимали! Только что он был рядом… Почему так больно? Почему так долго? Принцу так хочется, чтобы его коснулись, обняли крепко, но аккуратно, так, как может только алый демон. Так, как может только он. Юноша сжимает пальцы на плечах, обнимая себя, рыдая беззвучно, только носом потягивая и шурша одеждой. Ему так хочется объятий демона. Пускай хотя бы на секунду, пускай хотя бы только одно касание, но эту боль и оно сможет разрушить. Се Лянь еще долго лежит. Вот так просто раскинувшись на полу, пустым взглядом упираясь в деревянные балки крыши. На сегодня его слез было достаточно, на сегодня его слабость взяла вверх… Боль сильна, и рушит принца с каждым днем, и развеять её в силах лишь свет божественных фонарей и теплое: — Гэ-гэ?