Твоё признание

Наступил день выпуска из школы и прошли экзамены. Прошли выпускные. Для выпускников время, проведённое в тюрьме под названием «школа», наконец-то стало воспоминанием. Они могли оглядываться на белое потрёпанное здание и думать: «как будто это было только вчера», не осознавая, что они сидели за партой буквально неделю назад. Одни ребята радовались хорошим результатам экзаменов, другие — негодовали и в унынии пытались подтянуться в учёбе. Всех объединяло лишь то, что для начала их новой жизни следовало бы выбрать колледж или университет. Очередное учебное заведение — новый ад. — Вы к кому, молодой человек? — спросил консьерж у Кабуто, который медленно открыл тяжёлую металлическую дверь. Человек сидел за стеклом: можно было разглядеть старый телевизор и койку. Это был насупившийся старик с жутко сморщенным лицом, похожим на чернослив. На его голову был неуютно натянут берет серо-розового цвета. — Что молчишь?! Ты, что, из того хулиганья?! Петарды кидать вздумал? Знаешь что, я тебя тут впервые вижу, тебе бы лучше объясниться. Возможно, старик с какой-то стороны и выглядел глупым, но некоторые основания для подозрения Кабуто, как ему казалось, у него имелись. Во-первых, Кабуто был подростком (от таких что угодно можно ожидать!). Во-вторых, пришёл он подозрительно рано для летних каникул. В-третьих, старику показалось, что он однажды уже видел Кабуто в этом районе. Но это старый спальный район, и рядом нет ни школы, ни других учебных заведений. — А, извините! Здравствуйте, я в 17 квартиру. — 17?! Не назвал ли ты число навскидку, а? Если говоришь правду, то кто там живёт? — Мужчина. Он работает в школе, в которой я учусь. То есть учился. Я выпустился, да. — Вот как? И как его зовут? Не помнишь, что ли? — Старик стал выглядеть как-то доброжелательнее. Старые люди непроизвольно становятся «тёплыми»: к ним не хочется относится грубо, потому что вспоминаешь своих бабушку и дедушку. — Орочимару [отчество]. — Эх, проходи. Кабуто прошёл мимо старика, до сих пор буравящего его взглядом и подошёл к ряду лифтов. Его удивил пустой ярко-синий аквариум, отрешённо стоящий на столике в отдалении. Якуши поднялся на лифте на третий этаж, но 17 квартиры не обнаружил, так что поднялся выше на ещё один. Побродив на четвёртом этаже немного, он увидел чёрную лакированную дверь с числом 17 на металлической табличке. Она была вся затёрта, поэтому он мог бы и пропустить нужную квартиру и метаться из угла в угол, если бы сегодня не был бы так серьезно настроен. Якуши постоял рядом с дверью, воззрившись на неё и немного сомневаясь, потому что был шанс, что Орочимару на самом деле живёт уже не здесь. Он мог не быть сейчас в квартире. Или он мог быть там со своей девушкой. Всё-таки сегодня воскресенье. Любой нормальный человек бы сегодня отдыхал. Кабуто от этой мысли становилось горестно, потому что в том случае, что Орочимару в квартире не будет, ему не хватит смелости прийти сюда снова. Не хватит. Вспомнив, что консьерж узнал Орочимару по описанию, Кабуто решил, что вероятность того, что адрес неверен равна нулю (если у старика не рассеянный склероз). К тому же, сейчас довольно рано (6 часов утра), а консьерж был заспанным. Это значит, что Кабуто это первый, кто его потревожил, то есть Орочимару не ушёл, и он дома (скорее всего). Якуши набрался уверенности и нажал на звонок два раза. За дверью по-прежнему была тишина. Он потоптался на месте, сжимая кулаки, и заметил у входа потертый коврик с надписью «welcome». «Добро пожаловать» — автоматически прозвучало в его голове — «и правда» — подумал он и хмыкнул. Вместо того, чтобы сдаться и уйти, Кабуто постучал в дверь несколько раз. Стук по дереву неожиданно был звонким. За дверью стало слышно медленные шаги, а потом снова тишина. Скорее всего, человек посмотрел в глазок. — Кабуто, это ты? Подожди секундочку! Якуши тяжело вздохнул, потому что эта реакция показалась ему довольно странной. То есть, по сути он не разбудил Орочимару, ведь Орочимару уже был на ногах, причём в довольно-таки радостном расположении духа. А что если он там не один? Неважно с кем. Просто этот человек гораздо ближе к Орочимару, чем Кабуто, а это значит, что приход Якуши сейчас ему помешает. А Кабуто не нравилась превергатива признаваться в чувствах в коридоре. К тому же, был шанс, что Орочимару попросту не даст на это времени или агрессивно отреагирует. Ведь он был занят! и прекрасно проводил с кем-то время! и вдруг какой-то геморрой с признанием школьника! Дверь резко распахнулась. Орочимару правой рукой поддерживал полотенце на голове и обтирал им волосы. На его серой футболке были тёмные пятна от воды. «А, так он сразу после душа» — подумал Кабуто. — Привет, по какому ты делу? — Орочимару был явно озадачен. — Я бы хотел поговорить… Может быть, вы угостите меня чашечкой чая? — Кабуто долго продумывал то, что нужно сказать. Он хотел остаться с Орочимару наедине и лучше, если не в коридоре. И было бы отлично, если бы они сидели за столом. Так что Кабуто давно решил, что скажет именно это, как бы грубо это не звучало. — Что? — Орочимару с недоумением смотрел на Кабуто, который непроизвольно сжал губы, умоляюще глядя на него. — Ну, если так тебе будет легче. Можешь зайти, — он отошёл в сторону, разрешая войти, и Якуши с неожиданной прыткостью прошмыгнул внутрь квартиры. Его глаза побежали по комнатам. Квартира была небольшой — узкий коридор, маленькие комнаты. Но все же, она была очень чистой и аккуратной. Мебель была новой и светлой. Орочимару с удивлением смотрел на выпускника, с жадностью заглядывающего в комнаты чужого человека. Кабуто быстро нашёл кухню и с грохотом сел на стул. Орочимару прошёл туда же, с удивлением смотря на парня, выглядящего как у себя дома. Мужчина открыл шкаф и вытащил коробки с пакетиками чая. — Чёрный или зелёный? — Зелёный. — С сахаром или без? — Без. Он поставил чашку перед Кабуто и сел напротив, продолжая с подозрением смотреть на него. — Ты, возможно… пришёл, потому что у тебя новые ушибы? — Орочимару не имел ни малейшего понятия почему Кабуто пришёл к нему домой лично, причём в такую рань, так что его ужасно занимала причина. Якуши был первым «драчуном» в школе, что совсем не вписывалось в его внешний вид. Конечно, все было не так просто. От ребёнка отказались родители, поэтому он провел некоторое время в приюте, а через некоторое время у него появились новые. Женщина с невротическим расстройством постоянно издевались над ним, хоть и неспециально, поэтому он скрывал синяки таким способом — подначивая драки в школе. Но с другой стороны, он делал это достаточно аккуратно, а учителя прощали ему это, зная его прошлое и видя как усердно он учится. А он был довольно странным, поэтому являлся самым обсуждаемым учеником в учительской. Кабуто выигрывал некоторые олимпиады по математике, был первым по баллам в школе, но любил подраться и прогуливать занятия. Ему все прощали за достижения, поэтому он почти сразу просек эту фишку и прогуливал уроки в медкабинете. В начале кое-кто из учителей и был против, даже хотел позвать его родителей в школу, но увидев кучу синяков на его спине, сразу передумал. Обычно всё его тело покрывали созвездия разноцветных синяков и пятен зелёнки. Медбрат постоянно тратил бинты и пластыри на него. В итоге они начали общаться — не могли не начать, потому что проводили правда очень много времени вместе. Возможно, разговоры и были чем-то наподобие: «хорошая сегодня погода», «как твоя семья?», «как оценки?», но пустые вопросы в какой-то момент кончились, и откровения посыпались сами собой. Хотя на самом деле Якуши последние полгода избегал Орочимару, если так можно выразиться. Он прекратил ходить к нему с просьбой обработать раны, хотя продолжал попадать в передряги. Это беспокоило Орочимару, потому что он знал, что Кабуто был из тех, кто, вроде как, специально ходил в медкабинет, чтобы с ним повидаться. — Нет, всё в порядке. И я покончил с драками, — Кабуто крепко держал обеими руками кружку с чаем и мягко прикоснулся к её краям, пытаясь опробовать насколько горячий чай. — Да? Почему? — хоть Орочимару и спросил о причине, он через секунду понял, что вопрос довольно глупый. — А? Ну, — Кабуто на секунду запнулся. Он же не мог сказать, что побои матери скрывать уже не надо, ведь он переезжает в общежитие. Орочимару о такой причине драк даже не догадывался. — Я же хилый, меня и так сильно покалачивали, да и это перестало быть весёлым. — На самом деле Кабуто вряд ли можно было назвать хилым. Да, плохое зрение, бледноватая кожа, одежда больше на несколько размеров, но у него крепкое телосложение и хорошая реакция. — Ох? Верно, — зависла неловкая пауза, — кстати, до тебя ко мне уже приходили. — Что? Кто?! — Кабуто с удивлением встал со стула, задев стол, отчего из кружки, до краёв наполненной, расплескался чай, но потом покорно сел и вытер пятно, оставшееся на скатерти. Лицо Орочимару внезапно приняло суровый вид, который отягощал, но также внезапно он просто улыбнулся и отпил чая. — Ребята из В класса приходили попрощаться и спросили, когда я свободен. Хотели, чтобы моя фотография была в их выпускном альбоме. Вот так, — Орочимару грустно улыбнулся. — Понятно, — Кабуто с облегчением вздохнул и тихо добавил: — По-другому быть не могло. Орочимару проигнорировал слова, которые, по его мнению, совсем не вписывались в разговор, словно кусочек пазла, который положили не в ту коробку и спросил: — Куда планируешь поступать? — В местный медицинский университет. Думаю, я смогу неплохо выучиться независимо от того, что он не очень престижен. Главное проходить интернатуру в хорошем месте, а этот город мне очень нравится, поэтому я хотел бы учиться тут. К тому же, у моей мамы здесь небольшая сеть продуктовых магазинов, и я помогаю ей. — Понятно. Ты, должно быть, много об этом думал, — очень мягко сказал Орочимару и сделал глоток. — Знаешь, я спросил не потому, что мне было интересно. Я как раз знал, куда ты будешь поступать: это обсуждали учителя. Они неожиданно были обеспокоены тем, чем будут после выпуска заниматься их ученики. Так что я знал об этом, а спросил потому что подумал, что ты мог передумать и захотел поговорить об этом со мной. Всё-таки я тоже учился в медицинском. — А? Вы так этим обеспокоены. Нет, я пришёл не поэтому, мне кажется моё решение довольно-таки рассудительным. — Понятно, а то я уже испугался. — с облегчением сказал Орочимару и улыбнулся так, словно все эти годы именно он был классным руководителем класса Кабуто и вёл у них биологию и химию (то есть с гигантским участием) — Надеюсь я не кажусь навязчивым, ахах, все спрашиваю и пытаюсь догадаться зачем ты пришёл. — А что если бы я пришёл без причины? Вы бы расстроились? — Кабуто знал, что задал очень странный вопрос. Он знал, что это был противный и странный вопрос, но всё равно задал его! — Ха, ну, пожалуй, я бы счёл это странным, а не расстроился, — Орочимару улыбнулся. — Орочимару-сенсей так вот… к причине моего прихода… — Кабуто опустошил кружку и смотрел вперёд. — Так, что же это? — Я пришёл именно сейчас, потому что это последний раз, когда мы видимся. И потому что мы наедине. И потому что я знаю, что вы довольно понимающий и добры по отношению ко мне. И поэтому я надеюсь, что то, что я скажу не доставит вам проблем в будущем, и что мне будет не так стыдно. Так вот. — Кабуто несколько секунд поводил глазами по кухне, пытаясь найти предмет, на котором можно было бы сосредоточиться, чтобы не смотреть в глаза Орочимару. Это оказалась блестящая сковородка, вроде новая, которая в поле зрения Кабуто висела рядом с лицом Орочимару. — Я хотел признаться, что вы мне нравитесь и довольно давно. — Всё пространство будто в секунду сжалось, и воздух стал как прозрачный чугун. Признаться было несложно, потому что после многочисленных репетиций перед зеркалом и прокруток в голове слова будто потеряли свой смысл. Но нужно было объясниться, нужно было сказать о своих чувствах как можно более точно. И это пугало Кабуто до трясучки. Он, наверное, никогда не доверял кому-то так сильно. Слова и чувства были настолько откровенны, что он их даже не репетировал, потому что они постоянно складывались по-разному, не могли обрести материальную форму. Поэтому сейчас он говорил все впервые и пытался выглядеть как можно увереннее. — Собственно, я решил признаться, чтобы двигаться дальше. Вы постоянно поддерживали меня и словами, и физически, а у меня в школе от силы был один друг, так что вы наверняка понимаете, что мое самое яркое воспоминание о школьных годах — это вы. Конечно понимаете, не можете не понимать. Так что, пожалуйста, отвергните меня, но как можно более мягко, ладно? — нет, нет, нет! а как же сказать про чувства, про то, что я чувствовал все это время? про любовь? Но Кабуто не мог больше сказать ни слова, челюсть не двигалась. Показалось, что все тело покрыл озноб. Якуши непроизвольно склонил голову, будто сожалея и прося прощения, потому что не мог смотреть вперёд от этого стыда перед Орочимару. Было так сложно раскрыть свое сердце перед кем-то. Якуши услышал звонкий грохот и, подняв голову, увидел кружку, стоящую на столе и руку с немного разогнутыми пальцами, которая зависла над ней, будто продолжая держать её за ручку. В донышке появилась трещина, и чай быстро образовал тёмное оранжевое пятно на белой скетерти. Контуры пятна расплывались с такой же скоростью, как круги на воде. — Ой, вы что? — Кабуто поспешил и с неуклюжестью положил салфетки сверху. — Я вас этим напугал? Я думал, вам часто признавались девчонки со школы. — Якуши смотрел в стол и промокал салфетками скатерть. Он не хотел смотреть на Орочимару, потому что очень боялся и не понимал его реакции. Кабуто слегка отодвинулся от стола, чтобы можно было быстрее уйти. Он с неуклюжестью продолжал промокать скатерть и его пронизала дрожь. Будто что-то внутри треснуло и мыслить не получилось. В голове была только установка взять салфетку > протереть > убрать её. Но через пару секунд Кабуто вздрогнул: на его руку опустилась чужая. Он медленно поднял голову и увидел, как мужчина с острыми чертами и обычно хмурым взглядом смотрел на него с добротой и влюблённостью в глазах. — Что? — Якуши снова взглянул на руку Орочимару, а потом снова на его лицо. — Кабуто, я… — Зачем вы так? — В голове пусто, внутри словно идёт ядовитый дождь — настолько больно. Ощущается как предательство, как горькое нечто. Как паленая водка. Якуши выхватывает руку и быстро встает из-за стола. — Я взрослый и осознанный человек, зачем вы со мной сюсюкаетесь, если мы больше никогда не увидимся? Я хотел услышать нормальный отказ, чтобы жить дальше, — в его глазах застыло горькое разочарование. Боль. Завяли цветы. Где-то в пространстве взорвалась звезда и навсегда прекратила светить. Он стремительно, но уверенно пошёл к выходу, остановив свой взгляд напоследок на вешалке, на которой висело пальто Орочимару. — Постой, Кабуто, дай мне высказаться, должен признать я растерялся. — Орочимару не хотел идти за ним. Он не хотел хватать его за руку: он хотел, чтобы Якуши сам обернулся. Хотел чтобы он взглянул на него снова, но Кабуто даже не замешкался. Не дёрнулся. — Ты же сказал, что я твоё самое яркое воспоминание. Хочешь его испортить? Кабуто остановился почти у двери и обернулся. С этой стороны такой же ковёр, такой же потрепанный и с надписью «welcome». Внутри все остановилось. Прекратило меняться, течь, больше не шёл дождь. Якуши был настроен выслушать все, что ему скажут. Со всем спокойствием, которое у него имеется. На лице Кабуто не было слез. Было только понимание. — Я вас слушаю. В ту же секунду Орочимару встал со своего места и подошёл к Якуши. Обычными, но такими медленными шагами. Ему хотелось взять Кабуто за руки, но он быстро сообразил, что этого делать не стоит. — Кабуто, ты же понимаешь, что это неправильные отношения, — начал Орочимару с заумным видом, словно родитель. — А я и не говорил ничего про отношения. Я просто хочу услышать отказ, — твёрдо, но Кабуто все ещё не смотрит на Орочимару. Смотрит на часы, висящие рядом с его лицом. Тик-так — так медленно. Орочимару почему-то больше не может ничего сказать. Отношения неправильные, но любовь нельзя назвать неправильной. В голове что-то внезапно поломалось, разбилось. Видимо, это привычная картина мира. Возможно, мораль. — Хотите сказать, что не можете мне отказать? Вы такой мягкий? — сказал Якуши с попыткой оскорбить чужое самолюбие. Всё, что внутри недавно остановилось, продолжило идти. Внутри гейзер, кипяток. Ему так хотелось скорее услышать отказ, чтобы быстрее уйти. А уйти, чтобы Орочимару не видел его слез и сбитых в кровь об стену кулаков. — Просто дело в том, что если я это скажу- — неспешно начал Орочимару, но Кабуто его перебил. — Разобьете мне сердце? Лишите меня надежд? Нет, этого не произойдёт, я здраво мыслящий человек, и я отлично понимаю, что эта связь не принесёт мне ничего, кроме боли, в будущем. Воспоминания о вас я буду лелеять, но эту симпатию, эту нездоровую любовь я предпочёл бы забыть, — а как же любовь? как же все эти раны, которые этот мужчина мне залечивал? как моральные, так и физические. как же это пылающее чувство в груди, так согревающее меня всегда? — Ох, хорошо, всё, — выдохнул Орочимару с неким раздражением, словно кто-то отнёсся к нему неправильно. Орочимару больше не противится, его поглощает поток. Он больше не в силах держать в узде и свои мысли, и свои чувства. Он решает сделать так, как надо. — Кабуто, я не могу ответить на твои чувства. Надеюсь в будущем ты сможешь найти более подходящего человека, — выстрел. Такой же ожидаемый и такой же неожиданный, как русская рулетка. Пистолет может выстрелить — все об этом знают, но когда — об этом не знает никто. — Спасибо, — искренне сказал Якуши. Внутри все успокаивается, оседает. Туман плывёт по земле. Кабуто улыбается Орочимару так, как никогда не улыбался. Тихо лязгает ручка двери, а потом и сама дверь. В квартире зависает тишина. Орочимару долго стоит на том же месте, продолжая смотреть на недавно закрывшуюся дверь. В голове пусто. Там тоже взорвалась звезда. Якуши оказывается в коридоре и до костяшек пальцев сжимает кулаки. «Я ему безразличен» — эта мысль режет сердце. «Я не значу для него ничего. Он не видит во мне сына, не видит во мне ученика. Он не видит во мне личность. Я всего лишь очередной». Больно до боли. Хочется крикнуть, хочется повернуться и начать бить в дверь. Кабуто так любил, так оберегал и снова любил, но безразличие, это безвкусное и склизкое чувство… Не хотелось верить, но это правда. Якуши оборачивается. Думает зайти ли снова, постучать ли в эту злосчастную дверь или нет. Снизу старый коврик и саркастичная надпись «добро пожаловать». «Да пошёл ты» — резко бьется об дверь, и Кабуто уходит. Уже спускается на лифте. Внезапно из тишины начинает пробиваться тиканье часов, и Орочимару решает наконец сдвинуться с места. Возвращается на кухню, открывает один из кухонных шкафчиков и берёт оттуда бутылку водки. Наливает в один из стеклянных стаканов и выпивает его содержимое залпом.

Просто дело в том, что если я это скажу, это окажется ложью.