Bigger Than Us

Это начинается, как и десятки раз ранее. Настолько обыденно уже для них: перешучиваться, забавляться c BD, болтать о всякой ерунде, шептать друг другу ничего не значащие нежности и целоваться до головокружения — а точнее, пока Гриз не прервет их обычным этот дроид опять забрался на мой любимый диван да вы хоть знаете как сложно его потом отчистить ворчанием. Только в этот раз все иначе. Только в этот раз она опомниться не успевает, как оказывается у него на коленях в спальном отсеке, как поцелуи становятся более настойчивыми и жаркими. Только в этот раз ни Гриз, ни Цере, ни даже BD их не прерывают. Асока знает, к чему все идет. У Асоки почти нет в этом сомнений, есть лишь огненный цветок, медленно распускающий свои лепестки где-то внизу живота. Ей кажется, что это было предрешено. Ей кажется, что это самое непредвиденное, что с ней когда-либо случалось. — Что ты… — чуть ошалело бормочет Кэл, когда она отстраняется и решительно начинает стаскивать с себя тунику. — Сока? Удивительно, но она почти не стесняется, оставшись перед ним полуобнаженной. Дотрагивается до его теперь отчаянно пылающей щеки, одновременно касаясь и в Силе, четко давая понять: здесь и сейчас только они вдвоем, и это все, что ей нужно. Она показывает ему это в золотистых волнах, связывающих их, показывает огненные лепестки у себя внутри, уже горячие чуть ли не до боли, показывает, что она, Асока Тано, падаван-солдат, с четырнадцати лет не знавшая другой жизни, кроме войны, теперь хочет лишь одного: быть с ним по-настоящему, быть его во всех смыслах. Его рук и губ на теле хочет. — Я… никогда раньше этого не делал, — говорит Кэл, но не может скрыть хрипотцу в голосе. Как и разом участившееся дыхание, и медленно заполнившую зрачки темную зелень. — Я тоже, — отвечает Асока с мягкой улыбкой и придвигается, чтобы снова его поцеловать. — Вдруг что-нибудь пойдет не так? — выдыхает он в ее губы. — Вдруг тебе будет больно? Его неуверенность, его тревога за нее ощущаются в Силе такой отчетливой рябью, что у Асоки голова от нежности кружится, и хочется его почему-то еще сильнее. — Просто доверься мне, — шепчет она, быстрыми поцелуями спускаясь по его скуле. — У тебя все получится, обещаю. И Кэл сдается, одним кивком развязывая ей руки полностью. Безропотно помогает снять с себя верхнюю одежду, вновь выдыхает приглушенно, когда их губы сталкиваются в очередной раз. Асока и сама не сдерживает полувздоха-полустона от соприкосновения кожей, от абсолютно крышесносного ощущения, что их ничто больше не разделяет — по крайней мере, выше пояса. Но это ненадолго. Она упирается руками в его теперь обнаженные плечи, и уже через мгновение он оказывается лежащим на спине, а она поудобнее устраивается сверху. Кэл все еще неуверенно опускает ладони на ее бедра, ведет чуть выше, по бокам, по животу, наконец, добирается до груди. Асока зажмуривается и плавится от его прикосновений, как раскаленный бескар. Запрокидывает голову и хватает ртом воздух, когда горячие пальцы слегка сжимают грудь, ласкают ее. Он вдруг останавливается на мгновение, и она открывает глаза, чтобы встретить его замерший взгляд. Он смотрит на нее, словно она божество, словно она само воплощение Света. — Ты такая красивая, — шепчет завороженно, и остатки самообладания уносятся окончательно. Они не спешат. Пробуют друг друга на вкус постепенно, осторожно, учатся чувствовать по частоте дыхания и пульса, по малейшим оттенкам в Силе. Гриз и Цере могут их услышать, могут застукать в любой момент, но Асоку это только подстегивает, распаляет, и Кэл на ее огонь отзывается собственным ярким пламенем — такого же цвета, как его волосы. Сила переполняется их ощущениями, расцвечивается целой палитрой, как радугой, когда исчезает последняя преграда, когда жарко становится настолько, что, кажется, еще немного — и они сплавятся кожей. — Ты точно уверена? — шепчет Кэл, словно они и не зашли уже так далеко. Асока рассматривает его без всякого стеснения: растрепанные рыжие лохмы, веснушки, каждую из которых ей хочется целовать до покраснения, алые и припухшие от бесконечных поцелуев губы. Недолго думая, она вновь накрывает их своими. Небольшой дискомфорт — это не то, что невозможно вытерпеть, особенно когда Сила с тобой. И они начинают это движение — вместе. Они чувствуют теперь друг друга как никогда раньше, они словно единый организм, с одним дыханием, одним сердцем, одним разумом — на двоих. И это больше них, больше всего, что они видели и ощущали до этого, это переполняет и рвется наружу, обволакивает с головой, как огромный золотистый кокон, пронизанный множеством нитей: дернуть за одну — и отзовутся все. Для нее в одном его вздохе — целая вселенная. Для нее в их движениях — рай в отдельно взятом спальном отсеке. И это настолько ново, что захватывает дух и сердце сжимается. И это настолько естественно, что правильнее и быть не может. А потом — с ее закушенной губой, с его тихим стоном — огненный цветок внутри наконец взрывается раскаленной лавой в венах, раскраивая мир на кусочки. Когда привычные очертания постепенно восстанавливаются перед глазами, а дыхание вновь выравнивается, он притягивает ее и укладывает к себе на грудь. Они долго лежат так, приходя в чувство, осознавая произошедшее, осознавая, что теперь их связывает нечто особенное, нечто большее. И вдруг Кэл начинает тихо смеяться. — Ты чего? — Так хорошо… — шепчет он. — Хорошо, — соглашается Асока, целуя его разгоряченное, влажное плечо и сплетая их пальцы. Лучше и не придумаешь.