Помытая кружка

      Близость с рыжими эльфами сродни безумию — так говорили многие попробовавшие. Что говорили сами рыжие эльфы, Дар не уточнял, а что касалось его лично... Нет, поначалу оно безумием и было, в первые годы, пока не притерпелся к изменившемуся телу, внезапно открывшему перед ним такие бездны чувственности, что оставалось только за голову хвататься. Да и Кайс времени зря не терял, обучая не только премудростям артефактологии. Но...       Одно единственное слово никак не желало уходить из головы, впечатавшись в память намертво. И Дар старательно учился держать себя в руках, потому что не мог и не хотел повторения, не хотел снова услышать те просьбы.       Именно поэтому он сейчас лежал, лениво размышляя и не менее лениво жмурясь от удовольствия, а не льнул к рукам и губам зацеловывавшего его живот Кайса, выстанывая что-то невнятное. Нет, хорошо было, он знал: стоит отпустить себя, и все мысли уйдут, оставив в голове блаженное ничего, полное вспыхивающих от любого прикосновения искр. Но хотелось лежать, видя сосредоточенно-предвкушающее лицо Кайса, видеть, как он отфыркивается от упавших на лицо волос, отвлекаясь от своего занятия, и понимать, к чему все идет.       Айнен... Это слово тоже осталось в памяти, как кусочек чужой, чуждой жизни. Чем дальше, тем больше Дар отдалялся от того себя, становясь кем-то другим — и рассматривая эти воспоминания совершенно отрешенно, даже знакомство с Кайсом. Их первые попытки близости. Тогда ему хотелось хоть немного расслабиться, да. Довериться.       Больше чем безумие Дар ненавидел только предательство. И чем дальше, тем больше ценил доверие Кайса, так легко и просто впустившего в сердце замотанного непосильным трудом, вымороженного пренебрежением родни мальчишку. Давшего ему возможность поверить в себя. Превратиться в того Дара, каким он был сейчас.       — Дар.       — М-м-м? — окончательно разнежившийся Дар приоткрыл глаза, поглядел на нависшего над ним Кайса.       — Прекращай думать. Вот сюда, — палец коснулся его лба, — я тебя поимею завтра.       Обещание не было шуткой: работать завтра, а заодно и последующие дни, предстояло долго и упорно. А единственным, кто сдерживал порывы вдохновения Кайса и направлял их в конструктивное русло, был и оставался Дар, после жалующийся, что у него голова болит, будто его туда действительно поимели.       Дар рассмеялся, смешок вышел задыхающимся и предвкушающим: несмотря ни на какую головную боль после, процесс работы с Кайсом был захватывающим. Ну а то, что ему предшествовало... То, что настраивало их обоих, как два чутких инструмента — оно тоже захватывало.       — Ты знаешь, что я всегда... всегда готов к этому.       — И к этому тоже? — Кайс перехватил его руки, развел, прижимая к кровати.       — И к этому тоже!       Кайс не врал, сказав однажды, что для рыжего не очень-то и темпераментен. Дар... наверное, тоже, иначе бы не научился себя контролировать так быстро. Они не горели жаждой экспериментов, не искали никого на стороне. Хватало друг друга: того, что мог дать Дар, и того, как принимал это Кайс. Даже потребности сменить привычные роли не возникало. Кроме таких вот моментов.       Дар внимательно вглядывался в лицо Кайса, ловя так редко появлявшееся на нем выражение.       В Айнен они оба пришли детьми. Дар не знал, повзрослел ли он с тех пор — но видел, как взрослеет Кайс. Начинает осматриваться по сторонам, вникая не только в любимую магию, осторожно, будто совсем малыш, пробуя мир на ощупь и на вкус, учась взаимодействовать и обозначать свое в нем присутствие. Свое, Кайса, а не просто «еще одного рыжего». Кайса-артефактолога, Кайса-мастера... Кайса, который, все-таки, еще не до конца поверил в себя, а потому иногда — иногда — нуждался в напоминании и поддержке.       Освободить руки Кайс так и не позволил, только сильнее сжал запястья, коленом заставляя Дара развести ноги еще шире, и еще, пока тот не плюнул и просто не обхватил ими Кайса за пояс. Подготовка не требовалась — это как раз после нее Кайс отвлекся на поцелуи, немного выдыхая и приходя в себя.       Потому что этому они оба отдавались сполна. Потому что спешить, просто урывая мимолетное удовольствие, быструю разрядку, не хотелось.       Кажется, Кайс помогал себе магией, умудрившись попасть сразу и без рук, легко скользнув внутрь. Дар не знал, не хотел знать: запрокинув голову, он негромко застонал, отдаваясь так и не ставшему привычным ощущению — и Кайсу, которому так нужно было почувствовать уверенность в себе, запастись ею сполна перед завтрашней работой, поверить, что он... что он действительно может! Может все: хоть довести Дара до ничем не сдерживаемого крика, хоть заставить его рваться, пытаясь вцепиться, прижаться, быть еще ближе... хоть создать амулет такой сложности, за которую лишь немногие в ветви взялись бы.       Не будь оба магами — разорились бы на заглушающих амулетах. И так заклятья приходилось подновлять каждые два-три дня. Или это стены съемного домишки были слишком тонкими?.. Дар лениво размышлял об этом, поглаживая волосы уткнувшегося носом ему в бок Кайса. Приятная расслабленность манила заснуть, но Дар не собирался закрывать глаза. Ему нужен был именно такой Кайс, чтобы начать давно откладываемый разговор.       — Кайс.       Запутавшееся в рыжих волосах ухо шевельнулось.       — Что с тобой случилось до Айнена?       Ухо дернулось, замерло. Кайс сел, взглянул непонимающе.       — Дар? О чем ты?       — О том, что мешает тебе вдохнуть полной грудью и поверить в себя до конца.       Дар тоже сел, забирая в ладони его руки, мягко сжал, обозначая: говорить будут здесь и сейчас, и он с Кайса не слезет, пока все не выяснит. В переносном смысле, конечно. Пока в переносном.       — Когда ты приехал в Айнен, я, конечно, по молодости лет и загруженности работой многое пропустил мимо ушей, тем более что у меня они тогда не были такими великолепными. Но одно я очень хорошо запомнил: то, как ты боялся своей «рыжести». Как все время ждал уничижительных насмешек или... Чего, Кайс? Что случилось до Айнена? Что тебе так любит напоминать Лаис?       Нет, он все-таки очень правильно выбрал время. В другой момент Кайс засмущался бы, затих, сейчас же вскинул голову, непривычно зло сжав губы.       — Что я дурак, Дар. Ты умный, а я — дурак, — и, не дожидаясь вопроса, пояснил: — Ты сразу сумел понять правила. В Айнене, тут... Не сразу выучил наизусть, но не ошибся ни разу. А я почему-то решил, что везде по одним живут.       — Рассказывай, — Дар отпустил его запястья, но взамен переплел пальцы, мягко потянул ближе, чтобы соприкоснуться одинаково сложенными ногами, коленями, чтобы при желании Кайс, гибкий, как лоза, мог наклониться вперед, упереться в подставленное плечо лбом. — Рассказывай, будет легче.       — Да... Ты и сам додумать бы мог, — буркнул тот, но все же начал: — Я долгое время изучал людскую магию по книгам, немного здесь, в приграничных городах. Но тут люди к нам привыкли, манера уже не та.       Дар хмыкнул: ну да, местные и впрямь колдовали на удивление изящно. Так, что самому первое время стыдно было — а ведь его Кайс натаскивал!       — Уговорил старших, мне тогда уже за сотню перевалило, самостоятельный по всем меркам. Ну и вырвался в Империю, — вздохнув, Кайс опустил уши. — И нет бы в веселый дом пойти, как учили, предложить услуги в обмен на... Нет, надо мне было заметить интерес со стороны одного мага! Я же думал, у людей как у нас — ну повстречались на Свиданном дворике, так это не повод что-то затевать утром!.. Даже если встречались не раз.       Дар молчал. Додумать? Ха, зря Кайс его умным назвал — додумывать такое он так и не научился. Да, если честно, не особенно и думал в эту сторону. Просто потому что... Потому, и все. Хоть и изучал эльфов, хоть и узнал о них много больше какого стороннего человека — а потом изучал уже иначе, изнутри, учась быть эльфом сам. Но у него-то был Кайс, вот и не думалось. Словно забыл напрочь, как маялся его бедолажный муж, пока себя чуть не угробил.       Однако даже если б и додумал, все равно Кайса нужно было вывести на разговор. Чтоб рассказал, выплеснул, как забытое в кружке, давно уже плесенью поросшее молоко — и кружку вымыл начисто. С последним Дар ему поможет. А вот проговорить все, что отравило и продолжает травить душу, Кайс должен сам.       Он потянулся вперед, потерся кончиком носа о зло нахмуренный лоб.       — Что затевать, Кайс?       — Хвастать, — дернул плечом тот. — Ты же знаешь этих людей... Им бы только прихвастнуть! Самый большой резерв, самое хитрое заклятье... Рыжий эльф в постели, который, вот дурак, и не понимает, что за смешки за спиной. Ты хоть раз видел, чтобы тут над нами смеялись?       На такое можно было только честно помотать головой: нет, бывало, шутили знакомые или случайные встречные, но как-то спокойно и обыденно. Кто над тяжеловесным воином пошутит, мол, увалень какой — и уважительно присвистнет, когда тот на спор одним движением толстенную дубовую лавку сломает. Кто фыркнет на зачитавшегося на ходу златоволосого — или посмеется заглядевшемуся на кого рыжему, мол, что, от красоты дух перехватило, да? А уж от людей эльфам и от эльфов людям доставалось только так, начиная с длины ушей и заканчивая... да чем угодно! Но Дар, при всей его нечуткости, ни разу не слышал в этих словах злобы или зависти.       — Значит, хвастал? — Дар на секунду замер, их сцепленные ладони кольнуло, словно меж ними проскользнули искры. Но все-таки сдержался.       — Дар, он далеко, а я не Малмар, не надо меня молниями гонять, — серьезно попросил Кайс. — Ну дурак был, ну что теперь. Когда разобрался, в чем дело — точнее, мне доброжелатели рассказали, — просто сбежал оттуда. Мерзко было, будто оплевали всего. До сих пор мерзко иногда, как взгляну или почудится...       — А я что? Я сижу. Тихо сижу, — Дар изобразил из себя невинный цветочек. И никаких искр, да-да.       С минуту оба играли в гляделки, пока Кайс невольно не фыркнул: Дар еще и ушами попрядал, как дите.       Усмехнувшись, Дар высвободил руки, обнял его лицо, притягивая ближе.       — Ну? Сказать тебе, где ты на самом деле дурак, или сам догадаешься? — и с намеком поймал губами бусину, потянул, зная, что не больно, но ощутимо.       — Я тебе это сам только что сказал два... нет, три раза! — возмутился Кайс, невольно подаваясь ближе. — Дар. Дар, не жуй волосы! Как я с растрепанной косицей на люди выйду?!       — Не то сказал, Кайс. Не то. А не плевать ли? На них. На всех. Особенно тебе — и сейчас?       «Ну, ты ж умница, Кайс. Ну!»       Дар смотрел, не отрываясь, в его глаза, требовательно, почти сердито.       — Мне сейчас на тебя не плевать... Куда ты среди ночи в дом ветви побежишь, косу переплетать? Тем более, после... — Кайс, уж на что рыжий, слегка смутился — с непривычки у Дара порой ныло пониже пояса, особенно если они слегка переусердствовали. Как сегодня, к примеру.       — Побегу. С тобой и ради тебя — хоть в дом ветви, хоть голым на площади сплясать побегу, если будет нужно. И кое-чей грязный язык вырву, если тебе это поможет забыть те пакости, которые он говорил. Потому что ты, как скупой — позолоченную гирю: на шею повесил и несешь, а уже давно надо было бросить, понять, что не золото то было, а обманка, а гиря тебе и вовсе без надобности, у тебя на шею есть что повесить и покрасивше, и, смею надеяться, пополезнее? — Дар опустил руки ему на плечи. И охнул: косицу-то давно выплюнул, чтобы поговорить, и Кайс коварно этим воспользовался, сграбастав в объятья и даже подкинув — так, что Дар невольно вцепился ему в шею.       — Пополезней... покрасивше... и поувесистей, — заключил Кайс, укладывая его обратно. Носом в подушку, вторую подпихивая под бедра, все только чтобы накрыть своим телом — и замереть, шумно выдохнув куда-то в затылок.       — Дар... Я дурак, да?       Отвечать Дар не стал, только выгнулся, намекая, что кто-то точно будет дураком, если не займется делом.       И пусть он завтра сидеть будет только и исключительно на подушечке, да еще и со смягчающим заклятьем, но... Так надо. Сейчас — чтоб один рыжик наконец вытряхнул из души, памяти и сердца всю давнюю обиду.