Игра на раздевание

Мики не девственник. Так, во всяком случае, считает он сам. Разве можно быть девственником, если проводишь каждый вечер в компании четырех толстенных дилдо? Ну и пусть настоящего члена еще не было, зато Мики умеет расслабляться, кайфовать от по-настоящему большого размера и даже кончать без рук. А еще — ходить полдня с пробкой в заднице. Как сейчас. Мики двигает бедрами, чувствуя, как внутри распирает нагревшаяся игрушка — серебристая капля с синим камушком на затычке. Любимая. В который раз он приглаживает облегающие шорты, поправляет воротник лилового поло, ерошит кудри, чтобы лежали небрежно. Пальцы дрожат, ладони потеют, дыхание сбивается в торопливое вдох-вдох-выдох, вдох-вдох-выдох. Выдох. Мики стирает влагу над верхней губой. Ну сколько можно? Уже ведь не в первый раз. Конечно, когда ребята из офиса впервые позвали собраться небольшим кругом и отметить день рождения, Мики чуть не потерял сознание. Только ведь то первое приглашение было месяц назад; это — уже пятое, теперь-то что? Соберись, ну же. Такси давно уехало, оповестив в коммутатор, что гость за воротами; скоро ребята подумают, он заблудился в саду или сбежал. Мики сглатывает, в который раз проверяет подарочную коробочку на дне сумки. И жмёт на звонок. Дверь открывается, будто там стояли и ждали все это время. Может, так и есть. — Малыш! — улыбается Клайд и смешно морщит веснушки. Обхватывает медвежьей лапищей, прижимает так, что Мики теряет равновесие. Клайду ничего не стоит удержать его в объятии. Он сильный и теплый, пахнет терпко-вкусно, грудь под футболкой — сплошные мышцы. — Ребята! — кричит он вглубь дома. — Малыш здесь. Оттуда доносятся улюлюканья и торопливые шаги — и вот Мики сначала вжимают в пахнущего солнцем и хвоей Лео, а потом и вовсе подхватывают под зад и кружат, обдавая морем и анисом, — Мики едва успевает вцепиться Густаву в бицепсы. Густав хохочет, и Мики тоже улыбается, а в животе вспыхивает страх: глупо, но кажется, вот-вот — и чужие пальцы нащупают пробку. Но нет, тайна не раскрыта. Густав ставит его на ноги и теребит кудри, а потом кладёт тяжелую руку на плечо: «Пойдем на кухню, поможешь». Мики только сейчас замечает, что они в передниках. Несмотря на угрозу, готовкой Мики не нагружают. Втискивают в руку бутылку пива, и он стоит у стены, разглядывая, как три больших мужика крутятся у плиты. Он улыбается на периодические: «Добавить в соус горчицы?», «Передашь укроп?», «У тебя все еще аллергия на креветки?» — и глушит волнение пивом. Скоро дрожь немного отпускает. Из комнаты гремит музыка. Нож стучит о деревянную доску чётко, в такт. Зеленые кругляши лайма брызжут фонтанчиками сока, распадаются на яркие дольки, Лео выкладывает их на блюдо. Глаза у Лео — точь-в-точь лаймы: зеленые с золотым. Густав возится у мойки. Темная прядь волос выбивается из-за уха, он заправляет ее мокрыми пальцами. Капля скользит по загорелой шее, гладит выступающую ключицу, ныряет под ворот мягкой футболки. В руках у него сито, где перекатываются черно-рыжие ракушки. Они шепчут, когда Густав подставляет их под струю воды. Клайд колдует над соусницей; широкую спину гладят последние лучи солнца. Он подергивает бедрами, тонкая ткань летних брюк натягивается, обрисовывая округлые половинки. Наверное, нужно отвести взгляд, но как? А парни будто издеваются: Клайд запускает палец в соус и подносит ко рту — ко рту Лео. Лео улыбается, обхватывает губами. Держит дольше, чем нужно. «Еще немного соли», — говорит он, облизываясь. Клайд идёт к раковине, отпихивает Густава бедрами, за что получает мокрым полотенцем по заду. От следующего удара он уворачивается и мстит, отправляя брызги Густаву в лицо. Все трое веселятся, как дети. Мики тоже смеется. Он уже не помнит, в первый раз они были так же откровенны или сдерживались ради него? Сзади становится теплее, и Мики выпрямляется, сжимая пальцы вокруг запотевшей бутылки. Между лопатками, будто примагниченные, выступают мурашки. Чужая рука ложится на поясницу. По-дружески, без намёков, но кожу под ладонью жжёт, а мышцы сжимаются вокруг пробки. Щеки горят, Мики едва заставляет себя повернуться. Приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть в глаза. — С днем рождения, Шарк. Красивые губы растягиваются в улыбке, черные глаза блестят, будто Мики сделан из сливок и клубники. — Спасибо, малыш. Мики суетится. Ставит бутылку на стол, торопливо дёргает из сумки коробочку, чуть не роняя: — Это… это тебе. Шарк улыбается, разглядывая чёрную шелковую ленту внутри. Мики потратил на этот галстук половину своей зарплаты. — Спасибо, малыш. Взгляд его стреляет в глаза, а потом ниже — гладит шею, будто примериваясь. Мики сглатывает. Шарк кладёт руку на плечо, чуть сжимая. — Ты как? — голос заботливый: не просто спрашивает — утешает. Мики знает, о чем он. В носу немедленно щиплет, приходится несколько раз моргнуть, прежде чем слова приходят. — Уже лучше. — Не обращай внимания, у босса бывают закидоны. — Я знаю, просто… он и в самом деле сам папки перепутал. Я всегда по пять раз все проверяю, я не мог ошибиться. А мистер Стивенс так кричал… даже не слушал, когда я пытался объяснить… — Ты все сделал правильно, малыш. Страшные слова вырываются дрожащим шёпотом: — Грозился уволить… Шарк поднимает за подбородок, смотрит своими черными спокойными глазами. — Мы тебя в обиду не дадим, слышишь? Веришь? — Дождавшись жалкого кивка, он гладит большим пальцем кожу: — Забудь об этом. Отвлекись. Я покажу тебе дом, хочешь? От этого уверенно-властного «хочешь» у Мики, как всегда, вспыхивает под ширинкой. С Шарком вечно так — от него веет силой, но ничего страшнее «хочешь» он не говорит. Но так получается, что когда он спрашивает, Мики всегда хочет. Дом у Шарка пронизан светом. Панорамные окна, белые стены, тёплая деревянная мебель. Везде просторно, будто рассчитано не на одного человека, а как минимум на четверых. Спальня так вообще гигантская, с королевской кроватью; напротив нее — мягкое кресло, будто чтобы было удобнее смотреть. Мики догадывается, для кого это кресло и что за сцена разворачивается на кремовых простынях, и сердце частит, а потом замирает, отмечая доказательства: на стуле — кожаная куртка Густава, на прикроватном столике — агатовый браслет Клайда, а рядом с креслом — запонки Лео. Как же хочется, чтобы и след Мики виделся в этой спальне. Например, серебристая пробка с синим камушком на затычке. Сейчас она кажется его воплощением, квинтэссенцией, сутью, которую он с лёгкостью доверил бы этим четверым. С какой-то сумасшедшей болезненной ясностью чудится, как Шарк кладёт его руки на столик, заставляет прогнуться в пояснице и приспускает шорты вместе с трусами. Анус пульсирует, пробка дрожит, когда крепкие пальцы тянут ее наружу. С тихим звяком мокрая от смазки серебряная капля ложится на столик — ей здесь самое место. Видение такое яркое, что член натягивает шорты, и Мики вздрагивает, когда на столик и вправду что-то опускается — не пробка, а яркая коробочка с чёрной лентой галстука. Мики становится прямее. Шарк кладёт ладонь на спину, обжигая позвоночник, посылая прямые разряды глубоко внутрь. Страшно пошевелиться, страшно сказать что-то не то, и Мики молчит, изнывая от желания и мечтая услышать заветное: «Хочешь?». Как раз когда жар спускается между ягодиц, из кухни доносится гордое: «Готово!», и Шарк убирает руку. Прохладный ветер шевелит занавески. Мики набирает в грудь воздух и старается незаметно поправить стояк. Он помогает накрыть на стол: носит стреляющие преломленным светом бокалы, салфетки цвета моккачино, глубокие синие тарелки с крафтово-неровными краями. В этом доме все красиво, даже неидеальности. Возвращаясь в очередной раз на кухню, Мики замирает в дверях. Прямо перед ним — Клайд и Густав. Клайд вжимает Густава в край мойки; рука — под передником, уже пробралась в брюки. Густав улыбается, расставляет ноги, давая больше доступа; поворачивает голову. Глаза у обоих закрыты, они за секунду до поцелуя. Мики сбегает в ванную комнату. Плещет водой в лицо, дышит, трясёт головой. Не помогает. Пальцы еле протискиваются в тесные шорты. Приходится расстегнуть ширинку. Мики быстро двигает кулаком по раскаленному члену, сжимает почти до боли… — Малыш, все в порядке? Стол накрыт. Черт-черт-черт. Мики жмурится. Дыхание не спускается ниже горла. — Я сейчас. Он заправляет член обратно и открывает дверь. Клайд светится счастьем, улыбается блестящими губами. Хватает Мики за руку и тянет в гостиную. За столом тепло, будто они семья. «Цезарь», паэлья, свежий хлеб — все очень вкусно, но Мики с трудом заставляет себя глотать. Он знает, что будет после ужина. Это третья бутылка или уже четвёртая? Голова плывет, челюсти устали от смеха, внутри все сжимается от предвкушения. Он оглядывает ребят. Господи, какие же красивые. Да-да, сегодня он пойдет домой, в свою одинокую комнатку под крышей, и снова достанет коллекцию. Розовый Клайд, светлый Лео, тёмный Густав и огромный черный шланг — Шарк. В коробке есть и еще один, холодно-металлический мистер Стивенс, но его Мики достаёт только по праздникам. — Сыграем? Слово стреляет между ног, будто из шестизарядного. У этих четверых ритуал: покер. Мики не играет, он только смотрит, а посмотреть есть на что — игра на раздевание. Когда его в первый раз пригласили на ужин, перед игрой объяснили правила. И дали выбор — уйти или остаться смотреть. «Хочешь?» Кажется, он согласился так быстро, что ребята заржали. Мики было не до смеха. Игра длинная, раундов много — до тех пор, пока кто-то первым не снимет трусы. В тот вечер проиграл Клайд. Мики помнит каждую секунду той последней игры — вот Клайд кривится и кидает неудачные карты, вот встаёт из-за стола… а вот его трусы уже на полу, а сам он — сильный, прекрасно-голый — поворачивается, демонстрируя то гладкие ягодицы, то бледно-розовый член, торчащий из рыжих завитков. Клайд не стесняется. Он наслаждается взглядами, подставляет зад Густаву для шлепка, смеется, когда Лео говорит, что хочет полизать веснушки. У Мики тогда чуть не пошла носом кровь, но спас Шарк: «Малышу пора домой». Мики не помнит, как его сажали в такси, как он забирался в свою комнатку под крышей, зато помнит, как полночи просидел на сайте игрушек, выбирая похожий член. С тех пор было еще четыре вечеринки, и он увидел голым каждого. Кроме Шарка. Шарк никогда не проигрывал. Черный шланг был заказан по фантазии. Громкие одобрительные возгласы возвращают Мики в реальность. — Что я пропустил? — Я говорю, пора поднять ставки ради праздника, — Густав усмехается, кривя яркие губы. — Поцелуешь финального победителя? Во рту вязко, Мики не успевает разлепить губы для ответа, а Лео уже встревает. — И так ясно, кому достанется, — он выразительно щурит лаймовые глаза на Шарка. — Нет уж, если целовать, то победителя каждого раунда. — И в губы, без всяких там, — замечает Клайд, приглаживая медные пряди пятерней. Мики растерянно оглядывается. Его немного лихорадит, он не уверен, что мысли в голове хоть сколько-то адекватны. Взгляд цепляется за точку баланса: черные глаза — спокойные, серьёзные, такие, которым можно отдать весь контроль. — Только если хочешь, малыш, — говорит Шарк негромко. — Твое право сказать нет. В любой момент. Страх разжимает пальцы, и Мики кивает. Ребята чуть не прыгают на стульях. За минуту стол чист и готов к игре. Карты хрустят, фишки звякают, музыка негромко задаёт ритм. Мики едва следит за игрой: смотрит на обернутые дорогими часами запястья, длинные пальцы, сильные предплечья — золотистые, веснушчатые, оливковые, покрытые тонкими черными волосками. Он старательно не смотрит на губы. Кажется, от одного взгляда кончит. Конец первого раунда. Лео досадливо сдирает с себя футболку, а Густав растопыривает руки, приглашая для поцелуя. Смотрится победителем-олимпийцем. Мики встает со своего стула, чуть шатаясь. Щеки горят, а стояк уже не скрыть. Собственно, брюки топорщатся тут у всех, это расслабляет. Дойдя до Густава, Мики нагибается. Поцелуя не выходит — так, цыплячий чмок в губы, но ребята довольны: со всех сторон хлопки, радостные возгласы, кто-то потрепал по волосам. Сердце заходится от их одобрения. Когда Мики возвращается на стул, он аккуратно прижимает руку к ширинке, смазывая тёплую каплю трусами. У Густава очень мягкие губы. Через час игры он знает, что у Лео губы сухие и горячие, а у Клайда чуть влажные и пахнут виски. А у Шарка вообще не губы, а мятный зефир. Очередной раунд закончен. Лео побеждает второй раз подряд. Мики прижимается к сухим губам и хочет уйти, но Лео придерживает за бедра. — Я ведь еще выиграю, оставайся, — говорит он самоуверенно и стреляет глазами себе на колени. Густав фырчит, Клайд закатывает глаза, Шарк тихо смеется. Мики так тепло и уютно, что он без страха садится, ощущая спиной жар голой груди. Игра начинается снова, и он ныряет в ощущения. Дыхание Лео обжигает ухо, руки то и дело приглаживают колени. А если чуть поерзать, то можно ощутить горячий стояк. Лео не против, даже надавливает на бедра, заставляя сесть глубже. Но вот раунд заканчивается, и победитель не Лео, а Густав. Густав, на котором из одежды — только боксеры, невинно-снежные на фоне загорелой кожи. На этот раз Мики не надо просить. Он садится Густаву на колени и поворачивает голову для поцелуя. Такого долгого, что не хватает дыхания. Вокруг очень тихо, будто все смотрят. Когда Мики отрывается, он видит — так и есть. Игра продолжается. Мики сидит на коленях смирно. Он полностью одет, но по ощущению именно он голый. Густав поглаживает бока, запускает большие пальцы под поло. Кожу лихорадит от прикосновения. Но хочется еще больше. Рук, губ, языков. Хочется так много всего, что голова кружится от желаний. Хочется их всех: добродушного Клайда, соблазнительного Густава, жёсткого Лео и, конечно, Шарка. Наверное, короля Шарка хочется больше всех. Они встречаются взглядом, и кажется, что Шарк все видит и знает. Мики сжимает вспотевшие ладони. Анус пульсирует вокруг пробки. Над верхней губой снова влажно. Шарк побеждает и делает пригласительный взмах рукой. Берет за запястье, тянет на себя и взглядом просит сесть лицом к лицу. Это стыдно — придется раздвинуть ноги. В паху все пылает, но Мики справляется и почти падает ему на колени. Шарк подхватывает под ягодицы и подталкивает ближе, заставляя широко развести бедра, соприкоснуться стояками. Барьеры стремительно падают, Мики готов ко всему: к крепким пальцам в волосах, к жадным губам, даже к языку. К чему он не готов, так это к руке, скользнувшей сзади в шорты. Мики дергается, но поздно. Шарк нащупал. В комнате снова тихо. Даже музыки нет. Три взгляда прожигают спину, и Мики утыкается носом Шарку в шею. Там почему-то не так стыдно. Шарк нежно перебирает волосы на затылке. — Хочешь показать ребятам? Мики судорожно дёргает головой. «Нет». И тут же чувствует, как бухает сердце, а в мозгу стучит досада. Хочешь ведь остаться. Так вот он — шанс, сейчас упустишь, как все в жизни до этого. Решайся же, ну? Мики сжимает пальцы на голых плечах, царапает гладкую кожу. Выдыхает, качает бедрами. «Хочу». Шорты слишком тесные, сидя не снять. Мики поднимается, все еще стоя к ребятам спиной, позволяет Шарку сдернуть ткань до колен, ниже, до щиколоток. Спотыкаясь, выступает из штанин. Садится обратно, носом в тёплую шею. Шарк целует в висок, гладит по спине, скользит до трусов, а там подцепляет резинку и тянет вниз. Мики не дышит. Живот напряжён до спазма. Очень страшно и очень возбуждающе. Пальцы обжигают половинки, раздвигая в стороны. Анус сжимается, судорожно двигая пробку внутри. Сзади — тяжелый вдох, разделённый на три горла. А дальше — молчание. Оно — пытка. — Зачем тебе это? — спрашивает Лео. Его голос бьет обидой. — Зачем? — Мики не понимает вопрос. — К кому ты ходишь после нас? — поясняет Густав. Он звучит спокойнее, но его так же задело. Мики в ужасе оборачивается. — Ни к кому! — Тогда зачем?.. Мики сейчас сгорит. Стыд обжигает щеки, стекает по груди, оседает где-то в паху. Разве можно раскрывать свои самые страшные секреты? Мики оглядывается, видит обеспокоенные тёплые взгляды. Можно. Этим — можно. — Вы… вы такие… вы красивые, и я… я когда прихожу домой, я… у меня есть игрушка… игрушки… Шарк смотрит очень внимательно. — Кого из нас ты представляешь, малыш? Мики оглядывается, а потом снова смотрит Шарку в глаза. Неужели это не очевидно? — Всех… Шарк кивает, откидывается на стуле. — Продолжаем игру. Игра напряжённая и молчаливая — ни смешков, ни подколок. Играют, будто на миллионы. Пыхтят, рассчитывают, стараются. Побеждает Лео. Он больно дергает за запястье, а когда Мики плюхается на колени, засасывает в поцелуй. Уже не играет, теперь все всерьёз. Ведёт себя жестко: тянет за волосы, больно щиплет за ягодицы, вминает бедра себе в стояк. Трусы у Мики — тонкий голубой полиэстер; член возит, будто по оголенным нервам. Мики колотит от возбуждения. Не хватает дыхания даже стонать. Еще пара движений — и он кончит. — Эй, хватит наглеть! Довольно! Последняя игра! — раздаётся сзади. Кто-то тянет Мики назад, кто-то толкает Лео в грудь. Они с трудом расцепляются. Мики нужно время, чтобы сфокусировать взгляд. Игра и в самом деле последняя. Густав и Клайд оба только в боксерах. Такой быстрой игры Мики еще не видел. Но он не особо и смотрит. Пока Клайд и Густав соревнуются, кто из них останется голым, Лео забирается в трусы. Водит пальцем между половинками, ощупывает синий камушек, нажимает и двигает. Мики выгибается. Приходится кусать губы, чтобы не стонать. Трусы спереди все мокрые. — Ах ты чтоб тебя, — ругается Клайд, бросая карты на стол. Как и в ту самую первую встречу, он проиграл. Но как и тогда, он не выглядит расстроенным. На лице скорее предвкушение. Трусы слетают одним движением, большой розовый член цепляется за резинку и шлепается о живот. Клайд красуется. Густав по-хозяйски сжимает веснушчатый зад, отвешивает звонкий шлепок, а потом целует. Сердце у Мики колотится где-то в горле. Это тот момент, когда его обычно отправляют домой. Все выжидающе смотрят на Шарка, и Мики смотрит тоже. Шарк неторопливо допивает свой виски. — Хочешь остаться, малыш? Мики молится не умереть сейчас, это было бы слишком несправедливо. Почему-то кажется, что просто кивнуть недостаточно, поэтому он выдавливает хриплое: «Да». Ребята вскакивают со своих мест и, теряя остатки одежды, отправляются в спальню. У постели все трое уже голые. Даже Шарк сдернул с себя брюки — теперь он в одних чёрных боксерах; под тканью угадывается рыцарский размер. Оторваться от этого зрелища невозможно. Зад трепещет, примериваясь: заказывая черный шланг, Мики не сильно ошибся. Он делает шаг к кровати, но Шарк тянет назад, к креслу. Садится сам, сдирает с Мики поло и укладывает спиной себе на грудь. Гладит по ключицам, спускается ниже, ласкает вокруг сосков: «Смотри». Мики смотрит. Как Густав и Лео зажали Клайда с двух сторон — и делят. То один тянет для поцелуя, то другой. Густав нежнее, он гладит волосы и шею; Лео жёстче — кусает губы и щиплет соски. Клайд слушается, поворачивает голову, куда направят, подставляется и под ласку, и под грубость. И так же без вопросов опускается на колени, когда ладони давят на плечи. Он двигает кулаками по членам, глотает того, кто прикажет. Густав толкается неторопливо, позволяя ласкать языком, а Лео крепко вцепляется в волосы и долбится в широко открытый рот — быстро и долго. Живот у Клайда сжимается каменным прессом, член дрожит и капает белым. Даже Мики уже очень хочет вдохнуть. Наконец пальцы разжаты, и Клайд ловит ртом воздух. Верным взглядом смотрит вверх. Из глаз текут слезы, нос покраснел, по подбородку стекает слюна. — Шлюшка, — бросает Лео, собирая пальцем слюну и заталкивая обратно в рот. Клайд улыбается, будто ему признались в любви. Облизывает пальцы, сосёт их, целует. Мики ерзает у Шарка на коленях. Дышит так часто, будто это ему в горло только что загнали огромный член. Шарк тихо смеется, поглаживает вдоль резинки трусов. — Красивые? Мики смотрит, как Клайда толкают на кровать, спиной на кремовые простыни. Оборачивают кожаными наручниками запястья и прикручивают к изголовью кровати. Глаза завязывают шёлковой лентой. Лео подхватывает его под колени, складывает пополам, с силой раздвигает ноги. Клайд стонет, он явно готовился заранее. Блестящий анус нетерпеливо пульсирует. Мики сглатывает по сухому горлу. — Очень. Густав раскатывает по члену презерватив, добавляет смазки, пару раз проводит кулаком. Лео раздвигает для него ноги Клайда, но прежде чем подставить, шлепает по веснушчатым ляжкам. Сильно. Клайд вздрагивает, натягивает наручники, шипит сквозь сжатые зубы. Лео бьет еще и еще, а потом снова разводит покрасневшие бедра в стороны. Густав вставляется сразу на всю длину. Клайд стонет так, что у Мики сносит крышу. Он сует ладонь в трусы и сжимает головку. Что угодно, лишь бы кончить. Железные пальцы перехватывают запястье. Уверенно вытягивают руку из-под резинки, заводят за спину. Мики разочарованно мычит, но не сопротивляется. Шарк прав, все еще только началось. Шарк гладит вверх по плечам, а потом тянет из коробочки на столе черный галстук. Задумчиво проводит холодным шёлком по соскам. Мурлычет в ухо: — Хочешь? Мики кивает. Себе доверия уже нет. Миг — и руки связаны за спиной. Шарк заставляет навалиться, сдавливая запястья между телами, а сам нежно держит за горло. Влажно посасывает кожу под челюстью. Как хорошо отдаваться на его милость. Густав теперь жёстко трахает Клайда, придерживая за щиколотки, а Лео забрался выше и толкается членом в рот. Когда ему недостаточно, он подставляет под послушный язык яйца, а потом садится так, чтобы Клайд мог вылизывать промежность. Мики вглядывается в растянутую дырку, в тяжелые яйца, большие блестящие члены, и не знает, на чьём месте ему хотелось бы быть больше. Разве может быть плохо вгоняться в узкую податливую влагу? А садиться на горячий услужливый язык? А доставлять удовольствие сразу двоим любимым? Мысль стреляет, будто током. Эти трое любят друг друга, тут нет сомнений. А Шарк? Мики осторожно нащупывает пальцами напряжённый ствол. Двигает ткань вверх-вниз, а потом замирает, сомневаясь. Спрашивает негромко: — Можно? Шарк гладит горячей чуть шершавой ладонью живот. — Тебе можно все, малыш. Мики жмурится, пережидая волну голого жаркого кайфа. Когда заново можно дышать, запускает руки под черные боксеры. Запястья связаны не очень крепко, лишь стесняют движения, делая ощущения острее. Кожа под пальцами — еще горячее, член — еще огромнее, дыхание Шарка в ухо — еще громче. Мики сползает на пол и поворачивается, глядя вверх молящим взглядом. Он бы сделал все сам, но связанные сзади запястья дарят слишком много удовольствия. Шарк понимающе кивает, сдергивает трусы и расставляет ноги. Действуй. Мики не медлит — это его первый настоящий член. Кожа на яйцах очень мягкая, ее приятно лизать и посасывать. Ствол горячий, витые венки гладко-шелковые. Налитая головка такая большая, что приходится сильно растягивать губы. Мики очень старается. С непривычки член все время выскальзывает, и Шарк ухватывает за ствол, помогая. Так сосать гораздо сподручнее. Сзади стонут, кричат, хлюпает смазка и звенят мерные шлепки. Мики оглядывается, захватывая изменения на кровати: теперь Клайд стоит на коленях, Лео долбится ему в зад, а Густав водит по губам красивым членом. Мики хочет так же. Он поднимает на Шарка пьяный взгляд и подставляет губы. О них тут же трётся большая атласная головка, пошлепывает, пачкает смазкой щеки. Мики жмурится, как же это приятно. Шарк будто чувствует, что ему хочется попробовать. Аккуратно берет за волосы и проталкивается в рот. Движет бедрами, заставляя глотать и давиться. Мики скулит. Тело пробивает дрожью. Шарк перегибается, дергает галстук, а развязав, примеряет на шею. — Хочешь? Мики улыбается, облизывает горящие губы. — Хочу. Галстук на шее — как ошейник, в несколько оборотов, а длинный конец Шарк зажимает в кулаке. Тянет, заставляя подняться, и ведет, как питомца, к кровати. Перед тем как толкнуть на простыни, сдирает трусы. Мики удивлён, что они еще не сгорели. На кровати теперь совсем жарко. Густав подлез под Клайда и погрузился до яиц, а Лео ложится сверху и медленно проталкивается рядом, в эту же дырку. Клайд стонет, когда его растягивает вторая головка. Мики знает, к чему его готовят. Он тоже баловался с двумя дилдо, прежде чем перейти к чёрному шлангу. Мики любуется, следит, как два члена ласково трутся друг о друга, а потом тянется к Лео. Лаймовые глаза блестят, будто под кайфом. Лео целует жёстко, ярко, кусается, тянет за волосы, а сам с силой вбивается в Клайда. Мики нравится эта грубость. Он ведет руками по влажной от пота коже, вдоль позвоночника к мускулистой заднице. Столько времени он обменивался любовью с латексом, а тут — сразу так много тёплого настоящего тела. Оно напрягается под пальцами, шипит, когда Мики несмело трет соски, отзывается стоном, когда он гладит по животу, когда обводит вокруг исчезающего в дырке члена, когда оттягивает напрягшиеся яйца. Собрав немного смазки с растянутого до предела ануса, он забирается Лео между половинками и вставляет кончик пальца. Лео рычит, сжимает до острой боли волосы. По его телу проходит дрожь, он вскрикивает, двигает бёдрами еще сильнее — и замирает. Выходит, обессиленный, и цокает языком. — Скорострел, — смеется Густав беззлобно, за что получает шлепок по бедру. Лео стягивает презерватив. — Что там? Развяжите, — хнычет Клайд, и с него снимают повязку. Звенят пряжками наручники. Клайд видит на кровати Мики, и его глаза вспыхивают совсем по-звериному. Он подпрыгивает на четвереньки. — А что, можно? Уже можно, да? — Можно, — Мики улыбается и ползёт навстречу. Ныряет в могучие объятия, а Клайд прижимает, целует и тискает, и они бухаются на измятые простыни. Клайд так и не отцепляется — ни когда его разворачивают на спину, ни когда подтягивают к краю кровати. Но вот он охает, откидывает голову, мечтательно закусывает губу — Шарк толкается внутрь. Мики приподнимается, чтобы видеть. Протягивает руку, чтобы приласкать напряжённый член и место, где темная головка растягивает припухший раскрасневшийся вход. Клайд выдыхает, только когда Шарк полностью в нем. Мики тянется к Клайду, но Лео перехватывает. — Хочешь? — спрашивает он, кивая на Густава. Пробка внутри ноет и жарит. Мики хрипит: — Хочу. Лео ставит его на четвереньки, давит на поясницу, заставляя прогнуться и оттопырить зад так, чтобы всем было видно. Говорит: — Покажи сам. Мики зарывается носом в простыню. Уже не стыдно, просто болезненно хорошо. Он закидывает руки назад и раздвигает ягодицы. Сжимает, тянет, перехватывает, чтобы открыться сильнее. Никто не двигается. Все смотрят на синий камушек, несколько рук гладят ляжки, проходят по яйцам, похлопывают по промежности. Мики стонет в простыню. Рот полон слюны. Пробка ползет наружу — медленно, распирая онемевший от возбуждения вход. Наконец Мики пуст — и на горящую кожу льётся смазка. Внутрь тут же толкается палец. Потом несколько. Разные. Кто-то забирается вглубь, кто-то растягивает стенки. Все хотят разработать девственный вход. Попробовать на вкус. «Сильнее открой». «Держи-держи, малыш». «Умница». Мики чуть не плачет. Его переворачивают на спину, задирают ноги вверх, с силой разводят в стороны. Лео лежит рядом, обхватив за плечи и целуя в шею. Удовлетворенный, он очень нежен. Его рука — у Мики на члене, легонько надрачивает, пока Густав примеривается к дырке. — Расслабься, — шепчет Лео, влажно затягивая кожу губами. — Ты же умеешь. Мики кивает. Он умеет. Он жмурится, набирает в грудь воздух. Старается, но первые сантиметры все равно на спазме. Зато потом — гладко и легко, и до самого удовольствия. — Молодец, малыш, — мурлычет Лео, лижет в приоткрытые губы. Он немного дрочит, а потом отпускает, снова стискивает до звезд, и снова убирает руку — не даёт кончить слишком быстро. Ласково приглаживает шепотом: — Вот умница. Густав неторопливо двигается, и Мики уносит куда-то в космос. Ощущения закручиваются спиралью в животе, выносят взрывами мозг, подключают к электричеству пальцы. Отпустив последний контроль, Мики кричит. Густав вбивается сильнее, Лео сжимает кулак быстро и жёстко; в лёгких исчезает весь воздух. Тогда Мики кричит без звука. Он извивается на кровати, то складываясь пополам, то изгибаясь колесом назад, — тело будто разрывает на мелкие кусочки, и каждый кусочек доведён до оргазма. Мики падает, сотрясаясь, как в лихорадке. Его разворачивают на живот, гладят, и тут же ягодицы орошает мокрым. Сквозь сонно-пьяную пелену он слышит, как стонет Клайд, как рычит Шарк, как ходит ходуном кровать, но все это слишком далеко. Все, чего он хочет, это уснуть дней на пять. Так что он почти не просыпается, только чувствует невесомость, потом влажную прохладу душа, персиковый гель и несколько рук, скользящих по телу, мягкость полотенцевого кокона, морозность свежих простыней. И чужие объятия. Много объятий. И сон.

***

Рано утром в доме очень тихо. Поэтому сдавленные стоны слышны, как в усилителе. Мики разлепляет глаза. Сначала не видит ничего, кроме сплетающихся рук и ног, а потом различает движения. Голова Лео покачивается — он отсасывает у Клайда, пока Густав засаживает в него поблескивающий резинкой член. Все трое откровенно кайфуют, но сдерживаются, чтобы не стонать слишком громко. Боятся разбудить? Мики поднимается. Целует Клайда в губы, лижет член в руках Лео, а подумав, проходится языком у Густава между сжимающимися в толчках половинками. Слышит радостный стон и, довольный, идет в туалет. Там он долго разглядывает себя в большое зеркало: зацелованные губы, засосы на шее и самое красивое — галстук, все еще завязанный ошейником. Кажется, ночью кто-то пытался снять, но Мики не позволил. Он улыбается. От осознания, где он, кто с ним и что вчера произошло, он чувствует терпкое возбуждение. Расставляет ноги, забирается пальцами в промежность, ощупывает теперь уже точно не девственный вход. Там все еще влажно, но боли совсем нет. Он проталкивает внутрь три пальца, и анус, растянутый несколько часов назад, отзывается сладким томлением. Туда-сюда, пальцы скользят легко и приятно. Растяжение на входе приносит особенное удовольствие. Член неторопливо наливается жаждой, но Мики запрещает себе дотрагиваться. Заводит руки за спину и с силой перехватывает запястья. Несколько секунд стоит, пережимая кожу, мучая себя ожиданием, смотрит в зеркало, как дергается от острых ощущений член, а потом отпускает. Как ни в чем не бывало моет руки, умывается и идет на кухню — в горле ни капли влаги. Холодильник открыт, заливает профиль Шарка холодно-синим отсветом, будто портал в другой мир. Мики замирает в проёме, любуется красивым сильным телом. Узкими бедрами, бугрящейся мускулами спиной, крепкой задницей и длинными ногами. Такому место в Лувре. А он — здесь, на кухне, при свете холодильника пьёт минеральную воду. Шарк знает, что он тут. Чиркает открывалкой вторую бутылку и протягивает, не глядя. Мики становится рядом, делает большой глоток. Губы тут же леденеют. Он не уверен, как это получается, но вот только что они и пальцем друг друга не касались, а миг — и он стиснут руками-клещами. Двигаться не хочется, хочется вечно стоять так, лаская губами ключицы, чувствуя, как Шарк дышит в макушку; как пальцы нежно гладят промежность, ощупывая влажную дырку; как могучий член медленно твердеет, тычась в бедро. Мики по привычке ждёт вопроса, но Шарк молчит. И становится ясно, что можно и не ждать. — Хочу, — улыбается он, поднимая голову. Шарк засасывает в долгий поцелуй, от которого сводит внизу живота, а потом нажимает на плечи. Можно. Мики сосёт, помогая себе руками. Водит по большому стволу, толкает в горло головку, лижет яйца. Шарк сверху шумно дышит и подаётся вперед. Не насаживается, но прихватывает за волосы. До дрожи приятно. На корне языка расплывается соль, и Мики встает. Запрыгивает на стол, раздвигает ноги и снова говорит: — Хочу. — Малыш… — Шарк в удивлении вскидывает брови, но Мики непреклонен: — Хочу. Можно? Шарк сжимает до хруста зубы. — Тебе можно все, малыш. В одном из ящиков — презерватив и смазка. Шарк щедро льет, толкает внутрь пальцы. Проворачивает, загоняет до самых костяшек. Мики откидывается, расслабляясь. Прижимает колени к груди, а руками раздвигает ягодицы, растягивает до предела анус. Шарк уже совсем рядом. Уже близко. Уже вот-вот. Какой же большой. Какой же горячий. Распирает до приятной плавной боли, заставляет дрожать каждой мышцей, взвинчивает возбуждение до ослепляющей остроты. Мики громко стонет, впуская в себя все больше и больше тёмного жара. Кажется, Шарк бесконечен. Сзади — шаги и удивлённые вдохи. На стоны сбегаются остальные. Стоят вокруг, громко дышат, дёргают кулаками члены. Мики улыбается. Он знает, его маленькая хрупкая задница должна восхитительно смотреться на огромном темном члене. Он трахал себя черным шлангом перед зеркалом. На настоящем Шарке должно быть еще лучше. Наконец-то в зад вдавливаются бедра. В груди булькают стоны. Мики тянет руки к ребятам — хочется еще, еще любви. Три пары глаз вспыхивают голодом, и вокруг сразу горячо. Клайд присасывается к губам. Густав наклоняется над истекающим членом. Лео то царапает ногтями соски, то жестко шлёпает по раздвинутым до предела ягодицам. В анусе неспешно орудует обжигающий Шарк. Мики хрипит и трясется от прикосновений. Нежность поцелуев и рта на члене возбуждает так же ярко, как боль в сосках и огонь на половинках. Как же их много. Как же они прекрасны. Как же Мики полон любви. Он кончает, задохнувшись плачем, а они еще долго ласкают, пока он дрожит и бьётся, а потом вылизывают насухо и помогают сесть. Мики тут же опускается на пол. На колени. Протягивает конец галстука и подставляет лицо. Любовью теперь хочется делиться. Лео берётся первым. Тянет за ошейник жёстко и быстро, вдавливает в светлый пах, доводит себя почти до края и передает эстафету. Клайд толкается нежнее, заставляет лизать яйца. Мики не против, он слушается каждого движения, ловит желания и только сожалеет, что руки снова не связаны сзади, — так было бы совсем хорошо. Густав не берет за галстук, а хватает вместо этого за затылок и размашисто насаживает, бьет до задней стенки горла, и Мики счастлив, слыша его резкие стоны сквозь хлюпанье слюны. После такой тренировки член Шарка заходит без труда, Мики привычно расслабляет горло, с благодарностью принимая большую головку. Шарк подцепляет шелк вокруг шеи и крутит, оставляя еще меньше свободы, и Мики давится сладким стоном. Разве может быть так хорошо? Они пропускают его по кругу еще два раза, с каждым кругом трахая в рот все безжалостней, а Мики лишь сильнее стискивает сзади запястья и глотает стоны. Наконец его, мокрого от слюны, с горящими щеками и дрожащими от напряжения губами, сажают в середине. Четыре самца стоят над ним и дергают члены, и Мики ждёт, замирает с широко раскрытым ртом. Первым на язык спускает Лео, большой тугой струёй, следом хрипит и плюётся горячим Густав, Клайд кончает тут же, и последним — Шарк, даёт столько, что сперма стекает по подбородку и капает на грудь. Вязко, солёно, до головокружения правильно. Мики глотает и принимается облизывать члены по очереди, лаская горячие головки и высасывая последние капли. Колени болят, анус щиплет, на шее, похоже, будут синяки — но Мики никогда еще не был таким счастливым. — Ты был прав, Шарк, — тянет Густав, гладя по волосам. — Он — то, что нам нужно. Ребята улыбаются, глядят с любовью, целуют в губы. Мики улыбается в ответ. — Ну, раз проснулись, будем завтракать? — хмыкает Клайд. — Чего хотите? — Хочу яичницу, — говорит Лео. — Хочу омлет, — говорит Густав. — Хочу тосты, — говорит Шарк. Он опускается рядом с Мики, протягивает влажное полотенце. — А ты чего хочешь, малыш? Мики вытирает рот и глядит со шкодливой улыбкой. — Хочу… мистера Стивенса. — Он смотрит Шарку в глаза. — Можно? Густав смеется, Лео закатывает глаза, Клайд смешно фыркает. И только Шарк серьёзен. Он глубоко целует и поддевает пальцем подбородок. — Тебе можно все, малыш.