Блинчики, приготовленные с любовью, вкусные и свежими, и холодными. Главное - кто и кому готовил.

***

      Близится обед. Солнечные лучи настойчиво просачиваются сквозь тонкую ткань коротких занавесок  — зачем они вообще нужны — которые Отосе решила повесить совсем недавно, и подло слепят глаза, вынуждая самого ленивого в Эдо самурая раскрыть их. Он издаёт трагически наигранный вздох, тянется, разминая затёкшие за ночь мышцы, и невольно кладет руку рядом с собой, ощущая прохладу на скользящей ткани. Тепла чужого тела давно нет, когда этот майонезный придурок ушёл?       Детишек ещё нет, да и вряд ли они появятся раньше обеда. Сегодня Отае потащила их по торговому центру, аргументируя это тем, что им нужно преобразиться. Гинтоки ещё подумал, что такое, кажется, уже случалось, но промолчал и кое-как смог отвертеться от этого похода. Зачем ему новые вещи, когда у него есть четыре замечательных комплекта кимоно, которое менять в ближайшее время он совсем не собирается?       Саката ещё раз вздыхает и бессмысленно смотрит наверх, раздумывая над тем, стоит вставать или нет. Тишина давит, и эта бесцельная игра с потолком в гляделки быстро надоедает, так что, приняв-таки трудное решение, Гинтоки устало поднимается, оглядывает небольшую комнату. Его вещи бережно сложены рядом с футоном аккуратной стопкой, а пепельница на узком подоконнике под завязку забита выкуренными сигаретами. Самурай поднимает взгляд выше и замечает в отражение окна себя самого. Волосы ужасно растрёпаны и вьются сильнее обычного. Да, расчёска ему сейчас точно не помешает. Взгляд дохлой рыбы кажется мертвее обычного, под глазами глубокие синяки, зато тонкие обветренные губы растягиваются в едва заметную улыбку от воспоминаний прошедшей ночи.       Почесав по своему обычаю пятую точку через ткань зелёной пижамы одной рукой и живот, приподняв верхнюю часть ночного прикида, другой, самурай вяло и, совсем не хотя, отправляется в сторону кухни, хотя сначала следовало бы умыться. Но это последнее, что заботит мужчину сейчас. Войдя в небольшое, заваленное всяким притащенным Кагурой хламом помещение Саката удивленно смотрит на тарелку со стопкой аппетитных блинчиков, стоящую на столе. Это действительно неожиданно. Хиджиката редко готовит, но пока что всё, что смог попробовать у него Гинтоки, было на удивление вкусным. Жаль, что дьявольский замком радует своего любовника такими блюдами весьма и весьма редко.       Вообще это действительно удивительно — проснуться и встретить с заботой приготовленный завтрак. А то, что готовили его с заботой, Гинтоки не сомневался, Тоширо иначе не умеет. Оторвавшись от своих раздумий, самурай замечает небольшой листик, свёрнутый в аккуратный квадратик. Беря его в руки, Саката невольно ощущает необычайно сильный прилив нежности. Жар подступает к лицу, а сам Гинтоки медленно разворачивает листок.       «Наверняка, они остыли, пока ты дрых, поставь в микроволновку. Кленовый сироп в холодильнике. P.S. Доброе утро, чёртов лентяй».       Гинтоки совершенно не меняется в лице, но в глубине его демонических красных глаз начинает светиться маленький огонёк, показывающий то, насколько ему дороги такие редкие моменты заботы от любимого человека. Вслух он этого, конечно, никогда не скажет даже под страхом пыток.       Достав из холодильника бутылёк сиропа, Гинтоки прикидывает, что же скажет Шинпачи и Кагуре о происхождение этих блинчиков, ведь в одиночку такую стопку он не съест. Врач запрещает. Решив, что с этим он разберётся потом, Гинтоки принимается есть блины холодными, потому что микроволновки у него никакой нет, а подогревать на плите банально лень. Он жмурится, чувствуя, как вязкий сироп рассасывается, и перекатываяет небольшие кусочки теста на языке, издавая довольный стон.       Тем временем в подразделение Шинсенгуми заместитель командующего давно работает с бумагами, пытаясь понять, что именно заставило его сегодня проявить такое внимание к этому светловолосому остолопу, размахивающему своей деревянной катаной направо и налево. Обычно он просто встаёт и уходит, иногда позволяя себе слабость в духе, пройтись пятернёй по густым кучерявым волосам или же оставить невесомый поцелуй на кончике чужого носа, но сегодня с утра у него было настолько хорошее настроение, что он, завидев на плите сковородку, принял непонятно откуда взявшееся решение приготовить блинчики. Осознание собственных действий, словно гром среди ясного неба, пришло лишь в тот момент, когда на сковородке жарился пятый блин, а он, расслабленно посматривая в окно на потихоньку просыпающийся город, насвистывал какую-то незамысловатую мелодию.       Понимая, что сейчас думать об этом чревато последствиями, замком продолжает работу с огромной кипой бумаг, пытаясь вчитываться в данные отчётов. И нет, где-то на периферии его сознания вовсе не играет та самая незамысловатая мелодия, и он совсем не беспокоится о том, понравились ли Гинтоки блины. Почему он вообще должен об этом переживать?       Ближе к обеду  — вау, как время летит — к нему заскакивает Сого, сопровождая своё появление обычным, ставшим уже ритуалом, выстрелом из базуки и равнодушным «Добрый день, Хиджиката-ублюдок, сдохни!» — Какого черта, ты творишь? Ремонт оплачивать кто будет? — рявкает начальник на своего подчинённого, на что тот невинно пожимает плечами и улыбается. — Как кто? Вы. Кстати, данна просил вам кое-что передать, — с абсолютно спокойным выражением лица сообщает Окита. — Хиджика~ата-сан, кто бы мог подумать, что вы такой заботливый.       Хиджиката морщится, тон, с которым Сого это сказал, порядком раздражает. Он непонимающе смотрит в спину, удаляющемуся парню, который явно задумал очередную пакость, но возвращает всё своё внимание к записке. С каких пор, этот серебряноволосый засранец общается с ним таким методом? Обычно он врывается в казармы или просто пристаёт на улице. Замком принимается ее читать, совсем не замечая, как его губы невольно расплываются в нежную улыбку:       «Блинчики просто отпад, что мешает тебе готовить мне их каждое утро?:) И хватит называть меня лентяем, у меня вообще-то выходной»       «Ну, конечно, — думает Тоширо, продолжая улыбаться. — Он у тебя каждый день».       А затем, перечитав записку, Хиджиката понимает, что Сого, засранец, ее читал и сейчас об этом узнают все, кто в досягаемости капитана первого отряда. Мужчина тут же хватает катану и кидается следом за подчинённым с привычным криком: — Сого, твою мать!       День движется в своём обычном русле.