Фарфоровая кукла

      У Эла невероятно холодные руки.       Эр замечает это как-то внезапно, даже на миг теряет дар речи. Он берет брата за руку – та должна быть теплой и мягкой, как всегда, но она холодная. Ледяная. Пальцы кажутся непривычно жесткими и неподатливыми, кожа – странно гладкой, будто бы ненастоящей.       Эр поднимает на брата удивленные глаза, но тот улыбается ему своей привычной теплой улыбкой, говорит о чем-то своем, указывает в окно, мол, надо погулять с Маюги, пока погода хорошая. Эр кивает, улыбаясь в ответ. Тревожное чувство слегка отпускает его – брат просто слегка замерз, что такого? В теплый летний день замерз брат, у которого всегда были теплые руки.       После прогулки с собакой Эр практически машинально делает все, чтобы согреть руки брата – отпаивает его горячим шоколадом, предлагает одеться потеплее или сделать согревающие ванночки, даже порывается достать из глубины шкафа вязаные рукавицы. Эл искренне не понимает, почему брат так беспокоится, ему совершенно не кажется странным то, что происходит с его руками. Более того, он словно бы и не ощущает этого странного холода.       А холод все не уходит. Он распространяется дальше, медленно ползет вверх по рукам. Кожа на руках Эла такая бледная, так контрастирует с остальным телом. Что же это такое? Может, какая-то форма простуды? Но почему тогда брат так беспечен? И самочувствие у него вроде хорошее… И мама ничего не заметила…       Вечером, перед сном, Эл сидит на кровати брата – показывает свое счастливое маримо, которое сегодня вздумало куда-то от него спрятаться на весь день и потом внезапно нашлось на полке со специями. Эр кивает, выслушивая брата, но смотрит не на баночку с маримо, а на руки брата. Такие светлые, такие ненастоящие. Словно не его. Он поднимает на Эла какой-то умоляющий взгляд, и тот отвечает ему взглядом совершенно спокойным и честным. Только где-то в бирюзовой глубине его глаз то и дело вспыхивают озорные искорки.       – В чем дело? – спрашивает наконец Эл. – Все еще беспокоишься обо мне?       – Нет… То есть да! – Эр мотает головой, потому что сам уже кругом запутался. – Прости меня. Но мне правда это кажется странным.       Он протягивает руку, в который раз прикасается к пальцам брата, кладет ладони на его руки, вновь тщетно пытаясь подарить ему хоть немного тепла. Так холодно…       – Ты чувствуешь мое тепло? – Вопрос звучит глупо и странно, но Эр не может не спросить. Ему это действительно важно.       – Тепло? – удивленно переспрашивает Эл. – Ну да. – Тут искорки в его глазах вспыхивают ярче – видать, что-то задумал. – Так говоришь, у меня холодные руки? Тогда берегись!       И не успевает Эр опомниться, как брат отставляет маримо в сторону и нападает на него, трогая за бока ледяными пальцами. Ужасно щекотно – Эр смеется и ерзает, ужасно холодно – сердце Эра замирает от ужаса, а все мышцы сплетаются в один напряженный клубок. И все-таки ему радостно от того, что брат по-прежнему весел и игрив.       – Ну, и что ты будешь с этим делать? – усмехается Эл, нависая над братом, сжавшимся в комок на кровати и издающим звуки смеха куда-то в подушку. А потом он продолжает свою атаку, хватая за бока и живот своего извивающегося братишку.       – Перестань, Эл, – с трудом выговаривает сквозь смех Эр. – Я же потом не усну!       Но брат не слушает, с ногами забирается на кровать – и игра продолжается. Прямо как в детстве. Эр забывает обо всем и смеется, и щекочет брата в ответ. Только где-то в уголке его сознания теплится мысль – может, хоть так Эл сможет согреться. А потом что-то ледяное касается его ноги, обрывая смех и заставляя вздрогнуть всем телом. Что-то ледяное…       Эр приподнимается, откидывая одеяло в сторону, и какое-то время смотрит на то, что открывается его глазам. Ноги у брата такие же ледяные и бледные, словно ненастоящие, словно выполненные из какого-то странного материала. Эр проводит по ним дрожащими пальцами – эти знакомые аккуратные ступни, колени, на одной из которых маленький шрамик от полученной в детстве царапины…       – Эл, почему… – тихим дрожащим голосом начинает Эр, но тут же обрывает себя, потому что брат вдруг наклоняется к его уху и тихо шепчет…       – Все в порядке. – У дыхания Эла нет температуры, но слова почему-то обжигают. Эр вздрагивает, уже в который раз за сегодня. – Все в порядке, Эр. Тебе не нужно так переживать из-за этого.       Волосы брата касаются щеки Эра, ему хочется посмотреть Элу в глаза, но головы почему-то не повернуть. Он словно вынужден продолжать неотрывно смотреть на его ноги, на линию его бока, на складки зеленой пижамы, слегка задравшейся от их недавней кутерьмы. Как же все это… странно. И тогда на глазах Эра выступают слезы. Он всегда плачет, когда чувствует, что ничего не понимает, что происходит что-то нехорошее, а он не в силах ничего исправить. Он чувствует, как горячие слезы стекают по его щекам, капают на подушку и простынь. Одинокая капля падает на руку Эла, стекает меж его пальцев. Эл едва заметно вздрагивает, отстраняется, почти машинально встряхивает рукой, сбрасывая эту самую каплю.       И от этого его жеста слезы начинают течь из глаз Эра еще сильнее. Он всхлипывает, как никогда ощущая собственную беспомощность. Эл говорит, что все в порядке, но ведь это не так! Совсем не так. Эр смотрит в глаза брата, ища в них поддержки и объяснения, но глаза эти вдруг кажутся ему непривычно отстраненными и чужими. Такой взгляд, кажется, бывал у него всего раз или два в жизни, в какие-то особенно тяжелые для него моменты. Тогда он словно бы замыкался в себе, но через время вновь становился прежним. Сейчас же Эр на подобный исход практически не надеется.       Через некоторое время Эл молча поднимается и уходит из комнаты, оставляя на полу баночку со своим счастливым маримо.       – Эл… – едва слышно шепчет ему вслед Эр, а потом падает лицом в подушку и беззвучно плачет от страха и непонимания, от ощущения, что он вдруг словно бы остался один в этом мире, от невозможности ничего сделать для брата. От невозможности вернуть его в прежнее состояние…       Как же это произошло? И что именно произошло? Эр тихо и безостановочно плачет, но разум его работает, прокручивает в голове недавние события. Они ходили в магазин недавно, покупали для Маюги новый ошейник… мама готовила суп по какому-то новому рецепту… они с братом читали вместе журналы… собирали у Эла в комнате новые часы взамен сломавшихся… на улице было…       Часы.       Плач Эра обрывается на полувздохе. Он замирает, вслушиваясь в тишину. Но тишина ли это?       Тик-тик-тик…       Стоит ему различить это непрерывное тиканье, как оно тут же въедается в его разум и больше уже не отпускает. Не дает спокойно думать, направляет все его мысли в единое русло, подчиняет все своим правилам.       Тик-тик-тик…       Эр глухо и шумно дышит в мокрую горячую подушку. Слезы на его щеках уже высохли, ресницы слегка слиплись, на губах остался соленый привкус. В комнате темно. Разве Эл, уходя, выключал за собой свет?.. И как же тихо! Ни единого звука за окном. Неужели он проплакал так долго, что уже наступила глубокая ночь? Тревожно. Эр тихо шмыгает носом, медленно поднимается с кровати, поправляет верх пижамы, делает шаг – и опрокидывает баночку с маримо. Эр замирает. Тихий стук на минуту сбивает непрерывное «тик-тик-тик», но потом оно возвращается снова. Эр пальцами ноги проверяет пол вокруг баночки, но, благо, крышечка была плотно закрыта и вода не разлилась. Хочется поднять баночку и переставить ее на столик, но Эр почему-то не делает этого. Звук часов повсюду и он манит его в комнату напротив.       Он проходит в темный дверной проем – по обеим сторонам от него коридор с неясными серыми очертаниями – и заходит с соседнюю комнату. Дверь слегка приоткрыта, света нет.       Тик-тик…       Источник звука здесь, да. Здесь его царство, здесь он правит – единственно и неоспоримо. Эр словно в каком-то сне делает несколько шагов по комнате. А может, он и правда спит? Уснул вскоре после ухода Эла и теперь просто видит реалистичный сон, порожденный его собственными переживаниями и страхами?       «Все в порядке, Эр. Тебе не нужно так…»       Тик-тик-тик…       Здесь холодно. Эр ежится, ощущает пробегающие по телу мурашки – зря не взял одеяло или плед. Он щурится, оглядывая комнату, и только тогда различает сидящий на кровати неподвижный силуэт. Так Эл тоже не спит? Но почему? Все-таки начал себя нехорошо чувствовать?       Эру хочется окликнуть брата, хотя бы шепотом, но он не делает этого. Почему-то просто не может разомкнуть губ. Говорят, во сне такое бывает. И все-таки все происходящее кажется ему не совсем сном. Во всем этом есть что-то неуловимое, но настоящее, правдивое, бесконечно истинное и реальное. И от этого Эру становится еще больше не по себе.       Он делает еще несколько шагов, подходит к кровати брата, смотрит на него. Эл все также неподвижен и невероятно бледен – его кожа кажется белой в этой пепельной мгле. Он никак не реагирует на Эра, и у того сжимается сердце от волнения и страха. Он протягивает руку, слегка влажную от испуга, и прикасается пальцами к щеке брата.       – Эл? – выдавливает он наконец из себя, и это имя с тихим шорохом проползает по стенам и потолку комнаты, исчезая в никуда.       Щека у Эла ледяная и странная на ощупь. Словно сделанная из чего-то тонкого и хрупкого: надави чуть сильнее – и треснет, а за ней – ничего. Словно фарфор. Словно… фарфоровая кукла.       Тик-тик-тик…       Оглушительно. Невыносимо. Эр отдергивает руку, закрывает ладонями уши, жмурится, мотает головой. Этот звук – от него не избавиться! Он проник глубоко в его душу и разум и засел там навечно. И Эл…       Эр открывает глаза, из которых вновь медленными крупными каплями начинают течь слезы, и смотрит на брата. Взгляд у Эла пустой и холодный, словно стеклянный. На губах – легкая бессмысленная улыбка.       «Все в порядке, Эр. Тебе не нужно…»       Этот голос – откуда он? Эру ужасно хочется позвать маму, но он не может. А еще он знает – она не придет. Почему? Потому что тиканье этих часов слышно во всем доме, и мама, наверное, тоже… И Маюги… Собака уже давно прибежала бы, если бы почувствовала, что с одним из хозяев что-то не так. Но ее не было. Эр вновь крепко жмурится, выжимая из глаз слезы и пытаясь прогнать из разума жуткие картины.       – Все в порядке, Эр.       И он распахивает глаза. Голос брата, это точно, но фигура напротив все также неподвижна и безмолвна.       – Брат… – шепчет Эр, глотая слезы. – Это все из-за часов, да? Если из-за них, то я… я…       Решение приходит внезапно, ослепляет Эра, дарит ему хоть какую-то надежду. Он наконец может сделать хоть что-то – и не мгновения не колеблется. Эти часы… вот они, на прикроватном столике. Обычные небольшие круглые часики с будильником, белые с позолотой, с тонкими изящными стрелками.       Тик-тик-тик…       Звучит так угрожающе. Часы словно поняли, что Эр задумал что-то плохое. Но что они могут? Лишь подарить головную боль своим бесконечным ходом. И Эр, не раздумывая, хватает со столика эти часы, замахивается и со всей силы бросает их в дальнюю стену. Оглушительно. Защитное стекло разлетается на несколько крупных осколков, корпус мнется и что-то внутри него противно и болезненно звякает. Эр замирает, боясь дышать. Потом наконец делает вдох. Эл так и не шевелится. В доме никакой реакции. А еще…       Тик-тик-тик…       Нет, не может быть!       Эр бросается к часам, наступая в темноте на осколок босой ногой, но даже не замечает этого. Он наклоняется, всматривается, потом хватает помятые часы и бьет их об пол и о стену – неистово, со злостью, со страхом, не думая уже почти ни о чем. Часы превращаются в помятое, поцарапанное, покореженное нечто. Изящные стрелки погнулись, позолота стерлась, частично осев на ладонях Эра, кнопки будильника тихо звякнули и ввалились куда-то внутрь корпуса. Еще один удар – и часы разошлись надвое, вывалив на пол свои избитые внутренности.       Эр плачет. Дрожащими от напряжения руками он собирает детали часов, сгребает их в охапку и вышвыривает в приоткрытое окно, где они тихо звякают об асфальт. Крупная дрожь сотрясает тело Эра. Он стоит какое-то время у окна, невидящим взглядом уставившись на занавески, потом медленно оборачивается и вновь подходит к брату. Ничего не изменилось. Неужели… это было бесполезно? Неужели он опоздал?       Нет ответа. Есть только насмешливо-холодное…       Тик-тик-тик…       …       …Эр обессиленно падает на колени перед братом, закрывает лицо руками и плачет. Плачет без слез, потому что их уже не осталось. Только соль, разъедающая глаза. Только пустота, разъедающая сердце.       – Эл! Ну пожалуйста, Эл, очнись… – сдавленно шепчет Эр, почти не осознавая собственных слов. – Пожалуйста! Я сделал все, что мог! Почему, почему с тобой это случилось?       Он шатается из стороны в сторону и бормочет какие-то обрывки фраз, и повторяет тихое «Эл… Эл…», и плачет, плачет, плачет. В горле у него пересохло, но звуки рыданий все еще рвутся откуда-то из глубины его души. На каком моменте сбились его мысли? В какую именно секунду в его сознание просочилась эта пепельная пелена? И сколько уже прошло времени? Ночь не заканчивается и рассвет не приходит…       Тик-тик-тик…       Мало-помалу затихают всхлипы, прекращается нервная дрожь. Замедляется биение сердца в груди, и жар в теле сменяется на успокаивающую прохладу. Быть может, холод все же не так уж плох…       Эр медленно-медленно отнимает от лица руки – остывшие и побледневшие. Медленно-медленно поднимает отяжелевшую голову, встречается пустыми глазами с неподвижным взглядом брата. Эл все также улыбается.       – Все в порядке.       И Эр медленно-медленно улыбается ему в ответ.       Тик…       Тик…       Т       и       к…