***
Наше личное знакомство со Смертью произошло спустя примерно полгода, когда зловредная бабка тетя Тоня упала со второго этажа, умудрившись сломать шею. Не плакал никто. Не было у нее родственников, которые могли бы это сделать. А остальным было как-то плевать. Этого я тоже решительно не понимала: в отличие от бабули, тетя Тоня умирать не хотела. Но выбора у нее уже не было. Она исчезала. – Ну ничего, Машенька, в следующий раз больше повезет. – Сказал он, наблюдая за плачущим ребенком. – Машенька? – Спросила тогда я. – Машенька. – Кивнул мальчик. – Имя – вещь интимная. И выбирать нужно то, которое подходит ребенку. А не так как здесь: в честь свекрови, дабы к ней подлизаться. – И что же в этом плохого? – Да то, что судьбу она им сплела в одну нить. Так и получились две Тони – и обе несчастны. – Усмехнулся мальчик. – Ты мне лучше вот что скажи, почему ты – такая вся живая и горячая – меня видишь? А ведь я, можно сказать, в другом мире хожу. – Не знаю. Наверное, потому что могу. Это странно? – Нет. Это потрясающе. – Он подошел ко мне, в последний раз бросив взгляд на место, где исчезла маленькая Маша и сел напротив меня на корточки. – Кстати, мальчик. А как тебя зовут? – Смерть. – А меня Алиса. Давай дружить? – И протянула ему свою, обтянутую перчаткой руку. Наверное, никто и никогда не видел Смерть таким удивленным.***
– Эй, Смерть. – Позвала его я, сидя на крыше пятиэтажного здания, с которого не так давно спрыгнула очередная жертва любви. – А почему в куче книжек написано, что ты скелет? Да еще и исключительно женского пола? – С алкоголем приходят философские мысли? – Спросил он, неодобрительно косясь на почти допитую бутылку вина в моей руке. – Прекращала бы ты пить, Алиса. С алкоголем счастье не приходит. Особенно, когда тебе только шестнадцать. – Не занудствуй, а отвечай. Меня уже полгода этот вопрос мучает. Я даже уже гипотезы составлять начала. – Ну-ка, и что там? – парень вальяжно прошелся вдоль края и присел подле меня, с интересом заглядывая в глаза. – Прямо-таки не терпится услышать. – Ну во-первых, это догадка некрофила, которую общественность приняла в серьез. Не сметь ржать! – рыкнула я, когда услышала тихие похрюкивания. Вот же засранец! – А во-вторых… ну, Смерть, хватит ржать! Я, между прочем, серьезные вещи говорю. Так вот, а во-вторых, во всем виновата Святая Инквизиция. Они же начали этот бред с запугиванием народа кончиной. Вот и описали тебя бабкой с косой. – А почему женщина то? – Все еще отсмеиваясь, спросил он. – Так ведь, времена были такие: что ни женщина – ведьма. Так и разукрасили тебя эти жертвы эволюции, как бы пострашнее. – Гипотезы не плохие… – Но неверные? – Кто бы сомневался. – Скорее не совсем верные. – Он медленно выдохнул и лег. – Просто один из оживенцев, который успел побывать на этой стороне (для тебя на той), перепутал меня с встретившейся ему тогда Жизнью. А вот это было неожиданно. – То есть Жизнь выглядит, как скелет с косой? Вот уж никогда бы не… – А вот тут, Алиса, и вылезает мое «не совсем». – Не просто засранец, а вечно-перебивающий-меня-любимую-засранец. – Жизнь – женщина. И очень даже красивая. И не той красотой, которую превознесли ваши людские извращенные умы. А такой… наверное, самое подходящее слово «материнской». – В каком смысле? – Смерть усмехнулся и уставился на небо. – Вот представь женщину, лет так пятидесяти, которая никогда с собой никакой гадости не делала. А просто жила. Представила? – я уверенно кивнула. – А теперь к образу добавь немного пышности в тело и добрую улыбку с по-матерински нежным взглядом. Вот это и будет Жизнь. И впрямь красиво. – А почему скелет-то? – Инквизиция. – Просто ответил он. – Дальше сама догадаешься? Чего тут догадываться? Прибежал бедняга в храм, рассказал все. А тем было очень не выгодно, чтобы Смерть выглядела так хорошо. Еще и женщина! Нет, такому уж точно не бывать! – А не обидно? – Не обидно что? – Что тебя все женщиной считают? – Да не особо, – отмахнулся он. – Разве что только поначалу. А потом я начал за счет этого веселиться. – Он резко поднялся, промелькнув ярким пятном перед глазами и начал рассказывать. Да так воодушевленно, что у самой что-то внутри вдохновилось. Непонятно на что, правда. Но ничего, что-нибудь придумаю. – Нет, ну ты просто представь: умирает какой-нибудь писака-суицидник, считая, что большего он в этот мир не принесет. Ждет-не дождется старухи с косой. И тут вот уже совсем близко. Он уже слышит шаги и холодное дыхание у себя на шее. Разворачивается… – Он выдерживает интригующую паузу. – А там я стою, да с премиленькой улыбкой говорю: – Привет, я Смерть. Это было почему-то очень смешно. Я откинулась на крышу по примеру Смерти и уставилась в небо. Красиво все-таки. Давно я столько звезд не видела. Вон, даже какие-то созвездия проглядываются. – Ладно, иди уже домой, а то ты скоро здесь и заснешь. А я тебя дотащить не смогу. – Парень перекрыл своей головой весь вид и посмотрел на меня с каким-то умилением. – Никаких прикосновений к живым? – Никаких прикосновений к живым.***
Это лето выдалось на удивление холодным. Днем было, как ночью. А ночью… как в октябре. И даже стащенное со злосчастной вечеринки шампанское не способствовало моему согреву. Больно. Никогда не думала, что со мной произойдет такая банальная штука, как несчастная любовь. Причем несчастная только с моей стороны. Для Никиты, отжигающего сейчас с неизвестной мне дамочкой, это явно чем-то плохим не кажется. Твою же ж мать, вот тебе и первая любовь. А как все начиналось… – Ну что, решила все-таки сброситься с крыши? Вот же черт из табакерки! Я чуть шампанским не подавилась! – Не дождешься. Уж слишком тупо будет прыгать из-за придурка, член которого хуже общественного туалета. – Говорю я, смотря на Смерть, садящегося рядом. – Запах не устраивает? – Усмехается он. – Нет, посещаемость. И молчание. Почему-то совсем не напрягающее, а очень даже успокаивающее. Мда, скажи я кому-нибудь, что для меня компания Смерти – самая приятная из всех, как быстро упекли бы меня в психушку? – Слушай, а из-за чего происходит больше всего смертей? – Из-за человеческой тупости и эгоизма. – Сказал, как что-то обыденное. – Соритесь изо всякой глупости. Реагируете на каждый удар. А потом, как у Ромео и Джульетты: он умер из-за нее, она – из-за него. Так и живете, все сильнее погружаясь в собственные проблемы. А еще эти ваши войны: богатым дядям нужно подзаработать, и как итог – умирает куча народу. И после этого вы называете себя развитой цивилизацией? – Прикинь. – Рассмеялась я. И под веселое фырканье Смерти я рассмеялась еще громче. – Ты повеселела. – Заметил он. – С тобой как-то грустить не выходит. Да и не хочется, если честно. – Это радует. – Смерть улыбнулся очень нежно. Настолько, что защемило сердце. А когда осторожно взялся за рукав моей толстовки, обходя прилегающую к коже часть, то и вовсе бедную мышцу сжало в комочек. – Смерть, а если я надену перчатки… – Я не буду рисковать, Алиса. – Даже, если я хочу? – Даже, если ты хочешь. – Ответил он со всей серьезностью. А по моей щеке скатилась одинокая слеза. Хочу до него дотронуться. Очень хочу. – Я знаю, Алиса. Я знаю. Конечно знает. И я знаю. Знаю, что для него это еще большая пытка, чем для меня. Любит же. Давно любит, а прикоснуться не может. Блядь. Может взаправду сброситься? – Не смей. – Не смей что? – Думать о суициде. – И на мой непонимающий взгляд ответил, – ой, да ладно! Непросто так ты уставилась вниз! – А вдруг? – Усмехнулась я. – Не смеши мои пятки. – Если я умру, то уж точно смогу к тебе прикоснуться. И твои угрозы о моем тотальном исчезновении уже действовать не будут. Возмущения перемешенного с тоской хоть отбавляй. Хотя это очень даже соответствует моему внутреннему состоянию. Грустно и печально. И, какого черта, не входит в никакое сравнение с теми чувствами, которые я испытывала по отношению к предательству бывшего. Да, больно. Но, черт возьми! Как будто сравниваю боль от царапины и пулевого ранения. – И что, совсем родных не жалко? – Кого? – Усмехаюсь я. – Людей, которым на меня плевать? – Тоже верно. – Выдохнул он. – Ты так и не ответил, Смерть. Почему – нет? – Закрыли тему, – отрезал он. – Просто ответь! Он встал с крыши, дабы нависнуть надо мной, одаривая хмурым взглядом. И все равно красивый. Очень. И с каждым новым взглядом на него, с каждой новой встречей я все четче и четче осознаю: я влюбляюсь. И в скором времени держать себя в руках станет еще сложнее. И от этого становится страшно. – Скажу тебе в первый и последний раз, Алиса. – Прошипел он. – Ты должна просуществовать долгую и счастливую жизнь, проживая каждый день, как последний. Если ты этого не сделаешь, то я больше никогда с тобой не заговорю. И отправлю в перерождение при первом же случае. – Но почему? – Да потому что тогда ты будешь _очередной_ идиоткой, не ценящей жизнь! – Выкрикнул он. – А с таким человеком я иметь дело не хочу. Даже если он единственный, с кем я хочу иметь дело. Под конец своего монолога он скатился в шепот. А после, кинув на меня последний взгляд, просто исчез. Дурак. Какой же ты дурак, Смерть…***
Годы летели, я росла и взрослела. И вместе с годами пролетали и события, из раза в раз разворачивая мою жизнь на новый поворот. И, черт возьми, я понятия не имею, куда меня это занесет. Но мне чертовски это нравится. Колледж. Универ. Другой универ, ибо психанула и пошла по своему пути, а не родительскому. Работа бармена, официантки, уборщицы – по-другому, сбежавшая из дома девчонка вряд ли проживет. Первый муж, который свалился на меня как снег в июне. Рыжий и с веснушками (Смерть мне это долго припоминал). Первый ребенок – сынок. Развод, из-за которого у Смерти был психоз. Сильный психоз. – Вот гондон! Гад! Подлец! – Успокойся уже, дорогой, – который раз прошипела я, перечитывая договор о разделе имущества. – Да как ты вообще можешь быть такой спокойной!? Он же..! Он же..! – Изменил мне. Да, я в курсе, именно поэтому мы и разводимся. – Я поставила свою размашистую подпись в нужной графе и, наконец, отложила бумаги. – Такое бывает. Мужикам вообще трудно держать ширинку застегнутой. – Если у тебя чешется – правая рука в помощь! Это не повод нагибать секретутку! – Ну, видимо он очень буквально понял выражение «она мне, как правая рука». И Смерть снова взорвался. Столько ругательств, конкретно от этого индивидуума я не слышала никогда. – Хватит, дорогой. Одним мудаком больше, одним меньше… не велика потеря. – Он злобно уставился на меня забавно хмуря брови. – Я молодая и привлекательная женщина, у меня еще все впереди. – А как ты поймешь, что следующий мужчина будет не мудаком? – Никак. Но потому жизнь и интересна, верно? Он удивленно на меня посмотрел. Да, дорогой, я все-так взрослею. Годы идут, мудрость прибавляется, мне уже тридцать. А я все еще тырю цитаты из «детство Шелдона». А как все оптимистично начиналось.***
Пятьдесят лет – не приговор. С этими словами моя подруга, такая же раздолбайка как и я, ввалилась ко мне в дом вместе с моим сыном, его женой и моим внуком. Как раз в тот момент, когда я уже полчаса натиралась кремами от морщин. И это не помогало. Ну хоть муж не отсвечивал со своим: «ты всегда прекрасна, милая». Знает, что меня это бесит. Единственное, чего мне хотелось – тишины и покоя. И возможно прикосновения Смерти. Но если я ему это скажу, он опять начнет орать. Зануда. Но, как только я собиралась взять следующий флакончик, меня нагло схватили и потащили праздновать. Ну как праздновать? Праздник был… никакой. Больше это было похоже на совместную пятницкую попойку. И как итог, единственное, что меня порадовало в этот день: Смерть, с его ехидными комментариями и торт с надписью «одной ногой в могиле» от все той же подружки. Да, мне пятьдесят. Нет, меня это не пугает. – Совсем? – Совсем.***
Старость пришла странно. Я вроде как ее ждала с нетерпением, но в тоже время не хотелось покрыться сединой и морщинами. Но, кто меня будет спрашивать? Мне уже восемьдесят и к могиле мое бренное тело подобралось уже ближе некуда. За последние двадцать лет я только и делала что отдыхала. И это было великолепно. Мы, с моим вторым и последним мужем выкупили домик на берегу моря и наслаждались покоем. Мои внуки давно выросли, появились правнуки, которые периодически приезжают к нам, дабы навестить стариков. И мы садимся за семейным ужом, рассказывая все то, о чем не успели рассказать по телефону. И один из таких вечеров я вдруг поняла, что это все. Я просто умираю. В этот вечер я, сказав что слишком устала ушла в свою комнату. В такой момент мне нужен был покой. А не тот балаган который устроят мои мальчики, если я им скажу. Я их конечно люблю, но порой их слишком много. И сейчас в момент моего конца я хочу видеть только его. Смерть. Он появился спустя час, после того как я улеглась на кровать. В этот раз в его ярких глазах не было ничего кроме грусти. Он тихой поступью подошел к кровати и сел на стул прямо напротив кровати. – Ты умираешь. – Сказал он хрипло. – Ты не приходил полгода и это единственное, что скажешь? – усмехнулась я. – Куда пропала твоя говорливость, Смерть? – Променял ее на обаяние. Вроде бы шутка. Но это звучало так по-дурацки отчаянно. Он плакал. Бесслезно, ни разу не всхлипнув, но он плакал. Я видела это в каждой черте его лица. В каждом взгляде, в каждом вздохе. – Что с тобой, черт возьми? Я просто умираю. – Сейчас мой старческий голос звучал, звучал еще более жалостно, чем обычно. Он вскинул на меня удивленный взгляд, а после ответил: – Ты любишь жизнь. – Поверь, дорогой, Смерть я люблю не меньше. И молчание. Знаете, в такие моменты обычно говорят, что жизнь пролетает перед глазами. Возможно, у некоторых так и происходит. Но не у меня. В голове было пусто-пусто. А в груди тлелся огонек ожидания. – Дотронься до меня, Смерть. Сейчас. – И забрать у тебя целый час? – тихо прошептал он. – Ты в самом деле готова обменять целый час на жалкие минуты? – Да. Думаю, я никогда не сбивала его с толку так, как сделала это сейчас. Но меня радует, что в его красивых глазах появилось что-нибудь кроме грусти. Даже если это неуверенность и страх. – Брось. Это просто час грузного ожидания. Я мечтала о твоем прикосновении с тех пор как мы познакомились… Пожалуйста, Смерть. – Ты уверена? – Пожалуйста, Смерть, – с нажимом повторила я. И он сдался. Медленно, еле прикасаясь он убрал одеяло с моей руки, а после аккуратно, неуверенно прикоснулся своими пальцами к моим. А после и вовсе сжал мою ладонь в своих, будто пытаясь согреть. Странные мысли, учитывая, что его руки были очень ледяные. Но мягкие и нежные. Сейчас одно единственное прикосновение дало мне больше счастья, чем кто или что-либо за все жизнь. Это было моей мечтой длинною в семьдесят шесть лет. Мечтой, которая исполнилась. И сейчас, несмотря на белесую седину и морщинистое тело, моя душа по-настоящему ликовала. – Ты теплая, – прошептал он, сцепляя наши руки. – И мягкая. Интересные ощущения… – Чувствовал бы ту мою кожу в молодости, вот там были ощущения! – хихикнула я и мой смех мгновенно превратился в кашель. Я снова перевела взгляд наших рук, на глаза. И нашла там отражение собственного счастья. – Осталась минута. Ты уверена, что не хочешь попрощаться? – Спросил он, кивая в сторону двери. – Нет, с ними я уже напрощалась за неделю. – Отрицательно качаю головой. – К тому же сопли и жалость – последнее, что мне хочется сейчас видеть. – Тогда, – улыбнулся он, – может быть есть то, что у могу сделать до тех пор пока ты еще такая материальная? – Поцелуй меня. – Я не знаю почему так сказала, честно. Но видимо это было именно то, чего мне хотелось. – Мадам решила испытать «поцелуй смерти»? – Хмыкнул он, улыбаясь еще шире. – Решила. Это не было поцелуем, которые показывают в кино. Учитывая современные реалии, это вообще вряд ли можно назвать поцелуем, просто прикосновение. Но более чувственно поцелуя у меня не было никогда. И в этот самый момент я почувствовала как стало легко. Тело уже не утяжеляло душу. Я спокойно встала с кровати, в последний раз глянув на старое тело, что умерло в улыбкой на губах и встала напротив Смерти. – Ну что, Алиса, идем вместе? – Всегда…