***
Ветер у озера заставляет мурашки бежать по коже, даже несмотря на то, что на мне джинсовка. Вокруг безлюдно и тихо, лишь иногда доносятся звуки большого города, от слабого освещения на воде проскакивают блики. Она стоит спиной ко мне, держа в руках баночку с остатками любимого Duff, пока я достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю. — Это последняя, — говорю я, когда она оборачивается, услышав щелчок зажигалки. Да, теперь это точно последняя. Конечно, если она вновь не решит уйти и заставить меня выкуривать порой по пачке в день, хотя ведь сама уговаривала бросить. Она присела у самой воды, глядя куда-то вдаль, в одну точку. А я тем временем заворожено наблюдаю за ней. Сердце, кажется, уже перестало так бешено колотиться, и с каждой затяжкой я становлюсь всё спокойнее. Она поднимается и медленно подходит, стараясь совсем не смотреть мне в глаза, а я внимательно слежу за её движениями. Косуха, видимо, не спасает от ветра, и она идёт чуть согнувшись, сжимая руки в кулаки, а колени её слегка подрагивают. — Как жаль, что ты не мой, — произносит она на выдохе, прижимаясь к моей груди, опускает голову на моё плечо. Обнимаю её свободной рукой, прижимая ещё сильнее. Люблю, когда она слишком близко. Милая, родная Андреа. Как жаль, что она не моя…
27 апреля 2020 г. в 16:49
Яркий пурпурный свет, заполняющий всю студию, вдруг стал до того ядовитым, что на глазах предательски выступают слёзы. Или дело вовсе не в этом… Пытаюсь отвести взгляд, но не могу заставить себя не смотреть на неё. На то, как стекают по её щекам слёзы, как нервно она крутит в руках маленький ключик, висящий на шее. «Прости, я уже договорилась с Томом», «Давай в другой раз? Сегодня я иду к Тому», «Извини, у нас с Томасом много работы, я не знаю, когда мы сможем увидеться». Она понимает, что виновата, и теперь боится. Я чувствую её страх и наслаждаюсь им, запрокинув голову назад. Но мы ведь оба знаем, что я не смог бы её ненавидеть, даже если бы хотел, и готов простить, как только она этого попросит.
Я продолжаю рассматривать её, в ожидании, когда же она всё-таки поднимет на меня свои карие глаза. Мне так не хватало этого целый год. Чёлка, к которой все уже привыкли за несколько лет, отросла, из-за чего она выглядит почти как тогда, двенадцать лет назад. Девчонка с вредными привычками и малиновыми прядями в волосах, застрявшая где-то в девяностых. Девчонка выросла: нет больше вредных привычек, чёрные волосы остались без ярких прядей. Но для меня это всё та же Андреа. Милая, родная Андреа. Я не раз видел, как она плачет, и никогда не думал, что могу стать для этого причиной. Капля за каплей падает с её лица, оставляя мокрые пятна на чёрной майке, а она всё никак не может выдавить из себя хоть слово.
Хотел бы я знать, как долго всё это длится, но сейчас времени попросту не существует. Помню только, было ровно одиннадцать, когда она вошла, робко поздоровалась и села на другом конце дивана. Я мог бы нарушить эту идиллию, громко выдохнуть, резко встряхнуть рукой перед тем как посмотреть на часы, хлопнуть дверью и закурить. Но я, пожалуй, останусь слушать её тихие всхлипы, пытаясь заставить своё сердце биться не так быстро, пока она пытается заставить себя говорить. Когда-то мы так много говорили, иногда даже забывая, что встретились лишь для того, чтобы записать очередную песню. Я, кажется, всё ещё помню каждую мелочь, сказанную ей. Помню, как она говорила, какие красивые у меня глаза, сравнивала их с океаном. Банально и глупо, но как я, чёрт возьми, хотел бы услышать это снова. Помню, как восторженно она рассказывала о новой татуировке, как восхищалась моей игрой на гитаре, хотя и сама не хуже умеет. Она говорила, как рада, потому что я наконец нашёл любовь всей моей жизни, и рассказывала мне обо всех её неудачных отношениях. Я хотел бы вернуть всё это, пережить вновь, сказать то, что я, наверное, никогда уже не скажу.
В какой-то момент она громко вздохнула, положила руки на колени, наконец оставив подвеску на своей шее в покое, и я оторвался от спинки дивана.
— Джейсон, послушай, — начала она, не оставляя себе возможности отступить.
— Я слушаю тебя, Энди, — подвигаюсь ближе, дико желая убить это расстояние между нами, прежде чем оно убьёт меня. На какое-то мгновение она вновь замолчала. — Ну же, — я мог бы показаться таким равнодушным, если бы не дрожь в голосе и, кажется, во всём теле.
— Прости, — она резко поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза, и я совсем теряюсь.
Она тут же оказывается в моих объятиях, заполняя накопившуюся в душе пустоту и уничтожая последние капли обиды, которая терзала меня всё это время. Пальцами зарываюсь в мягкие волосы, чувствую сладкий запах её тела, нежные руки на своей шее, и слёзы ручьём стекают по моему лицу. Она содрогается в бесшумном плаче, пока я поглаживаю её спину.