***
Римус всегда любил раннее утро. Когда все живое спит, будто желая отсрочить дальнейший бег окружающего их представления красок, эмоций, лиц, воспоминаний, остановить момент прямо здесь и сейчас, но вскоре на горизонте задребезжит солнечный свет, открывая все красоты и уродства мира насущного, показывая сокрытую глубоко в чужих душах ивне их истины, чей лик может быть так неприятен. А возможно и наоборот – скрывая сказку этих дней под еще большими слоями лжи, и лишь сейчас, когда ничто не освещает их с темных небес, кроме россыпи далеких звезд, которых вовек не достигнуть ни ему, ни его друзьям, прекрасных и таких… невероятных, правда царствует над их заблудшими среди различных тягот, невзгод, вариаций событий душами. Звезды, прорезающие своим столь ярким, казавшимся прямо-таки мягким наощупь, светом тяжелый, будто оседающий в легких темной пылью, заставляющий желать выдрать их воздух, развеивая притаившиеся в самых далеких уголках ночи кошмары, разъедающие рассудок, не оставляя ни одной здравой мысли, оставляя омерзительную пустоту в сердце, тяготящую душу и тянущую на дно, все дальше от поверхности, полной счастья, которую он и так вовек не увидит, ведь он лишь проклятый, как и этот воздух оборотень… и лишь свет этих далеких испещренных ссадинами, покрытых то чернилами, то грязью, то кровью, все еще с такой по-детски мягкой кожей ладоней мог уничтожить эти ненавистные и такие отвратительные вещи, будто льнущие к бледному лику луны, изувеченного кратерами, напоминающие следы от чудовищных увечий, и сокрытого под вуалью облаков. Ей не нужно изгонять этих… монстров, не знающих ничего, кроме желания уничтожать мечты, идеи, мысли, надежды и их хозяев. Таких монстров, каким был он сам, становившийся кошмарным чудовищем под холодным и безразличным взглядом так сильно ненавидимой им и также сильно страшившей разум подростка луны. Казалось, что отстраненный взгляд глаз, белее, чем свежевыпавший снег, уничтожал всю человечность, выжигая все воспоминания, небольшой, но опыт, полный его личных, сокрытых глубоко в душе переживаний, помыслов и эмоций, опустошая до дна, не оставляя ничего, кроме его уродливой, хищной натуры. Но сводило с ума и то, что возможно его обыденное лицо лишь маска, а правдой является его волчья морда, которую он так ненавидел всей своей душой. Но пока светят звезды, сомнения не посмеют закрасться в разум Римуса, никогда. Именно в такое утро у берега озера отдыхали мародеры, после очередной ночной прогулки, которая была совершена просто для поддержания ритма их ночной жизни перед неустанно приближающимся полнолунием. Хотя, слово «отдыхали» скорее преуменьшение: все бессовестно спали, тихонько посапывая. Все, кроме Лунатика. Никогда он не мог спокойно уснуть, пока треклятый лик луны взирает со стана небес, сейчас же отражающегося с безмятежной водной глади. Да… сейчас весь мир был так прекрасно безмятежен, словно ничто боле не тяготило ночной воздух. Хотя, так и было, по крайней мере для оборотня, что мог лицезреть освещенный лишь звездами пейзаж. Если бы в его руках была возможность править неустанным бегом времени, он бы сделал все, чтобы этот момент был вечным, ведь сейчас он слышал дыхание тех людей, кто совершил чуть ли не невозможное ради того, чтобы облегчить ношу на плечах своего друга. Эта дружба была драгоценностью, за которую он был готов погибнуть, но сохранить ее в своем беспокойном сердце, даже когда остановит свой бег, не в силах биться дальше. Пока звезды освещают его тернистый путь, он будет продолжать его, изучая все запутанные тропинки, чтобы выбрать верную, прийти к одной-единственной, истинной дороге, ведущей к хорошей концовке, ожидание которой так непосильно, и все что остается — это выцарапать ее из цепких рук беспощадной, но справедливой судьбы самому, рядом с теми, кто даст сил делать следующий вдох, не позволит опустить руки. Пока эти далекие гиганты взирают откуда-то из космических глубин… Невольно Римус вытянул свою руку, будто правда надеясь, что хотя бы на этот раз, хотя бы одно из этих сколь недостижимых, столь же прекрасных небесных светил соизволит опуститься на его ладони, но этого, как и всегда, не случилось. Ведь самая главная звезда сейчас была в его руках, похрапывая с чуть приоткрытым ртом, пока грудь мерно вздымалась и опускалась в такт дыхания, а голова с растрепанными ночным бризом вьющимися волосами была нагло положена на колени товарища, которого это уже ничуть не смущало, а лишь согревала сердце, заставляя и взгляд теплеть. Самой главной звездой его мира был Сириус, этот неотесанный и неугомонный мальчишка, который вместе с Сохатым всегда был в центре внимания, в центре вселенной, приковывая взгляд к себе, не позволяя никому отвернуться, ослепляя своим светом. И юный Люпин был даже рад позволить белесой пленке заволочь его глаза, позабыв былые краски этого мира, если это будет именно так. Если серые глаза, в которых, казалось, и скрывался свет далеких звезд и вселенных, будут обращены только на оборотня, стирая проклятье своим взглядом. Этого будет достаточно, пока он будет тянуть его за собой вдаль, вытаскивая из уже приевшейся рутины серых дней, в которых луна неустанно смотрит из-под вуали облаков, своей пока еще небольшой ладонью, своим лающим, будто исходящим из самого нутра, из самой его сути, смехом, обезоруживающей и чуточку глуповатой широкой улыбкой, спасая своим звонким голосом от всех тех незримых чудовищ, прячущихся в самых темных углах, уничтожая не физически, но изнутри, как паразиты разума. Рука опустилась на голову Бродяги, и тот, даже не просыпаясь, слегка подался навстречу, и, глядя на то, как даже во сне мальчишка блаженно сощурил глаза и немного улыбнулся, в глазах Римуса заискрился смех, а на тонких губах появилась еле заметная улыбка. Даже будучи в человеческой форме, его такая беззаботная звезда напоминала верного пса, коим он был долгими ночами, когда Лунатик изнывал под своим проклятьем, уничтожая себя и все вокруг. Немного замявшись, обдумывая, стоит ли игра возможной жертвы, он склонился к лицу друга, чувствуя на своей коже спокойное дыхание спящего. В происходящем не было ничего правильного, но, возможно, совершив что-то подобное, Римус сможет запечатлеть этот момент в своей памяти, хоть где-то сделав его вечным. Краснея, он аккуратно, пытаясь не разбудить Сириуса, соединил свои обкусанные губы с его, лишь на пару секунд, даруя такой легкий, словно дуновение летнего ветерка поцелуй, мгновенно отворачиваясь в сторону, скрывая покрасневшие щеки неизвестно от кого, и слушая, как его товарищ продолжает беспечно сопеть, перевернувшись на бок и уткнувшись своим носом в живот оборотня, по-видимому, так и не проснувшись. Он сам медленно опускался в царство Морфея, погружаясь в забытье хотя бы на пару мгновений. Скоро в Хогвартсе вновь закипит жизнь, снова встанет солнце и дни, полные и рутины, и приятных воспоминаний продолжат свой бег, минуя мимо, ведь все еще жизнь продолжается и его долг — прожить ее с честью и справиться со всем, чтобы она ни приготовила. Тревожные новости, приближающиеся экзамены… все это тяготило, но сейчас он мог насладится этой безмятежностью. Так хотелось остановить время здесь и сейчас, поставить на паузу его неостановимый бег, лишь бы этот момент длился вечно, чтобы солнце и луна никогда не поднимали своих лиц, чтобы звезды светили вечно… Но это лишь несбыточная пустая мечта, которая никогда не сможет стать реальностью, как бы Римус этого сильно не хотел всей своей душой, пусть за ней нет ничего стоящего. Но хотя бы на минуточку, пока никто не видит и не сможет осудить, погрязнуть в этой глупой мечте было так желанно, даже зная, что это все так по-детски, что это ничего никому не даст, что никому это и не нужно, сейчас он мог позволить себе эту роскошь, пока лишь хороводам звезд, танцующим в небесной выси, известна эта и такое большое множество тайн, которые будут упокоены вместе с ним в его гробу, ведь некому раскрыть их на потеху честному люду. «Звезды сегодня прекрасны, как никогда» - именно так думал мальчишка, пока разум ускользал вдаль, даруя блаженный долгожданный сон.Как жаль, что он не знал о тех звездах, что сокрыты в бездонном омуте его голубых глаз.