сигнала точка нет

всё — как обычно: грязные шутки на форумах с ограниченным доступом для юзеров, пытающихся попасть на них через обычные браузеры, очередное территориальное совпадение и идущая рядом возможность встречи на нейтральной местности беднейшего из криминальных районов города. не так уж это и плохо. наверное. но в то же время в подобных случаях всегда остаётся надеяться на лучшее — вдруг фартанёт. ведь всё — как обычно: всё — статичное. и, если ему повезёт хотя бы в этот раз, сегодняшнее рандеву может закончиться чем-нибудь нетривиальным и будоражащим (уж слишком виртуальный собеседник показался отбитым на первых порах, хотя криповых чуваков за последние годы бельфегор повидал немало). «знаешь чё», — писал f_run* несколькими днями ранее. «мой бывший ёбырь обменял виниловый невермайнд* на минет и литр крови». «не хочешь послушать?;)». да. эта ночь определённо должна была запомниться надолго, думалось белу, и стать либо фурором победы над собственной скукой, либо самым масштабным в жизни разочарованием. «как мне тебя найти?» / «я буду в шапке». и ведь даже не напиздел ни разу — то ли по приколу, то ли на полном серьёзе (вопрос в том, что из этого страшнее) натянул на голову исполинское плюшевое нечто, набитое синтепоном и похожее на лягушку. лягушку. да. you'd better run, better f_run, outrun my f_rog (f_gun)*. точно. ничего, что было бы лучше или понятнее для обоих, почему-то не придумывается, но вопреки здравому смыслу прилипчивая мелодия из головы бельфегора превращается в ритмичный свист, пока они подходят к мотелю. в рюкзаке — две бутылки колы и домашний дистиллят (легче купить спиртное с рук знакомых, чем найти алкоголь на прилавках с рассчитанным и ограниченным товаром), а в кармане — пачка резинок. только вот человек, вышедший из онлайна, не спешит вступать в диалог, поэтому надежда на шоу медленно, но верно сжирает сама себя. ну, хотя бы можно будет потрахаться. забавно то, что лягушачий парень, плетущийся следом под плеск жидкостей в сумке и извращённую музыкальную самобытность, кажется уже немного угашенным. стоит немного ускориться — и ноги f_rog'а сразу же начнут заплетаться. — твоя жизнь ничего не стоит, — наконец-то выплёвывает зеленоволосый (кстати, ещё один аргумент в сторону трушности альтернативы никнейма). не только ноги, но и голос предательски выдаёт чужую объёбанность, и бел уделяет внимание не столько его словам, сколько оценке физического состояния (которое, к слову, оставляет желать лучшего) в данный момент. тощий. невыспавшийся. ободранный. похожий то ли на рассадник болезней, то ли на саму болезнь. нормальный человек не стал бы пихать гениталии во что попало, но сифилис, вич или гепатит смело можно назвать достойным противовесом удушающей скуке. поэтому бельфегор думает: будь что будет. от f_run'a не несёт перегаром (и на удивление вообще ничем неприятным в принципе), и именно поэтому подозрения падают на наличие в крови различных расслабляющих и/или одурманивающих веществ, достать которые теперь легче, чем найти чекушку водки в открытом доступе. на что в принципе всё равно: каждый травится как хочет. ему самому, например, по душе скорее состояние алкогольного опьянения, знакомое чуть ли не с детства и выученное от и до, чем неожиданный трип. это всё, конечно, весело и здорово, но какой смысл в том, что ты не можешь контролировать в должной степени? легче посмотреть какое-нибудь кино (желательно спираченное) — ощущения будут идентичными. торчок и торчок — ну и ладно. не первый и не последний. вспоминая ранее сказанное и игнорируя собственную «бесценность» в угоду личному интересу, бельфегор всё-таки пытается настроить фигуру, идущую рядом, на нужную волну: — я, конечно, всё понимаю. закон об информационной неприкасаемости — это круто, никто не спорит, но тебе хотя бы есть восемнадцать? — можешь отрезать голову и проверить спил на наличие годичных колец, — флегматично протягивает торчевидный засранец. звучит как бинарная номенклатура биологического вида — дай бог, чтобы вымирающего. ничего не боится, а зря (ой, бельфегор, что это там упирается в твою ширинку, если нож спрятан в кармане ветровки?). контраст того, как звучали чужие реплики, полные яда и говна, внутри собственной головы на стадии интернет-общения, и реальных интонаций собеседника, похожих на сухие кукурузные хлопья без молока или сока, возвращает бела к реальности уже в номере мотеля. плохо освещенном, но хотя бы тёплом. вместе с шипением открывающейся колы и пузырьками газа, сбегающими наперегонки из оков пластиковой бутылки, фланелевая рубашка покидает пределы изученного пространства и оголяет выцветшее от загара за время зимовки тело. — так ты поверишь мне на слово или всё-таки выберешь постфактумную еблю с совершеннолетним трупом?

///

— слушай, принц, — f_run выдыхает колючий дым из лёгких и смотрит своими стеклянными глазами в упор, точно зверь, готовый в любую секунду — стоит только проявить толику слабины — наброситься на избранную жертву. его язык заплетается пуще прежнего. — твоя. жизнь. ничего. не. стоит. и косится на столбик сигаретного пепла, держащийся на соплях, и шмыгает носом, и прячет свободную ладонь между сведённых вместе бёдер, пытаясь оторвать внимание от главного: невзирая на вялость и заторможенность, он сейчас само хладнокровие и сама расчётливость. и даже гротескная оболочка, поражённая тяжестью жизни в гетто, является частью плана по масштабному наебалову, о котором бельфегору, конечно же — он ведь гений — известно. они жили в странное время и в странном месте, где социализм, резко собравший сливки с постиндустриального общества, постепенно начал выталкивать с рынка прожжённый капитализм (бадум тссс) и где всем было плевать друг на друга настолько, что какой-то учёный хер решил доказать обратное, вживив всем людям чип мнимой значимости. всё просто: ты больше не товар в информационном блядушнике, как полвека века назад, ты — личность. и ко всему, что о тебе известно, получить доступ можешь лишь ты сам и люди, которые значат для тебя бесконечно много. — ага. точно. пусть нетрезвые издевательства и оказываются энергозатратными, но бел — по-прежнему не тупой, не доверчивый и не способный проникнуться первым встречным, готовым отсосать за бесплатную выпивку и душевные разговоры. это не правило, даже не исключение из правил — просто так повелось давным-давно, а как корабль назовёшь, так он и поплывёт. по крайней мере, в теории всё должно быть именно так. трансгуманная ошибка прошлого, закреплённая законодательно, должна была привести к резкому росту нравственности и к осознанию важности человеческих взаимоотношений. и в первое время план действительно работал. спрос на персональные данные, не имеющий поставщиков, должен был резко упасть. но в расчётах присутствовала фатальная ошибка: сказанные слова тебе уже не принадлежат и никогда не будут. всё, что люди считают «своим», — не больше, чем бисер, брошенный правительством несчастным свиньям. жжение от алкоголя в животе делает бельфегора злым и нетерпеливым, и хочется то ли закончить начатое, то ли просто лечь спать, чтобы проснуться со звенящей, но посвежевшей головой и осознанием, что очередная встреча с очередным незнакомцем с запрещённых сайтов не смогла удивить его абсолютно ничем. несчастный окурок пьяным и смазанным движением переходит из одних рук в другие, как огонь из божественных ладоней прометея в человеческие ладони, и угасает, утопая в консервной банке, наполненной жёлтой водой и покончившими с собой собратьями-фильтрам. и тогда на чёрном рынке труда появились они — люди, прародителями деятельности которых являлись хакеры. те, кто хладнокровно втирался в доверие к своим жертвам, мастерски вводя в заблуждение. те, кто становился объектом обожания и самым главным человеком на земле. те, кто, получив доступ к физическому и цифровому «сердцу» намеченной цели, без раздумий перепродавал полученную о личности информацию и в то же мгновение уходил из чужой жизни по-английски. и лишь через пару мгновений до бела наконец доходит ебаная абсурдность вообще всего: он ведь принц. развязное от веществ и алкоголя «prin$e», как в его никнейме, звучало из уст наркомана больше похожим на английское «price»* (сколько там стоит его жизнь?) или французское «prise»*, связанное то ли с принятием решений, то ли с захватом заложников, что тоже весьма символично. блондин спрашивает: — за кого ты меня принимаешь, лягушатина? как будто ты просто так несёшь эту хуйню весь вечер. на всякий случай предупреждаю: не трать время зря. меня не проведёшь, — а лицо морщится от отвращения и замирает вместе с паузой. — минет и литр крови, говоришь? нирвана крутые — даже круче закона об информационной неприкасаемости, — но разве пластинка может так? под рукой, опускающейся на пах, скрывается нечто большее, чем может в себя вместить любая метафора и любой эвфемизм в частности. в тот момент они оба знают это. трансгуманная ошибка прошлого, закреплённая законодательно, должна была привести к резкому росту нравственности и к осознанию важности человеческих взаимоотношений, но всё закончилось моральным очерствением и базальным чувством недоверия ко всякому живому существу. бельфегору снятся дурацкие сны с гигантскими секвойями, спиленными почти под корень, и счётом возрастных колец, коих было намного больше тысячи, на кровоточащих пнях. снятся моря и океаны, снятся целые флотилии, ушедшие ко дну. снятся пресноводные лягушки, облепляющие затонувшие корабли-надгробия и разъедаемые высоким содержанием соли. а когда он просыпается — рядом уже не оказывается никого, кроме привычной скуки и пустоты остывающего спального места напротив. только вот «сердце» бела по-прежнему остаётся нетронутым, и это может значить лишь одно: он действительно нихуя не стоит.