Воспитание Тигров в домашних условиях (часть 1)

Когда-то давно Тсунаёши уже ощущал подобное чувство: он видел всю многолетнюю историю Вонголы, решение, принятое каждым из её боссов, и ощущал, как чужие грехи пригибают его к земле, а сотни рук безвинно погибших тянутся, желая мести. – Вот мы и встретились снова, Дечимо Вонгола. Тсунаёши поднял глаза на человека, с которого всё началось. На своего великого предка, которого до сих пор с ужасом и благоговением вспоминала вся мафия и с тоской по утерянному могуществу – Вонгола. – Примо, – кивнул он в приветствии. Они смотрели друг другу в глаза, как зеркальное отражение на оригинал. Кто из них более реален здесь, в этом месте, сказать было сложно. – Ты помнишь свою клятву, Савада Тсунаёши? – Безусловно. – Тогда чего же ты ждешь, Дечимо? Тсуна слабо улыбнулся. Как и всегда. Джотто вдохновлял его стать сильнее, но заставлял принимать сложные решения. – Я, Савада Тсунаёши, истинный Дечимо Вонгола и наследник Семьи, принимаю на себя Грех Вонголы и клянусь, что приведу её к процветанию… или уничтожу. Да будет так. – Мы принимаем твоё решение, Дечимо. За спиной Примо виднелись тени других боссов, их голоса звучали эхом. Второй босс кровожадно ухмыльнулся, Третий кивнул, Четвёртый презрительно закатил глаза, но согласился со всеобщим решением. Пятый, Шестой, Седьмой и Восьмая, пока, наконец,… Тсуна встретился взглядом с Девятым. В кольце он был моложе, чем сейчас – ведь Тимотео больше не надевал кольцо босса с тех пор, как передал его Тсуне. Старик смотрел на Саваду, как на не оправдавшего ожиданий внука, но кивнул, подтверждая и своё согласие. Тсуна моргнул, возвращаясь сознанием в реальность, и с нарочитым любопытством посмотрел на Достоевского, до которого постепенно стало доходить: – Сейчас должно было что-то случиться, Фёдор-сан? – «Преступление и наказание»… На тебе грехи всей Семьи, ты… – Так вот чего ты ждал? – Тсуна благостно улыбнулся. И в этот момент одновременно случились две вещи: Фёдор атаковал, ножом метя в сердце, а Тсуна призвал Натса, чтобы защитить спину, и сам подался вперёд, лишь в последний миг уведя чужую руку в сторону. Нож вспорол кожу, но задел только бок. Рана неприятная, но неопасная. Савада же схватил врага за горло. Позади закричали люди, атакуемые Пламенным львом. – Тебе стоило лучше проверять информацию, Фёдор. Обычный эспер, пусть даже с сильной способностью, не может судить того, кто принял на себя заботу о Равновесии. Приятный бонус для своих, так сказать. Не совершая классической ошибки злодеев, Тсунаёши не просто развлекал врага разговорами. С помощью особой техники Примо – Прорыва точки нуля – он призвал вечный нетающий лёд, который нельзя было разбить без помощи того, кто его создал. Интуиция стянула грудь колючей проволокой, крича об опасности, но Тсуна даже не повернулся. Во-первых, он всё равно не успевал отреагировать на отчаянный крик Гоголя и его атаку, во-вторых, важнейшим делом считал успеть нейтрализовать Достоевского. А в-третьих… – Быть убитым со спины так никчёмно, ученик. Слишком никчёмно даже для тебя. Тсуна против воли повёл лопатками и зашипел от боли в раненном боку. Отойдя от глыбы льда, он покосился на труп Николая Гоголя и только затем поднял глаза на Реборна. – Я знал, что ты не бросишь меня на произвол судьбы, если не будет свидетелей твоей слабости. – Что в очередной раз подтверждает, насколько ты бесполезен. Босс не должен полагаться на чужую защиту. Он сам должен быть щитом для своей Семьи. – Я не босс Вонголы. – В самом деле? – Реборн указал на руку Тсунаёши. На среднем пальце, том самом, на который он надел кольцо, переданное Шаманом через И-Пин, как ни в чём не бывало, сидело, будто влитое, кольцо босса Вонголы. Савада раздражённо зашипел: – Я избавлюсь от него, как только доберусь до брата. – И оставишь Семью без наследника? – Это решаемый вопрос, – отрезал Тсуна. Киллер хмыкнул, глядя на ученика. Было поразительным, насколько упорно Савада старался сбежать от своей судьбы, которая уже второй раз настигла его в Японии, несмотря на разрушенные связи. Вернувшийся Натс виновато прижал уши, когда заметил убитого врага. Тсуна вздохнул, зарываясь пальцами в огненную гриву: – Всё в порядке. Ты сделал большую работу. Здесь у нас нет больше врагов, верно? Львёнок запрыгнул на плечо хозяина и заурчал, щедро делясь своим Пламенем. – Нужно возвращаться. Реборн, не подбросишь? – Ты становишься всё нахальнее с каждой нашей встречей. Савада ухмыльнулся, прямо встречая испытующий взгляд чёрных глаз: – Знаешь, кое-кто говорил мне, что этим я ужасно похож на своего учителя.

***

Когда Чуя падает на землю, Дазай на миг настороженно замирает, а затем заставляет себя выпрямиться – кто-то идёт к ним, будет не очень удобно встречать врагов безоружными. Но… – Я и не сомневался, что вы справитесь, – выходит на свет Тсуна, окидывая Осаму и Чую внимательным, острым взглядом. – Рад в этом убедиться. Дазай тоже оценивает вид брата. От молодого мужчины веет силой, сдержанным чувством собственного достоинства и уверенностью, что любой его приказ будет выполнен. Осаму знал, что его брат из тех людей, которые упрямо отказываются от власти и к которым власть льнёт сама, словно капризная любовница, добивающаяся внимания. Но этот дорогой классический костюм, практически никогда не вынимаемый из шкафа, этот плащ, лежащий на плечах королевской мантией, за складками которого Тсунаёши скрывает руки – всё говорит об одном: Тсуна тоже сражался. Сражался с тем, кого считал опасным врагом, кто любит театральные жесты, кто… очень умён и обращает внимание на любую мелочь, раз Тсуну до сих пор не отпускает. – Ты встретился с Достоевским, – Осаму хмурится. – Но почему сейчас? Почему ты? Это не по плану. Дазай ведь не мог настолько ошибиться в намерениях врага, верно? Или Достоевский в этот раз сумел предугадать его шаги, сумел опередить? Тсунаёши хмыкает: – Это не игра Достоевского. Фёдор собирался усилить Гильдию союзом с одним моим старым знакомым. Тот отказался участвовать, но намекнул ему, что, встретившись со мной, Достоевский может получить желаемое быстрее. Пришлось принять любезное приглашение. – Вонгола? – напряжённо спрашивает Осаму. – Нет. Он… не связан с моей бывшей Семьёй. На самом деле, – Тсуна медлит, но всё же произносит вслух то, что, очевидно, не очень радует его самого, – думаю, мог бы назвать его своим приятелем, если бы он не был таким скользким типом и если бы я не убил его однажды за попытку захватить мир. Дазай кивает: – У каждого должен быть безумный друг, пытающийся захватить или уничтожить мир. Что с Достоевским? – Мне не понравилась его одержимость тобой, – спокойно сообщает Тсунаёши. – Тсу-на, – угрожающе цедит Осаму, не настроенный на шутки в такой момент. – Ты же знаешь, меня учили, что Семья – это то, что я должен защищать даже ценой своей жизни, – продолжает Савада, непринуждённо игнорируя угрозу. Встречается взглядом с братом, и мягко улыбается: – Ну, что может случиться с грудой нетающего льда, поглощающего любые направленные на него способности и Пламя? Потом передам Вендиче, это они у нас отвечают за маньяков, пытающихся захватить мир или переписать реальность. Или хочешь оставить у нас в гостиной? – Вот уж нет! – открещивается от безумной идеи Дазай. Смотрит на Тсуну испытующе: – Ты не стал его убивать окончательно. – Мало ли, что он оставил на случай своей смерти? Разморозить его смогу только я, эта техника была доработана мной после истории с Занзасом. Так что в таком виде он безопасен и доступен для допроса. Осаму кивает: это звучит разумно. Неужели… – Ха-х, – он практически падает на землю рядом с бессознательным Чуей. …с призраками прошлого покончено?.. Тсунаёши оглядывает раскуроченную местность: – А вы, я смотрю, тоже неплохо развлеклись. – Точно, – с наигранным самодовольством тянет Дазай. – Должен признаться, что в очередной раз спас этого коротышку от саморазрушения, а Йокогаму – от воплощения Арахабаки. – Мгм, – отзывается Тсунаёши, и Дазаю совершенно точно не нравится взгляд брата, обращённый на Чую. Несколько минут они молчат. Осаму наблюдает за Тсуной, а Тсуна – за бессознательным Чуей. Дазай говорит себе, что не хочет знать, о чём там размышляет младший брат, но тот, наконец, встряхивает головой, переводит взгляд на Осаму и спрашивает: – Мы идём домой? Дазай принимает протянутую руку, отряхивается и демонстративно смотрит только на Саваду: – Идём? Предсказуемо, тут же следует провокационный вопрос: – А напарника своего забрать не хочешь? – Мы не напарники, это раз, – начинает загибать пальцы Осаму под ироничным взглядом Тсуны, – я не интересуюсь мужчинами, это два, – к ироничному взгляду добавляется приподнятая бровь, – и его всё равно подберёт какой-нибудь из отрядов мафии в ближайшие минут сорок, это три. Теперь Тсуна смотрит с немым укором. Вот же!.. О чём Дазай думал, когда связывался с ребёнком, остающимся слишком принципиальным, даже почти став боссом мафии? Просто живое воплощение совести, видимо, при рождении она вся досталась Тсунаёши, за них двоих. – О, ну, ради бога! – возмутился Осаму. – Назови мне хоть одну причину, по которой я должен это делать! – Он всё-таки твой напарник, даже если и бывший, – Савада перехватывает кулак брата и с хитрой улыбкой начинает осторожно разгибать пальцы. – Потом, он наверняка попросил тебя присмотреть за ним, разве нет? – Ты слишком хорошо слушал мои рассказы о прошлом, – бормочет Дазай. Взгляд Тсуны словно говорит: «А разве могло быть иначе?» Савада продолжает: – К тому же, Чуя нравится мне. – С этого и нужно было начинать! Только почему эта подставка для шляп нравится тебе, а ухаживание и комплименты будут за мой счёт? «Потому что он тебе тоже нравится», – повисает неозвученное. Тсуна не отводит взгляд. – Я не потащу его к мафии, даже если сейчас у нас перемирие, – наконец, говорит Дазай, чувствуя себя капризным ребёнком, которого уговаривают на хотя бы ложку каши. Тсуна всем видом выражает удивление, мол, как же ты мог так плохо обо мне подумать, и кивает: – Разумеется, нет. Но это формальное согласие буквально заставляет Дазая трястись в притворном ужасе: – Ну, нет. Нет, нет и нет! Я не разрешаю тебе тащить всякую гадость к нам домой! Да ты издеваешься! Тсу-уна! Это я, как твой старший брат, имею право издеваться над тобой. А ты должен смиренно принимать это и страдать. – А ты знаешь, где его дом, и готов возиться с доставкой, чтобы не встречаться с мафией? – Вот поэтому я и говорю, что проще оставить его здесь. – Я найду нам машину и поведу, – предлагает Савада. Сделка звучит интересно. Добираться на своих двоих по разрушенному городу, особенно с Чуей на прицепе как-то не очень хочется. – Если ты так настаиваешь… И если тебе мало тигра… Но только при условии, что мы всё-таки расширим список возможных самоубийств в доме. Тсунаёши улыбается: – Я знал, что в глубине души ты очень добр. – Очень глубоко, – ворчит Дазай, поднимая бессознательное тело с земли. – Очень, очень глубоко! Эгоизм гораздо ближе к поверхности, слышишь, Тсуна? Ты не отделаешься от меня общими фразами в этот раз. Осталось совсем чуть-чуть до рассвета. Боевики мафии зачищают последних нападающих Гильдии, Агентство активно участвует в наведении порядка в городе, а Куникида мысленно составляет отчёт. Тсунаёши улыбается, когда в зеркале заднего вида замечает, как смотрит в окно Дазай, делая вид, будто это не на его коленях лежит головой бессознательный напарник. Савада думает, что будет к брату снисходительным и промолчит. До завтра. Потому что завтра им троим предстоит крайне интересный разговор. И Тсуна его предвкушает.