Кошки-мышки

      Крюк чувствовал себя забавно — его веселила их традиция калечить друг друга при каждой встрече. Сначала он ударил ее по голове в темнице Злой Королевы, когда понял, что умная и смелая женщина на деле всего лишь глупая и наивная девочка; затем она уронила на него книжную полку. Что же будет сейчас? Кто пострадает на этот раз? Если они следуют порядку, то в этот раз больно будет именно ей, однако, Киллиан не сильно верил в порядок, поэтому не был бы удивлен, если кроме ног у него сегодня будет звенеть еще и в голове например. Конечно ему совсем не хочется, чтобы его кто-то бил (даже такая привлекательная девушка, как Белль), но в крайнем случае он примет это, продолжая играть в эту странную игру. Их кошки-мышки с пассией Крокодила сейчас нравились Крюку гораздо больше кошек-мышек с самим Крокодилом. Конечно месть была приоритетом, но здесь доставлял удовольствие сам процесс: сначала должна была случиться встреча, который один из них не ожидал, затем короткий разговор, а дальше… запускался сам процесс. Может быть немного беготни, немного страха, немного злости — знатное количество адреналина выбрасывалось во имя того, чтобы капитан Крюк мог поразвлечься с принцессой (даже если она не была принцессой, вела себя и держалась исключительно как принцесса) Белль, так забавно дрожащей от его близости. Наверное, ее пугает, что она ничего не может сделать — он ведь забрал маленькую игрушку, которой она вряд ли смогла бы даже воспользоваться. Неужели Румпельштицхен выдал ей этот пистолет, рассчитывая, что он защитит его Белль? Хотя почему же «его»? Такая девушка ни за что не согласилась бы принадлежать кому-то. Конечно вряд ли Крокодила интересовало ее мнение в этом вопросе, однако, Киллиан Джонс не такой — Киллиан Джонс уважает девушек, с которыми ему так нравится играть. — Отдай шаль, Крюк, — ровным голосом произносит Белль, старательно избегая его лица, которое капитан почти шутливо приблизил к ее собственному, изредка опаляя ее щеки горячим дыханием. Отдать? Ну уж нет, душа моя, так не пойдет. Сколько раз он должен повторить это?       Вместо ответа Киллиан усмехается и делает еще один шаг к девушке, практически касаясь ее своим телом. Он дразнит ее, а она не может ничего сделать, потому что ей в живот упирается тот самый пистолет, который должен был защищать ее от подобных ситуаций. Белль стоит и не шевелится, вытянувшись как по струнке, словно стараяется быть хоть немного выше — с таким ростом ей ни за что не стать убедительной. Интересно, Крокодил специально взял ее себе, потому что она такая низенькая? Кто-то вроде него легко мог бы так поступить. Киллиана сейчас почему-то совсем не радует мысль о том, что такое чудовище смогло заполучить себе Белль. Он определенно не заслуживал такой самоотверженной смелой и в общем-то умной девушки. По мнению капитана Румпельштильцхен вообще ничего кроме мучительной смерти не заслуживал, однако то что лапа этого монстра никогда не должна была коснуться подобного сокровища — мысль абсолютно не затуманненая ненавистью и жаждой мести. Умная, но такая наивная принцесса… Откровенно издеваясь, Крюк приближает лицо к самому ее уху и довольным, по-пиратски обольстительным голосом произносит: — На что ты готова пойти ради этой шали?       Белль молчит, и Киллиан почти уверен, что она хмурится, не понимая его абсолютно ненастоящих намеков — слишком невинна, чтобы осознавать подобные предложения. И Крюк готов удавить себя и изо всех сил рассмеяться собственному отражению, потому что ему кажется, что он находит эту часть ее характера невероятно привлекательной. Может быть, чуть менее привлекательной, чем, например, ее любовь смотреть собеседнику в глаза, заставляя прочувствовать ее слова, однако все же невероятно привлекательной. А еще у нее красивые и мягкие волосы, по которым хочется провести рукой, чтобы почувствовать их мягкость воочию. И у капитана нет ни единой причины сдерживаться, так что он спокойно и уверенно исполняет задуманное, еле касаясь каштановых прядей. Ему не хочется гладить ее по волосам — ему хочется просто почувствовать их шелковистость кончиками собственных пальцев. Белль ожидаемо вздрагивает и старается незаметно отстраниться от руки пирата, но это лишь позволяет ей щекой дотронуться до его щетины. Про себя Крюк довольно усмехается и растягивает губы в соблазнительной улыбке, которую девушка не сможет увидеть, но Киллиан почти уверен в том, что она ощутит ее. Именно поэтому он со смесью веселья и любопытства прижимается к ней своей колючей щекой, ожидая ее реакции. И она действительно такая забавная, какой он ее и представлял: Белль снова вздрагивает и судорожно выдыхает, совсем не думая о том, что капитан стоит к ней достаточно близко, чтобы услышать это, а затем ее губы слегка поднимаются в какой-то горькой усмешке. — Просто верни шаль, она не твоя, — Буквально на секунду Белль замолкает, словно раздумывая, чем можно дополнить свои требования, — И чем ты будешь лучше того образа Румпельштильцхина, который создал в своей голове, если заберешь дорогую вещь у скучающего по сыну отца? — ее голос не дрожит, как и она сама — Крюк чувствует это всем телом, которое сейчас находится так близко к ее собственному, что нужно меньше полушага, чтобы вжать эту привлекательную девушку в себя. Белль не боится — она никогда его не боялась. Может быть только самую капельку ее пугает дуло пистолета, упирающееся в ее живот, но самого капитана Крюка эта девушка не боится совсем. И будь Киллиан проклят, но как же ее смелость его заводит. Даже больше всего остального, что он успел углядеть в ней, даже больше того забавного факта, что если она будет его, то Крокодил сойдет с ума от горя. Смысл ее слов доходит гораздо позже, но они заставляют Крюка на секунду похолодеть. Чем он лучше? Может тем, что не вырывал сердце своей собственной жене? Может тем, что он не жалкий хромой трус, прячущийся за темной магией? — Это нас объединяет, душа моя, — почти касаясь губами нежной щеки Белль, бархатистым шепотом произносит Киллиан и довольно проводит по ней носом, вбирая в себя ее аромат. От нее пахнет книгами и омерзительным одеколоном Крокодила, — мы оба придумали себе удобный образ. Ты для любви, а я для мести, — конечно же он считает, что образ придумала исключительно она. Крюк знает Крокодила слишком давно, чтобы не понимать, какой он на самом деле, так что момент, когда и умная Белль поймет это, — лишь вопрос времени. Ей будет грустно и обидно от собственной глупости, но жизнь болезненная и несправедливая штука — Киллиан постоянно в этом убеждается.       Ощущая, что он совсем не хочет отходить, Крюк в последний раз шумно вдыхает носом ее запах, мазнув губами по облюбованной щеке и наконец делает небольшой шаг назад. Белль поджимает губы и хмурится — не верит ему и негодует из-за его вульгарных по ее мнению действий. Наверное, она права и это действительно было вульгарно. Но ему за это ничего не будет — эта девушка все еще в зависимом положении. И это совсем не мешает ей быть такой абсолютно недосягаемой и привлекательной. Пускай дуло пистолета все еще на ее животе, она продолжает так бесстрашно смотреть ему прямо в глаза, что Крюк чувствует острую необходимость заполучить ее, чтобы ясные голубые глаза стали мутным небом перед штормом, чтобы покрылись темной дымкой от желания. Он хочет, чтобы она своим звонким голосом простонала его имя так же надрывно, как сейчас говорила, что он обязан вернуть шаль своему врагу. Он хочет, чтобы она закусывала свои губы в попытках быть хоть немного тише. И не бывать ему Киллианом Джонсом, если он этого не добьется. — В его сердце живет добро, — улыбаясь ему с какой-то жалостью, уверенно произносит Белль и качает головой, — а твое прогнило насквозь.       Первое, что чувствует Крюк после этого — звенящую боль в левом виске, а после на секунду в глазах все темнеет. Боль оглушает на несколько коротких мгновений, и когда взгляд снова проясняется, он уже лежит в трюме, где совсем недавно был привязан Сверчок. Тяжесть во всем теле не мешает Киллиану тут же подскочить, и он, коснувшись рукой пострадавшей головы, довольно скалится: этот раунд был за ней, а их кошки-мышки продолжаются. И будь он проклят, если в следующий раз не одержит победу. Вот только… нужно будет немного изменить правила игры, потому что оставлять на ее теле синяки ему хотелось совсем не подручными предметами.