Часть 1
28 апреля 2020 г. в 00:34
Пылинки медленно кружатся в лучах света, которые пропускают неплотно закрытые занавески больничной палаты. Помещение наполнено умеренным писком и жужжащим стоном стоящих приборов. Несмотря на присутствие раздражающих звуков, окружающий воздух под завязку набит нежностью и щемящим спокойствием.
— Прости, что не зашёл на прошлой неделе. Было много дел, — лёгкая улыбка отразилась на его лице. — Сам знаешь, эта охота. Нет и свободной минутки.
Несколько мгновений, и уже кажется, что все на своих местах, как и должно быть. Если бы не эта чертова койка с чёртовым человеком на ней. Чертов Дин. Да пусть он будет проклят и весь этот несправедливый мир вместе с ним. К черту все это.
Человек в плаще удручающе садится на стул около прикроватной тумбы. Рука автоматически тянется к неподвижной ладони, мирно покоящейся на светлых простынях. Касание такое привычное, но от того не перестает быть чем-то волшебным и нужным сейчас.
— Будь я все ещё ангелом, — ладонь чуть сжимается на чужой, пытаясь запомнить каждую частичку тепла, исходящую от нее, — ты бы сейчас не лежал здесь. Только не так.
Тишина такая резкая, что о нее можно легко порезаться. Дрожь пробегает по всему телу, когда в голову возвращаются ужасные воспоминания. Кастиэлю от того становится хуже, но он не обращает внимания на такие мелочи. Противный писк будто нарочно мешает все мысли в одну непонятную кашу.
— Прости.
Вновь оглушающее молчание. В голове крутится одно «прости», и сердце начинает сильнее разгонять кровь по организму.
— Пожалуйста, мне так жаль. Прости, прости, — голос срывается на отчаянный шепот, — что ты сейчас… За то, что все обернулось так.
Предательская слеза скатывается вниз по скуле, за ней ещё одна. Дрожь в пальцах усиливается. Глаза наполнены солёной водой, а в горле засел неприятный густой комок горечи.
Волосы находятся в лёгком беспорядке, лицо настолько умиротворённое, что просто невозможно. Веснушки потускнели, а губы изогнуты в пустой печальной дуге, изображающей непонятно что.
— Ты все ещё такой же бесконечно прекрасный. Как ты это делаешь? — улыбка, полная горя, мокрые щеки, смоляные волосы в безумном хаосе. — Я виноват. Виноват, что заметил тебя слишком поздно, что в тот момент не успел всего на секунду, я.. Я-я виноват, так сильно виноват, что, думаю, никогда не прощу себя.
Лёгкий ветер играл с лепестками цветов в вазе на той самой прикроватной тумбе; они придавали обстановке хоть какую-то видимость жизни, в отличие от присутствующих мужчин.
— Ты всегда говорил, что нужно жить дальше, не возвращаться к прошлому, но я не могу. Я застрял ещё тогда, когда ты выскользнул из моей ладони, когда падал прямо вниз. На тот холодный асфальт, — влажные синие глаза терялись в этом множестве складок на простыне, пытаясь отыскать, за что зацепиться, но абсолютно каждый раз возвращались к закрытым векам напротив. — Если бы я не уговорил тебя пойти со мной на то дело, если бы не я, все было бы хорошо. Хорошо. Забавно, у нас никогда не бывает ничего «хорошо».
Тихий смешок почти громом разразился по палате. Здесь было неуютно: слишком светлые стены, слишком бирюзовые занавески, слишком белый пол. Все слишком. Но с этим можно было смириться ради одного человека, что лежал недвижимым камнем.
— Я много думал о тебе. О нас. Я понял, что ты был прав. Всегда прав, а я оставался идиотом в этих глупых и безмолвных спорах между нами. Если ты хочешь, думаешь, что тебе бы этого хотелось, то я не буду противиться. Никогда бы не стал. Ради тебя.
Пальцы в последний раз погладили родную ладонь, тут же пустились в незамысловатый танец с русыми волосами. Бывший ангел поднялся со стула и наклонился к бывшему охотнику. Губы легко коснулись лба, задерживаясь на нем несколько мгновений.
Одна счастливая улыбка, после которой Кастиэль уходит из больничной палаты, уходит навсегда, не оборачиваясь в последний раз.
***
Стрелки часов показывали половину пятого. Руки затекли, хотя ни на секунду не желали расставаться с чужими, такими нежными и мягкими. Прибор тошнотворно пищал, не желая замолкнуть ни на одну малейшую секунду.
Слезы подступили к горлу и уже безучастно текли по скулам вниз. Приглушенный вскрик раздался где-то в глубине сердца, оставляя старшего Винчестера вздохнуть побольше воздуха в легкие.
— Время смерти четыре часа тридцать две минуты после полудня. Мои соболезнования, — девушка в халате печально перевела взор с наручных часов на человека в кресле у больничной койки, затем, отключив прибор от питания, тихо удалилась из палаты.
Раздались поспешные тоскливые всхлипы. Высокий человек подошёл к сидящему и положил широкую ладонь на плечо того, пытаясь поддержать.
— Кас.. — русый ежик волос опустился вниз. Плечи нещадно дрожали, и даже твердое похлопывание по ним не помогло. — Это моя вина, Сэмми. Я виноват.
Сэм поднял тяжелый взгляд на Кастиэля, так и не сумев ничего ответить брату.
***
Все следующие мгновения Дин помнит слишком отчётливо, чем хотелось бы. Вот он держит его за холодные руки, а вот уже целует его лоб, его веки, его щеку, а губы последними. Кастиэль всегда учил его относиться спокойнее к прощаниям, хоть и безмолвным. Но он чувствует, что ломается с каждым мгновением, глядя на самого важного человека в своей жизни.
