Как назло… Последний день в году...*
Эльман стоял посреди дороги. Мимо него, стараясь не снести, торопились по домам знатоки, периодически бросая в его сторону какие-то слова сочувствия. Они проиграли Финал года. Ощущения были новые и довольно неприятные. Хотелось вернуть всё назад, ответить иначе, послушать вопрос внимательнее, активнее обсудить что-то, но время уже было упущено. После эфира не хотелось ни с кем разговаривать, поэтому он быстро-быстро зашагал куда-то к деревьям, на ходу пытаясь найти сигареты и зажигалку. Только сейчас, когда команда уже, кажется, разъехалась, не попрощавшись с ним, Талыбов вспомнил о красноречивом взгляде, которым его наградила Лиза, когда он сбегал из зала. Тогда было не до того, но сейчас что-то вспомнилось. Ещё и эта напасть... Когда же это началось? Кажется, недели три назад, когда они сидели в ресторане, который им посоветовала Юля, и обсуждали, что можно было бы подтянуть в командной работе. Обсуждалось вяло, часто тема переводилась на текущую жизнь или работу, в этом случае беседа шла оживлённее, но мало походила на встречу знатоков перед ответственной игрой. Эльман не мог не отметить, что взгляд рыжеволосой женщины-знатока был каким-то потухшим. Вроде бы ещё ничего плохого не случилось, но она уже была как-то невесела. Талыбов честно пытался её растормошить, но получалось плохо. Окончательно абсолютного минуса градус её настроения достиг после короткого разговора по мобильному телефону. Кажется, это был Юра. О Юре они узнали несколько недель назад. Юра с Юлей встречались, и это почему-то задевало Эльмана. Как будто он чувствовал в мужчине, которого ни разу не видел, что-то опасное для своей подруги, но та выглядела счастливой, так что он запихнул свои предчувствия поглубже и попытался изобразить радость от появления в жизни Лазаревой большой и светлой любви. Да, тогда всё и началось. Эльман был уверен, что предчувствия его обманывают редко, но, так как был рационален, считал, что предчувствия это всего лишь логические выводы из фактов, которые не выходит на текущий момент осознать и проанализировать полностью, отчего они становятся похожими на внезапные озарения. Угрюмый взгляд женщины, направленный в бокал, демонстрировал явно, что из обсуждения она выпала, так что ловить в этот день определённо было больше нечего. Решили расходиться. Казалось, что вся команда, кроме него, Эльмана, отлично понимает, в чём дело. Возможно это было действительно так, потому что он опоздал на встречу почти на час, за который она могла теоретически чем-то с ними поделиться. Знатока терзали сомнения: с одной стороны она была его другом, и он не имел права игнорировать её состояние, с другой - из чувства такта спрашивать напрямую не хотелось. Простое решение было найдено за секунду: знаток чуть замешкался в гардеробе, надевая пальто, и на пару секунд взял Лизу за руку, прошептав ей в самое ухо о том, что нужно поговорить. Овдеенко, благо, девушкой была умной, и виду не подала, только коротко кивнула. Приватный разговор, запланированный Эльманом, уместился в пару минут, в течение которых мужчина как из пулемёта обстреливал Лизу вопросами в духе, не расстались ли Юля с Юрой, не обидел ли он её, не изменил ли, не ударил ли. Женщина лишь отрицательно качала головой, грустно смотря Талыбову в глаза. В конце концов знаток не выдержал: - Так что же с ней такое творится-то тогда?! Она выглядит так, будто он её в рабстве держит, не кормит и поколачивает периодически. Лиза как-то грустно улыбнулась и снова покачала головой. Эльман взвился: - Ты не в состоянии говорить что ли? Она так то и твоя подруга тоже. Я что один за неё переживаю, не понимаю? В ответ женщина помолчала пару секунд, давая ему выдохнуть гнев в холодный воздух, и наконец сказала: - Эльман, к сожалению, Юле нужно самой тут разобраться. Мы все за неё переживаем, но помочь ничем не можем. Это нарочитое спокойствие очень раздражало. Сквозь зубы мужчина пробормотал: - Ты ещё скажи, что она сама не понимает, что с ней. Лиза осторожно подняла на него глаза и протянула неуверенно: - Возможно... Тут, знаешь ли, сложно сказать наверняка - не игра, в которой ответы написаны на карточках у ведущего. Глядя на такую реакцию, Эльман чуть-чуть подрастерял боевой настрой. - И ты считаешь, что мы ничем не можем помочь? Лиза очень внимательно осмотрела свои пальцы, будто пыталась найти там лишние. - Давай так. Считай это суперблицем. Играешь в одиночку. Если найдёшь верный ответ, то есть поймёшь, что с ней такое, то сам себе и ответишь на этот вопрос. Я, честное слово, боюсь ошибиться, подсказывая тебе. - Лиз, что за глупости? Какой ещё суперблиц?! - Я установлю срок для окончания игры. Давай это будет конец дня финала года. Если ты до этого времени сам дойдёшь до ответа, то либо что-то предпримешь самостоятельно, либо посоветуемся и решим, как быть. Разговор был глупым, но Овдеенко была человеком азартным и жила немного по другим правилам. От оглашения условий у неё даже глаза загорелись. Эльману стало несколько обидно за Юлю, ставшую элементом какой-то игры. - А если не дойду? До ответа, я имею в виду. - Будем считать, что счёт станет 5:5, и я расскажу тебе свою версию, но делать мы уже ничего не будем - оставим разбираться её самостоятельно. Эльман был уверен, что правила существуют только для того, чтобы их нарушать. Он точно не оставит подругу в беде и, если выражаться языком Лизы, доведёт знатоков до победы, то есть поможет Юле в любом случае. - Согласен.***
Лиза ничем не напоминала ему об этом разговоре, но знаток чувствовал напряжение, повисшее между ними. Юля по-прежнему была какая-то потерянная. Эльман по-прежнему не знал, что происходит. Несколько раз он порывался спросить напрямую, но что-то его останавливало. В голове будто появлялся образ строгой Лизы, неодобрительно качавшей головой. Как разобраться без Юли, Талыбов не представлял, так как последний год они делали практически всё вместе. Он знал почти обо всём, что происходит в её жизни. Она возила его по городу, когда он приезжал в Москву, потому что покупать тут машину было неразумно, а ей было не особенно сложно и даже немного весело. Она шутила, что ей нужно купить костюм для шофёра и надевать его перед прибытием Эльмана в столицу. Он всегда привозил ей какие-то милые сувениры из поездок или из дома, которые она любовно выставляла на полки у себя дома, периодически фотографировала и отправляла ему снимки с благодарностями. Она показала ему свои самые любимые места в Москве, рассказала, куда стоит съездить в мире в первую очередь. Иногда, когда он очень уставал на работе, он приходил в пустую квартиру, не включая свет и не раздеваясь ложился на диван и звонил Юле. Если она была свободна, то просто рассказывала ему что-то интересное. Иногда это что-то было о работе, иногда о жизни, иногда об увлечениях. Эльман просто прикрывал глаза и слушал весёлый голос в телефонной трубке, доносящийся из далёкой Москвы. Когда она рассказала им всем про Юру, он не знал, как реагировать. Талыбов думал, что знает о её жизни всё, но оказалось, что своего возлюбленного она от него почему-то утаила. Возможно именно это и повлияло на то, что в глубине души Эльман принял этого неизвестного Юру в штыки. Теперь нельзя было просто так позвонить Юле и попросить поговорить о чём-то. То есть, конечно же, никто ему ничего не запрещал, но больше как-то не выходило. Работа не стала менее выматывающей, но теперь после тяжёлого дня он приходил домой, зажигал свет во всей квартире и включал все доступные источники звука: телевизор, компьютер, даже радиоприёмник где-то откопал. Ему иногда казалось, что скоро все соседи напишут на него жалобу за нарушение их спокойного отдыха. Взгляд всё равно периодически падал на сиротливо лежащий рядом телефон, но Эльман боялся. Боялся, наверное, помешать их счастливому вечернему времяпрепровождению. Нельзя сказать, что он не подружился с другими ребятами из команды. Это не было бы правдой, но всё же с Юлей они были гораздо ближе. Это было похоже на какую-то братско-сестринскую привязанность. Он даже однажды сказал ей подобную глупость. Женщина как-то кривовато улыбнулась и не ответила. Знаток благоразумно эту тему больше не поднимал. Примерно тогда Эльман и решил, что они могли бы перейти на новый уровень отношений. Это случилось, когда он в очередной раз услышал, как ребята из команды называют её Юлькой. Ему этот вариант казался более тёплым и солнечным, чем Юля. Это имя невероятно подходило её радостной улыбке в пол-лица и смеющимся хитрым глазам. Когда-то он предлагал ей звать его так же, как зовёт его Балаш, но она тогда мягко улыбнулась, сказала, что ей приятно называть его полным именем, и предложила оставить всё как есть. Теперь в его странно выстроенной, но логичной для него самого схеме, Талыбов не имел права называть её Юлькой, хотя, конечно, она ему этого не запрещала. Их отношения в принципе были выстроены на основе запретов в голове Эльмана, о которых Лазарева даже не догадывалась. Знаток это понимал, но не пытался никак изменить, потому что это требовало переосмысления их отношений, а копаться в таких вещах всегда было опасно. Эльман почувствовал это на себе, когда решил понять, что не так в их семейной жизни с Гюнель. Именно этим решением он с размаха вколотил последний гвоздь в крышку гроба их брака. Жена на эмоциях высказала ему, что он никогда, в общем-то, её не любил, что, конечно же, не было правдой. Любил. Очень сильно, ярко и искренне. Они оба в итоге успокоились, помирились и разошлись друзьями, но нежелание анализировать любые отношения намертво отпечаталось в душе Талыбова.***
За неделю до Финала года Талыбов всё же не выдержал и попытался узнать у Юли, что с ней всё-таки происходит. Вернее не совсем так. Они сидели в её машине, на которой она всегда забрасывала его на съёмную квартиру, в которой он жил в периоды своего появления в Москве. Иногда Эльман шутил, говоря, что купить квартиру в Москве было бы выгодным вложением денег, а ещё лучше не только её, но и личный самолёт. Ребята всегда смеялись и предлагали им скинуться напополам с Балашем. Разговор ни о чём снова не клеился, приходилось выдавливать из себя реплики, потому что включать радио или сидеть в тишине было выше сил знатока. Юлины пальцы чуть сжали руль, она повернулась к Эльману, улыбнулась и тихо проговорила: - Приехали. Давай, отдыхай. Через неделю играем, тогда обязательно встретимся. Талыбов уже было потянулся поцеловать её в щёку на прощание, как вдруг понял, что лучше момента не представится. Юля улыбалась весьма искренне, что в последнее время было редкостью, так что стоило рискнуть. Эльман подался немного назад, чуть задумался, нахмурив брови, аккуратно положил руку на её кресло и спросил прямо в лоб: - Юль, я тебе друг? Лазарева немного удивилась такому, казалось бы, простому вопросу. Эльман напряжённо ждал ответа, не понимая, почему она медлит. Женщина медленно перевела взгляд на его ладонь, расположившуюся прямо рядом с её плечом, так же медленно вернулась им к его лицу и очень серьёзно спросила: - А что случилось? Вот тут Талыбов действительно испугался. Неужели из-за этого Юры она больше не считает его, Эльмана, своим другом, которому можно рассказать всё то, что накопилось на душе? Голос немного дрогнул, но знаток надеялся, что женщина этого не заметила. - Юль, мне важно знать. Я тебе друг? Ты мне доверяешь? После этого вопроса Лазарева, казалось, чуть-чуть расслабилась и ответила быстро и абсолютно серьёзно: - Я доверяю тебе как никому другому. Эльман чуть улыбнулся, не позволяя радости от того, что она не перестала считать его другом, захлестнуть разум и помешать раскалывать загадку. - Тогда объясни мне, что, чёрт возьми, с тобой происходит в последнее время? Юля молчала, уставившись на тёмную улицу сквозь лобовое стекло. Эльман подождал немного и добавил чуть тише: - Если я тебе друг, то объясни. Лазарева, кажется, пересчитывала светящиеся окна в окрестных домах. Наконец женщина повернулась к нему и чуть улыбнулась: - Знаешь, иногда действительное очень хочется выдать за желаемое, а когда не выходит, то приходит разочарование, с которым очень сложно бороться, особенно если желаемое недоступно или не существует. Каким-то внутренним чувством Эльман понимал, что больше она ничего внятного ему не скажет. Юля редко говорила загадками, но, если уж начала, значит это и так больше того, что она изначально собиралась сказать. Он как-то размазано поцеловал её в щёку, вышел из салона, дождался отъезда машины, на прощание мигнувшей ему фарами, и закурил. Чувство, которое он испытывал, очень походило на то, когда после сложного вопроса и бурного обсуждения ведущий в своей речи даёт наводку на правильный ответ, но подсказывает настолько туманно, что это ничем не помогает. Так и здесь: ты понимаешь, что подсказка была тебе дана, но что с ней делать и куда её приложить абсолютно неизвестно. Талыбов в сердцах отшвырнул сигарету на асфальт и придавил её ботинком. Потом всё же подобрал и аккуратно донёс до мусорки. В этом был весь он - горячность и расчёт на то, что последствия этой самой горячности разгребать придётся самостоятельно. Надо было подумать. Надо было представить, что он играет суперблиц при счёте 5:5. Количество светящихся окон уменьшалось с каждой минутой. Эльман мимоходом подумал, сколько их насчитала Юля, если действительно считала? На знатока падали крупные капли недавно начавшегося дождя, которые мешали размышлять. Времени оставалось всё меньше.***
И вот Эльман стоит на дорожке в Нескучном. Финал проигран, суперблиц, придуманный ему Лизой, кажется, тоже проигран. Талыбов даже не знал, что из этого именно порождает такое отчаяние, что хочется вернуться домой, не раздеваясь и не включая свет лечь на диван и позвонить Юле, которая поговорит с ним, пока он, прикрыв глаза, будет выбрасывать эту горечь из себя. Звонить Юле было как-то неправильно. Чтобы отвлечься проще всего было начать анализировать какую-нибудь проблему с разных сторон. В голове явно представлялся листок, на который знаток стал мысленно записывать узнанные факты. - Начала встречаться с мужчиной - Ходила потерянная - Они не расставались - Он её ничем не обидел - Лиза уверена, что она должна сама разобраться Юлин ответ ему никак не хотел формулироваться в краткую заметку, поэтому он стал всячески перетасовывать уже записанную информацию, пытаясь извлечь из неё максимум. Оказалось, что он медленно шёл вперёд пока думал, так как с размаху налетел на человека. Словно проснувшись он медленно оглядел Балаша и, видимо, ещё не выйдя из транса выпалил: - Лиза с Юлей уехали уже? Наверное он выглядел как-то неправильно, потому что Балаш внимательно смотрел на него, не отвечая. Наконец, видимо приняв для себя какое-то решение, мужчина озвучил: - Уехали. Обе в расстроенных чувствах. Лиза то по поводу финала, а Юлька... Касумов не договорил и как-то раздосадованно махнул рукой. - А Юлька что? Эльман чувствовал, что вот прямо в эту минуту всё станет понятно, будто ведущий уже отчаялся услышать правильную версию за столом и сейчас назовёт её сам. - Да я слышал, что она прямо по телефону с Юрой рассталась. Подробностей не знаю. Эту информацию нужно было осознать. - Как рассталась? - Как, как? Словами по телефону. Я, конечно, сделал вид, что ничего не слышал, но она себе перед праздником второй уже подарок сделала. Первый, так сказать, в соавторстве с нами, а второй уже самостоятельно. На десерт, видимо. Балаш был раздражён - переживал за Юлю, но не мог ничего предпринять - вот и злился. Эльман пробормотал что-то невнятное и, забрав вещи, пошёл в сторону метро. В принципе всё было достаточно понятно. Юля, начав встречаться с Юрой, думала, что влюбилась в него, но потом флёр прошёл, и она, переживая за него и за себя, приняла такое решение. Загадки нет. Команда знатоков уложилась в отведённое время. Теперь он понимал, почему Лиза и остальные не хотели влезать, почему она предложила ему самому себе ответить на свой же вопрос. Конечно же он не будет читать ей морали, учить её жизни или разбирать её поступки с точки зрения здравого смысла. Возможно он чуть позже попробует помочь ей развеяться, тогда всё станет как раньше. Не этого ли он добивался? На часах было что-то около двенадцати, но смотреть конкретно не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Разве что снова в голову лезли мысли про диван и разговор по телефону, но он относительно успешно их выгонял. Наверное стоило написать Лизе о том, что вопрос знатоками взят, а счёт становится 6:4 в пользу команды, но не было ни сил ни настроения для этого. В метро народу было мало, но Талыбов встал возле автоматических дверей и отстранённо смотрел, как они впускают и выпускают редких пассажиров.Сколько раз в году двери открываются и я уже не жду – Это повторяется опять. Вечное дежа вю… Я не знаю, как еще сказать...*
Двери закрылись, обозначая очередную станцию метро, которую Эльман задумчиво проводил взглядом через стекло. Было некоторое ощущение незавершённости, которое чётко давало ему понять, что он что-то не учёл в своих размышлениях. Иногда так случается на финальном вопросе при счёте 5:5. Тебе дают отвечать и, пока ведущий милостиво даёт тебе ещё несколько секунд подумать прежде чем ответить, ты понимаешь, что версия, которую ты собрался озвучивать, несостоятельна. У тебя есть несколько секунд на то, чтобы придумать новую. С таким положением дел Талыбов сталкивался часто и как знаток Бакинского клуба, и как Московского. Что же он мог упустить? Часы показывали двадцать минут до окончания срока. Лиза чётко отмерила ему время до финала, хотя сам знаток, конечно, понимал, что это ничего, в общем то, не значит, но чувствовал, что часы тикают раза в два медленнее, чем стучит его сердце. Знатоки всегда славились умением находить выход из безвыходных ситуаций, а главное - чётко формулировать свои мысли. Сейчас Эльману казалось, что знаток из него никудышный. На горечь поражения наложилось отчаяние, причину которого он не мог внятно объяснить даже себе. Юля не уезжает на ПМЖ на Северный Полюс прямо с завтрашнего утра, не обрубает все контакты с ним, потому что он чего-то не смог понять. Знатокам свойственно ошибаться. Иногда ошибка может стоить проигранного раунда, иногда - игры, иногда - жизни команды в клубе. Сейчас Эльману почему-то книжно казалось, что цена ошибки - его жизнь. Версия, предложенная им ранее, выглядела логически верной, но знаток кожей чувствовал, что в ней чего-то не хватает. Лиза Овдеенко человек логичный. Она не могла не рассказать ему такую простую вещь. Возможно, конечно, она боялась, что он слишком горячен, не сдержится и всё испортит, но тут было что-то ещё. Что-то настолько простое, что не обращаешь на это внимания. Почему Лиза предложила ему самому найти ответ на свой вопрос? Эльману казалось, что Диме, Мише или Балашу она подобного не предлагала. Почему-то ему казалось, что он один играл в эту игру, а остальные, возможно минус Юля, всё давно знали. Что они такое знали, чего не знал он? Он изначально отталкивался от идеи, что она им что-то сама рассказала. Если не принимать это за точку отсчёта, то что получится? Если просто все вокруг знают что-то, что ему недоступно? Или видят?Как тебя зовут?*
Она почему-то не захотела использовать сокращение его имени, и его это задело.Как тебя зовут?*
Он почему-то никак не мог назвать её Юлькой, хотя ему очень хотелось. Откуда вышел этот внутренний запрет? Будто было в этом что-то личное. Как тот вопрос про Анну Каренину с их старой игры, в которой он ещё не принимал участия. Ему нравилось вести её за руку когда она не знала, куда они идут. Нравилось чуть-чуть самодовольно шептать правильные ответы во время обсуждения чужой команды за столом прямо на ухо. Нравилось, как она улыбается. Нравилось, что она всё время поправляет волосы, когда нервничает. Нравились её веснушки. Её тонкие пальцы, которые она чуть ли не ломала от волнения. Нравилось, как она смотрит на него. Она однажды сказала, что ей нравится его улыбка, и теперь он старался улыбаться по поводу и без повода. Нравилось звонить ей по вечерам и слушать её весёлый голос в трубке, который планомерно вытеснял усталость и раздражение из его головы. Это не было внезапным озарением, которыми так славилась Лиза. Он всё знал давно. Кажется, он всегда это знал. Теперь всё, что он слышал, видел и помнил, заняло своё законное место в общей картине. Из открытых окон вагона доносился свист ветра. Эльман как-то отстранённо достал из кармана телефон и, посмотрев на время, открыл чат с Овдеенко. Сначала он хотел написать, что выиграл. Теперь он уже точно выиграл, но почему-то всё ещё чувствовал, что что-то упускает. Уже не в ответе на вопрос, а скорее в действиях после получения ответа. Если бы он был сейчас за столом, то красиво сформулировал бы версию, полученную на последних секундах, чем вызвал бы восхищение всего зала, заработал бы победный балл команде и расслабленно откинулся бы на спинку кресла. Сейчас требовалось что-то другое, и Лиза явно ждала именно этого, когда предложила ему сыграть. Но чего же?Последний первый день, последний первый раз...*
"Я беру решающий раунд"
Он сам ещё не понял, что написал, как сообщение улетело и практически тут же было прочитано. Руки тряслись крупной дрожью, Эльман не знал, что делать, и это пугало гораздо больше, чем проигрыш за столом. Сбросив несколько вызовов, которые поступали ему один за одним от Лизы, он понял, что нужно срочно что-то предпринять. Времени практически не оставалось. Зачем был придуман срок? Может ли после его истечения что-то кардинально измениться? Логическое мышление подсказывало, что не может, но паника плевать хотела на логику и нарастала по графику экспоненты. Знаток переключился на соседний чат. Последнее сообщение было сегодняшним. В нём он интересовался, во сколько Юля приедет на игру. Она ему, кстати, так и не ответила. Весь запал от вида этого сообщения не то что бы улетучился, а скорее замёрз. Эльман напоминал сам себе ледяную статую, которую вдруг заставили говорить тост. Не то что бы он не умел выражать свои мысли. Игра обязывала научиться. Но что он может ей сказать, чтобы она поняла вот всё это: веснушки, правильные ответы, тонкие пальцы, робкая улыбка. "Я тебя люблю"? Это даже на десятую не отражает того, что он хочет ей сказать. Должно быть слово или фраза, которые смогли бы передать точнее. "Ты нужна мне"? Эльман чуть не зарычал от бессилия. Лиза снова попыталась дозвониться до него. Теперь уже по основному номеру. Он снова скинул, понимая, что вечно это продолжаться не может, и надо будет ответить, но это натолкнуло его на очевидную мысль. За оконным стеклом очередная станция, на которой, возможно, ловит сеть."Можно я тебе позвоню?"
Двери закрылись с глухим стуком, во-первых, напоминая Эльману то, что свою станцию он проехал, во-вторых, совпадая с коротким "да", прилетевшим к нему в ответ. До конца дня оставалось пять минут. На следующей станции знаток вылетел из вагона и, достигнув эскалатора, побежал вверх, перепрыгивая через ступеньки. На кнопку вызова он нажал, когда движущаяся лестница ещё не кончилась, и не был уверен, что звонок пройдёт, но в трубке раздался перепуганный голос Юли: - Привет. Что случилось? Звук её голоса вызвал у Талыбова какую-то необъяснимую пьянящую радость, он попытался рассмеяться, но настолько сбил дыхание, когда бежал, что получилось только хрипло закашляться. Он судорожно хватал ртом воздух, но кашель всё не хотел останавливаться, а, когда удавалось перевести дух, снова хотелось смеяться, и всё повторялось. Женщина по ту сторону телефонной трубки, кажется, пребывала в панике. - Эльман, ты как?! Что с тобой? Мне приехать куда-то? Талыбов, переборов счастливый смех, смог наконец хрипло выдавить: - Всё хорошо, Юль. Я просто бежал. - От кого? - К тебе. Кажется, эта фраза выбила весь воздух не только из самого Эльмана, но и из Юли тоже, потому что в трубке стояло гробовое молчание. Талыбов, наконец, смог оглядеться, пытаясь не думать о боли под рёбрами. Он стоял прямо под фонарём, в свете которого было видно крупные снежинки, которые щедро падали на куртку, волосы и, конечно, асфальт, который был абсолютно белый под этим ковром. Все его чувства, наконец, уместились в одно единственное слово, которым, казалось, можно описать что угодно.Как тебя зовут?*
"Юлька"
- Юлька! - Да? - Юлька! - Я тебя слушаю, Эльман. Знаток снова рассмеялся, но теперь смех всё же больше походил на то, на что и должен был походить, а не на кашель. Из динамика донёсся какой-то шум. Эльман вовсе не был уверен, что женщина сейчас не поставила звонок на громкую связь, попутно не выискивая психиатрические клиники, работающие ночью и в праздники. Телефон непрерывно вибрировал. Наверное Лиза хотела ему что-то сказать, но было поздно отступать, да и не нужно в общем-то. - Я очень хотел тебе позвонить, Юльк. - Хорошо. Лазарева ответила очень медленно, нарочито растягивая гласные, будто раздумывала, что бы могло значить это неожиданное признание. Эльман поднял голову и снова посмотрел на танцующие снежинки в свете фонаря. Свет побудил прищуриться, но не улыбаться от охватившего его счастья он не мог, так что вышло, будто улыбается он настолько широко, что шире уже невозможно. Тогда в поезде метро он понял свою главную ошибку, которая чуть не стоила ему всего.Неба нету тут, мы годами - годами, Проделали маршрут между переходами шатров. Сколько проспали снов, не сказали столько слов.*
Когда же это началось? Он выбрал неверную точку отсчёта. Всё началось не в момент, когда Лиза с горящими глазами предложила ему сыграть. Даже не тогда, когда в их жизни появился мифический Юра. Всё случилось гораздо-гораздо раньше. Он прикрыл глаза и вспомнил. Юля, забавно улыбаясь, по-мужски протягивала ему руку для знакомства. - Так мы же уже знакомы. - Ну так теперь в одной команде играем. Надо знакомиться заново. После этой фразы, сказанной максимально серьёзным тоном, она счастливо рассмеялась. Рассмеялась настолько заразительно, что невозможно было не подхватить этот смех. Именно тогда у него уже не было другого пути, хотя он этого ещё не понимал. Никакие Юры, никакие стены, выстроенные от страха быть непонятым, никакие проигрыши не могли изменить простую истину: Юлька в этом мире существует только для него, а он только для неё. - Давай встречать Новый год вместе? Снежинки на секунду застыли, а потом вихрем закружились вокруг Талыбова, заглушая ему голос Юльки в трубке, но Эльман знал ответ. Он, кажется, всегда его знал.