Истерика

— Какой, все-таки, красивый мир. — Джуффин мечтательно пинает камешки сероватыми носами своих дорогих угуландских сапог. Мне неловко до дрожи. До холода, до внутренней истерики, до глупой улыбки и растрепанных мыслей. Я обнимаю себя за плечи и чуть ускоряюсь, поспевая за «беспечно» идущим шефом. Бывшим шефом. Бывшей жизнью… Я мотаю головой. Старый сэр Макс из Ехо отчаянно рвется наружу. Я сильнее прижимаю локти к груди.  — Тебе холодно? — равнодушно спрашивает Халли, даже не обернувшись ко мне.  — Нет. Я чувствую то, что хочу чувствовать. Точнее, это, ну… все город. Он же вроде подчиняется моим желаниям. — Я виновато опускаю голову, надеясь, что Джуффин не заметит моего надломленного голоса.  — Да не только Город. Все, что хочешь и все по твоему желанию. «Я хочу в Ехо». Сглотнул. Конечно, нет. Мне можно желать все, кроме этого. Вот, рядом со мной вышагивает хваленое Ехо, лоохи еще переливается как камешки на мостовых…  — Слушай, вроде вот все нормально, ты успел даже покричать на меня. А теперь снова дуешься. Может, хватит? — Все также не смотрит на меня. Только голос стал чуть мягче и одновременно требовательней. Старый трюк. Если уж Чиффе что-то захотелось, он мир перевернет, чтобы этого добиться. Последнее он, кстати, успешно провернул.  — Да все нормально. Мне просто много времени надо, чтобы привыкнуть к любой мелочи. А тут даже не мелочь… — я зябко ежусь. Руки в карманы. Голову втянуть в плечи и скрыться за воротом несуразной большой куртки.  — А врешь ты все так же. Неумело. — Хмыкает Джуффин, наконец заглядывая мне в лицо. Он даже останавливается ради этого. Очень терпеливо ждет, когда я посмотрю на него в ответ. Земля под ногами идет трещинами. Ветер разбивается, только дотронувшись до моей макушки. Развевается все, я слышу эти протяжные вопли холодного урагана, который даже не смеет приблизиться ко мне. А Джуффин?.. Его должно было уже снести этим порывом. Потому что Я так хочу.  — Нет, Макс. Боюсь, мне ты все так же ничего сделать не можешь.  — А вы все все так же читаете мои мысли. — смущенно буркнул я себе под нос.  — А ты все так же истеришь на пустом месте. Может, хватит? — повторяю. Я не осмеливаюсь поднять голову. Так и стою, дебильно вперившись в морщинистую землю и рассматривая ботинки. Мои — избитые, поношенные. И Его — красивые, чистые, мягкие.  — Мне надо вернуться к Трише. — промямлил неуверенно отворачиваясь. — Я обещал ей… мм… помочь. Ну, знаешь, завтра много гостей и много кофе.  — То есть, мне среди этих гостей места нет?  — Нет, то есть, нет, конечно. Грешные магистры, конечно оставайся. Я… буду рад.  — Приятно слышать, сэр Вершитель. Я хочу увидеть небо над Ехо. И поэтому я осторожно поднимаю глаза. Мой взгляд тут же схватывают. Не отпускают. Небо над Ехо сегодня, да и всегда, серое. Почти прозрачное. Теплое. С тонкой пеленой набежавших под вечер темных туч. Знаете, что я чувствую? Как у ребенка отобрали любимую игрушку, но привели за ручку к витрине с новой, ткнули в нее пальцем и сказали — смотри, смотри, смотри, не отворачивайся, дыши на счет шесть, улыбайся. Не плачь. Ты это больше никогда не получишь. Так что сожми ладошки в кулачки и закуси губу. Не плачь. Я не выдерживаю. Отверачиваюсь и быстрым шагом следую обратно к кофейне. Я уверен, что Он за мной не последует. Должна же быть у Него хоть какая-то тактичность. Черт бы побрал Джуффина Халли. ***  — Уже нагулялся? — Франк сидит за столом в гордом одиночестве и мерно прихлебывает горячий кофе. Еще и пялится при этом куда-то в пустоту. Впрочем, почему куда-то. В очень такую опрятную пустоту, примостившуюся за окном на заднем дворике.  — Типо того. — Я успеваю наспех вытереть глаза. Плюхнуться рядом с Франком и очень наигранно громко вздохнуть.  — Бросил гостя одного гулять посреди незнакомого города. — Он укоризненно качает головой. — И ведь тебя даже никто не обижал.  — Я сам себя неплохо обидел. — со злой усмешкой говорю я. — Ему и одному хорошо гуляется, я думаю. Привыкший.  — Ну-ну. — цокает языком и делает последний большой глоток. Чашка тут же испаряется из его рук.  — Не думал, что ты так любишь эти дешевые фокусы.  — Не люблю. Зато ты любишь. Вот тебе и напоминаю. — Франк складывает подбородок на ладони и внимательно оценивает выражение моего лица. Весьма эмоциональное, судя по тому, как дергаются у него губы в непроизвольной улыбке.  — Макс, Вечность не бесконечная. Воспользуйся с умом. — назидательный тон. Слова, раскатившиеся барабанящим гулом по комнате. Вечность не бесконечная. На вечность меня запирали в Тихом Городе. Теплые глаза обрекали на грешную вечность. И я не видел в них вечного сожаления. Я не увидел ни черта нового. Только старые маски — шефа, учителя, доброго дядюшки, который внезапно обернулся отцом. Отцом.  — Я, конечно, далеко не так сентиментален, как твои два истеричных сердца, но мне кажется…  — Иди ко всем Темным Магистрам, Франк. Я отодвигаю стул так резко, что тот грохается на пол. Вечность не бесконечная. Тихий город — это две с половиной вечности в болоте разбавленных мыслей. Как-будто выпил слишком много кофе и в голове переваренная каша без молока.  — Можешь переворачивать свои часы. Больше не надо. — скованно произнес я, не оборачиваясь к Франку. Но я уверен, что тот только пожимает плечами и исполняет мою просьбу. Еще бросив в пустоту короткое — «ох уж Вершитель». Хлопок. Дверь моей комнаты под чердаком заперлась для всех. Кроме невесомого лунного щенка, тихо тявкающего под ногами.  — Знаешь, сэр Макс из Ехо удивительно живучий. — доверительно сообщаю щенку, развалившись на кровати. Скулеж потрепал меня за штанину. Я не особо почувствовал, только холодок, как-будто через мою лодыжку пустили иглу со льдом. — Вот почему вместе с его Тенью мне достались еще и эти дурацкие переживания? Ведь еще недавно все было хорошо. Я так отлично держался, шутил, вышел с Ним погулять, а потом… Скулеж. Я вздыхаю и потираю глаза.  — Конечно, Друппи. Твой хозяин просто истеричный ребенок. Вопросительный тяф. Я бы хотел улыбнуться, но губы сжимаются скобами от сцеплера, и я терплю, пялюсь в потолок с серьезнейшей из всех мин. Называть безымянного нематериального щенка Друппи кажется забавным. Будто и правда ничего не изменилось. Меламори не вернется до рассвета, потому что я так хочу. Эта простая формула не укладывается в моей лохматой башке. Приходится пригладить волосы. Еще с полчаса поговорив сам с собой, я успокоился. Потому что я так хотел. А вот и нет. Подловил? Последнее не получается, какие бы алгоритмы желаний я не вводил. Я просто валяюсь на кровати и мусолю все слова, что я когда-либо сказал. Вечность не бесконечная. Джуффин мой отец. Если я, конечно, вообще существую. Но если меня нет, то моя Судьба самая натуральная шизофреничка — мучить несуществующего Вершителя… Смерть на Королевской Службе — сын знаменитого Кеттарийского охотника. Я представляю, как Кофа рассказывает эту идею шефу, и тот ржет так, что стекла звенят. Только под маской этого растянутого кривляния Он коротко фыркает, в который раз удивляясь проницательности городских сплетников… А что если Он придет? Открыл бы дверь, которую я закрыл на вечные навсегда. Замер бы на пороге, всматриваясь в мою рожу. Что-то тихо сказал бы, но я не обратил внимания. Ближе. На шаг. Пол скрипит, раздирает виски протяжным воем. Или это скулеж Друппи?  — А ты все тот же, сэр Макс. — На край кровати. Я инстинктивно дергаюсь и чуть вжимаюсь в стену. — Истерики устраиваешь, конечно, профессиональные. И главное, все в традициях, совершенно на пустом месте.  — Ничего не могу поделать. От плохих привычек сложно избавиться. — Не смотреть. Только не на него. Глаза щиплет.  — Грешные Магистры, с каких пор я такой чувственный? Куда делся мой здоровый эгоизм?  — Видимо, туда же, куда и здоровый разум. — рассудительно произнес Джуффин. Закидывает ногу на ногу расправляя на коленях сбившееся лоохи. Какой излюбленный жест. — Франк сказал, что ты даже его успел послать. Надо же, какой шустрый. Я промолчал. Шутить настроения не было.  — Давай договоримся, сэр Макс. Здесь и сейчас. — Серьезность. Голос твердеет. Холод иглами протыкает запястья и через кровь морозит все тело. А есть ли у меня вообще кровь?.. — Есть. Не отвлекайся. Послушай внимательно. Ты посмотришь на меня. И скажешь мне в лицо все, что захочешь. Я твою унылую рожу терпеть в кресле моего заместителя не намерен.  — Да нет никакого заместителя! Вдох. Смотрю на него, зло, нет, не так, обиженно, бешено, пробивая все его Безмолвные Барьеры, докапываясь до самых дальних полок в его затылке. И он позволяет. Снисходительно терпеливо улыбается и не двигается. Это злит еще больше.  — НЕТ, нет, нет, еще раз, нет ни заместителя, ни меня, ни Ехо, ни тебя. Ничего. Ничего хорошего. Только горький кофе. Только этот сомнамбульный город. Только Тихий Город.  — Макс…  — Я не договорил! Я ненавижу Вечность. Я хочу в Ехо. Я хочу в грешное Ехо, которого нет, я… Выдох-всхлип. Сорвался. Какой же бред я говорю. Но если меня не существует, значит, я могу творить все, что я захочу?  — Шесть лет? Нет, сэр Халли. Вечность. Грешная Вечность в теле глупого Макса, которого даже нет. Нет. Не было и не будет. Он хочет что-то сказать. Но терпеливо, по-отечески, ждет, когда я выговорюсь. И я смотрю на его морщинистое лицо. Смотрю, как он поджимает бескровную линию губ, когда я говорю, что меня нет. Смотрю, как небо над Ехо мрачнеет. Наполняется темными красками. Накаляется. Смотрю за него, на стену, за стену, на Франка, ухмыляющегося в рыжие усы, как у Махи, за Франка, в пустоту. В небесконечную Вечность.  — А теперь послушай меня, Вершитель-Макс. — ловит мою презрительность на его первых словах и с наслаждением добавляет. — Халли. Ребенок, обожающий истерики. Ты вернешься в Ехо. На этот раз потому, что Я так захотел. А если Я смог придумать того, кто является Истеричным — (кривляется) — воплощением желаний, значит я тоже кое-что могу. Ты мог просто сразу сказать, что хочешь в Ехо. Я бы понял. И эти твои сказки про падающие потолки…  — Это не сказки…  — Это твое нежелание, сэр Макс. — хмурится. — Имей совесть и исправь его. На это у тебя есть целая Вечность. Наверное, любая система может сломаться. Кроме дыхательной сэра Шурфа, разумеется. Наверное все призраки возвращаются в уютные дома, откуда их выгнали, смотрят на сопящих хозяев и очень тоскливо вздыхает. Наверное, когда на тебя смотрит сам Джуффин Халли, да еще своим фирменным непререкаемым взглядом, возвращающим в бывшие дома старых призраков, тебе стоит смириться. Или… Сломаться. Драть через дюжину лисьих хвостов мое дурацкое непостоянство — теперь я не могу отвернуться. Так тупо пялюсь вперед. Старый сэр Макс из Ехо разорвал ребра и выбрался наружу. И от боли этих раздвинутых костей я молча терплю солоноватые дорожки слез на моих щеках. Шмыгаю. Вытираю нос рукавом и очень глупо улыбаюсь. Теперь никаких скоб.  — Джуффин… — Проталкиваю слова по горлу.  — Да уж. — и смешинки напоминают звезды, — Ты все тот же, Макс. Тянется вперед и порывисто обнимает. Гладит по спине. Говорит на ухо что-то неразборчивое, подбирается ближе, чтобы обхватить меня сильнее. Я реву Ему в плечо, с неким наслаждением отмечая, что идеальное лоохи становится испорченным. В тихом городе все плачут молча. Ну, а если я позволяю себе так навзрыд заходиться, получше лунных щенков, то я давно уже не там. Я там, где мне повезет. *** А Франк, устало потянувшись, наконец-то переворачивает часы. Вечность может теперь собрать вещи и уйти. Скажи ей спасибо, сэр Макс. Только без истерики, ладно?