__________
Изменения начинают происходить странным образом, когда в класс из параллели переводят так называемого Пак Джисона за вечные перепалки с каким-то задирой. Чэнлэ обдаёт слегка винным ароматом, стоит тому пройти мимо и проскользнуть в кабинет под липкие глазения девчонок, звеня цепочками на джинсах. Затем он ловит персиковую макушку в поле своего зрения на уроке химии, пока одноклассница пытается отчаянно скатать у него уравнения реакций по органике во время самостоятельной. Чжон усмехается и назло переворачивает листок с готовой работой. — Учитель Мун, я написал! — голос немного хрипит, его, в общем, отвыкло слышать окружение за ближайшие четыре месяца. — Хорошо, передай работу и можешь отдохнуть до звонка, — флегматично отвечает химик, продолжая внимательно наблюдать за всеми учениками. Чего-чего, а списывания он не приветствует. Найти себе занятие оказывается довольно-таки легко, когда опять замечается место на две парты вперёд и на ряд левее. Чэнлэ смотрит на звёзды, нарисованные синей ручкой на чужих руках, и думает, что Джисон странный. Пак отгоняет любопытство одним взглядом, что кажется чистейшей коркой льда, говоря глазами тому отвернуться скорее, чтобы не случилось чего. Чжон даже плечом не ведёт. Интерес всегда был у него в приоритете перед инстинктом самосохранения. Пугающий одноклассник поймёт это слишком поздно. Китаец надевает большие беспроводные наушники, что их ободок прибивает непослушные локоны, и включает Stuck in the Sound. Подбородок тонет меж рукавов тёмно-фиолетового худи, и он принимается старательнее вглядываться в чужие лопатки. Джисон медленно черкает что-то на своём листе, но ёрзать на скрипучем старом стуле не прекращает, буквально чувствуя, как его спину обкалывают иголки. Чжон не моргает, вполне возможно, что и не дышит, лишь стучит перстами по закрытому учебнику в поблёскивающей обложке. В и без того шумном классе раздаётся режущий звук рвущейся бумаги. Чэнлэ спешно строчит на уголке текущей ручкой так, что точечные следы кончика грубо проминают материал. Худые руки скомкают бумажку, а острые края даже успевают пройтись по подушечкам пальцев, оставляя микроцарапинки с еле заметными бусинками крови. Пак хмурит тёмные брови, бегло трёт затылок и подбирает послание, брошенное с галёрки. «Улыбнись, тебе не идёт это каменное лицо;)» — написано неаккуратно хангылью. Парень прикусывает язык до металлического вкуса во рту, чтобы сдержать рык. Кто-то ещё будет ему указывать, как он лучше смотрится! Даже в мыслях для Джисона это звучит весьма и весьма возмутительно. Он с невообразимой скоростью крошит листок на мелкие кусочки в раскрытый разворот тетради и захлопывает её с характерным шлепком. Чэнлэ улавливает то, как возмущённо вздымаются плечи того, что моментально вызывает у него улыбку. Как бы это не пыталось скрываться, реакция есть, и она явно забавляет юношу. На самом деле, чужой оскал ему не сдался, хочется просто ощутить отклик, неважно — положительный или отрицательный. Так появляется маленькая искорка для грандиозного пожара, что разгорается в Чжоне, ведь интерес просыпается и бодро машет ему ручкой. Теперь он уж точно не отстанет. Китаец удовлетворённо улыбается сам себе и водит по ДСПешному столу ногтями с баклажановым лаком, что соседка делает недоумевающее выражение лица и отворачивается. Из кармана худи телефон светит экраном блокировки от уведомлений и цифры времени медленно сменяются друг за другом. До конца урока остаётся пять минут, самостоятельные работы сдаются (ученики тоже). Чэнлэ одним движением руки сгребает вещи в мешковатый рюкзак и укладывает на колени. Пальцы сами ловко подтягивают один из белых гольфов ближе к краю мальчишеских широких шорт и закрывают тканью мазайку из пластырей. Апрельский ветер мягко гладит по голове из окна, хотя пару недель назад остервенело лобзал до самых костей. Чжон жмурится по-кошачьи и почти вспрыгивает со стула, когда звенит приторная мелодия звонка. Теперь его целью становится уже не поскорее сбежать из кабинета, а перекрыть одной личности пути отступления. Он внимательно прослеживает, чтобы учитель вышел на перемену, и стремительно шагает до нужного места. Приземляясь филейной частью на край парты, Чэнлэ закидывает ногу на стоящую по соседству и скалится, как мысленно это называет Пак. — Мой совет ты нужным не сочёл, как я вижу? — чутка вздёрнув подбородок, спрашивает Лэ. Волны негативной энергетики въедаются в кожу яростно, ощущается, что всё вот-вот поплывёт палитрой синяков по ней. — Ну, хоть со зрением у тебя порядок. Побереги свои советы для женских журнальчиков, а от меня соизволь отлипнуть, — фыркает Джисон, поправляя воротник джинсовки резко, встаёт с намерением ретироваться. — Зря ты так, мои рекомендации крайне эксклюзивны. — запястье парня оказывается в наглом плену, после чего Чжон рассматривает те же чернильные звёздочки на предплечье, добавляя, — Красиво рисуешь. Я бы составил из них созвездия на карте. Пак выдёргивает руку из чужого натиска и всё-таки уходит, обогнув ряд парт. Он слышит крик вслед: «Я же не отстану!» и оглаживает жгущее от касаний место. Всё школьники вокруг немо сочувствуют юноше, зная, что тот не врёт.__________
Каждое чёртово утро. Каждое чёртово утро Чэнлэ провожает его глазами до ворот школы, вольно зажимая фильтр ментолки зубами и качаясь на ржавых качелях, пока какой-то парень рядом безэмоционально вещает что-то, часто поправляя яркую голубую причёску. У Джисона начинает пестрить так, что глазные яблоки болят. Любое действие окружающих цедит на нервы, а записки сомнительного характера, не удостоенные прочтения, падают в мусорное ведро. Были бы у них чувства, то они явно были бы озадачены. — Это бесполезно, он же тебя игнорирует. Не думаешь сдаться? — бесцветным голосом интересуется Джемин, кивая на персиковолосого, что почти бегом добирается до заветных дверей здания. — Теперь посмотри на меня и повтори, если не слабо, — озорничает Чжон, пока распаковывает от обёртки чупа-чупс. — И он не игнорирует, можешь не переживать. Он видит нас, всегда видит, просто очень старательно изображает, что это не так. Его аж передёргивает каждый раз — это самое смешное… Девчонки кружат по близости Пака коршунами и щебечут не обращать на этого фрика вообще внимания. Джисон делает вывод, что дамы прошлого столетия были куда более тактичны к кавалерам. Но и он, живущий многие десятки лет, как фаворит европейских дам, вечно молодой и красивый, подрастерял свои навыки этикета и этого не скрывает. Время настаёт другое, перед ним не дорогие германские дворцы, а хайтек дома. В его затёртой джинсовке, может, остаётся дух американских девяностых, излишнее гранджевый и рокенрольный. Застрявший в своём шестнадцатилетии Пак перешагивает, наверное, больше четырёх сотен зим, «сгрызает» пятнадцать тысяч книг и полноценно понимает тщетность своего бытия. Нравы меняются, а попытки людей скрыть свою испорченность уменьшаются в геометрической прогрессии. Джисон до последнего желал оттянуть момент своего обращения, молил, чтобы судьба над ним сжалилась и дала пожить ещё подобно человеку. Эта мисс плюнула ему в лицо. У каждого вампира отмерялся индивидуальный срок до окончательного формирования, когда прорезаются клыки, просыпается первая жажда, а процессы в организме перестраиваются под новый образ жизни. Тогда прежним ничего стать не может, тогда уже поздно. Пак подставляет себе револьвер к виску в 1716, когда ему стукает сто три года. Но фортуна над ним откровенно смеётся, откладываясь в памяти скрежетом дождя по окну в тот гнусный вечер. В 1838 верёвка почему-то рвётся, а у табурета под — ломается ножка. Под водой в ванне преспокойно лежится около трёх часов, за что эта идея нарекается безнадёжной. В прочем, как и все последующие. В 1970-х годах он тусуется с хиппи на брёвнах у костра в Соединённых Штатах под The Beatles и учится ловить какой-то эйфорический кайф от всего происходящего. В девяностых Америку начинает накрывать опиоидный кризис, и Джисон, находясь во Флориде, жалеет, что перебирается ближе к буржуазии, когда и его накрывает личной эпидемией таблеток. Среди вампиров тоже появляются свои препараты, которые ставят юношу перед пропастью за шаг. Но всё мучительно заканчивается. Успешно избавившись от зависимости, он перекантовывается в Японии в Осаке и решает надолго позабыть о Западе. В 2015 году его кроссовки покрываются дорожной пылью Богом брошенной провинции Южной Кореи, откуда брались корни. В чёртовом апреле 2019-го Пак, упырь (таково реально название этой формы жизни) возрастом в четыреста шесть лет, бегает от человеческого мальчишки, как низкий трус, как крыса от буфетчицы в столовой. Чэнлэ напоминает посланника судьбы, которая так любит измываться над ним, выброс фортуны, посчитавшей, что ему недостаточно испытаний на голову. Тот смеётся нагло, и Джисон слышит отголоски скрежета дождя внутри своей черепной коробки. Однако столько бы не был отвергнут Чжон, он не перестаёт быть рядом и смотреть так, будто знает всю биографию одноклассника подноготную. Пак предполагает, что такими темпами недалеко до паранойи, ведь лисьи глаза везде, высокий голос путается с остальными и кажется. Чэнлэ становится вирусом, которого нельзя вывести никаким антибиотиков, который яро подкашивает здоровье по сути своей бессмертного вампира. Словно червь он поглощает нервные клетки одной за одной, выпивая охладевшую кровь медленно и мучительно. Джисон чувствует, что её из него вытягивают литрами. В голове адская смесь боли и пульсирующего напряжения. Опираясь на всё выше сказанное, можно понять почему стоит почуять знакомый парфюм и запах сигарет, как ноги сами поворачивают в противоположную сторону коридора. Плевать на прогулы, выговоры, главное — уйти быстрее и дальше, лишь бы тонкие невидимые лапки не попытались снова сжать горло. Шаги за ним темпа не теряют и даже ускоряются. — Джисон-а, куда ты? Скоро урок, ты же не хочешь его прогулять? Кабинет корейского в другой части школы, — Чжон откровенно издевается сладким голоском, и вампир готов поклясться, что тот сдерживает хихиканье. Пак игнорирует упорно, сжимая кулаки, чтобы не дать несносному по голове. Под трель звонка он опрометью пробегает по лестнице вверх и надеется, что захлопнет тяжёлую дверь прямо перед наглым носом. Священная ручка оказывается близко, и рука остервенело её дёргает, затем стараясь сразу закрыть, как парень проскользает на крышу, но ему не позволяют. — Джисон-а, не думай, что я просто так отстану, — улыбочка у Чэнлэ выходит слегка маниакальной, что того передёргивает. Ту же дверь тянут на себя с дикой силой, что шокированный вампир не успевает среагировать, как чужие ботинки ступают рядом.— Прогуливать одному не так весело, как вдвоём, разве нет? Дальше — хуже, Джисон думает будто его окружает назойливая стая мух, шум-гам, что наводит одно лишь существо. Спустя пятнадцать минут он, наслушавшись рассказав про двенадцать способов сборки стиральной машинки, минимальный запас книг для пятилетнего ребëнка и особенности рисования различной нецензурной символики, понимает, что поможет только притвориться умалишенным. — Еще одно не имеющее интеллектуальной нагрузки предложение, и я, клянусь всеми бесами мира, перелезу забор и сброшусь, нахуй, с этой крыши! — рычит Пак, растирая лицо ладонями. — Ой, та ладно тебе! Чего ты психуешь? Куда ты побежал?! Джисон свои обещания выполняет, поэтому минутой спустя он стоит на другой стороне ограды, давая ветру лобызать одежду и кожу под ней. Будь живым, может, почувствовал бы тогда табун мурашек, но сейчас только усталость собирается в синяки под азиатскими глазами. — Джисон, постой! Суицид — это не выход, вернись обратно! Мать твою! — успевает сказать Чэнлэ, прежде чем тот прыгает. Чжон резко преподает к перегородке, что сам чуть ли не падает, и внимательно смотрит вниз, но ловит ещё больший шок, не найдя на школьном газоне тела знакомого. Внутри мерцает сбой, тревога яростно бьётся, носится из стороны в сторону в черепной коробке в непонимании, дыхание ускоряется в несколько раз, а руки потеют от нервов, начиная слегка мандражировать. Сам парень начинается метаться по крыше, не зная куда себя деть, а потом и вовсе вжимается в стену лбом, дико напряжённый и царапающий поверхность ногтями. В мыслях: «Какого чёрта, какого чёрта, какого чёрта…». Последний вздох из него выбивает тень, накрывшая его. Что-то грубо припечатывает тело. Это что-то не дышит. Чэнлэ начинает подумывать, что умом тронулся, что паника становится реальным монстром, что пришёл поглотить даже физически полностью, пока рядом не раздаётся ядовитый смешок. — Что больше не хочется доставать людей, да, малыш? — абсолютно чёткий голос Джисона бьёт по перепонкам. А затем всё это пропадает, как Чжон поворачивается. Дрожащие коленки заставляют его осесть и обнять себя руками, в жесте страха и отчаяния. Точно умом тронулся.__________
Lana Del Rey - Young and Beautiful
Джисон выдыхает на следующий день, когда, проходя мимо дворика около школы, не находится макушку чёрных волос, а лишь бесцветного мальчишку, что курит обычно с тем. Но загвоздка в том, что Чэнлэ пропадает в общем, его не только нет рядом с ним, его нет от слова «Совсем». Он не посещает занятия, от него нет вестей. И что-то ставшее привычным переворачивается неожиданно и как-то карёбит под слоем тканей. Чжон не появляется и через неделю, учителя говорят пустое: «отсутствует по семейным обстоятельствам». Пак замечает за собой нервозное поведение и старается выбить все мысли и чувства звуками ударных и гитар в колонках дома, но чем больше он выкручивает на динамике, то всё сильнее что-то внутри заглушает музыку, не давая спокойно существовать. А ещё через две недели и три дня (да-да, Джисон считал) Чэнлэ заходит в класс с немного мрачным лицом, лениво всем махает, даже не поднимая взгляда. Воздух где-то слева содрогается, стул скрипит от небрежного приземления, а половина парты удачно занимается чужими вещами. Струнка замученной психики Пака издевательски гнётся до того, что дёргается глаз. Чжон, к великому удивлению, молчит, даже дышит слишком тихо и непривычно спокойно. Джисон готов креститься спустя две минуты, лишь бы понять, что происходит, когда ни слова до сих пор не вырывается с губ соседа. Так проходит весь урок, со звонком Чанлэ срывается со своего места пулей, из класса след его простывает меньше чем за минуту. Вампир не понимает зачем, но тоже подрывается и несётся за ним. Силуэт петляет в коридорах, как думает Пак, тот идёт на крышу, поэтому когда парень вовсе пропадает из вида, направляется туда. Резво преодолевает поток учащихся и буквально летит по лестнице вверх. Догадка верна — чужие ноги в кедах виднеются за углом. Осталось пару шагов до цели, один поворот. Лисьи глаза расширяются, но их обладатель смиренно молчит, продолжая попивать из однотонной упаковки и затягиваться горько-ментоловым дымом серо-коричневого цвета, когда рядом с ним садятся на грязный пол, не жалея светлых штанов. Сигарета медленно тлеет, пепел рассеивается по ветру, всё под сёрпущий звук. Как только бычок падает на холодный камень, Чжон собирается встать и уйти обратно в класс, однако руку цепляют холодные пальцы и держат крепко-крепко. Попытки вырваться не дают результата. — Я от тебя отстал, что тебе ещё нужно, упырь? — устало говорит Чэнлэ, переводя взгляд с красноватыми радужками на Джисона. — Ты.. — Гибрид я, что с того? — вопросительно поднимает одну бровь парень. — Увидел редкость, так иди пиши в Discovery, — очередной сарказм с его стороны. Пак не верит. За своё существование он видел от силы пятерых гибридов. Это огромная редкость. Обращение гибридов застревает где-то на середине развития, замедляя значительно взросление, но не останавливает его. Клыки выделяются незначительно, а жажда утоляется порцией недожаренного мяса. По паспорту Чэнлэ шестнадцать, по правде — сто шестьдесят. Он, в отличие от Джисона, бывал только в нескольких точках Китая и Южной Кореи. Семье Чжон приходилось постоянно переезжать и менять документы, чтобы никто не начал замечать странности. Так было до того, как внешность юноши стало непримечательной для возраста и беспокоиться уже не стоило. Отец его является урождённым вампиром, мать — обращена после рождения мальчика. — Твоё отношение ко мне поменял тот случай с прыжком? Я извиняюсь за это и предлагаю дружбу, — серьёзно говорит Пак. Ощущение, что младший давит в себе смешок. — С чего бы это? До этого ты считал меня надоедливой мухой. Изменил мнение, потому что я наполовину принадлежу твоему роду? — Как видишь, я пошёл за тобой, ещё не зная о твоей гибридности. Не имеет значения кто ты. Я по человеческим меркам соскучился, твой лепот хоть как-то разбавлял скучную жизнь, — Джисон улыбнулся. Первый раз за всё время их знакомства. — Ага-ага, ври больше, — гудит Чэнлэ, но садится обратно, доставая вторую сигарету и подставляя вытянутую ногу палящему майскому солнцу.__________
Время идëт, интерес окружащих к появившейся дружбе уходит очень медленно. Паку с Чжоном по боку, хотя периодически чужое любопытство крайне раздражает, поэтому большую часть перемен они проводят на той же школьной крыше. Так проходит месяц, остаëтся три недели до июля, что сулил летние каникулы. Теперь Джисон знает все ближайшие скейтерские площадки и людей, что там тусуются, а ещë что младший мило злится, когда наклейки с его «коня на колëсиках» немного обдираются. Знакомые Чэнлэ дружелюбные, но не более, с вопросами не лезут, в принципе им плевать кто ты и что, пока не мешаешь кататься. Тот же Джемин лишний раз к ним не подходит, точнее подкатывает на своëм BMX -е, лишь иногда просит подкурить и то жестом руки. А затем укатывает к остальным с ещë одной сигаретой за ухом, которую придерживает кепка с козырьком назад. Пак слушает музыку через беспроводной наушник и делит одну пластинку жвачки апельсинового вкуса напополам с Чэнлэ. Pearl Jam играет на средней громкости, пока старший смеëтся над лицом Чжона с липким оранжевым пятном от носа до подбородка. Его слегка бьют в плечо, а потом всë по кругу. Джисон, наконец-то, чувствует себя безмятежно, забывая о своей сущности.__________
Пак сидит на подоконнике заброшенного корпуса школы, когда на его бедро падает пакет с красной жидкостью. Рядом запрыгивает Чэнлэ, попивая из идентичного пакетика через трубочку. Что находится внутри дают понять алые радужки лисьих глаз. — Угощайся, я взял у родителей парочку. Мне это не обязательно, зато вот ты выглядишь неважно, — слегка невнятно вещает Чжон, не прекращая извлекать кровь. Колени Джисона нагло оккупируют ноги в чëрных дырявых джинсах, но тот уже и не против, всасывая угощение. — Спасибо за подгон, — бурчит старший и устраивает ладонь на худом бедре друга. — Оу, ты знаешь слово «подгон», старичок? Пак щурит зло глаза, сжимая конечность на себе до шипения еë обладателя. Стëб оценëн не был. — Чего не наберëшься, от вас, молокососов. Чэнлэ заходится в хохоте, да так, что ударяется затылком больно об раму окна.__________
— Ты зависимый, Лэ, — говорит Джисон, перебирая игральную кость от пальца к пальцу. — Говоришь так, будто нашёл у меня в доме ложку, ремень, зажигалку, шприц и пакетик порошка, — парирует Чэнлэ, сдувая сизым дымом мешающие змейки смольных локонов с ванильного лица. — Опять всё опошляешь. Знаешь же, что я о другом. Ты нуждаешься в вечном поступлении адреналина в кровь, в постоянном движении. Ты живёшь в действиях, тонешь в идеях и занятиях. Ты хочешь быть везде и сразу. Не пытался плыть по течению хоть раз? — Пак задумчиво поднимает одну бровь и поворачивается в сторону юноши. Взгляд Чжона путается паутиной вопросов и отсутствия ответов. Мысли рассыпаются дрожью где-то около жилки на шее и крадутся подло мурашками по позвонкам на спине. Башенку слоистого пепла нагло ворует проныра-ветер с дотлевшей сигареты. — Честно? Я так не умею. Пак ещё не видел, чтобы у Чэнлэ были такие потемневшие, глубокие глаза под обрамлением пушистых ресниц. Это завораживает. Пухлая нижняя губа подрагивает нервно, невольно. Джисон касается её большим пальцем, будто приворожëнный тянется вперёд. Небольшая ладонь впивается ему в затылок, стискивая жёсткие волосы. Поцелуй нежный, совсем детский, такой, что вампиру хочется по-доброму посмеяться от этой невинности. Чжону кажется, что он стал насекомым, попавшимся в ловушку к венериной мухоловке, его расщепляют ядовитым соком и проглатывают целиком. Чэнлэ скользит языком осторожно по правому клыку, пробравшись внутрь, и режется случайно. Радужки Пака вспыхивают красным вкраплением, когда капля крови пропадает в глотке. Так появляется зависимость уже у Джисона, стойкая и не купирующаяся. Зависимость от маленького гиперактивного гибрида.