Вступление
Прежде всего на ум приходил не опыт прожитых лет, а необратимая старость с каждым минующим годом. Одна афера за другой, перевес удачи над недостаточным расчетом и ленью зрелости. Нельзя молодеть, из старика превращаясь в младенца, если ты не психически больной, если ты не сам Господь. Мы можем быть достаточно лаконичны, дабы не терять времени на подбор слов и оборотов. Зачем расписывать человеческую холодность, когда она является самим безразличием? Или пылающую страсть, если она — инстинктивный порыв животного? — Человеческие отношения меня не тревожат, — говорит Шерлок, — до тех пор, пока они не приводят к летальному исходу. Я люблю изощренные убийства, люблю маньяков с творческим зерном. Я почти искусствовед. У меня есть специальные комплекты одежды для любого из выдвигаемых обвинений, для каждой нарушенной нормы права. На месте преступления у Шерлока Холмса нюх, как у собаки, а глаза завязаны, как у Фемиды. Но часто ли она бывает справедливой и честной? Вот и он — не особо.I
Мориарти пришел в его дом с той наглостью, с которой любовники посещают мужей нерадивых жен. Редкий ублюдок и самовлюбленный психопат; Шерлок же, сидящий напротив с чашкой чая, являл собой само честолюбие и адекватность. Мориарти, не без ненависти, этим человеком восхищался, а детектив, не без симпатии, его презирал. Оскар Уайльд кончил бы от всей этой парадоксальной атмосферы. Ну и от безупречного вида этих двоих, к чему мелочиться. Криминальный гений не сводит глаз со своего оппонента. — Я бы тебя точно трахнул. — Да-да, — непринужденно соглашается Холмс, но звонко цокает чашкой по блюдцу, — я это в тебе давно заметил. Мориарти взбешенно бьет кулаком по подносу, опрокидывая посуду на ворсистый ковер. Молочные кляксы расползаются по темной коже его туфель. Чайник же больно падает Шерлоку на ногу, обливая штанину теплой жидкостью. Детектив хватается за колено, но наигранно шипит, не изменяя гордой осанке. — Не смей шутить со мной, — угрожающе произносит Джим. — Если бы не твои желания плоти, ты бы смог меня победить, — Холмс добродушно поднимает брови, снова откинувшись на спинку кресла. — Может быть. — Что же ты прикидываешься девственницей после интрижки с Ирэн Адлер? — выдает свой аргумент преступник. — Я никем не прикидываюсь, просто меня по-разному называют. Джим растягивает губы в тонкую линию и пожимает плечами. Тот, кто сидит напротив него, имеет слишком уверенный вид, и его предусмотрительность раздражает. Шерлок не может знать все наперед; если мог бы, то Джим все равно был бы на шаг впереди. Потому что он рожден для того, чтобы находиться во главе любого первенства. Если он настоящий игрок, то кто тогда Шерлок? Любит он такое или нет? Второй вопрос заключался в том, что детектив производил противоречивое впечатление. Чаще он казался сильной фигурой, но его больной точкой было разочарование. Это могло изменить шлейф его самоуверенности. А если разочаровать его в себе? Когда Шерлок поднимается во весь рост, Мориарти с бешеной скоростью пытается просчитать версии того, как же завалить этого ублюдка. — Я подарю тебе новый сервиз, — улыбается Джим и тоже поднимается с кресла, приближаясь к детективу вплотную. — Какой ты предпочитаешь? — Ты все еще о сервизе? — Да, — шепчет Мориарти и тянется рукой к черным кудрям, наматывая их на пальцы за ухом детектива. — Ты так меня волнуешь. Шерлок нервно улыбается и шутливо отводит взгляд в сторону коробки возле телевизора, где лежит пистолет Джона. Враг сильнее вцепляется в его волосы и уже едва касается губами ушной раковины, шипя по-змеиному: — Я хочу разорвать на тебе одежду. — Мне нет от всех вас покоя, — тихо отвечает Шерлок, опустив глаза, но через миг широко раскрывает их, когда Джим вдавливается в него всем телом и приникает ртом к бледной шее. Холмс протискивает ладонь, кладя ее на грудь врага, вежливо отталкивая. — Сначала новый сервиз. — О, прошу тебя! — заводится Мориарти, отскакивая назад. — Скоро все закончится, но сегодняшний день не станет последним. — Нашел, чем меня испугать. Хочешь успеть показать свой криминальный стержень? — хмыкает детектив, уперев руки в бока. — Я так не развлекаюсь. — А пробовал? — хитро уточняет враг. — Нет, — коротко и честно отвечает Шерлок. И в этот момент чувствует слабый укол разочарования. Нет вещей, о которых бы он не знал, но не все они имели место в его жизни. Прежде всего на ум приходил не опыт прожитых лет, а необратимая старость с каждым минующим годом. И пускай он понимал, что еще достаточно молод, но точный просчет обрывался прямо на завтрашнем дне. Шерлок не мог определить, чем для него закончится завтра. Возможно, это было впервые.II
Но если судить по былому опыту, то нет ничего забавнее, чем то, что происходит впервые. Особенно для такого человека, как Шерлок Холмс. В последнее время он уже и забыть успел это чувство. Даже все новое казалось ему совершенно предсказуемым, от того оно теряло прелесть момента. И просто тошно было жить. С появлением Мориарти его повседневность значительно разнообразилась. Жить стало легче, жить стало веселей. Потому что для такого гения, как мистер Холмс, любая сложная задача лишь упрощала существование, как бы дивно это ни звучало. Но у него все было наоборот, правда, с точки зрения полноценного существования, при котором используется весь интеллектуальный потенциал, этот человек жил очень правильно. В данный момент в шаге от него гримасничал лютый враг. Что мог всезнающий детектив сказать об этом человеке? Между ними явно имелось много общего. Холмс и Мориарти были людьми будущего, они были совершенством. Но это касается не только мозговой активности. Они были совершенны и внешне. На первый взгляд Джим казался симпатичнее, его черты были утонченными, но когда Шерлок находился в поле зрения больше одной минуты, его внешность превосходила какой-то дивной изысканностью. Он становился красивее с каждым движением секундной стрелки. В то время, когда в Джиме проявлялись его антагонистические черты, что для опытных глаз искажали выражение идеального лица, Шерлок расцветал бескорыстной чистотой. От него было много пользы, слишком много, и казалось, за это высшие силы наделили его ангельским блеском, который очаровывал, в то время, когда весь вред от Мориарти отражался отталкивающим окружающих током. Внутренняя энергия этих людей могла осветить ночной Сан-Франциско. Шерлок глубоко задумался и его выражение приобрело печальный вид. Именно такой, какой возникает во время творческого разочарования. Мориарти мгновенно поймал момент и уже снова находился в опасной близости, твердо положив руки на слегка опущенные плечи детектива. Тот не подал виду, его взгляд блуждал сквозь рядом стоявшего мужчину, где-то там, за невидимой пеленой глубины рассудка. — У тебя какие-то травмы, герой? — не выдержал Джим, слегка хлопнув Шерлока по гладкой щеке. — Я взвешиваю, — низким голосом отозвался Холмс и обратил свой взгляд точно в глаза Мориарти. — Так и на месте преступления ты слепнешь, чтобы уровнять чаши весов? — оппонент мягко гладит Шерлока по щеке, очарованный его быстротечной покорностью. Самое время для ментальной атаки. — Шерлок, мне жаль разоблачать твои привычные жизненные устои, но ты не всегда бываешь справедлив. Я очень долго, — мягко выделяет слова Мориарти, — наблюдаю за тобой. И могу сказать, что только неприкрытый повязкой взор способен видеть настоящий цвет крови. Шерлок возмущенно скалится, хватает Джима за воротник рубашки и сталкивается с чужим лбом. — Да что ты можешь знать о моих методах, наперсточник? Какое имеет значение цвет, если я способен определить вещество по запаху, когда нужно отличить краску от крови? — А если я смешаю следы? — ухмыляется Мориарти, освобождаясь из захвата и вцепляясь в шею детектива. — Если я оставлю тебе картину без запаха? Твое человеческое зрение справится с такой загадкой? С той загадкой, которую оставлю тебе я, Шерлок… Детектив озадачивается, он заметно сбит с толку. Их беседа приобрела символический оттенок, оттого он не был уверен, что Мориарти правильно понимает его, а он, в свою очередь, правильно понимает Мориарти. Это наносит удар и сбивает несколько процессов подряд в мозгах Шерлока. Он не сдается. Он немного восхищен. Принимается решение о физическом контакте. Холмсу интересно: если такой ощутимый эффект в нем вызывают слова Джима, а сам детектив гипнозу не подвержен, значит ли это, что тот может показать ему нечто большее? Между ними сильная связь, не стоит забывать об этом. Современная наука еще не способна раскрывать подобные феномены, но Шерлок не сомневается в их существовании. Он думает о том, что испокон веков мужчины находились в интимной близости друг с другом. И, зачастую, это были великие мужчины.III
Победил не интерес к неожиданному повороту, не любопытство перед новыми ощущениями. Шерлок позволил лишить себя одежды, испытывая ненависть к обществу. Его так долго винили в отсутствии морали, что захотелось постигнуть природу ее норм, ударив по ним тем, что было сейчас под рукой. Он крепко сжимал челюсть, пока другой мужчина ласково касался его кожи, словно усмиряя встревоженную лошадь. — Я такой же, как и ты, — убеждал Мориарти, наклоняя голову высокого детектива к своему лицу, — меня не тревожит секс. Но меня волнуют реакции, которые между нами происходят. И Шерлок мысленно согласился, когда диван прогнулся под весом двух обнаженных тел. Все же Джим был не до конца честен, и Шерлок это понимал. Пока криминальный консультант наслаждался своей активной позицией, Холмс не расслаблялся, его тело оставалось скованным и напряженным, как будто только что побывало в ледяном душе. Джим находил Шерлока очаровательным и таким же сильным. Он видел перед собой почти воина, попавшего в плен, но смирение которого оставалось гордым. К тому же чувствовал себя пауком, вспоминая показания Холмса на сегодняшнем судебном заседании. Взбудораженный разум еще не нашел свой отклик в его эрекции, так же, как и в другом теле. В какой-то момент Мориарти подумал, что у этого чокнутого гения так и не встанет, пока не понял, что то же может относиться и к нему. Ведь в чем-то он не соврал, и желания плоти редко волновали его. А еще он не приставал к мужчинам раньше. Да вот Шерлок был не просто мужчиной, а навязчивой идеей и конечным смыслом жизни не менее чокнутого Мориарти. Детектив был перевернут на живот и враг некоторое время прожигал глазами ровную спину. Ему хотелось использовать ее вместо холста, выплескивая свои нетривиальные идеи при помощи кистей с лезвиями на концах. Но сейчас он мог лишь пробовать чужую кожу на вкус, скользя горячим языком вдоль линии позвоночника. В этот момент Шерлок задышал чаще, паникуя от того, насколько все далеко заходит. Он сжался еще больше, когда ощутил движение сухих пальцев между собственных ягодиц. Затем последовала череда легких укусов-щипков со стороны правого бедра, чем скорее приближался рот Мориарти к середине промежности, тем громче становилось его дыхание. Неожиданно зад оказался в безжалостном захвате ладоней и тяжелое тело навалилось на Холмса поверх спины, давлением выбивая воздух из легких. От постороннего веса и ограничения подвижности у него стянуло болью грудную клетку, едва слышно хрустнул плечевой сустав; впервые прозвучал глубокий стон снизу. Шерлок хрипло застонал еще раз, когда его голову дернули за волосы вверх, и, когда он собирался сомкнуть полные губы обратно, в его рот неглубоко толкнулись два пальца. Совсем близко слышалось нарастающее, тяжелое дыхание. Можно было сравнить с алкогольным опьянением этот момент — момент неожиданного раскрепощения и наплыва непривычной похоти. Томно прикрыв глаза, детектив плавно облизал чужие пальцы. Пульс сорвался со своего обычного ритма и гудел в ушах, вторя сердечным ударам, что проникали под его кожу сквозь лопатки, к которым прижималась повлажневшая грудь. Шерлок коротко рыкнул, когда его лицо вдавили в подушку, не отпуская до тех пор, пока один палец не оказался резко протиснутым в его тело. Он сдавленно замычал, пытаясь освободиться, но Мориарти расположился на нем с толком, почти полностью обездвиживая. Шерлок потянулся свободной рукой, крепко ухватившись за запястье напротив своих ягодиц, но рука безвольно соскользнула, когда Джим переместил вес своего тела, причиняя боль коленному сухожилию. Холмс попытался расслабиться, чтобы уменьшить жжение, которое разрасталось между ног. Его кулаки с силой приземлились на подлокотник дивана, вызывая треск грубой ткани. С его спины стекали крупные капли пота и Мориарти растирал их по бокам. Признаться, не столь долго продолжались движения бедер, сталкиваясь с твердыми ягодицами детектива, как попытки добавить второй палец к первому. Шерлок облегченно задышал, когда зад засаднило по-новому от резкого извлечения органа, а на поясницу пролились горячие струи. Его не побеспокоил запах крови, ведь он заранее понимал, что без трещин такой тонкой кожи не обойтись. Настоящее наслаждение он испытывал именно сейчас, когда все прекратилось. Повернув голову в сторону одевающегося Мориарти, Шерлок произнес: — Это было странно. Джим остановился посередине застегиваемой рубашки. — Да, тоже не мое, но… — он не закончил фразу, и сощурившись замер. Шерлок все еще не был побежден. И одержимость им забилась в груди с удвоенной силой.Заключение
Когда за Мориарти закрылась дверь гостиной, Холмс подорвался с дивана. Он испытывал дискомфорт и дрожь в коленях, но все же был взрослым и здоровым мужчиной, который не стал бы просить о стакане воды после подобного происшествия. Наступив босой ногой на смятый платок, которым до этого обтер спину, он бросился к столу, попутно срывая длинный халат со стула, что тут же был наброшен на плечи. Шерлок резко открыл коробку и достал тяжелый пистолет, с которым метнулся к открытому окну и навел его прямо на спину удаляющегося врага. Но, к удивлению детектива, походка Мориарти не выражала его довольства после случившегося. Наоборот, его шаги были медленными и обреченными, словно он опасался какого-то осуждения. И все же Шерлок спустил курок, так как понятие о справедливости имел свое собственное. Но за механическим щелчком не последовало выстрела. Обойма оказалось пустой.***
Звук выстрела разорвал пространство и разлетелся по сторонам, минуя территорию крыши Бартса, и кратким водопадом из отголосков провалился вниз. Шерлок отскочил от упавшего на земь тела, отвернулся от вида растекающейся крови. Он все еще не мог поверить, что Мориарти застрелился прямо на его глазах, тем самым не оставляя выбора на спасение собственной жизни. И в тот момент, когда ноги Холмса лишились опоры и ветер размежевал полы тяжелого пальто, его посетила последняя мысль о том, что… Он не почувствовал запаха крови.Пустые обоймы. Конец